Тетя Ася, дядя Вахо и одна свадьба

В принципе Мэри была согласна уже на кого угодно. Предлагала себя откровенно. Но власть Тариэла оказалась сильнее ее женской энергетики. Она ходила на работу и возвращалась домой – усталая и равнодушная ко всему. Мэри поняла, что переезд в город ничего ей не дал. Она все так же заперта в четырех стенах, только вместо тетки у нее есть ее Таро – такой же сумасшедший, только более опасный. Мэри задыхалась и не знала, как вырваться. Она, не задумываясь, развелась бы с мужем, но уходить в никуда не могла. Мэри мечтала, чтобы ее увел мужчина – сильный, богатый, щедрый. Но причина была даже не в том, что такового не нашлось в городе, а в том, что она тоже боялась Тариэла. Иногда просыпалась по ночам от его взгляда – он сидел в кровати и смотрел на нее. Просто смотрел остановившимся взглядом, от которого ей становилось плохо. Мэри понимала, что Таро может ее убить – просто взять и задушить, например. Или перерезать горло одним из кинжалов, которые он собирал. У него была большая коллекция – сабли, ножи, кинжалы, с разными ручками, разными лезвиями. Тариэл любил их трогать, протирать мягкой тряпочкой, имитировать резкие удары, разрубая воздух. Мэри страсть мужа к холодному оружию пугала. Когда родилась Натэла, ей удалось засунуть часть коллекции на шкаф, подальше. Чтобы, даже стоя на табуретке, не сразу достать. Но самые любимые кинжалы Тариэл держал на рабочем столе. Мэри подозревала, что один из них он носит с собой все время.

Мэри ждала. Набралась терпения, которого никогда не имела. Ночами она представляла себе, как Тариэл сойдет с ума окончательно, его положат в психушку и она станет свободной. Иногда, как девочка, она мечтала о том, что в ее жизни появится мужчина из ниоткуда, как когда-то возник муж, и заберет ее, окажется сильнее. Думала она и о том, что Тариэла как назначили в один день, так и снимут, он потеряет свою власть, и тогда она сможет от него уйти. Мэри ждала подарка судьбы и часто смотрела в кофейную чашку, разглядывая узоры. И ни разу, ни единого раза, в ее мыслях не появилась дочь, Натэла. Мэри не была женщиной-матерью, она была женщиной-женщиной. Ребенок, появившийся в результате изнасилования, ей был не нужен. Она не могла его по-настоящему любить. И заставлять себя не хотела.

Маленькие дети остро чувствуют это состояние: любовь – не любовь, плохой – хороший, злой – добрый. У них все просто, на тактильном уровне, на уровне подсознания. Натэла плакала на руках у матери, когда была грудной. Рано научилась занимать себя играми и тянулась к отцу. Тариэл любил дочь, хоть и старался это не показывать. Он гладил ее по голове и был счастлив, когда девочка сказала сначала «папа», а уже потом «мама». Он разрешал ей потрогать ножны и провести пальчиком по лезвию кинжала. Очень осторожно. Он приносил ей конфеты. Натэла, став постарше, научилась жалеть папу. Мама не нуждалась в жалости или сочувствии, а у папы были грустные глаза, и он вздрагивал, когда Натэла заходила к нему в комнату. Мама никогда ее не целовала и не обнимала, а папа сажал на колени, и они могли молча сидеть так часами. Девочка рисовала принцесс на листочке бумаги, а папа протирал тряпочкой свои кинжалы. Они друг другу не мешали.

Время не просто бежало, а неслось с головокружительной скоростью. Мэри перестала мечтать по ночам, Тариэл становился все влиятельней. Мэри даже смирилась со своей судьбой и уже ничего не ждала – ни перемен, ни счастья, ничего… Но именно в тот момент, когда она поставила на себе и на своей жизни крест, появился Аркадий, родной брат Тамары и дядя Нины.

Аркадий был мужчиной что надо: красавец, умница, при этом щедрый, веселый, легкий, с невероятным мужским обаянием и тактом. Таких поискать. Он рано женился и уехал жить к жене в Майкоп – та наотрез отказалась переезжать, и влюбленный Аркадий бросил мать с сестрой, чтобы быть рядом с женой. Домой он приезжал редко, поскольку то жена рожала одну за другой двух дочек, то работа, то нескончаемые бытовые заботы. Аркадий приезжал в родной город, вырываясь из цейтнота, чтобы глотнуть свежего воздуха, обнять сестру и племянницу, погулять, отвести душу с друзьями детства, выпить, наговориться, отдохнуть и с новыми силами вернуться к жене и детям.

Мэри он увидел, когда приехал забирать Нину из школы – хотел сделать ей сюрприз. Но Нина дядю не заметила и прошла мимо, а Аркадий засмотрелся на Мэри, которая вышла в школьный двор просто так, от скуки и тоски, и тоже не увидел, как племянница вышла из здания. Он смотрел на директрису школы откровенно, как оголодавший и свободный мужчина. От такого взгляда Мэри вздрогнула и даже не сразу поняла, что именно она является объектом внимания. Нина доехала до дома одна, на автобусе, а Аркадий подошел к Мэри и сделал все, что мог, чтобы эта красавица обратила на него внимание.

Мэри, конечно, не осталась равнодушной. Аркадий пригласил ее в ресторан, и она согласилась. Но уже вечером за столом Мэри сразу призналась, что замужем, а ее муж Тариэл работает в местном КГБ и что у нее «очень сложная ситуация».

– Тариэл? – переспросил Аркадий. – Писун? – Он захохотал на весь зал. Мэри даже обиделась и вздернула недовольно бровь. Но Аркадий был таким обаятельным, таким смелым и таким красивым, что она заулыбалась и сдалась… Вот мужчина, которого она так долго ждала.

Их роман закрутился стремительно. Тариэл как нельзя кстати уехал в командировку, а Натэла была обречена на уроки музыки. Мэри пришла к тете Лиане и договорилась, что будет платить ей не за час занятий, а за полтора – по повышенной ставке. Эти полтора, а то и два, два с половиной часа, пока Натэла играла этюды Черни и покорно отбывала время на балконе у тети Лианы, ожидая, когда ее заберет мама, Аркадий сидел дома у Мэри и играл ей на гитаре. Мэри улыбалась, трогала ожерелье на груди и оправляла складки на юбке. На это время она забывала о том, что у нее есть муж, дочь и дом. Зачем они ей, когда у нее есть Аркаша. Вот, рядом, только руку протяни. Живой, сильный, умный, смешливый, влюбленный – настоящий мужчина.

Мэри влюбилась. Впервые в жизни. Она ничего не боялась – ни взглядов соседок, ни разговоров, ни того, что об измене станет известно мужу. Хотя за последнее она не очень беспокоилась – кто в здравом уме доложит Тариэлу о том, чем занималась его жена, пока он был в командировке? Никто не решится. Побоятся.

Но Мэри хотела большего. Она себе придумала, что всю оставшуюся жизнь проведет рядом с Аркадием, который, конечно же, бросит жену. Зачем ему какая-то жена, тем более в Майкопе, когда есть она, Мэри, красивая, любящая, страстная. И он так на нее смотрит, как никто не смотрел.

Наверное, это была подлинная любовь, кто знает? Или страсть, которая застилает глаза.

– Где ты ходишь? – спрашивала у Аркадия взволнованная Тамара, до которой доходили слухи о том, что его часто видят с Мэри.

– Давай завтра, спать хочу, – отвечал осоловевший от любви Аркадий и падал без сил на диван, тут же засыпая. А Тамара еще долго сидела на кухне, глядя на своего спящего брата, и ничего хорошего не ожидала.

– Это правда, что ты с Мэри связался? – спросила она его напрямую. О романе судачил уже весь город, а Тариэл должен был вот-вот вернуться.

– Откуда ты знаешь? – спросил Аркадий, но не испуганно, а довольно.

Тамаре доложила тетя Лиана, которая посетовала на то, что у нее нет никаких сил заниматься с Натэлочкой, да еще полтора часа, а то и два – Мэри никогда не забирает дочь вовремя и приводит раньше.

– И чем она так занята? – спросила Тамара.

– Не чем, а кем! Твоим братом! Все знают, только ты не знаешь! А я страдаю! Ты не представляешь, как мне тяжело!

– Она же тебе платит наверняка в двойном размере, – сказала Тамара, не подумав, потому что опешила от такой новости. Слухи до нее доходили, но она им не верила. Не хотела верить.

– Не ожидала от тебя, Тома, – обиделась тетя Лиана, – при чем тут деньги? Ты вот ко мне в карман заглядываешь, а лучше подумай, что Таро сделает с твоим Аркашей, когда узнает. – Тетя Лиана, стуча каблучками, ушла на кухню, дав понять, что обиделась.

И тут до Тамары дошло, чем может обернуться эта история. Она плакала всю дорогу до дома. Плакала от страха за себя, Аркашу и даже за Нину.

Аркадия дома не было.

Тамара велела Нине делать уроки и ушла. Она знала, куда идти. Ворота были, конечно, открыты. Тамара подошла к дому и заглянула в окно. Сколько она так простояла – не помнила, глядя, как Аркадий сидит, развалившись, размякнув, на диване и перебирает струны гитары. На столе стояло щедрое угощение. Мэри сидела рядом с Аркадием, прильнув, прижавшись, в вечернем платье, не скинув туфли.

Тамара несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, как учил Вахо – чтобы успокоиться, распрямила плечи и зашла в дом.

– Или ты сейчас пойдешь со мной, или я звоню твоей жене, – с порога объявила Тамара брату.

– Тома, прекрати этот концерт, – поморщился Аркадий и даже не встал.

– А ты знаешь, что у него двое детей? – спросила Тамара у Мэри.

Мэри, судя по дрогнувшей улыбке, о наличии детей не подозревала.

– Тома, иди домой, я скоро приду, – велел Аркадий.

– Нет, ты пойдешь со мной сейчас! И завтра же возьмешь билет и поедешь домой! Себя не жалеешь, обо мне и Нине подумай. Нам здесь жить. Мне людям в глаза смотреть.

– Что ты мне указываешь? Я взрослый человек! – Аркадий наконец отбросил гитару и встал.

– Ты сделаешь так, как я тебе сказала, или завтра твоя жена будет здесь. А ты, – Тамара посмотрела на Мэри, – не смей подходить к моему брату и наш дом обходи стороной. – На этом силы и решительность ее оставили. Тома присела на стул. – Ты же знаешь, что говорят о твоем муже. Я боюсь, понимаешь? – теперь она обращалась только к Мэри. – Таро ведь не ему, он нам начнет мстить. Пожалуйста, ради детей тебя прошу.

Мэри молчала. Тамара поднялась и ушла. Больше она ничего не могла сделать.

Аркадий не ушел с сестрой, но быстро вернулся от Мэри. Нина помнила, как мама отправила ее спать и плотно закрыла дверь в комнату. Тамара пыталась говорить шепотом, но все равно срывалась на крик. Она рассказала Аркадию про Тариэла, про его работу в КГБ, про сгинувших без вести людей, которые перешли ему дорогу, про несчастную больную секретаршу, которую он уволил за то, что та посмела ему отказать, и про ее отца, который умер.

– Я боюсь за тебя! Понимаешь? Тариэл на все пойдет! Он из-под земли тебя достанет! Ты думаешь, Мэри тебя любит? Она себя любит. Ей что нужно? Только от мужа сбежать! На твоем горбу выехать! Ей все равно кто, лишь бы не Таро! Ты просто первый идиот, который к ней подошел! А до тебя она на любого вешалась! – заклинала Аркадия Тамара. – Найди себе другую женщину, я тебе слова не скажу поперек. Делай что хочешь, живи с кем хочешь, только не с этой! Тариэл может сделать так, что ты больше никогда сюда не приедешь!

– Слушай, не преувеличивай! Что ты мне бабкины слухи пересказываешь? Соседка наплела, а ты подхватила! – возмущался Аркадий, но Тамара поняла, что он тоже испугался. Или, во всяком случае, задумался.

– Уезжай, пожалуйста, пока он не вернулся! – просила Тамара.

Что бы ни двигало Аркадием, он сделал так, как просила сестра, – взял билет на самолет и улетел к жене и детям. Мэри ходила черная от горя. Тамара знала, что Мэри звонила в Майкоп, просила Аркадия вернуться, умоляла, заклинала. Приходила она и к Тамаре. Плакала, просила помочь уговорить брата. Мольбы сменились гневом – Мэри стала Тамару ненавидеть. Решила, что она во всем виновата – пересказала Аркадию слухи, и тот поверил. Мэри сыпала проклятиями и уходила в слезах. Но уже на следующий день через Нину передавала Томе записку: «Прости, я очень люблю Аркадия. Помоги, умоляю».

Тома не знала, что делать. И тетя Ася, которая, конечно же, была в курсе всей истории, тоже не знала. Аркадий звонил почти каждый день и спрашивал про Мэри. Тома отвечала сухо – мол, все хорошо, Тариэл вернулся, живут, как прежде. Хотела, как лучше, но только все испортила. Аркадий опять приехал и стал встречаться с Мэри по углам – то во дворе школы, то в дальнем кафе. Но разве скроешься в их городе от посторонних глаз? Дошло даже до того, что Тома столкнулась с Мэри в своей собственной квартире – Аркадий не постеснялся и привел ее к себе. Тома поднималась с Ниной по лестнице, когда им навстречу выскочила Ася и предупредила, что Аркадий сейчас с Мэри.

– Там. – Ася показала наверх. – Все слышали, как они пришли и чем сейчас занимаются.

– Какой позор, – ахнула Тома, – что делать?

– Пойдем ко мне, посидим, а когда они закончат, пойдешь домой, – предложила соседка.

– Ты хочешь, чтобы я спокойно сидела и все слушала? – тут же вспыхнула Тома.

– Хорошо, хочешь, иди туда, только давай Нина у меня побудет.

Тамара кивнула, велела Нине идти с крестной, а сама пошла домой. Аркадий открыл дверь не сразу. Когда Тома вошла в квартиру, Мэри, замотанная в полотенце, проскочила перед ней в ванную.

– Тебе сколько лет? – заорала Тома. – Что ты меня позоришь? И полотенце мое сними! Ты хоть понимаешь, что тебя весь дом видел? Как я теперь это полотенце на трос повешу?

Тома сама не понимала, что кричит, и совсем забыла, что ее крик слышат не только Аркадий с Мэри, но и все соседи.

– Как ты посмел ее в наш дом привести? – продолжала она, забыв о приличиях. – У тебя совести совсем нет?

Мэри выскользнула из квартиры, Аркадий побежал за ней. Тома сидела на кухне и плакала. Но это был еще не конец.

Аркадий метался с год – неожиданно приезжал, так же неожиданно уезжал. Больше Тамара с Мэри не сталкивалась, но чувствовала ее присутствие. У Нины стали появляться украшения – то заколочка, то бусики.

– Откуда это? – спрашивала Тома.

– Дядя подарил, – отвечала Нина и прятала подарок в шкатулку. На мать она старалась не смотреть. Тома не расспрашивала, решив не вмешивать ребенка в дела взрослых. К тому же она прекрасно знала, что дочь никогда ничего не расскажет, будет молчать, как партизан. И потом, она видела, что Нине очень нравятся украшения, которые Тома ни за что бы ей не купила, считая это излишним баловством.

Аркадий уезжал, и Тома какое-то время жила спокойно. Но потом позвонила его жена, Света. Видимо, она все-таки о чем-то догадалась, но Тамара тут была совсем ни при чем.

– Тома, здравствуй. Ответь мне только на один вопрос. У него есть женщина?

Тома слышала, как Света плачет.

– Я не знаю, – ответила она.

– Он ее любит? Он уйдет к ней? – спрашивала Света сквозь слезы.

– Света, Аркадий никуда не уйдет. У вас двое детей. Не думай о плохом, – сказала Тамара.

Тома оказалась права, хоть и не верила в то, что говорила. Аркадий перегорел, переболел и остался с семьей. Перестал приезжать и звонил только по праздникам. А потом вдруг приехал со Светой и дочками. Тома не могла нарадоваться, была счастлива как никогда. Они ходили на пляж, в рестораны, гуляли по бульварам. Тома хотела, чтобы весь город знал, что Аркадий приехал с женой и детьми, что все у них хорошо. Она водила племянниц в книжный магазин, в театр и к тете Лиане, втайне надеясь столкнуться с Мэри. Это оказалось просто: они сидели вечером в кафе, девочки ели мороженое, Тамара разговаривала со Светой и Аркадием, когда вдруг увидела, что брат переменился в лице. Тома повернулась и увидела, что за соседний столик сели Мэри, Тариэл и Натэла. Мэри сверлила взглядом Аркадия, тот наклонился к жене. Мэри дернулась, подняла Тариэла, цыкнула на дочь, они ушли. Это и был конец. Тамара попросила брата заказать девочкам пирожные, а взрослым – бутылку вина. Аркадий кивнул. Света улыбалась.

Аркадий вместе с женой и дочерьми вернулся в Майкоп. С тех пор Мэри, когда случайно сталкивалась с Тамарой, делала вид, что с ней незнакома. В такой, так сказать, жизненной ситуации их дочери, Нина и Натэла, сидели за одной партой и считались подружками.

После того как Аркадий окончательно оборвал все связи с Мэри, та сильно изменилась, стала злой и придирчивой, все время раздраженной. На лице застыла перекошенная улыбка. Ученики, да и учителя ее боялись как огня. Всю свою нерастраченную женскую энергию Мэри направила на единственную дочь. Она так завинтила гайки, что Натэла даже вздохнуть не могла. Мэри контролировала, когда дочка пришла с прогулки, с кем гуляла, с кем разговаривала. Натэла не блистала способностями, и Мэри заставляла ее часами переписывать страницы из книжки, надеясь, что дочь выработает грамотность и почерк.

Соседки качали головой, слыша, как Мэри кричит на девочку, как лупит ее чем придется, как плачет Натэла. Тогда-то Мэри и увлеклась луковыми масками и обрекла дочь на изоляцию. Натэла перестала заниматься музыкой с тетей Лианой, поскольку Мэри считала учительницу тоже виноватой, хоть и косвенно – нечего было язык распускать. Музыка Натэле нравилась, тетю Лиану она любила, но маме она не могла сказать поперек ни слова.

Единственным, кому пришлись по душе произошедшие с Мэри изменения, был Тариэл. Он, конечно же, узнал о том, что у жены был роман, но сделал вид, что пребывает в неведении. Нет худа без добра – он одобрял, что жена взялась за дочь, дрессирует ее, как цирковую собачку. Не мог скрыть он радости и оттого, что жена прикрыла свое знаменитое декольте черными глухими кофтами. Мэри перестала за собой следить, сняла ожерелье и купила туфли без каблуков. Таро тщательно скрывал свою радость – он своего добился: жена пела под его дудку и демонстрировала покорность. Теперь она от него никуда не денется, даже если захочет. Ни один мужчина больше не посмотрит в ее сторону, раз Аркадий сбежал, бросил ее, как последнюю шалаву. Пусть на своей шкуре почувствует, каково это, когда над тобой смеются, когда от тебя отказываются. Вот что думал Тариэл, совершенно не испытывая ревности, жалости, обиды. Только злобный восторг – никому Мэри не нужна. Только ему, Тариэлу. Для него это была победа, безусловная, безоговорочная, нокаут и урок для всех врагов и злопыхателей.

Жизнь шла своим чередом, годы летели незаметно. Натэла и Нина подрастали. У обеих девочек особого выбора профессии не было. Можно было пойти или в педагогический, или в медицинский. За Натэлу решила Мэри – педагогический, и точка, пусть будет преподавателем английского. Место в шестой школе ей всегда найдется. Нина, чтобы разорвать эту странную дружбу, решила поступать в медицинский, что активно поддержала Тамара.

– В семье должен быть хоть один врач! – говорила она дочери. – Мне укол сделать, внуков моих лечить, а дядя Вахо тебе поможет…

– Каких внуков? – удивлялась Нина.

– Как каких? Вот поступишь, потом тебе жениха подберем, замуж выйдешь, и приглашения на свадьбу купим в книжном магазине. Помнишь? Белые, с золотыми кольцами и голубями. Свадьбу можно будет сыграть скромную, человек на двести. Зал снимем в ресторане. – У Тамары от таких мыслей на губах блуждала счастливая улыбка. – После свадьбы родишь ребенка, я тебе помогу, лишь бы со свекровью повезло, такого жениха подберем, чтобы мать у него хорошая была. Надо будет у соседок спросить…

– Мам, я хочу уехать, – вдруг ни с того ни с сего сказала Нина.

Даже спустя столько лет она точно могла сказать, что решение уехать было спонтанным. Ни о чем таком она не думала, пока мама не размечталась на тему свадьбы. Нина представила то, что планировали мама и судьба, и ей стало плохо. До потери сознания. Голову стянуло, как обручем, немедленно отозвался нервным урчанием кишечник.

– Что с тобой? – испугалась Тамара, глядя на дочь, которая вдруг даже не побелела, а посинела. – Я тебе говорила, не ешь так много инжира! Сейчас Вахо позвоню, а когда станешь врачом, сама будешь знать, что с тобой.

– Не надо никому звонить, – остановила ее Нина. – Я хочу уехать. Не хочу здесь учиться.

– А куда ты поедешь? К Аркаше в Майкоп? Надо будет ему позвонить и спросить про их медицину, – опять кинулась к телефону Тамара.

– Я не поеду в Майкоп, – сказала Нина.

Тамара села на стул, уронив руки на колени.

– А куда ты поедешь?

– Не знаю, в Москву, может.

– И кто тебя там ждет? Кто встречать будет? Или кто-то хачапури в честь твоего приезда испечет?

Тамара все-таки рванула к телефону и стала названивать Асе – соседке, ближайшей подруге и Нининой крестной.

– Ася! Поднимайся! Нина тут такое придумала! Иди скорее, я кофе ставлю!

Ася пришла через минуту.

– Что ты кричишь так, что весь двор слышит? – спросила она.

– Как не кричать? Нино уезжать собралась! Пусть все знают, что моя дочь придумала!

– Пусть едет! – не задержалась с ответом Ася. – Куда ты едешь? В Ботанический сад? Или к дяде своему?

– Какой сад? Какой дядя? Она в Москву собралась!

– Ты так орешь, что куры у соседей кудахтать перестали, помолчи хоть минуту, а то я сама себя не слышу! – одернула Тамару Ася. – И что ты там будешь делать? – спросила она у Нины.

– Учиться, – ответила та.

– А чем тебе тут плохо? – опять закричала Тамара. – Тут нельзя учиться? Все учатся, а ты не можешь? Не хочешь в медицинский, иди в педагогический! Сиди со своей Натэлой еще пять лет!

Нину от этих слов скривило.

– Это ты вот сейчас что такое говоришь? – строго сказала Ася подруге. – Она десять лет с Натэлой мучилась, хочешь, чтобы девочка дальше страдала?

– Вот ты мне сейчас еще раз объясни! – Тамара встала перед подругой. – Я тебя зачем позвала? Чтобы ты на ее сторону встала?

– Нет, пусть она этих лягушек до конца жизни слушает? – закричала в свою очередь Ася. – Пусть всю жизнь белье на тросе растягивает туда-сюда и станет такой же сумасшедшей, как Сона? Пусть выйдет замуж и ее свекровь съест, не разжевывая, и не подавится? Пусть выучится в медицинском и будет своих детей от поноса лечить! Этого ты хочешь?

– Что ты говоришь? Что ты говоришь? – Тамара села за стол и заплакала. Нина молчала. Ася встала и пошла заново варить кофе, который давно убежал.

Нина знала, что мама не сможет ей запретить уезжать. Так было всегда. Тамара могла кричать, топать ногами, даже дать по попе, но, по большому счету, никогда не вставала поперек дороги. Случай с Аркадием был в этом смысле исключительным. Видимо, Тамарой двигал страх, иначе она ни за что не стала бы вмешиваться, покоряясь судьбе. Тома верила в судьбу, в то, что предначертано, что нужно только перетерпеть, и все пойдет своим чередом, так, как должно.

– Денег я тебе дам – на новую стенку откладывала, – говорила тем временем Нине крестная. – Позвоню Георгию, моему троюродному племяннику. Кажется, он живет где-то под Москвой. Хотя я его видела последний раз, когда ему года четыре было. Ничего, не откажет. За Тому не волнуйся. Досмотрю за ней.

Нина всегда помнила и часто вспоминала это слово «досмотрю», в котором было заключено очень многое. Это больше, чем «буду заботиться», «навещать». «Досмотреть» означало оставаться рядом все время, каждую минуту, каждую секунду. Не думать о себе, а думать о том, кто рядом. Столько, сколько потребуется.

Тетя Ася, как показала жизнь, слово сдержала – «досматривала» за подругой до последнего ее вздоха, когда та была уже смертельно больна и тихо угасала. Приходила каждое утро, кормила, мыла полы, готовила и уходила к себе, продолжая прислушиваться к дыханию Томы через стены, через лестницы. Слушала ее шаги и прибегала снова, стоило той задержаться в ванной – Ася до секунды знала, сколько времени подруга проведет там. Она знала, во сколько Тома проснется и когда начнет мучиться бессонницей. Тихонько спускалась в четыре утра, чтобы дать таблетку. Когда болеутоляющие не действовали, Ася варила отвары или «заговаривала боль» беседами. И в семь снова была рядом – чтобы сделать укол. Она красила подруге ногти и по привычке варила кофе на двоих, переворачивая чашку. Кофейная гуща неизменно обещала скорое выздоровление и счастье для Нины. Часто стала приходить Валя – соседка, с которой Тома никогда особо не была близка, но именно ее болезнь их сблизила. Валя иногда подменяла Асю, и ей не было равных в том, что касалось городских сплетен. Валя своей болтовней умела рассмешить, что для Томы было очень полезно, с точки зрения Аси.

* * *

Нина сглотнула слюну. Сразу стало легче. Она всегда боялась летать, тем более такими маленькими самолетами.

Поехать сейчас домой было таким же спонтанным решением, как и когда-то уехать оттуда. Нина решилась в одну минуту. И только потом, уже после покупки билетов, которых не было и нужно было лететь с пересадкой, с шестичасовым ожиданием в зоне трансфера, думала, что совершает глупость. Зачем полетела? И почему Натэла ее вообще позвала?

Она вспомнила, как стояла перед почтовым ящиком и рассматривала присланное Натэлой приглашение на свадьбу, то самое, с голубями и золотыми кольцами, из книжного магазина. Под приглашением Натэла сделала приписку – просила обязательно приехать, быть свидетельницей на свадьбе. И Нина решила поехать. Сначала она заказала билеты, отпросилась на работе и только потом удивилась – с чего вдруг спустя столько лет ее подруга детства захотела увидеться?