Когда на следующее утро зазвонил будильник, Олег едва смог подняться с постели. Он совершенно не выспался. Телефонные переговоры Елены Викентьевны и родителей продолжались с небольшими перерывами почти всю ночь, и Олег уснул лишь на рассвете.

Нашарив тапочки, мальчик прошел на кухню. Там завтракали Беляевы-старшие. Вид у них был подавленный.

– Не нашелся? – спросил Олег.

Борис Олегович покачал головой.

– Ни слуху ни духу.

– Просто ужас, – вздохнула Нина Ивановна.

– Нам пора, – поглядел на часы Борис Олегович.

Родители поспешили в переднюю.

– Скорей, скорей, – торопил жену Беляев-старший. – Через полчаса итальянцы прибудут. А ты, – повернулся он к сыну, – не забудь погулять с Вульфом.

Родители отбыли к себе на фирму. Олег, выпив стакан сока, быстро выгулял пса и отправился в школу.

Идти ему было недалеко. Родная две тысячи первая стояла сразу за его домом. Едва миновав собственный двор, за которым начинался Портняжный переулок, Олег увидал четверых близких друзей – Женьку, Темыча, Катю и Таню. Они стояли возле металлических ворот, отделяющих дом и двор Олега от улицы.

Компания их, которую теперь чаще всего называли Компанией с Большой Спасской, сложилась еще в младшей группе детского сада. Затем всех пятерых определили в первый класс «В» школы номер две тысячи один, и вот теперь они уже благополучно учились в десятом. Правда, теперь он уже назывался не «В», а «Б». Ибо из оставшихся учеников трех бывших девятых классов в этом году сделали два. Но самое главное, что пятеро друзей уже два года подряд умудрялись самостоятельно раскрывать самые настоящие преступления[1]. Как говорил по этому поводу классный руководитель Андрей Станиславович, «они словно притягивают к себе криминал». Так это было или не так, но всего каких-нибудь две недели назад Компания с Большой Спасской завершила свое четырнадцатое расследование.

– Ты чего такой мрачный? – первой двинулась навстречу Олегу голубоглазая, светловолосая Таня.

– Не выспался, – объяснил тот. – Предкам всю ночь звонили.

– Кто? – немедленно заинтересовался долговязый Женька.

– Жена друга, – был краток Олег.

– Понятно, – захохотал Женька.

– Зря смеешься, – не разделил его веселья Олег. – У нее муж пропал.

– Ясненько, ясненько, – откинув со лба прядь черных, как смоль, волос, фыркнула Катя. – Слышали мы такие трагические истории. Полагаю, у этой жены вашего друга муж вышел вечером за кефирчиком или за минеральной водичкой. И так далеко ходил, что вернулся только под утро.

– Он совсем не вернулся, – покачал головой Олег.

– Бывает, что и совсем, – ничуть не обескуражило его заявление Катю.

– Привет, мальчики-девочки! – раздался в это время бодрый возглас их одноклассницы Маши Школьниковой. – Чей это там мужик не вернулся?

– Друг Олеговых предков, – услужливо пояснил Женька. – За кефиром пошел…

– Причем тут кефир? – уже охватывало раздражение Олега.

– Ну не за кефиром, какая разница, – никогда не волновали подобные мелочи Женьку. – Главное, что из дома ушел, и жена всю ночь его у разных друзей искала.

– Мужик-то крутой? – по-деловому осведомилась Школьникова.

– Бизнесмен, – начал объяснять Олег. Он хотел к этому добавить, что Александр Евгеньевич Волков ушел совсем не за кефиром. Но тут Школьникова перебила:

– Раз бизнесмен, то все ясно. В баню поехал париться.

– А почему жену не предупредил? – глянул исподлобья на Школьникову низенький, щуплый Темыч.

– Тебе не понять, – глянула на него сверху вниз Школьникова.

– Почему это не понять? – возмутился Темыч.

– Потому что опыта в личной жизни маловато, – процедила сквозь зубы Машка. – Вон у матери один друг в бане целых три дня с компанией парился. А домашние искали. Но ничего. Потом вернулся как миленький.

– Александр Евгеньевич не такой, – убежденно произнес Олег. – Он любит свою жену.

– Это когда с ней, то любит, – с бывалым видом отозвалась Школьникова. – А когда без нее… – и она выдержала выразительную паузу.

– Ничего подобного, – вновь возразил Олег. – Александр Евгеньевич совершенно другой.

– Где же он тогда всю ночь ошивался? – спросил Женька.

– Если бы вы меня не перебивали, – с упреком ответил Олег, – то я бы успел вам сказать, что Александр Евгеньевич до сих пор не появился. И ушел он не вечером за кефиром, а выехал днем с работы домой.

– Значит, одно из трех, – снова вмешалась Школьникова. – Или попал в аварию. Или украли. Или вообще шлепнули.

– Есть и четвертое, – с важным видом изрек маленький, щуплый Темыч. – На него могли конкуренты наехать. Вот он и лег на дно.

– Ну до чего же у нас умный Темочка! – просюсюкала Катя.

– Не глупее некоторых, – обиженно засопел тот.

Он давно уже был влюблен в Катю. Та это прекрасно знала и постоянно над ним подтрунивала. Темычу было очень обидно. Однако он терпел и надеялся на лучшее. Хотя пока личная жизнь у него продвигалась плохо. Темычу мешал рост. Вернее, почти полное его отсутствие. В свои пятнадцать лет он выглядел так, словно ему было всего двенадцать, а лицом больше смахивал на девочку. Правда, Темин отец, Никита Владимирович, тоже то ли до пятнадцати, то ли до шестнадцати лет никак не рос. Зато потом всего за каких-нибудь несколько месяцев резко вытянулся и возмужал. Словом, перспективы у Темыча были. Однако пока ему приходилось нелегко.

– Может, ты и не глупее некоторых, – продолжала Катя. – Но только Машка права. Опыта у тебя в личной жизни пока маловато.

– Откуда у этой микроспоры может быть личный опыт, – никогда не воспринимала Темыча всерьез Школьникова.

Темыч, покраснев, словно помидор, сжал кулаки и с громким сопением двинулся на Машку.

– А ну, прекрати! – вклинился между ними очень вовремя подоспевший Лешка Пашков.

– Сгинь, Ребенок, – легко отодвинула Школьникова мощной дланью Лешку. – Я с ним сама разберусь.

– Чего случилось-то, а? – решил выяснить Лешка.

– Моя Длина… – начал было Темыч.

– Как ты меня назвал? – взвыла Школьникова.

Пухлую блондинку Машу Школьникову ребята чаще всего называли Моей Длиной. Прозвище это она заработала несколько лет назад за крайне экстравагантную манеру одеваться. Однажды она явилась в класс в ярко-красной юбке из какой-то блестящей синтетики. Впрочем, юбкой это можно было назвать лишь символически. Класс изумленно охнул. Нижняя часть Маши Школьниковой особым изяществом не отличалась.

– Ну, ты, Машка, даешь! – вырвалось тогда у непосредственного Пашкова. – Все прямо наружу! Как у настоящей фотомодели.

– Много ты понимаешь, Ребенок, – подбоченилась Школьникова. – Это просто теперь моя длина и мой стиль.

С той поры прозвище Моя Длина прочно прилипло к Маше. Правда, звали ее так за глаза. Школьникова обладала крепким телосложением и могла с ходу врезать. В чем сейчас лишний раз убедился допустивший оплошность Темыч.

– Еще раз, шмакодявка, вякнешь – пеняй на себя, – погрозила ему кулаком Школьникова.

Темыч собрался достойно ответить на «шмакодявку», но тут Катя быстро перевела разговор:

– Слушай, Олег, расскажи скорей, чем с этим вашим Аликом-то кончилось? А то скоро уроки начнутся.

– Какой Алик? Чем кончилось? – мигом встрепенулся Пашков. – Опять что-то нарыли?

– Ничего мы пока не нарыли, – покачал головой Олег. – Просто у моих предков старый друг пропал.

– Совсем пропал? – заблестели глаза у Лешки.

– Пока совсем, – подтвердил Олег. – Жена ждала его вчера всю вторую половину дня. И целую ночь. И к утру он не появился. А обычно предупреждает, даже если где-нибудь задерживается на несколько минут.

– И он еще говорит, что ничего не нарыли! – возмутился Пашков, принимавший вместе с Моей Длиной участие в нескольких последних расследованиях Компании с Большой Спасской. – По-моему, – он потер руки, – нам пора приниматься за дело.

– Разбежался, Ребенок, – процедила сквозь зубы Моя Длина. – Неопытные вы люди, – окинула она покровительственным взглядом всю компанию. – Говорю же, в наших кругах это обычное дело. Убеждена, что к вечеру, как ни в чем не бывало, появится. Естественно, с ценным подарком жене.

– Машка знает, – с восхищением посмотрел Пашков на Мою Длину.

– Уж как-нибудь, – подтвердила она.

Мать у Школьниковой была официальным дилером одной крупной французской фармацевтической фирмы, держала аптеку у Красных Ворот, а также вела торговлю парфюмерией и цветами. На этом основании Моя Длина причисляла себя к «современной российской буржуазии», одевалась только в крутых бутиках и вообще старалась держаться соответственно. В классе над ней посмеивались. Один лишь Пашков относился к Школьниковой с полным восторгом. Однако его положение было не лучше, чем у Темыча. Ибо для Моей Длины существовал лишь один мужчина на свете – их классный руководитель Андрей Станиславович. Лешку же она покровительственно называла Ребенком.

– В общем, не берите в голову, – добавила Моя Длина. – Вернется ваш Алик.

– Хотелось бы верить, – вздохнул Олег. – А то предки у меня просто сами не свои. И вообще, Александр Евгеньевич – отличный мужик.

– Слушай, Олег, – не унимался Пашков. – А тачка-то у Александра Евгеньевича хорошая?

– Ничего особенного, – внес ясность тот. – «БМВ», но подержанный.

– А ты говорил, что он у вас крутой, – разочарованно протянула Моя Длина.

– Крутой, – подтвердил мальчик в очках. – Просто не любит привлекать к себе внимание. И вообще, у него на фирме куча машин. Когда всякие официальные мероприятия, он ездит с шофером на действительно шикарной тачке. А для семейного пользования предпочитает что-нибудь попроще.

– Значит, есть, что скрывать, – немедленно заявила Моя Длина. – Тогда он может оказаться даже гораздо круче, чем кажется.

– Тебя не поймешь, – проворчал Темыч. – То если старая тачка – то не крутой. А то – совершенно наоборот.

– Разбираться надо в нюансах, – не удостоила его даже взглядом Моя Длина.

– А он вчера-то на своей подержанной тачке ездил или на шикарной с шофером? – продолжал расспросы Пашков.

– Далась тебе его тачка, – поморщился Олег.

– Лешенька любит хорошие тачки, – произнесла нараспев Катя. – Особенно «Линкольны».

– Да ладно тебе, – добродушно улыбнулся Пашков. – А про тачку я не случайно спрашиваю. Если бы ваш Алик был на дорогой тачке, его из-за нее могли угрохать.

– Это запросто, – подтвердила Моя Длина.

– Отпадает, – возразил Олег. – Елена Викентьевна говорила предкам, что Александр Евгеньевич вчера целый день был сам за рулем. И вообще, Лешка, зря суетишься. Думаю, он уже нашелся.

– А я в этом просто не сомневаюсь, – стояла на своем Моя Длина.

Тут из школы послышался звонок.

– Бежим! – скомандовал Олег. – Нам еще надо в раздевалку пробиться!

– И к тому же сейчас химия, – бодрым голосом подхватил Женька. – А я как раз сегодня ее не выучил.

И, расталкивая толпу в дверях, он первым ринулся в школу. Раздевалка оказалась, на удивление, пустой. Точнее, народ там, конечно, был. Однако Компания с Большой Спасской протолкалась внутрь и вышла наружу почти без боя.

– Ну ты молодец, – уже поднимаясь по лестнице, обратился Олег к Женьке. – Алевтина же предупредила, что будет сегодня тебя спрашивать.

– Знаю, – развел руками Женька. – Но так получилось.

– У тебя всегда как-то так получается, – назидательно заметил Темыч.

– Да я вообще-то вчера хотел химию выучить, – отозвался Женька. – Но меня мать отвлекла.

– Вот зато сегодня тебя Алевтина развлечет, – вклинилась Катя. – Влепит двойку, а потом будешь все каникулы пересдавать.

– Я раньше пересдам, – отмахнулся Женька. – До каникул-то еще целых три недели.

– По-моему, проще было бы выучить, – закатила глаза Катя. – Но легкие пути не для нашего Женечки. Он у нас любит преодолевать трудности.

– Не-ка, не люблю, – обезоруживающе улыбнулся Женька. И, взъерошив двумя руками и без того растрепанную длинную шевелюру, добавил: – Просто у меня так получается.

Ребята вошли в химический кабинет. В это время прозвенел второй звонок. Женька уныло поплелся на место и на всякий случай пригнулся так, чтобы не слишком бросаться в глаза. У него еще теплилась надежда, что Алевтина Борисовна забудет о своем обещании. Женька по опыту знал: в таких случаях главное – не высовываться.

Алевтина, однако, не появлялась. Прошло уже больше пяти минут, а ее все еще не было.

– Вдруг совсем не придет, – прошептал Женька на ухо Темычу.

– Надейся, – сварливо откликнулся тот. – Алевтина всегда приходит.

Однако Темыч на этот раз ошибся. Вместо тощей и нервной Алевтины Борисовны в кабинет вошел пожилой и грузный учитель литературы Роман Иванович.

– Попрошу внимания, – густым басом прогудел он. – Алевтина Борисовна заболела. Поэтому мы сейчас проведем внеочередной урок литературы.

– Всю жизнь мечтали, – громко изрекла с задней парты Моя Длина.

– Встать, Школьникова! – приказал Роман Иванович.

– Могу и встать, – лениво поднялась на ноги Моя Длина.

– Вот постой, Школьникова, и подумай, как нужно с учителем разговаривать, – кинул на нее мстительный взгляд литератор.

Вдруг глаза у Романа Ивановича хищно блеснули, и он вкрадчиво произнес:

– Нет, Школьникова, я передумал. Чем зря стоять, лучше выйди к доске и прочти нам, пожалуйста, наизусть стихотворение Некрасова «Муза».

– Роман Иванович, вы не имеете права! – немедленно заявила Моя Длина.

Рот у литератора изумленно раскрылся. Толстое лицо и лысина налились краской. Раньше Роман Иванович преподавал в Суворовском училище и был поклонником железной дисциплины.

– Что значит «не имею права»? – возмущенно пробасил он. – Тут тебе класс, а не дискотека. Мне лучше знать, что я могу иметь и что не могу!

– Нет, не имеете, Роман Иванович, – уперлась Школьникова.

Роман Иванович от такой дерзости на мгновение онемел, затем потребовал:

– Поясни позицию, Школьникова.

– Ну, молодец, Машка, – прошептал Пашков на ухо Олегу. – Грамотно время тянет.

– Поясняю, Роман Иванович, – уверенно продолжала Школьникова. – У нас какой сейчас урок?

– Литературы, – ответил пожилой учитель.

– Нет, – возразила Школьникова. – У нас по расписанию первый урок химия. Значит, сейчас вы имеете право спрашивать меня только по химии.

– Что-что? – уставился на нее литератор.

– Ваш урок по расписанию пятый, – спокойно продолжала Школьникова. – Вот на пятом уроке, если хотите, я вам и прочту стихотворение.

– Какая разница? – пожал плечами Роман Иванович. – Первый урок. Пятый урок… Я вам на сегодня задал выучить стихотворение Некрасова. И теперь ты, Школьникова, должна мне его ответить.

– Нет, не должна, – гнула свое Школьникова. – У меня до пятого урока еще есть время. Я как раз рассчитала, что за перемены как следует выучу вашего Некрасова.

– Некрасов не мой! – разгневался Роман Иванович. – Его гений принадлежит народу!

– А мне без разницы, – отмахнулась Моя Длина. – Пусть народу принадлежит. Только я вам, Роман Иванович, раньше пятого урока отвечать отказываюсь.

Тут терпение у Романа Ивановича окончательно лопнуло. Оглушительно треснув кулаком по столу, он взревел:

– Школьникова! К доске, я сказал!

– Не пойду, – вновь отказалась Школьникова.

– Она не пойдет! – захохотал Марат Ахметов. – Вот если бы вы, Роман Иванович, попросили ее пересказать какой-нибудь любовный роман… А ничего другого она не читает!

– Заткнись, новый русский! – кинулась с кулаками Моя Длина на Марата.

Тот бросился по проходу.

– Ахметов, на место! Школьникова, к доске!

Чувствуя, что ситуация окончательно выходит у него из-под контроля, Роман Иванович вскочил на ноги. Точнее, он попытался вскочить, однако тут же почувствовал, что не может отделиться от стула. То есть тело Романа Ивановича от стула отделилось, а вот брюки категорически воспротивились. Поэтому, неловко подскочив вверх, грузный литератор вновь опустился на стул. Не поняв, что с ним происходит, учитель повторил попытку, однако результат оказался прежним. По классу прокатились смешки.

– Что это с ним? – изумленно спросил Олег у Пашкова.

– Не знаю, – ухмыльнулся Пашков. – Но, по-моему, Роман прилип.

– И когда ты только успел? – еще сильнее удивился Олег.

– Что успел? – вытаращился Лешка.

– Тебе виднее, что ты там сотворил у Романа со стулом, – ответил Олег.

– Я ни при чем, – покачал головой Лешка. – Это кто-то другой.

Обычно подобные шуточки приходили на ум именно изобретательному Пашкову. Поэтому Олег счел своим долгом спросить:

– Тогда кто же, по-твоему, это сделал?

– Тот, кто сделал, мне не докладывался, – внес некоторую ясность Лешка.

Олег внимательно оглядел класс. Часть ребят бурно веселилась. Похоже, что те, кто явились в класс загодя, были в курсе дела. Тут Олег встретился взглядом с Вадиком Богдановым. Губы у того кривились в ехидной усмешке. Теперь у Олега сомнений не было. Это работа Вадика.

Моя Длина тем временем догнала Марата Ахметова и со всей силой заколотила кулаками по его атлетической спине. Но здоровяк Ахметов лишь хохотал в ответ.

– Школьникова, прекратить! – уже срывался на визг голос у Романа Ивановича. – Ахметов, на место!

Учитель в который раз попытался встать. Проклятый стул словно вцепился в брюки и не отпускал.

– Школьникова, подойди. Мне нужна твоя помощь, – взмолился литератор.

– Именно ее помощь? – тут же осведомился Ахметов. – Может, я тоже сгожусь?

– Сгодишься, – легко согласился Роман Иванович.

– Вам плохо? – заволновалась Моя Длина.

– Поднимите меня! – потребовал литератор.

Ахметов и Моя Длина подхватили учителя под руки.

– Раз-два, взяли! – скомандовал Марат.

Литератору наконец удалось встать, но вместе со стулом. Спинка не давала окончательно распрямиться.

– Школьникова! Ахметов! – отдал новое распоряжение учитель. – Отделите от меня эту шутку.

Марат только сейчас разобрался, в чем дело, и бестактно захохотал. Моя Длина попробовала оторвать стул, но не тут-то было. Он будто слился с брюками в единое целое.

– Держится зашибись-умри, – вынесла свой вердикт девочка. – Придется вам, Роман Иванович, штаны снимать.

Марат еще громче расхохотался. Класс уже просто рыдал.

– Зачем штаны? – встревожился пожилой учитель.

– Иначе от стула никак не избавитесь, – уверенно произнесла Моя Длина.

– И вообще, – подхватил Марат. – Дальше может быть хуже.

– Куда уж хуже, – пробасил Роман Иванович.

– Не скажите, – покачал головой Ахметов. – Пока у вас только брюки прилипли. А если потом к коже приклеится?

– Из кожи, Роман Иванович, не вылезете, – сказала Моя Длина.

– Да чего же на этом стуле было? – взревел Роман Иванович.

– Так это же ведь химический кабинет! – выкрикнул с места Пашков. – Алевтина небось какой-нибудь реактив вчера пролила и не заметила. За ночь у реактива со стулом прошла реакция. Вот вы сегодня и прилипли.

– Роман Иванович, раздевайтесь, – увещевала Моя Длина. – А то будет поздно. Вдруг этот реактив ядовитый?

– Как? Прямо здесь раздеваться? – растерялся пожилой учитель, которому за почти пятьдесят лет безупречной работы в школе никто еще не делал подобных предложений.

– Это уж вы сами решайте, где вам удобнее, – деловито проговорил Марат. – Хотите, прямо здесь. А не хотите, мы вас вместе со стульчиком в учительскую проводим.

– Может, все-таки, не раздеваясь, отлепим? – предложил Роман Иванович. – Попробуй, Школьникова, потяни сильнее.

– А если брюки порвутся? – не торопилась выполнять приказ Моя Длина.

– Тогда лучше не тяни, – удрученно произнес Роман Иванович.

Поразмыслив немного, он пришел к выводу, что ситуация складывается сложная. Конечно, проще всего было бы раздеться прямо в классе. Однако Роман Иванович уже достаточно натерпелся с этим бурным содружеством «В». У старого учителя не было никаких сомнений: разденься он сейчас перед всем классом, и авторитет его упадет окончательно. «Вполне вероятно, – пронеслось в голове у литератора, – что именно с этой целью меня кто-то из них и приклеил к стулу. Но если и так, враги просчитались. Я – стреляный воробей. Меня голыми руками не возьмешь». Словом, решение было принято. И Роман Иванович коротко распорядился:

– В учительскую.

Марат взял согнувшегося пополам литератора под руки. Моя Длина схватила стул за ножки. Так он хотя бы не бил учителя на ходу по ногам и по спине. Издали можно было подумать, что Школьникова и Ахметов сопровождают какую-то венценосную особу со шлейфом.

– Вперед, – изрек Роман Иванович, и они, семеня, тронулись в путь.

В это время по коридору шли директор две тысячи первой школы, Михаил Петрович, и его доблестный заместитель по хозяйственной части, Арсений Владимирович. Увидав причудливую процессию, оба остановились.

– Роман Иванович! – в полном недоумении воззрился директор школы на полусогнутого литератора. – Что с вами? Радикулит?

– Стул, – прохрипел учитель.

– Стул мы видим, – мигом оценил обстановку бывший кадровый офицер Арсений Владимирович. – Но зачем вам понадобилось его на спине носить?

– Он прилип, – пояснила Моя Длина.

– Совсем прилип, – добавил Марат Ахметов. – Не оторвешь. Можете сами попробовать.

– А ну, – отодвинул Мою Длину доблестный заместитель директора.

Он дернул за стул. Роман Иванович покачнулся. Брюки предательски затрещали.

– Осторожней! – в последний момент подхватил литератора Ахметов. – Вы же его так уроните.

– Не отлипает, Петрович, – обратился к своему непосредственному начальнику Арсений Владимирович.

– Дела-а, – поскреб пятерней затылок директор. – Где ж ты, Роман Иванович, такой стул зловредный нашел?

– В кабинете химии, – по-детски обиженным тоном пробасил литератор. – Помогите мне сесть. Спина устала.

И он с помощью Школьниковой и Ахметова опустился все на тот же злополучный стул, который, можно сказать, уже почти стал его неотъемлемой частью.

– Роман Иванович, а если и впрямь к телу прилипнет? – вновь предостерегла Школьникова.

– Раз до сих пор не прилип, то, может, вообще не прилипнет, – обреченно махнул рукой литератор.

– Если стул из химического, то можешь и прилипнуть, – возразил Арсений Владимирович. – Наверное, Алевтина Борисовна что-нибудь пролила.

– Случайно, – выразительно косясь на Ахметова и Мою Длину, счел своим долгом добавить директор школы.

– Вот и Пашков то же самое говорит, – вспомнились Лешкины слова Ахметову.

– Пашков? – мигом насторожились директор и заместитель директора. – Опять эти «бешники».

– Пашков ни при чем, – тут же вступилась Школьникова.

– Он всегда ни при чем, – с сомнением покачал головой Арсений Владимирович.

Уж ему-то, а впрочем, и всем в две тысячи первой было известно: Лешкину голову чуть ли не с первого класса переполняли заманчивые, но очень рискованные замыслы. Перед тем как осуществить их, Лешка производил скрупулезные расчеты, благодаря которым все должно было пройти без сучка и задоринки. Однако неумолимая жизнь вносила свои поправки. В результате от Лешкиных экспериментов страдали ни в чем не повинные учителя и ученики родной школы, а порой и жители Сухаревской площади и окрестностей.

Именно благодаря Лешке не так давно рухнула стена в директорском кабинете. Напрочь забились стоки бассейна, в который питомцев две тысячи первой возили сдавать зачеты по плаванию. Пострадал лимузин одного бизнесмена, на крышу которого приземлилась самодельная ракетная установка, изобретенная и запущенная Лешкой совместно с младшим братом-погодкой Сашком. Историй случалось много. Знаменитый нейрохирург Пашков-старший уверял, что почти весь заработок тратит на возмещение ущерба, нанесенного сыновьями различным организациям и частным лицам. Лешку постоянно подвергали наказаниям и длительным домашним арестам. Однако он не унывал. По его словам, даже у самых великих людей случались неудачи. Поэтому, не успев потерпеть очередное фиаско, неутомимый Пашков уже вынашивал новые планы. Словом, не было ничего удивительного, что Михаил Петрович и Арсений Владимирович немедленно заподозрили Лешку.

– Если не Алевтина Борисовна что-нибудь пролила, – продолжал доблестный заместитель по хозяйственной части, – то точно, Пашков. Никому другому в их классе такого в голову не придет, – даже с некоторым уважением добавил он. – Это ж надо так крепко приклеить.

– Ты, конечно, Арсений Владимирович, хотел сказать, что никому больше такого безобразия в голову не придет, – счел своим долгом расставить правильные акценты Михаил Петрович.

– Пашков ни при чем, – вновь повторила Моя Длина, однако на сей раз в ее голосе не слышалось прежней уверенности. «Неужели и впрямь Ребенок? – пронеслось у нее в голове. – Но когда он успел? Мы же все вместе в химический кабинет вошли».

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3