Угнетение

Не люблю/Несчастье

Я не люблю надуманно счастливыхлюдей, тех, кто что-то делает для того,чтобы почувствовать себя хорошо, кто говорит:«я хочу веселиться, хочу радоваться, хочу не думать,а просто жить…» Не люблю тех, кто увеселяется,кто по праздникам празднует, кто пьёт,когда пьют другие, кто смотрит салют, кто ходитна концерты, кто слушает музыку, чтобы поднять себенастроение. Не люблю людей, ставящих выше всегоюмор, позитив, оптимизм.Не люблю легко плывущих по жизни,смиряющихся, улыбающихся тупо. Не люблю тех,кто переживает и суетится из-за поверхностныхвещей, из-за насущных переживаний,а не вселенских. Терпеть не могу тусовки,вечеринки, клубы. Не люблю кайф, рождённыйв толпе, в движении, в забытии. Разделенное счастье —уже не счастье. Не люблю вас, говорящих о жизни,а стремящихся к спокойствию, к бессмысленномуперетеканию, к наслаждению собой и миром.Счастье истинно лишь если оно добыто в борьбе,если, добывая, страдал, оставшись один; счастьепрямо пропорционально испытываемым страданиям.Я хочу, чтобы вы устремились к несчастью, чтобы выгрустили, плакали, скорбели. Чтобы задумалисьо природе гравитации и упали так низко, как толькоматерия позволяет упасть… Хочу, чтобы вы думалио каждом своём шаге, слове, чтобы выпочувствовали себя в страшном долгу у Вселенной,осознали всю степень своей вины и пытались её искупить.Хочу, чтобы Бог не давал вам покоя, не давал вам заснуть,терзая за невидимое сердце. Вы будете кроткими,как листья, вы прижмётеськ земле, возрыдаете и, немного придя в себя,начнёте неистово думать, как это всё проживать…Каждый шаг будет результатом напряженных усилийразума, души, сердца. Вы перестанете волочитьсвоё тело, уговаривая его дать мозгу лишний граммхорошего настроения, прозрения, идей, решимости,вы начнёте летать, как летали птицы, с их бесконечной меланхолией в глаза.Вы, молодые, такие жалкие, тупые, – лучшее,что можно сделать в вашем положении – это грызтьпустоту внутри, работая зубами так,как будто вы выгрызаете себе воду для питья;выблевывать от утомления наполнение для своей души,продолжать. В вас много сил, энергии – приложите ихдля чего-то большего, чем для счастья, превратитеэту энергию в плотоядного червя и запуститееё внутрь себя, сделайте её взрывчаткойи взорвите что-нибудь, убейте в себе гедониста.Май 2018

Усталость – абулия

Я так устал…Просыпаться в двенадцать часов дня, ложиться в час ночи, ночувствовать себя вечно усталым, вечно хотеть спать. Устал,засыпая, чувствовать в ногах отделяющееся от меня существо:«страх», ложащееся рядом, нагое читающее мне пошлые сказки.Ничего не хотеть надоело, не думая ни о чём, понимая, что на вопросыиз разряда «что тебе нравится?» мне нечего ответить, потому чтов глубине души мне абсолютно всё равно. Я готов ужеспать на полу, есть лишь рис, пить лишь воду, не мыться,ходить в туалет под дерево в парке, не читать, не писать,общаться лишь с теми, кто сам заговаривает со мной – потому чтовсё убеждает меня в бессмысленности мечтаний о чём-либо большем.Пространство как будто бы ополчилось кольями униженийна меня со всех сторон, я боюсьсделать лишний шаг, ожидая кары, застающей меняврасплох. Пространство и время ругают меня, когда я делаючто-то не то, а законы их я не понимаю. Лишь когда сплюони расслабляются, улыбаются, оставляют в покое. Я сплюбольшую часть жизни, всю остальную часть что-то делаю,чтобы лучше поспать, мне страшно жить, мне страшнобороться, и сердце в груди своими обозначенными контурамикричит мне о том, что лучше просто лежать, чем куда-тостремиться…Я не человек —я слуга своего тела, его потребности оказываютсяважнее, чем мои собственные. Я ещё ни разу ему не отказал:хочет ходить – иду, хочет есть – ем, хочет спать – сплю;оно наказывает меня, если я не подчиняюсь. Собственным желаниямпостоянно отказываю: еще не покорил ни одной горы,не летал, не издал книгу… Тело – это вирус,совершенно незаметно поразивший всё человечество:каждый индивид заражён, девяносто девять процентов ужебольны. Нужно отказывать ему, нужно боротьсяс его тяготеющим гнётом… Иногда я не могу говорить даже слова,даже в словах оказываюсь порабощён и слаб, страдаюот нерешительности действовать, от недостаточноймотивации. Какая разницакуда свернуть, что сказать, что сделать? За действиямине следует нужных последствий, в жизникуда более слабые причинно-следственные связи, чемв литературе или кино… Очень тяжело сопротивлятьсяиррациональным, нелитературным посылам,тянущим меня не туда… Я очень устал…В этом мире, где всё подчиняется вредным законам,где цели мои недостижимы, я не выживу,потому что здесь мне незачем жить.Май 2018

2. Неумелые метания

«Стих – это связь между физикой и метафизикой»

Не имея должной цельности мыслей,выдаешь бесструктурье за бред(имеющий несомненную пользу в постмодернистском пространстве).Ты ничтожен, жучок,мне становится грустно глядя на твои маленькие слезоточивые глазки,как ты выдаешь свои глупые рыданья за пафос трагедии,а свои ночные походы по впискам к подросткам – за исследование фронта жизни.Жалка твоя ирония, относящаяся к тем кто развивается,к тем кто недостаточно грустен как ты.Свою грусть ты считаешь самой важной – я тоже.Но чья важнее, моя или твоя?Я скажу – моя – и здесь ты мне не сможешь ничего возразить.Ибо здесь, на этом листе, у тебя нет никакой власти, ты – ничто,еще большее, чем в реальной жизни,где нет слов.И зачем я это пишу?Может, лучше и не писать.Июль-Август 2017

Упражнения в словоблудии

Рябины ветка золотая свисает с нежного пируэта движения соков в своем стволе,яблоневые плоды дозревают под нисходящими сверху листьями, лишая ихсока. То же самое со смородиной: желтые листья завяли,красные ягоды блестят, если на них светит солнце.Блистающие способности человека ограничены:даже если солнце засветит, он не будет блестеть.Пробудить солнце в своей душе – стать в этом похожим наколокольчик в поле, который пробудил в себе фиолетовый цвет.Писать в одну строчку на тоненьком – четыре миллиметра —листке бумаги, распростершимся на десятки метро в длину,чтобы потом тебя кто-нибудь съел,чтобы ты сам мог съесть все собою написанноеи ощутить это нутром – если не ощутил ни до,ни во время письма – ощутишь после.Беспросветность сумерек одиночества даруемого славностью Рождества,праздника, любого, который приходит,лишь смутно бросая взгляд на тех, кто по-настоящему страждет,и упиваясь теми, кто не знает мук —ибо Праздник сам когда-то страдал и ему тошно смотреть на себе подобных.Такое состояние: словно море выбросило на берег кита,а тот запутался в ветках плакучей ивы,которые почему-то обладали шипами и вдоль которых цвели розы.Такое состояние, когда хочется говорить все как есть —но ничего нет и приходится выдумывать.Все время приходится выдумывать, и тот, кто выдумывает больше,превосходит того, кто выдумывает меньше.Прогуливаясь по магазину нужно как можно больше набрать в корзину:иначе продавец будет возмущенно смотреть, мол,почему бы не понести все это в руках,и обрадуется если взять пакет и сложить все это туда.В этом мире слишком много поэтов – и слишком мало поэзии,но я ее воскрешу: не качеством слова, не качеством мысли, но чем-то посередине,между «т» и «о» в слове «то» – там, где и хранится поэзия данного слова,я нашел свое прибежище и отсюда и буду ее воскрешать.Я воскрешаю ее прямо сейчас, когда пишу эти строки и когда думаю:реки счастливое теченье рыже-компотного цвета, что движет ее сквозь леса,позволяет говорить о «реке» даже в тех местах, где нет воды – но есть идея,значит идея превыше материи, ношутки про это будут шутить и после того как все прояснилось.Ибо люди тупы – а еда для них – тупой юмор,как еда для гвоздя – тупой молоток, что забивает его все глубже в плоть.Я стою на скале, полной ручьев, я внимаю себе и не знаю слов —мой покой – это тень – нарисованная художником без рук,он рисовал зубами, а смотрю я глазами и не вижу себя,ибо покой – это место где нет меня. Яблонястоит, подпертая в саду палкой и ее колеблет ветер,но ветви не должны упасть, мне сказал дед, потому что мы ее подперли.Через месяц будут яблоки – но они и сейчас есть,просто их нельзя есть. Если я съем, меня изгонят из ада?Прочитать Библию.Июль-Август 2017

Завтра я уезжаю

Завтра я уезжаю,уже началасьмоя последняя ночь здесь.Я сижу и хочу спать.Я не спал всю ночь, думая о совершенной ерунде,не имеющий никакого касательства к моей реальной,чайковской жизни. Я думал об Ане, об Юре, о голоде и о стихах,я сочинял такие строки: «Я утонул в твоей любви,как рыба – в воздухе,вознесшаяся слишком высоко» – я думал,что во мне проснулся поэт, я хотелсвести себя окончательно с ума, чтобы не испытывать боли расставаниябольше никогда и ни с кем и ни с чем.Я думал о главном расставании, которое мне готовит жизнь:о расставании с жизнью, о светлом вертикальном столбике сознаниячто колышется в моем теле – что и является «мной» и кому принадлежатвсе «мои». Я плакал, потому что не хотел умирать.Как ребенок: я снова переживал момент откровения,и становился другим.А сейчас мне страшно.По техническим мелочам: кто будет моим соседом,как я поведу себя среди незнакомых людей,что делать в Санкт-Петербурге – я уже тонув этой суете,как рыба в воздухе…И солнце, которое зашло – и чай, который мне заварили а я не выпил —все это прошло мимо меня, уже стоящего на рельсах,уже катящего свой состав по направлению к городу. Я думаю,что будет,если на подъезде к Питеруя увижу ядерный гриб:вырастающий из маленькой шоколадной коробочки словно коралловый риф в ускоренной съемке,что будет,если наш поезд продолжит двигатьсяпо направлению к моим сгоревшим родителям и друзьям, а ябуду в этом поезде, и его снесети все, что у меня будет – это флэшка со стихами, которую не на чем воспроизвесть.Я был бы рад, если бы в момент, когда Питер разнесет на радиоактивный пепел,я был здесь, и слушал истории деда о том, что пепел от сигаретраньше сыпали в раны и они хорошо заживали.Я уходил в лес, сжигал бревна и думал,неужели любой огонь – разведенный то тут, то там,от газа или от зажигалки, от бензина или от освежителя воздуха —это часть единого Огня? А луна?Она та же там, в Питере,что и здесь, прощающая меня за то что я ее забываю?Не знаю.Июль-Август 2017

Отъезд

Отъезд.Уже?!В последнюю ночь я заметил, что пишу как тупые юные женщины,и большую медведицу прямо над домом соседей напротив,белым, который переделывают в новый фасад, утепляяи где всегда горят зажалюзенные окна на первом этаже,часов до двух-трех. Скоро сяду в вагон,поздороваюсь (или нет) со своими соседями.А вдруг они меня убьют?Я не пишу: вдруг их убью я —я знаю, что нет, ибо сил мне не хватает даже на то,чтобы молча справиться с отъездом или чтобы должно его описать.Переходит из одной строчки в другуюстержня, струи невидимая связь —я пишу верлибр без разделения на строфы,я пишу абзацы, разделяя ими любовь.Я вижу любовь как колбасу между двух слоев бутерброда:вот я – вот Чайковский – а вот между нами колбаса.И время – вегетарианец, который ест только булку.Ах – было бы слишком романтично!Если бы было так. На деле жея слабый испуганный мальчик,боящийся ехать один.Боящийся встречаться с людьми, которым когда-то наговорил гадости,боящийся идти в школу и снова отвечать у доски,боящийся что снова будет бояться писать, снова будет целыми днями тушеватьсяв приступах неведомой хандры.Пойду погуляю.Уже погулял.Давно.Сижу, думаю о жизни.Снизу смотрят телевизор.Могу обойти огород,посмотреть, как, где и что.Могу покататься на велосипеде,но не буду,скоро уже выезжать – через два часа.Все меньше и меньше чувств, все меньше скуки —а без скуки и писать не хочется.Я оставляю все это здесь —и буду думать потом и скучать,но сам движусь дальше.Отпускаю…