Медальон Великой княжны

– Нет, – вжал голову в плечи Денис Рюмин. – Так ведь некогда же было, столько работы провернули, – попытался он защититься, заранее чувствуя безнадежность затеи.

– И каковы результаты ваших трудов? Версии? Улики? Подозреваемые? – с прежней презрительной холодностью поинтересовался капитан.

– Скорее всего, убили подельники, компаньоны. Видимо, не поделили добычу, – едва заметно пожав плечами, предположил Рюмин.

Сидящий тут же Никита Грязнов предпочитал отмалчиваться, прячась за спину старшего товарища.

– Добычу? Какую? Когда? С какими компаньонами? – Продолжал бомбардировать подчиненных короткими, четкими вопросами капитан.

– Плохо, старший лейтенант Рюмин. Очень плохо, – заключил он после продолжительного красноречивого молчания лейтенанта.

– Лейтенант Грязнов, проверить все телефонные звонки Кротова за последние двое суток до гибели. Выявить всех абонентов, представить распечатку всех СМС, мессенджеров и прочее, разыскать Кротова в социальных сетях. И ко мне с докладом. Рюмин продолжает работать со свидетелями и проверять свою версию. Завтра утром в девять у меня с результатами, оба.

– Есть, – отрапортовал, поднимаясь, Грязнов.

– И спи-отдыхай, – пробормотал себе под нос Рюмин. – Слушай, Никита, давай объединим усилия, – предложил он, едва выйдя в коридор. – Сейчас быстренько пробьем всех кротовских абонентов по базе, поделим их и вперед, а? А Авдееву я скажу, что я без телефона этих свидетелей отыскал.

– Денис, ты что, Авдеева не знаешь? Да он тебя в пять сек раскусит. Глянет в распечаточку звонков, пять минут нас с тобой послушает и все поймет. Не-ет. Мне лишние неприятности не нужны. Я уж сам со своей работой справлюсь, а ты лучше свою версию проверяй, – уклонился от предложения скользкий Грязнов.

– Предатель, – разочарованно протянул ему в спину Рюмин.

Но на судьбу сетовать можно было сколько угодно, а отвечать перед Авдеевым придется все равно, и спросит он жестко.

Авдеева многие недолюбливали, многие ему завидовали, но все уважали и считали крепким профессионалом. Начальство его жаловало. Считало образцовым сыщиком новой формации, этому способствовали манера одеваться, добротные деловые костюмы, модные рубашки и галстуки, стилистика речи, яркая, выразительная и лишенная всяческих непристойных междометий даже в самые критические моменты, чему способствовали университет, папа – профессор консерватории и мама – известный концертмейстер. В кого уродился сам Станислав Дмитриевич Авдеев, оставалось только диву даваться. Мальчик с такой наследственностью! Довершали облик Авдеева острый ум, холодная расчетливость, последовательность и сыщицкое чутье. Единственным его недостатком была капризность. Он не любил скучных проходных дел. Всегда норовил их спихнуть на коллег, но такая капризность ему, как приме Следственного комитета, прощалась.

А потому Денис Рюмин тяжело вздохнул, подпоясал свои чресла и решительно двинулся выполнять оперативное задание.

– Чо надо? – распахнул Рюмину дверь здоровый лысый парень в растянутой майке, заношенных шортах, издающий одуряющий запах пота. – Квартирой ошибся, олух?

– Да нет. Похоже, что не ошибся, – лениво растягивая слова, проговорил Денис Рюмин, не спеша доставать удостоверение. – Мне Лысый нужен. Ты, что ль, будешь?

– А что, не похож? – усмехнулся парень, но тут же строго заметил: – Только кому Лысый, а кому и Александр Игоревич.

– Значит, не ошибся, – вдвигаясь в квартиру, удовлетворенно заметил Денис Рюмин.

Лысый закрыл дверь и с интересом потопал за гостем в комнату.

– Ты кто такой? – задал он очередной светский вопрос, бесцеремонно разворачивая Дениса к себе лицом.

– Я-то, – неторопливо ответил Рюмин, внимательно осматривая скромную обстановку и новый плазменный телевизор. – Мне подарок для бабы нужен, умные люди подсказали к тебе обратиться. Ширпотреб меня не интересует, нужна вещь, бабло имеется. Ну так как?

– Кто прислал? – напрягся Лысый.

– Прислал меня один солидный человек, а ему птичка сболтнула. Так что давай, вываливай, что есть. Если что понравится, возьму, – похлопывая себя по оттопыренному карману, пообещал Рюмин.

– Гм.

Лысый был явно озадачен. Вещей у него не было, их всегда забирал Крот. Он их оценивал и сбывал по своему усмотрению. У него были связи, денежные клиенты. И Лысый всегда был с этим согласен до последнего времени. А точнее, до тех пор, пока к Лысому не переехала Лерка и не принялась на правах гражданской жены совать нос к нему в кошелек.

Именно Лерка натолкнула его на мысли о неправильном дележе добычи.

– Между прочим, Сашенька, ты всю тяжелую работу на себе волочишь, а этот твой только руками водит да золото в мешок складывает. Падальщик! – сморщив хорошенький носик, говорила Лерка, усаживаясь к Лысому на колени. – Сашенька, неужели ты не понимаешь, – щекотала она ему ушко, а Лысый млел и пускал слюни от счастья. – Раз вы компаньоны, должны пополам делиться! Тем более сам подумай, сколько на тебе работы, этот белоручка без тебя не справится. Хочет дальше бабки зарабатывать, пусть делится по-честному.

И Лысый кивал и соглашался, а потом шел к Кроту, и тот на пальцах ему объяснял, что таких тупых любителей на халяву бабла срубить, как он, Лысый, на каждом углу десяток ошивается, а вот где это бабло срубить, знает только он, Крот. Так что пусть Лысый заткнется и валит на все четыре стороны, если ему что-то не нравится. И Лысый соглашался и шел домой. А там его встречала Лерка, хорошенькая, как куколка, с длинными загорелыми ножками, круглой попкой и пухлыми губками, и все начиналось сначала.

Вследствие такого вот прессинга Лысый несколько раз за последнее время напивался. И даже, кажется, сболтнул в пьяном угаре, что имеется у него старинное золотишко или еще что-то в том же духе. Вот уже и результат его болтовни на пороге объявился. Лысый поскреб череп, соображая, как быть. В торговле антикварными украшениями он совершенно не шарил, но, с другой стороны, что тут сложного, коли деньги сами в руки плывут?

– Слышь, чувак, тебя как звать-то?

– Денис.

– Так вот, Денис. Есть пара колечек и кресты нательные. Тебе что надо?

– Лучше кольцо, – приободрился Рюмин.

– Ладно. Давай так. Оставь номерок, на днях созвонимся, и покажу тебе, что есть, заодно и о цене договоримся.

– На днях мне не надо. Мне сейчас надо. Что, насвистел про золото, а теперь думаешь, как выкрутиться, или кинуть меня решил? – набычился Денис, всем своим видом давая понять, что его не проведешь.

– Да нет. Не боись, – заулыбался Лысый. – Все по чесноку. Просто золотишко сейчас у напарника. Надо забрать, вот тогда и встретимся.

– У того, которого ты пришил вчера? – вцепившись в Лысого глазами, спросил старший лейтенант Рюмин.

– Чего? – то ли не расслышал, то ли недопонял Лысый, но на его простоватом лице даже тревоги не отразилось.

– У Крота, говорю?

– А ты откуда знаешь? – Вот теперь Лысый вскинулся не на шутку, только что за горло не схватил.

– Оттуда, что труп гражданина Кротова был найден нами вчера утром в его квартире, – доставая удостоверение, все так же лениво проговорил Рюмин.

Но теперь реакция Лысого была быстрой и резкой. Он вдруг мгновенно собрался, превратившись в огромный упругий мяч. И наскочив на Рюмина, кинулся к двери. Но Денис при всей его кажущейся ленивой расслабленности был к подобному фортелю готов, а потому ловко сделал Лысому подножку. Тот навернулся, а Рюмин, прыгнув ему на спину, защелкнул на парне наручники.

– Ну вот, Александр Игоревич, приятно познакомиться, старший лейтенант Рюмин, Следственный комитет. Вставайте и давайте побеседуем. Только, пожалуйста, без резких движений, – помогая Лысому подняться, ласково говорил Денис.

– Так что, гражданин Сидоренко, убили своего компаньона, ценности из разграбленной могилы себе присвоили и торгуете ими помаленьку? – усевшись напротив Лысого за кухонным столом, поинтересовался Денис Рюмин.

– Ничего у меня нет. И ничем я не торгую и Крота не убивал, – глядя на лейтенанта исподлобья, решительно проговорил Лысый. – И вообще не знаю, кто такой этот ваш Крот.

– А вот это глупо. Есть куча народа, который подтвердит ваше знакомство, – притормозил его Рюмин.

– Может, и знал, и что с того? Мало ли кого я знаю, что мне теперь, убивать всех подряд? Я не маньяк, – не спешил расколоться Лысый.

– Нет, конечно, – согласился с его заявлением Денис. – Ты не маньяк. А Кротова убил, потому что добычу не поделили. Что, мало отстегивал или заныкал особенно ценную вещицу? – внимательно наблюдая за Лысым, высказывал предположения Рюмин. – Или это ты заныкал, а Кротов принялся скандалить, вот и подрались?

– Да не дрались мы, и ничего я не ныкал, и он ничего не ныкал, и вообще я его уже пять дней не видел. И ценностей у меня никаких нет, – огрызался Лысый.

– Ай-ай-ай. Врать нехорошо. Ведь достаточно провести обыск, и все тайное тут же станет явным, – поцокал языком Рюмин.

– Блин, да хоть обыщись, – нагловато усмехнулся в глаза Рюмину Лысый-Сидоренко. – Все, что нашли, забрал Крот.

– Ах, все же ценности были, но их забрал Крот? – поймал его на слове Рюмин.

Лысый тут же нахмурился и замолчал.

– Да ладно, колись давай. Меня ваши делишки, которые проходят по статье двести сорок четыре и наказываются штрафом, не интересуют, – уговаривал ласково Рюмин. – Меня интересует убийство Кротова, а где вы могилы потрошили, мне до лампочки. Так что я бы на твоем месте больше беспокоился, как бы за убийство не сесть пожизненно, а не о ваших мелких шалостях волновался.

На лице Лысого отразилась напряженная работа мозга, кожа на лбу собралась в морщины толстыми складками, как у шарпея, он тяжело запыхтел, и Рюмину начало казаться, что он сейчас заискрит от перегрева. Но Лысый справился.

– Все находки забирал себе Крот. Он их оценивает и сбывает, а мне долю засылает. У него связи есть, – проговорил Лысый, а потом с вызовом добавил: – Так что обыщись. И Крота я не убивал. Зачем мне это надо?

– Тут все просто. Добро награбленное не поделили, – пожал плечами лейтенант.

– Нет. Сказал же уже. И вообще, я его уже пять дней не видел. А кстати, – оживился Лысый, – когда его убили? Может, у меня на это время твердое алиби есть?

– А какого числа виделись?

– Двенадцатого. Точнее, тринадцатого рано утром, как раз приехали из области. Он меня домой закинул около шести и уехал. С тех пор и не виделись, – охотно пояснил Лысый.

– И не созванивались?

– Нет, почему? Он мне звонил на следующий день, сказал, что на часть вещей вроде бы имеется покупатель, остальным, сказал, еще будет заниматься.

– А что за покупатель, где он его нашел, не говорил?

– Сказал, что у оценщика есть люди, которые интересуются. Он как раз от него вышел, сказал, что на днях перезвонит, – охотно рассказывал Лысый.

– А что за оценщик, откуда он его знает? Давно?

– Да вроде какой-то его знакомый. Они еще раньше до меня знакомы были. Учились, что ли, вместе? – Пожал плечами Лысый.

– Он что же, в антикварном магазине работает или Крот к нему на дом ездил, а может, он в музее трудится?

– Нет. Он ни в каком магазине не работает. Крот говорил, вроде ученый какой-то и что он Крота никогда не обманывает. Потому что не барыга какой-нибудь, а порядочный человек.

– Вот как? Порядочный? Ученый? Очень интересно, – заметил довольный Рюмин.

Эх, хорошо, что Авдеев настоял на том, чтобы Рюмин продолжил работу со свидетелями. Вон как оно все удачно обернулось, а информация Грязнова тоже пригодится, по ней они отыщут этого самого ученого оценщика.

– Значит, разговаривали вы с ним тринадцатого, – проговорил вслух Рюмин.

– Ну, да. Вроде.

– И что, с тех пор вас не беспокоило, что он пропал?

– Да нет. А что ему пропадать? Такие дела быстро не делаются, – пожал плечами Лысый. – И потом, четырнадцатого у бати день рождения был, мы праздновали, шашлыки, то-се. На следующий день, это воскресенье было, продолжили, а в понедельник у меня отходняк был, и ребята зашли пивка выпить, а сегодня вы вот прикатили. А так бы я Кроту позвонил вечером. А может, завтра.

– Да, – протянул задумчиво Рюмин.

Лысый вел жизнь насыщенную, полную интеллектуальных утех, когда ему о приятеле волноваться? Только когда деньги закончатся. Вероятно, пока еще не закончились.

– Значит, пятнадцатого вы были на даче, праздновали?

– Ну, да. А что, его в воскресенье того? – обрадованно спросил Лысый.

– Гм. Кто кроме ближайших родственников может подтвердить, что вы были на дне рождения?

– Да кто угодно! Мы же на даче праздновали, так что соседи с трех сторон, батины сослуживцы, потом дядь Федя, племянник мой Андрей, Алка с Виктором. Потом еще Лерка, это жена моя, гражданская, – неизвестно зачем пояснил Лысый, – потом еще брательник двоюродный приезжал с семьей, как раз в воскресенье. Да тьма народу!

– Ясно. Ну а как звали оценщика, помнишь?

– Не-а. Да вроде Крот и не говорил никогда. Он вообще не болтливый был. Информацией не любил делиться. Говорил, что знания это сила, и помалкивал, – усмехнулся Лысый.

– А Крот всегда через него вещи толкал?

– Нет. У него были еще люди. А иногда даже в скупку относил или в магазин. Антикварный, – вспоминал Лысый. – Один раз даже на мой паспорт сдавали.

– В один и тот же магазин?

– Нет, всегда в разные. Говорил, что примелькаться не хочет. Но вообще, он не любил с магазинами связываться, предпочитал через знакомых толкать. В крайнем случае через интернет.

– Гм. Имена, фамилии знакомых вы, конечно, не знаете?

– Откуда? Говорю, не любил он трепаться. Слушай, может, снимешь браслеты? Все равно же я не виноват? Надоело сидеть руки за спину, ни почесаться, ни закурить.

Рюмин браслеты снял.

– Ладно, давай имена, телефоны, кто твое алиби подтвердить может, – велел он, доставая блокнот.

Обрадованный Лысый достал мобильник и принялся диктовать телефоны.

– А вот тут у нас фотки, – протянул он Рюмину мобильник. – Можешь глянуть, все по чесноку.

С экрана мобильника на Рюмина смотрели красные довольные рожи со следами неумеренных возлияний на фоне соответствующего антуража.

Глава 3

9 мая 1918 г. Екатеринбург

– Павлуха, дома?

После громкого стука раздался в сенях чей-то грубоватый требовательный голос. А затем, пригнув голову, в комнату вошел загорелый, высокий, как всегда чуть насмешливый Ванька Скороходов, давний Павлухин приятель, с которым они познакомились еще пацанами на Злоказовском заводе.

– Здорово, – пристраивая в уголок винтовку, солидно поздоровался Ванька, протягивая руку. – Как поживаешь? Чего на заводе нового? С завода-то не ушел?

– Здорово. Да нет. Куда мне? – заваливаясь обратно на лавку, лениво протянул Павлуха. – Да и весело там сейчас. А ты чего пришел, по делу али так?

– По делу, – убрав с лица неуместную кривоватую ухмылку, проговорил Ванька. – Ты вот что. Не хочешь пойти в охрану, царя охранять? Деньги хорошие платят, и работа не пыльная.

– Я в охрану? Да ты че? Я же никогда…

– Да ты погоди, – остановил его Ванька. – Ты послушай. Я ж не в тюрьму тебя зову, – с досадой проговорил старый приятель, снимая с лохматых соломенных вихров выцветшую старую фуражку. – Людей у нас не хватает надежных. Понимаешь? Царевен завтра привозят, с бывшим наследником. Люди нам нужны. Я за тебя поручился. – Ванька смотрел на ленивое сонное лицо бывшего своего приятеля и все больше горячился. – Да ты пойми, несознательный ты элемент! Это ж государственной важности дело! Ты же рабочий человек, должен это понимать. Ну и потом, – чуть замявшись, добавил Ванька, – чай, не каждый день живого царя с царицей увидеть можно. То есть бывшего, конечно.

– А ты че, правда царя видал? – впервые с начала разговора оживился Павел, даже садясь на лавке от любопытства.

– А то! Видал, – снова кривовато заухмылялся Ванька. – Еще и не раз.

– И чего, какой он из себя?

– Да, такой какой-то, – пожал плечами Ванька, – обыкновенный. С тебя, наверное, будет, с бородой, усами, как на фотографиях. Несолидный какой-то. Говорит тихо, ходит в простой гимнастерке, в сапогах стоптанных, никакой важности. А вот царица, та да, – с уважением добавил Ванька. – Та во такая вся, – показал он непонятное руками. – Прямая вся, высокая, как глянет, так сердце в пятки. Ну, чистая царица! Хоть и старая уже. И голос у нее, и манеры важные, хотя мы ее и редко видим, у себя все сидит с мигренью какой-то. Доктор возле нее так и вьется. А еще с ними великая княжна приехала, тоже бывшая. Мария. Ну, я тебе скажу, брат… – мечтательно закатил глаза Ванька.

– Что, красивая? – Еще больше заволновался Павел.

– Ужас до чего. Вся из себя ладная, высокая, румяная, глазищи – во! И с нами не задирается. Когда их с Николашкой гулять водят…

– С кем?

– С царем бывшим. Это у нас так в охране его называют. Ну, всякие там, за глаза, конечно. А так Николай Александрович. Гражданин Романов, – объяснял Ванька, жутко гордый своей осведомленностью в столь важных и секретных вещах. – Только ты это, – спохватился он, – это все секретно! Я тебе только потому рассказываю, что в охрану зову. У нас там знаешь кто главный? Авдеев, слесарь с нашего Злоказовского. Помнишь его?

– Помню. Дрянь-человек, – сплюнул на пол Пашка, снова теряя интерес к делу.

– Ты давай не заговаривайся! Он теперь знаешь, о-го-го, – остановил его Ванька. – И вообще. Харчи, довольствие денежное – что надо, и работа не пыльная. А обстановка вокруг города сам знаешь. Так что проявляй свою пролетарскую сознательность и не выкобенивайся.

Так Павлуха, Павел Михайлович Лушин, оказался в том самом доме особого назначения. Приземистом, двухэтажном, похожем на лабаз каменном доме, стоявшем на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка.

– Из наших, говоришь, заводских? – С прищуром разглядывал его Авдеев при первой встрече. Неряшливый, с помятым лицом и красными мутноватыми глазами, но важной неспешностью в голосе и солидной основательностью в движениях. – Кого охранять будем, знаешь?

– Знаю, – с вызовом и неприязнью глядя на Авдеева, протянул Павлуха.

– То-то. К городу рвутся чешские соединения, белогвардейская контра наступает, да и у нас тут не все спокойно. Революционные массы требуют казни тирана, а бывшие царские прихвостни плетут заговоры по его освобождению. – Подняв вверх чумазый указательный палец, разглагольствовал Авдеев, пока Павлуха с тоской разглядывал заплеванную, с неубранной кроватью в углу, с заставленным всяким хламом и объедками столом комендантскую. – Так что, товарищ Лушин, готовы вы в этот опасный момент взять на себя пролетарскую ответственность за судьбу кровавых злодеев, пивших долгие годы народную кровь?

– Готов. А жить где придется, здеся али на квартире? – почесав за ухом без всякого осознания момента, спросил Павлуха. Не любил он этой трепотни. Вот не любил, и баста. Потому и на митинги не ходил, устал от горлопанов. Сперва, конечно, нравилось, даже дух захватывало, до чего говорят смело да бойко, а потом наскучило. И сейчас стоял и от скуки заусенец отгрызал.

– Ладно, – солидно кивнул Авдеев. – Жить будешь напротив, на казенной квартире. Выдайте бойцу оружие и обмундирование да покажите здеся все. А уж на дежурство завтра заступишь. Сегодня у нас день важный, – напоследок заметил Авдеев и махнул рукой, чтоб убирались, значит.

– Мошкин, Василий Прокопович, заместитель коменданта, – протягивая руку, представился невысокий крепенький мужичонка в черной кожанке, ждавший их в коридоре. – Пойдем, покажу, что ли. Тута за энтой вот дверью семейство обретается. Здеся, значит, комендант. Ну, ты видал уже. Рядом караульная. А здеся знаешь что? – хитро сощурив глаз, спросил у Павлухи Мошкин. – Ватерклозет.

И убедившись по Павлухиному невыразительному лицу, что тот ни хрена не понял, пояснил.

– Уборная барская. Загляни, небось не видал такого. – И он широко распахнул дверь.

Павлуха такого и впрямь не видал. Все в белом кафеле, посреди комнаты ваза белая, а в сторонке такое же белоснежное корыто и краники к нему, видно, чтоб воду подавать. Это Павлуха сообразил.

– А посудина эта белая для чего? – чуть смущаясь, спросил он, тыкая в сторону ватерклозета.

– Хм, – довольно ощерился Мошкин. – Уборная и есть. Сюда, значит, дела делаешь, а потом вот дергаешь, – он дернул за цепочку, и самым неожиданным образом откуда непонятно с громким журчанием выплеснулась вода. – О буржуйские замашки! Теперя сюда все ходют – и караул, и семейство. Все равны. А тута они моются, – указал он уже без всякого интереса на ванну и снова вышел на лестницу.

– На первом этаже караул живет. Латыши. Ты будешь напротив квартировать, в доме Попова, вона через улицу. Скороходов, покажешь. – Ванька согласно кивнул. – Вот так, – спускаясь по лестнице мимо вооруженных винтовками и гранатами часовых, – продолжал Мошкин. – С ребятами завтрева познакомишься, а переезжать надо сегодня. Ладно, бывай. Проводите до ворот, и чтоб у меня! – грозно рыкнул он на прощание.

– Ну чего, как? – тихонько спросил Ванька, когда они вышли на улицу.

– А чего Авдеев про важный день говорил, чего у них там сегодня? – с любопытством спросил Павлуха, разглядывая с улицы высоченный дощатый забор, недавно возведенный вокруг дома.

– Да говорил же я тебе: дочери ихние приезжают и наследник, – тихонько тянул Скороходов Павлуху прочь от дома. – Ты давай перебирайся сегодня, а я тебе комнату покажу пока. Со мной жить будешь. Комната хорошая, окнами прямо на дом выходит, и до службы опять же два шага. Самое главное в нашем деле – это по городу не болтать. И вообще, пореже отлучаться. А то небось знаешь, что такое ЧК?

– Знаю небось, – передразнил его Павлуха, моментально теряя интерес к дому.

– Но ты не дрейфь!

Не спалось Павлухе в эту тревожную майскую ночь, наполненную сырой свежестью тающих снегов, пронзительную вздохами и стонами ветра в голых деревьях под окном. Все вертелся он на кровати, прислушиваясь к шорохам, скрипам незнакомого дома, к едва слышному похрапыванию приятеля своего Ваньки Скороходова. Не спалось ему от непривычности места и от жуткого любопытства. Как оно там, в Ипатьевском доме? Спят ли?

Княжны приехали вчера ближе к полудню, он как раз вещички свои в дом Попова перетаскивал. Его, правда, задержали на углу, пока они из пролеток не выгрузились, но он все ж хоть и издали, но поглядел. Хм. Барышни как барышни, одеты скромно, и наследника видел как на руках несли. А завтра его первое дежурство. Павел еще раз перевернулся с боку на бок, тихонько приподнял занавесочку, крохотную такую щелочку сделал и сразу же опустил. Вокруг того дома вдоль забора чуть не кажный метр по часовому с ружьем и бомбой. А ну как метнет? Ванька говорил, что приказы у них самые строгие: чуть что – сразу огонь. А в доме все одно, окон не видно, да и замазаны они известью, чтобы пленники в окна не пялились и на них чтобы не таращились. Хотя куда там, за таким-то забором?

И заснул он крепким, молодым сном, отложив до утра все волнения и заботы.

Из дневника Николая II:

«10 мая. Четверг.

Утром нам в течение одного часа последовательно объявляли, что дети в нескольких часах от города, затем, что они приехали на станцию, и, наконец, что они прибыли к дому, хотя их поезд стоял здесь с 2 часов ночи! Огромная радость была увидеть их снова и обнять после четырехнедельной разлуки и неопределенности. Взаимным расспросам и ответам не было конца. Очень мало писем дошло до них и от них. Много они, бедные, перетерпели нравственного страдания и в Тобольске, и в течение трехдневного пути. За ночь выпал снег и лежал целый день. Днем вышли минут на 20 в сад, было холодно и отчаянно грязно. До ночи ожидали привоза с вокзала кроватей и нужных вещей, но напрасно, и всем дочерям пришлось спать на полу. Алексей ночевал на койке Марии. Вечером, как нарочно, он ушиб себе колено и всю ночь сильно страдал и мешал нам спать».

Глава 4

17 июля 2017 г. Санкт-Петербург

– Хорошо, Рюмин. Очень хорошо. С Лысого возьмете подписку о невыезде. Давайте список вещей, которые они раскопали в ночь с двенадцатого на тринадцатое, – протянул руку капитан Авдеев.

«Блин! Ну что за человек этот Авдеев, вечно найдет, к чему прицепиться. А ведь так хорошо все начиналось», – пригорюнился Рюмин, чувствуя себя последним ослом.

– Что, нет списка? – убирая руку, разочарованно поинтересовался капитан. – Старший лейтенант Рюмин, озвучьте, пожалуйста, еще раз, какую версию вы разрабатываете? – тоном преподавателя попросил Авдеев.