Роман на салфетках. Сборник рассказов

– Сколько?

– Что сколько?

– Сколько платишь?

– У вас же должен быть тариф, вы же официальное такси! Ну, раз спрашиваете, говорю: поеду за 15 лари.

– Вай, какой 15 лари, у нас тариф 25!

– Так что же вы у меня про цену спрашиваете? В общем, дороже, чем за 15, не поеду.

– Вай, откуда такой цена, а?

– Меня в прошлый раз за столько везли.

– Так это кто вёз? Ладно, давайте 20.

– Хорошо.

Поехали. Таксист ёрзает, не может успокоиться, говорит:

– Так дёшево едем, ой!

Я взрываюсь:

– Слушайте, вы, со своими тарифами! Если вы официальное такси, так какого чёрта в предыдущий раз с меня взяли 40?

Он хитро улыбается:

– Надо было тарифы читать, всё написано.

– Но от официального такси я ожидаю честности! Я вас потому и взял, что рассчитываю, что всё чётко, а вы себя ведёте не как гостеприимные грузины, а как враги какие-то!

Он не согласен:

– Но у вас в Москве тоже могут, сколько хочешь, взять.

– Да не могут! Все официальные берут по тарифу.

– Ну, в 90-е не так было…

– У вас в 90-е тоже всё не так было! Я же про сейчас говорю…

Молчим. Что-то бормочет про высокий план, что всю ночь работал, и я его последний заказ.

Я никак не могу прийти в себя:

– Вы же христиане, в конце концов, свои!

– Ой, давай не будем про христиан, а то слишком долго придётся спорить…

– Вас же русские любят, Грузию любят, как можно так относиться!

Он наконец немного смущается, опять бубнит про высокий план, но уже миролюбиво. Переводит разговор, показывает достопримечательности, мимо которых проезжаем.

Расстаёмся товарищами, плачу ему по тарифу. Он долго отказывается, но берёт, тепло благодарит.

Моя Грузия

Сижу на тёплом камне на вершине древнего города близ Гори. Солнце пригревает и не даёт порывистому ветру, царящему здесь и порой сбивающему с ног, полностью захватить власть. Внизу течёт Кура, стремительная, ещё не растерявшая свои горные силы. На берегу – развалины древних жилищ, пасущиеся лошади и коровы, похожие на игрушечные фигурки. Вдалеке, на горизонте, поднимаются горы – отсюда они уже видны. Подо мной – остатки Великого шелкового пути. В голове звучит «Грузинская песня»: она часто здесь ко мне приходит. Я как в нирване: мыслей нет, есть только ощущение красоты, спокойствия, нежности и любви – к тебе, кто незримо со мной всё время рядом, к окружающему меня пейзажу, к Грузии в целом и к её людям…

Перед глазами проходят яркие картины моего знакомства с этой страной.

Вот мой первый день здесь. Я приехал утром и весь день брожу пешком по городу. Уже тогда я почувствовал тебя, Тбилиси: шагая вдоль пыльных бульваров, сворачивая в узенькие, неухоженные и этим милые улочки с потрескавшимся асфальтом и повседневной жизнью горожан во дворах. Поворот – и как перевернулась страница: открывается вид на город со стороны древней церкви Метехи. В саду при церкви поют птицы и цветёт сирень. Потом я узнаю, что на этом месте была тюрьма, где сидел Сталин. Хорошо, что её сломали. Я прохожу через самый центр, опять словно по парижскому бульвару; начинается дождь, и я захожу в кафе, совмещенном с магазином одежды. Пью вино с сыром и кофе; как же это гармонирует с местом, где я нахожусь. Мысль о пиве даже не приходит в Грузии в голову. Захожу в несколько церквей, древних, как старухи, сидящие перед их входами.

Я перехожу через новый пешеходный мост, весь в стекле, и попадаю в парк. Древняя крепостная стена, подпирающая теперь дома и дорогу наверху, и на её фоне футуристическая стеклянная конструкция в виде лежащего на земле двойного рога – концертный зал. В парке почти никого, только целующиеся парочки. Думаю о тебе, стараясь обходить их.

Вечером захожу в ресторан на высоком берегу реки с видом на Куру, центр города, видны церковь Святого Николая и крепость Нарикала на вершине холма. Сажусь в углу, медленно наслаждаюсь грузинским овощным салатом с пряными травами, сулугуни, вином; слушаю живую музыку и смотрю по сторонам. Большие компании, в основном семьи. В зале шумно и ароматно: все возбуждены, говорят громко, жестикулируют и смеются. Грузный, но обаятельный певец, периодически вытирающий пот со лба, начинает тихо петь. Сначала его не слышно, но шум постепенно стихает, вступают его товарищи, и божественное многоголосие грузинской песни разливается по залу. На глазах сидящей за соседним столиком женщины с красивой брошью в виде цветка видны слёзы.

Но вот начинается новая песня, живая и задорная. Многие начинают приплясывать, сидя за столом, а соседка, кончиком пальца утерев слезу, выскакивает на середину зала и начинает танцевать. К ней присоединяются ещё несколько человек. Явственно чувствуется ощущение счастья: и на лице танцующих, и на лице сидящих за столами их спутников. Я тоже чувствую его…

В один из вечеров выдаётся ясная погода, и я поднимаюсь на фуникулере на гору, чтобы встретить закат. Сижу, освещённый заходящим тёплым солнцем, наслаждаюсь вином и видом города внизу, и кажется, что-то важное открывается мне в эти минуты.

На винодельне её владелец Яго делает вино по древнейшей в мире технологии, в огромных глиняных кувшинах, закопанных в землю. Он горд собой, но не заносчив, когда рассказывает о своём хозяйстве. Мы пробуем белое вино, потом красное, потом пьём на брудершафт (вахтангури по-грузински), запиваем крепкой чачей, а опьянение так и не приходит, его заменяют радость и спокойствие.

Грузины говорят, что, если не посетить грузинские серные бани, можно сказать, что не был в Грузии. Поэтому, преодолевая стыд, мы заворачиваемся в простыни, как римляне в тоги, а потом разоблачаемся и сидим в купели в серной воде, в которой, кажется, можно было бы сварить раков. Нас не предупредили, а мы не подумали о воздействии серной воды на серебряные изделия, поэтому моя серебряная цепочка стала по цвету золотой, а серебряный же крестик приобрел благородный синий оттенок.

Грузины, с которыми мы общаемся, все как один вежливы и приветливы, даже мальчик на стойке администратора нашей гостиницы, который не может решить простые бытовые вопросы и на которого из-за этого все ругаются, или таксист с хитрым носом, доказывающий мне, что взять с меня в официальном такси вдвое больше тарифа вполне можно и не противоречит ни закону, ни понятиям грузинского гостеприимства, ведь тариф вывешен на стоянке такси, и я вполне мог с ним ознакомиться.

Я покупаю вино в аэропорту и опять слышу это проникающее в душу мужское многоголосие. Продавщица показывает глазами куда-то вбок; я смотрю туда и вижу пятерых грузин, сидящих за столом в соседнем ресторане и поющих. Они в костюмах, серьёзны и подтянуты, радостны и торжественны. Я иду по аэропорту, а музыка всё звучит в моей голове; кажется, я взял её с собой.

Я вернусь, моя Грузия!

Чемодан

‏ Оказывается, у чемодана было двойное дно…

‏ Сразу-то он, конечно, этого не заметил. Искал простенький подержанный чемодан на Авито, чтобы перевезти и хранить на даче самое ценное: записи, дневники. Мебели там было мало, шкафов не было, а переехать очень хотелось. Город стал невыносимым, а теперь и ненужным, когда он решил наконец уйти с работы (хорошей, кстати, работы) и в тишине дачной обстановки подумать о жизни, о будущем, а заодно привести в порядок заметки и, возможно, написать наконец что-то более значительное, чем короткие рассказы, которые писал до сих пор.

‏ Когда увидел этот чемодан, сразу понял, что купит именно его: добротный, со скруглёнными углами, коричневый с благородными потертостями по бокам, с массивной ручкой… Тяжёлый наверняка, но это не важно.

‏ Открыл его, и запах прошлого (или позапрошлого?) века окутал комнату. Приготовил стопки тетрадей и дневников, переставил чемодан поближе и вдруг почувствовал, что внутри что-то двинулось. «Странно, там же пусто», – открыл, проверил все отделения – ничего. Пошевелил, и точно: между бархатной подкладкой и днищем что-то перемещалось. С краю подкладки увидел почти незаметный шов. Сердце почему-то застучало. Распорол его, под подкладкой обнаружилось подвижное дно, а под ним нащупал тетрадь.

‏ Открыл и зажмурился, не веря глазам. Посмотрел ещё раз, сомнений быть не могло: это её почерк, и её сердечко внизу страницы; такие она ставила в конце каждой своей записки ему. Это был дневник Кристины. Хотя они расстались лет десять назад, ровные строчки родного почерка как будто вернули его в то время. И уж точно теперь он знал то, о чём догадывался и в чём боялся себе признаться себе всё это время: он всё ещё любил её…

‏ Тысячу раз он задавал себе впоследствии вопрос, почему же они расстались. Когда это произошло, сначала казалось, это временно, потом уехал учиться в Москву, новые знакомства притупили воспоминания о ней. А потом постепенно стало накатывать сожаление, и чем дальше, тем чаще. Может, дело было в его эмоциональном взрослении, а может, встречаясь и потом расставаясь с очередной девушкой, он чувствовал: «Опять не то… Вспомни лёгкость, единение и понимание, которые были с ней»… Оглядываясь теперь назад, он понимал, что искал всё это, и не находил.

‏ Долистал до последней записи, прочитал, замер. Слёзы остановились в глазах и вдруг закапали на строки, вызвавшие их. «Сегодня расстались с Сергеем… Господи, как же тяжело! Растерянность в его глазах прошла, только когда я сказала, что это временно, что нам нужна пауза, чтобы всё осмыслить. Как жаль, что я не могу сказать ему всё, как есть: про болезнь мамы, что к ней надо ехать, чтобы ухаживать какое-то время. И про то, как же сильно я его люблю… Нет, нельзя – сразу всё бросит и примчится, но зачем ему это? Пишу и плачу, как же хочется, чтобы всё у него было хорошо…»

‏ Найти её оказалось проще, чем думал.

‏ – Кристина?

‏ – Сергей???

‏ – Сможешь выйти? Я рядом.

‏ – Как?!

‏ – Я люблю тебя…

Человек под зонтом

Зашуршал за окном дождь; я открыл окно и вдохнул полной грудью его влажный озоновый запах. Дождь усилился, и вот уже появились пузыри на вновь образовавшихся лужах, обещая нескорое его прекращение.

Внимание моё привлекла нескладная фигура человека с зонтом; я даже не сразу понял, почему человек идёт неровно, зигзагами, и периодически останавливается. Потом я разглядел огромного плюшевого медведя в руках у молодого человека; было видно, что того больше беспокоит судьба игрушки, чем его собственная, так как свой оранжевый зонт с надписью «Чайф» и со сломанной спицей он нёс над медведем, а не над собой, а всё плечо и рука безнадёжно промокли. Нести игрушку было, видимо, не удобно, в пакет «Боско» она целиком не помещалась, поэтому парень всё время её перехватывал и при этом неловко наступал в лужи, оставляя потом мокрые следы, проходя по сухой части асфальта под деревьями.

Он дошёл до остановки и подошёл к тоненькой девушке под красным зонтом. Было видно, как он показал ей медведя, забылся и отодвинул зонт, отчего дождь намочил голову игрушки. Девушка, заметив это, шагнула вперёд и стремглав накрыла мишку своим зонтиком, а свободной рукой обняла молодого человека. Они замерли, стоя втроём, обнявшись, не замечая дождя, порывов ветра и ничего другого вокруг.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Неожиданно выглянуло солнце, ветер стих, и о дожде напоминали только мокрый асфальт, лужи и капли, падающие с деревьев. Пара с медведем всё стояла. Потом парень отодвинул зонт, и оба круга, оранжевый и красный, исчезли так же внезапно, как и сам дождь. Остались только девушка, парень и мишка, которого они придерживали, продолжая обниматься.

Морская прогулка

– Ребята, всё, расходимся. Завтра рано вставать.

– Почему?

– Вы что? Мы же идем в море на Мишиной яхте!

– Точно! Обязательно идём.

– Миша сказал, будет сюрприз. Да, Витя, ты же придёшь?

– Собираюсь вроде…

– Обязательно приходи, Миша очень просил. И Соня вот придёт.

– Ладно… А при чём тут Соня?

– Да нет, ни при чём.

Отплыли рано, почти как планировали. Все допытывались у Миши, что за сюрприз он приготовил, тот отшучивался. Когда берега уже почти не было видно, достал шампанское, открыл, разлил всем:

– Друзья, хочу выпить за двоих моих самых близких людей: мою любимую Соню и моего лучшего друга Витю. Станьте здесь, поближе, – они подошли к корме, куда он указал, – а вы все доставайте телефоны и начинайте снимать, я приготовил для них сюрприз.

Началась съёмка, Витя и Соня стояли удивлённые, и, как и все, ждали развязки. Миша продолжал:

– Хочу вас поблагодарить обоих за верность – Соню как мою любимую, а Витю как друга. Обнимитесь, не стесняйтесь. Обнимайтесь давайте, не в первый же раз, да, Соня? Да, Витя? Ну и сволочи же вы оба!

И резким движением столкнул обоих в воду. Те погрузились под воду, выплыли. Не глядя на них, Миша сказал устало механику:

– А теперь домой. Круги этим бросьте.

Случайная встреча

(Много лет спустя)

– Дмитрий Владимирович, можно?

– Да, Зиночка, что там?

– Вот еще одно резюме пришло из агентства… На позицию начальника отдела информационных технологий.

– Принтанула? Давай.

– Пожалуйста. И фамилия такая редкая: Семицветов.

– Как? Семицветов?!

– Да. Наверное, красавчик…

– Это почему?

– Ну, раз такой, с цветочками…

– А… – посмотрел на секретаршу пристально, скользнул взглядом по новым часам (IWC, между прочим!), которые купил только на прошлой неделе во время командировки в Женеву. Вспомнил поездку, и глаза затуманились. И поездка удалась, и контракты новые заключили, будет теперь и у нас продаваться этот новомодный чудо-крем, который якобы кожу молодит на самом деле, не то что вся остальная ерунда. Спрос есть, продавай не хочу, сарафанное радио рублевки и прочей элиты свою работу делает.

Опомнился, потянулся:

– Надо же, у меня же одноклассник был с такой фамилией… Дружили даже… Пока он… Пока я…

– Да?! Я думала, такая фамилия одна только… В смысле, человек один.

– Ха, фамилия одна, скажешь тоже. Зинка, говорю тебе, иди учись, зачем институт бросила? Учение – сила!

– Зачем мне, Дмитрий Владимирович? Выйду замуж за Петьку, детей нарожаю, буду хозяйством и детьми заниматься – когда работать-то?

– Хм. А Петька тебя прямо замуж берет?

– Ну, ещё не предлагал, но предложит, он же любит меня…

– Да? По-твоему, все, кто говорят, что любят, женятся? Откуда вот ты знаешь, что он тебя любит?

– Ну, он меня в кино водит…

– На боевики свои? Так он их больше, чем ты, любит. Это он себя водит, а не тебя! Ох, не знаю, Зинка, не моё дело, конечно, но как-то ты к жизни своей относишься… Легкомысленно, что ли. И потом, допустим, женитесь, дети там, всё такое и прочие ИКЕИ. А ему с тобой интересно будет? Он с тобой говорить о чём будет? Куда ходить вместе? Он, конечно, тоже не Эйнштейн, но хотя бы выучился, работает, повысили вот его недавно… Стремится к чему-то, в общем. А ты?

– Вам-то конечно, медаль-универ-работа, всё как по маслу, не всем так дано…

– По маслу?! Ничего себе. Ладно, впрочем, потом договорим, масло там или другое что… Какого, говоришь, он года рождения?

– Кто?

– Да кандидат…

– 77-го.

– Да??? А зовут как?

– Александр Васильевич.

– Хм, Васильевич? Не помню отчества. Но Сашка??? Не может быть!

– Что, Дмитрий Владимирович?

– Звони ему, сейчас прямо!

– А кофе уже не надо?

– Потом кофе. Сама выпей.

Посмотрел вслед уходящей секретарше, удивлённо помотал головой: «Надо же! Сашка…» Что-то при мыслях об однокласснике заставляло ёрзать, какое-то неприятное воспоминание…

– Алло! Саш… Александр Васильевич? Приветствую. По поводу резюме Вашего звоню, Соколов моя фамилия, из «Кремов России». Когда могли бы подъехать к нам? Сегодня? Прекрасно, жду. Да, секретарь перезвонит вам и все расскажет.

Что же это было? Дружили, долго и хорошо дружили… Вместе читали Купера и потом играли в индейцев, делали факела из тряпок и парафина и бродили по открытому бомбоубежищу… Вместе катались на санках и лыжах зимой, играли в футбол и купались в пруду летом. Вместе вытаскивали из ледяной воды ещё одного товарища, с которым решили попробовать на прочность тонкий осенний лёд…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.