Звезда услады

Так и не понял он, для чего вещь. Понял одно – брать, не мешкая, не рассусоливая, не напрягая чело думами. Отделил он часть, как отрезал ломоть от буханки хлеба, и припрятал до поры в гараже. Представляла эта вещь рулоны мягкой вспененной не то пластмассы, не то резины; на лицевой стороне выдавлен рисунок, нечто похожее на восточный орнамент; на обратной стороне был обнаружен товарный ярлык на неведомом Егору наречии. Дома, за ужином, сообщил супруге: «Штуковину одну к рукам прибрал. Занятная вещица! На днях принесу образец. Посмотрим, обмозгуем, куда прилепить». Супруга ответствовала: «Отступился бы ты, ведь схватят сначала за руку, потом за шкирку. Вспомни-ка, как погорел с утками. Сколько сраму было!»

Этот случай хорошо запомнил Егор. Дело вышло так. Работал он тогда в столовой на монтаже холодильного оборудования. Хорошо работал: премия на досрочное выполнение производственного задания была гарантирована. К этой премии он бонус, конечно же, присовокупил. Глаз его острый мигом приметил, что будет в этот раз бонусом. Так вот, положила повариха как-то в котел десять уток, вынула – восемь. Всплеснула ручонками (было еще совсем молодая, зеленая, не тертая), порядком испугалась пропажи. Ищет, ищет двух уток в котле – не может найти. У Егора, который на раздаче настраивал холодильный агрегат, спрашивает:

– Не видали вы, Егор Тимофеевич, куда утки делись?

– Видал, – ухмыльнулся Егор. – Улетели твои уточки, детка, в дальние края. Сразу видно неопытная ты: поди-ка и не знала, что прежде чем уток в котел бросать, крылышки надо подрезать. Не подрезала? Нет! Вот и проворонила. Хе-хе-хе!

Далеко утки улететь не успели. Быстро скумекала повариха, кто поохотился в её котле. Ищейкой побежала по следам шустрого слесаря и поймала уточек в каморке Егора, то бишь мастерской, расположенной в складском помещение столовой. В полиэтиленовом пакете почему-то уточки лежали, да одна еще без ноги.

Признался потом Егор, что это он утку инвалидом сделал – аппетит раззадорил. Пожалел, что покуражился над девчонкой-поварихой, не будь того – черта с два нашли бы уток. Что утки? – мелочь по нынешним временам. Сама повариха нарушила рабочий обычай: угостила бы той же уткой, с миской сметаны и тарелкой румяных свежеиспечённых булочек-пампушек, как налагается отблагодарить работу мастера, к которому ещё не раз за помощью обратиться придётся. Нет ведь, комсомолочка горластая, только через кассу в порядке очереди. На самом деле он поучить её хотел, как должно людям внимание оказывать.

История с утками дело далекого прошлого. Много, чего было с тех пор праведного и слегка неправедного. Многоопытен стал Егор, степенен и важен. И гадкое слово вор гонит от себя, как проказу. Он не ворует, но заимствует: берет по собственной инициативе аванс с завода, отплачивает более производительным и качественным трудом. Поскольку, во-первых, только таким образом можно избавиться от гнетущего ощущения долга, выразить горячую признательность своему солнышку ясному, заводу-кормильцу, во-вторых, основной постулат будущего совершенного общества гласит: «от каждого по способностям, каждому – по потребностям». Значит, он уже реализовал это: работает изо всех сил, то бишь отдаёт без остатка по способностям, берёт исходя из потребностей…

На следующий день Егор принес домой рулон искусившего его неведомого материала. Для определения назначения принесенной вещи состоялся семейный совет, комиссия по производственному слогу: теща – председатель, жена – секретарь, сам Егор выступал с челобитной относительно добытого добра.

Егор и детей подключил к обстоятельному анализу чудного материала: старшому Димке велел перевести на русский язык надпись на ярлыке. Сынок Димка оказался ни в зуб ногой в иностранной грамоте, а по школьной программе должен уже калякать по-заморскому. Ан нет, хотя и школа-то вроде как с уклоном на углубленное изучение иностранных языков. За нерадивую учебу грозился Егор ужесточить жизнь сынуле, лоботрясу и бездельнику.

Дочка Лена только и разобрала, что надпись на финском языке. Деткам не было сказано об истинном происхождении этой вещицы. Купили списанный неликвид, дескать… Толковали Егор, жена и теща о назначении этой вещицы, толковали и порешили – это линолеум. Раз так, устлали им пол в квартире, сначала для пробы в спальных покоях хозяина и хозяйки.

– Красота! – радовался Егор, любуясь чудесно преображенным полом.

– Красота! – вторила жена, и она знала толк в прикладном искусстве.

– Прелесть! – умилилась теща, когда её пригласили на смотрины.

Одни детки не радовались: не доросли до таких особенных чувств, в редкой смеси возросшей собственной значимости, удальства, ловкости и предприимчивости. Пострелу Димке все бы бегать днями напролет по двору за футбольным мячом, в перерывах из рогатки пулять по воробьям, голубям и дворовым псинам, да тройки и четвёрки, с колами и двойками вперемежку из школы таскать.

Меньшой же дочке, непоседе Ленке, из-за кустов шпионить за братцем и нестись во весь опор домой, чтобы донести до мамки и папки безрадостные вести: Димка-де окно разбил, соседскую девчонку за косы надергал, через форточку на кухне подбросил дохлую крысу прямиком в кастрюлю с супом, которым Октябрина Спартаковна собралась попотчевать Тимура Гамлетовича.

Страшной ябедой росла Ленка, лучший командир лучшей октябрятской звездочки в школе, и доставалась ей порядком от пострела Димки, но с характером была девчонка – от дела своего общественно-воспитательного не отступала. Отчаянно и храбро билась за моральный облик братца, которого в комсомол могут и не принять, а значит, пятно несоответствия марксистко-ленинского мировоззрения плюхнется и на неё. В школе она училась хорошо: четверки пятерки алели в дневнике, за что Егор её хвалил. А сынка, балбеса, оплеухой награждал.

После того, как пол в спальне Егора стал диковиннее декораций к арабским сказкам, довелось ему побывать на приеме у директора завода. Как зашел Егор в кабинет – обомлел, прямо-таки оторопь взяла. Со стен глаз не отрывает. Денис Сергеевич прекрасно знал Егора, причисленного к авангарду завода, постоянного победителя соцсоревнования, потому спросил слегка удивленно: «Плохо выглядишь, Егор Тимофеевич. Нездоровится?» – «Хуже!» – сказал про себя Егор…

С работы пришел, с порога бранить жену стал. Изрядно поругал: «Столько живешь, дуреха, а обои от линолеума отличить не можешь! Еще фыркаешь, ходишь: я, мол, такая уж молодчина, не тебе ровня. Сама-то, ну точно как засранка. Эх, и глупые же вы бабы. Как это из-за вас некоторые чудаки голову кладут на плаху, стреляются, из окон выпрыгивают?! Драть вас надо как сидорову козу берёзовым веником! Да почаще! Одно расстройство с вами. Знаешь ли ты, что у Дениса Сергеевича то, что у нас стало линолеумом, на стены наклеено?» Жена, было, вякнула в оправдание. Егор сердито топнул ногой и пригрозил пока пальцем.

Обидно Егору, что вещь не по назначению использовал, ровно простофиля какой. Одно утишило горе несказанное: немного «линолеума» осталось. Этими остатками обклеили гостиную и спальню.

Вышел Егор из квартиры и зашел вновь эдаким сиятельным гостем. Глянул на стены, пол – похвалил хозяев, себя то есть, за тонкий вкус, за радение об уюте родного очага. И уже сам Егор, какой есть, пустился в пляс от неуемной радости. «Хе-хе-хе! Ха-ха-ха! – потешался Егор. – У меня апартаменты почище директорских! Хе-хе! Меня голыми руками не возьмешь!»

Как-то пригласил Егор в дом свой товарищей по работе, в великий праздник ПЯТНИЦА, питница и блудница. Пришли они, внимательно рассмотрели убранство квартиры, с уважением сказали: «Ну, могешь ты, Егорша, красоту делать! Обои, где такие министерские достал?» Уклонился Егор от прямого ответа, говорил вскользь, дескать, за большие деньги куплены при содействии козырных знакомых.

Приятна Егору похвала товарищей, и не важничал он перед ними, не хвастал – делился простой житейской радостью, добрые слова любил послушать, совета спросить. Вот затеял он садово-дачный участок покупать, где кой-какой домишко, пожалуй, потребно слепить, эдак этажа в два, с верандой на каждом этаже: верхняя веранда будет служить для пития чая и созерцания родных просторов, нижняя – для более прозаических дел. Пару штук теплиц соорудить не мешало бы на прочном бетонном фундаменте. «Поможем, Тимофеевич! Поможем!» – горячо заверяли товарищи, догадываясь, что неспроста были званы. «Скажешь, придем, выстроим хоромы выше неба!» – твердо обещали они.

Здесь Егор делал жене незаметный недвусмысленный жест. Женушка проворно перемещалась на кухню и спустя мгновение выплывала хлебосольной хозяйкой, с низким поклоном приглашала любезных гостей за праздничный стол. На столе огурчики, грибочки, куски обжаренной свинины с отварным картофелем белоснежным, рассыпчатым, дымящимся, приправленным ароматной зеленью. Красная рыба холодного копчения свесила с блюда толстый хвост, толкая вон со стола местного озерного леща-красавца, подрумяненного в печи. Царицей стола восседала запотевшая неупиваемая бутыль сорокоградусной русской чародейки-злодейки. При виде сего убранства товарищи Егора умильно улыбались и готовы горы своротить.

Купил Егор садовый участок, и не один, а два смежных: отважился и покусился как всегда на большее. Походил с женой по приобретенному отрезу пустыря, наметили, где домик-домище, где теплицу поставить, как грядки правильней разбить, сколько ягодных кустов и фруктовых деревьев смогут посадить. Вдохнул напоследок полную грудь влажного запаха земли-матушки, обвел просветлевшими глазами пустырь, и руки зачесались по хорошей работе. В близлежащем поселке арендовал Егор за пол-литра горькой мастодонтоподобный трактор К-700.

Играючи исполинский трактор вырвал с корнями стену лесной разновеликой поросли, из года в год захватывающей пустырь, содрал и раскромсал вековой целинный дерн, обнажив где-то россыпь черной земли, где-то пласт песка, где-то каменную гряду. За трактором загромыхали по ухабам грунтовой дороги тяжеловесные грузовики КрАЗы и МАЗы, спеша доставить Егору стройматериалы, чернозем, органические удобрения с местной фермы. Невиданный темп освоения залежных земель установил Егор. Хозяева соседних участков разевали рты, пораженные и уязвленные размахом и сноровкой, отрядили ходоков на приём к расторопному и ухватистому Егору, чтобы пособил, чтобы взялся за председательство в организуемом садово-дачном кооперативе.

Это же диво: два дня – и с земли слетело дикое разнотравье и разнолесье; месяц – выстроен аккуратный светлый домик в два этажа с верандами, мансардой, мезонином; еще месяц – заблестели под летним солнцем две просторные стеклянные теплицы. Потом земля подобралась и похорошела несказанно, как ухоженная, лелеемая и обожаемая красавица. Егор и супруга его заботливыми руками вызвали к жизни здесь, на своих шесть плюс шесть соток, всякий овощ и фрукт, как произрастающий в местном климате, так и не желающий произрастать. Недостаток тепла и солнца они компенсировали невероятным трудолюбием.

Однако Егор не переставал думать-кумекать, как оптимизировать добровольно каторжный труд в зоне рискованного земледелия. Одним из таких направлений было сокращать долю ручного труда за счёт изменения технологии работ и механизации. Чтобы не бегать с лейкой по саду он сделал оросительную систему всего участка, организовал водосбор атмосферных осадков в шестикубовую стальную емкость, откуда под собственным напором, вследствие природной силы тяжести, вода растекалась по трубам к калиброванным точкам полива – практическая импровизация идеи вечного двигателя.

У теплиц была смонтирована ветряная силовая установка, которая преобразовывала силу ветра в тепло, необходимое тепличной рассаде в суровые весенние дни холодостояния. В эти дни как раз усиливался ветер, вплоть до шквалистого. Стало быть, одна энергия (ветра) у рачительного хозяина попусту не будет проноситься по участку, а преобразуется в другую энергию (тепло) – именно то, что гонит холод, само становится теплом. Здесь Егору Тимофеевичу впору было оформить патент на изобретение, поскольку техническое решение давней идеи ветряков реализовано оригинально. Далее была построена мастерская, удивляющая всех продуманностью и практичностью. О самодеятельном техническом творчестве Егора можно написать отдельную повесть…

3. Без хохмы не жили

Но летят года, все созданное прежде неминуемо стареет и ветшает, хотя и закладывался как будто вековой запас прочности, но что-то, какая-нибудь деталюшка, какое-нибудь свойство материала, учтенное недостаточно, ровно червоточина на яблоке, становиться очагом разрушения.

Так трубы оросительной системы заржавели изнутри, у ветряка на лопасти трещина, подпорная бетонная стенка покосилась. И так далее. А годов-то уже скоро стукнет много, 60 лет! Как внести завершающий штрих в то, что сделано, чтобы в преклонном возрасте созданное твоими руками преклонялось тебе, а не ты ему, и служило ещё долго потомкам?

Почему бы, например, трубы оросительной системы, сделанные из черной стали, подверженные ржавчине, заменить трубами из нержавеющей легированной стали. Резервуар (шестикубовая емкость) заменить бассейном. Размером шесть на шесть метров и глубиной в метра два, чтобы и поплавать можно и добрый запас воды хранить.

Итак, удосужилось Егору увидеть на заводе штабель труб из нержавеющей стали, диаметром как раз подходящим для устройства оросительной системы в саду, тут же залежи арматурной сетки для бетонного резервуара-бассейна. Ахнул Егор, глянув на трубы и прутки, ударил в ладоши и конем ретивым помчался к диспетчерской, где обычно приостанавливались грузовые машины.

Нашел шофера, друга закадычного, упросил и посулил: помоги дружище, дело тебе на копейку, а магарыч от меня будет знатный с северной надбавкой. Ну, по старой памяти друган отказать не мог. Подкатил грузовик к задворкам цеха, и трубы с прутками перекочевали в кузов. Что было частью народного достояния, стало достоянием лучшего представителя народа, то бишь Егора.

«Завод богатый, – по привычке успокаивал себя Егор. – Эти трубы ему, что слону дробина, завод – это золотая жила, что никогда не оскудеет. Вон на свои деньги какой шикарный профилакторий отгрохал завод (в наше-то кризисное время!), отдыхают там за полцены. Я же буду в собственном профилактории отдыхать и сэкономлю деньги, которые бы завод потратил на моё пролечивание в санатории. Как раз равные стоимости этих труб».

Другие аргументы находил Егор для обоснования своего как будто нечестного поступка, но поди ты – не мог, ничем и никак, утишить и прогнать поселившуюся тревогу с того самого момента, когда увез трубы в сад. Случалось ли приметить милицейско-полицейскую форму, со страхом отмечал, как предательски ёкает сердце. Что-то он не учёл. Что же?

Кто-то на работе сказанул, что в цех, в самом деле, зачастили сыщики, как будто из уголовного розыска. Чуть кондрашка Егора не хватила. Ночи бессонные пошли, если и спал, видел исключительно два сна: в первом он всем на зависть и славу, убелённый благородной сединой, сидит за кнопочным пультом, перед ним большущий ЖК-монитор. Егор набирает код доступа – на экране появляется его сад.

Смотрит Егор телеглазом на грядки с викторией – нет, не созрели. Заглядывает в теплицу, там лампочки сигналят. Это помидоры воду просят. Егор другую кнопочку жмет. Приводится в действие оросительная система, изготовленная из дорогостоящей нержавейки. Смотрит Егор снова на грядки – эх, напасть! – сорняки глушат овощи, тогда он сигналом тревоги вызывает Кузьмича (он же Ибрагим-оглы), наемного работника, объявляет ему замечание, что грядки не прополол, в бассейне воду не заменил и выписывает штраф в размере полумесячной зарплаты. Вот какой сон пленял ночами Егора.

И это не утопия – это было вполне достижимо. Уже есть земля, дом, теплицы, баня (помывочно-оздоровительный комплекс), оросительная система в стадии монтажа, недостает электроники, компьютера с первичными датчиками и системой беспроводной передачи данных, телеметрической оснастки. Это поправимо. Егор уже наведывался в вычислительный центр завода. Кулибины и эйнштейны его пошиба нашлись и там, остается наладить кооперацию баш на баш.

Однако другой сон являлся ему: остриженный наголо, в темном хлопчатобумажном костюме притулился на колченогом стуле у тюремного окна с массивной решеткой понурый зык. Вот он поворачивает изможденное лицо, – батюшки! – лицо его, Егора. В толстых решетках дробится солнечный свет и добирается сквозь немытые стекла мутным грязным потоком, чтобы подсветить горючие слезы узника. Вскоре сон второй уже не сном стал казаться – явью грозил стать, будущим Егора.

Тяжелы душевные терзания! Явился он к начальнику участка с повинной. Сказал убитым голосом: «Так мол и так, я спер эти проклятые трубы, с арматурной сеткой в придачу. Отбой ментам из уголовки. Сегодня как стемнеет, привезу их обратно».

– Как же так, Егор Тимофеевич?! – наигранно огорчился начальник участка Икс Иксович и сощурил хитрый глаз. – Ты наш передовик, по прежним годам – наше знамя. Человек ты неплохой, трудяга, работаешь всегда отлично, настоящий мастер своего дела, ветеран завода, имеешь правительственные награды, бригадир. Или, как сейчас говорят, – лидер! Твоя бригада, или рабочая группа, неоднократно признавалась лучшей. И это на самом деле так: сложнейшие ремонты аварийного оборудования выполняли именно вы, всегда качественно, всегда в срок… припоминаю, был и есть за тобой грешок такой: спереть, что плохо лежит, (а лежит у нас многое, что плохо). Молодец, что сам пришел. Иначе, по нынешним временам, дело твое, однозначно подсудное.

– Я сам не понимаю, почему такое случается со мной. Инстинкт древний хватательный? Затмение какое-то находит? Минута слабости? Магнитные бури, поди, бушуют? Я готов понести самое суровое наказание, только прошу: не разлучайте с заводом, иначе хана мне, хандра заест. Хоть и не наш, не народный теперь завод. Этот хозяин-барин, которого и не видели вживую, задарма скупил завод. Помните, акционировались, выдали акции. Потом два года почти не платили зарплату. Зачем хозяину-барину нам платить? Он их, зарплату нашу, в банк клал под 180 процентов годовых. Ничего делать не надо: рубль в банк отнес, через год три забрал. А что работягам не на что жить – ему по барабану! Мы, конечно, пункты по приёму металлолома переполняли, что скрывать. Когда завод упал на грань банкротства, этот барин за бесценок скупил акции и стал единственным владельцем. А был-то кем, рыжий пентюх?! Спал в кабинете, гнида… Затем цена полезла на химические удобрения. И мы снова как будто на плаву. Поэтому перед барином моей вины нет, а вот перед тобой повинюсь. Любое наказание вынесу.

– Допустим, наказание тебе найду. – Потер обширную лысину Икс Иксович и чихнул в платок: весной его мучила аллергия. – Промежуточный холодильник на пятой турбокомпрессорной машине забился органикой. Что-то опять поднесло с охлаждающей водой. Светится нам с этой аварийной остановкой негоже: новый хозяин разнос нам такой устроит, что мало не покажется. Потребует расследование причин аварии, посчитает убытки. Тут ещё пропажа труб. Вот же в чём особенность теперь наша: над нами ХОЗЯИН-БАРИН! И это всё его, здания, сооружения, технические устройства, прибыль. Прежняя словесная мишура о том, что производство ради человека, ушло в прошлое. Вторая особенность заключается в том, что наш труд, квалификация, умение – это наш товар, который мы предлагаем хозяину, чтобы он с нами заключил договор в участие процесса производства прибыли за согласованную плату. Вот и надлежит нам стараться, где-то аккуратно и бороться, чтобы в этой плате была заложена возможность приобретения тобой, другим ли подобного этим злосчастным трубам. Не будем соблюдать эти две основные особенности – найдут негативную особенность в тебе, чтобы моментально, без всяких проволочек уволить. Понимаешь ли ты это? Создадут такие условия работы, что либо сам уйдёшь, либо силком выведут. Мы с тобой на эту тему как будто толковали? Давай уж, чтобы в последний раз. Посуди, Тимофеевич, мне, как и тебе два-три года здесь продержаться, чтобы тебе достроить, что не достроил, и детей в институте доучить; мне – квартиру по ипотеке дочке выплатить, немного и осталось. Да и дом на даче достроить. После, свалить отсюда, от всех этих новых и старых головняков на заслуженный покой. Так что давай, как и прежде продолжать хранить наше стародавнее, проверенное временем, товарищество, поддержку и соблюдение обоюдных интересов. Заключим свой негласный трудовой договор на три года. После – спокойненько уйдём на пенсию… По рукам? Замечательно!.. Теперь ближе к делу. По устному распоряжению пойдешь на все выходные чистить холодильник. Работа левая, значит, никакой тебе оплаты пока что не будет.

– Пойду в любом случае, если надо производству, ведь не впервой авралы у нас.

– Хорошо и правильно сказал. За это ценим. Еще про трубы в последний раз заикнемся, так сказать с другого бока, с другой стороны на это дело посмотрим. Поясни мне, как с трубами так прокололся?

– Трубы мне в сад позарез нужны.

– Если тебе дверь также понадобится в сад, получается, ты возьмешь здесь у меня снимешь дверь и отволочешь к себе в сад, так?

– Нет, не так.

– Разве у меня плохая дверь?

– Дверь хорошая, но вы-то как без двери здесь будете?

– Вот в этом и суть! Сколько раз раньше на эту тему говорил! Знаешь сам, что на турбокомпрессорной станции теплообменники из черной стали быстро обрастают толстой коркой из ржавчины и органики, что в проточной воде, охлаждение в них существенно ухудшается, а то и вовсе отсутствует: то и дело мы эти агрегаты останавливаем, чистим, латаем. Поэтому было принято техническое решение о замене существующих теплообменных труб из чернушки на трубы из нержавейки. Затраты на ремонт уменьшатся, и работы грязной у вас поубавится. Ты это великолепно и сам знаешь.

– Да, конечно, понимаю. Так ведь трубы я взял не все. Как раз столько взял, сколько останется после замены. Привезенные трубы я измерил, посчитал, прикинул, сколько останется, и этот остаток заранее взял. Труб завезено больше.

– Ух, ты какой расчетливый! Все ли учел?

– Не новичок я.

– В чем не новичок?

Тут Егора догадка озарила, что трубы заказаны и получены с заведомым остатком, который уже был кому-то предназначен, обещан. Хоть владеет заводом неведомый ХОЗЯИН-БАРИН, а мы, работяги всех ранжиров, тоже не лыком шиты. Не раз и не два Егору, ещё прежде, приходилось выполнять секретные, не афишируемые поручения начальства: одному за литр неучтенного спирта расточить блок цилиндров автомобиля, другому – за машину керамзита подобрать также неучтённый швеллер для гаража и т. п. и т. д. А что сейчас изменилось? Ничего. Значит, вляпался я: у них, у начальников, тоже почти у всех дачи. Помнится, сидели мы в курилке и гадали: куда это столько неучтенного железа вывозит Иксович? Вот бы дачу его глянуть, говорят вся из железа!

– Популярно объяснил. Виноват. Признаюсь. Раскаиваюсь. Нужда заставила… Получается, впредь надо спрашивать? Спрашивать значится, нельзя ли неликвид какой вывезти за наличный расчет, что-нибудь из б/у, что идёт на списание. Интересовался я как-то у нашего механика на этот счет, просил даже его, чтобы разрешил выписать трубы, бывшие в употреблении, которые никак в металлолом сдать не можем. Нельзя говорит, план по металлолому выполнять нужно. Присовокупить к этому плану то, что я бы выписал нельзя разве? Так и не ответил, ухмыльнулся только.

– Подошел бы ко мне, и решили бы вопрос положительно.

– Не осмелился беспокоить, отрывать по пустякам.

– Ладно, порешаем как-нибудь. Разъясни-ка мне ситуацию с третьим агрегатом. Механик на ежедневном докладе мне что-то не договаривает.

– На коренных подшипниках турбины зазоры подогнали. Не удается пока отцентровать валы турбины и двигателя. Механик приво… принёс лазерный центровщик, чтобы по нему центровали. Делаем центровку по этому прибору, собираем турбину, включаем – трясёт, да ещё как! Я хочу свою приспособу попробовать, чтобы поискать, откуда дисбаланс идёт.

– Попробуй. Электроника – прогрессивная штука, но надежней нашей механики еще ничего не придумано, когда же механики становятся электронщиками – пиши пропало. Я поинтересуюсь у механика, когда он в поверку лазерный центровщик сдавал, и кому ещё сдавал. Спасибо, Тимофеевич, за подсказку.

– Потом еще маслонасос будем перебирать: низкое давление в работе выдавал.

– Поторапливайтесь, Егор Тимофеевич. Времени у нас в обрез… Да! Чуть не забыл. Вынуждают нас заниматься так называемой стандартизированной работой. Чтобы мы новой поросли, новому типу работника передали опыт в виде стандартов качественной работы. Ни в каких маркетинговых пособиях не найти наш бесценный технический опыт. Тебе в бригаду (тьфу ты, в рабочую группу) дали Скворцова. Придется и ему помочь в плане составления стандартов работы.

Выйдя из кабинета, закурил Егор едкою папиросину. Задумался. Разговор с начальником оставил некоторую смуту: подозрительно спокоен был он, не шумел, не кричал, не возмущался с искренним пафосом. Не оттого ли, что он заранее знал, кто упер треклятые эти трубы, возможно, кто-то доложил ему. Уж не новичок ли Скворцов донёс в плане зачета для дальнейшего роста и повышения квалификации? Мне теперь придется переносить на бумагу какие-то стандарты, чтобы упрочить его квалификацию!