Операция «Эмин-паша». Том I. Германский конкистадор в Восточной Африке

В ту же ночь с приливом нам удалось погрузить всю военную контрабанду, порох, боеприпасы и т. д. в одну из дау, где двенадцать солдат были выделены охранять груз. Вторая дау была загружена на следующее утро; и когда в это время к пароходу подошла третья дау, я смог сразу приступить к высадке на берег всех своих людей. В воскресенье, к восьми часам, мы выгрузили с «Ноеры» на дау почти все. По мере того, как интенсивно начался отлив, я решил больше не подвергаться риску разоблачения моих контрабандных действий англичанами. Поэтому г-н Фриденталь был оставлен на борту судна с невыгруженными вещами, чтобы затем завершить выгрузку при удобных обстоятельствах. Я должен был выполнять разгрузку с самого начала гораздо более усердно, если бы знал, что происходит в это время к югу от залива Квайху.

Перегрузка снабжения с «Ноеры» на арабские дау

Адмирал Фримантл, чье внимание привлекло мое внезапное исчезновение из вод Занзибара, направился на своем флагмане с тремя сторожевыми кораблями в Манда-Бэй, надеясь обнаружить и перехватить меня там.

Корвет «Боадицея», флагман адмирала Фримантла

Его флагман лежал в дрейфе в восьми морских милях от меня. Адмирал пренебрег проверкой залива Квайху, потому что считал его недоступным для морских судов, что было непростительной ошибкой с его стороны. Он также рассматривал залив Квайху, как лежащий вне района английской блокады. Таким образом, Фримантл спокойно ждал в заливе Манда, когда около десяти часов я, оставшись с тремя дау, расстался с «Ноерой». В первом дау находился я с Рустом, во втором был г-н Борчерт, третью дау я беззаботно оставил без белого человека на борту, поскольку г-на Фриденталь в последний момент был отправлен обратно на «Ноеру».

В одиннадцать часов мощный ливень скрыл острова Квайху и Фазы, а также континентальный берег. Таким образом, мы не могли точно контролировать наш курс и положение, поэтому, нет ничего удивительного в том, что к двенадцати часам наша дау внезапно тяжело ударилась дном о какое-то препятствие, и ее парус упал вниз. Через какое-то время мы получили сообщение, что арабский губернатор приказал, чтобы мы снова прибыли в Пасу, прежде чем отправимся на континент. Как я потом выяснил, арабы, узнав, что мы не англичане, намеревались задержать нас в Пасе, пока британский адмирал Фримантл не решит, что делать с нами. Я не намеревался рисковать успехом всего предприятия, поставив себя в зависимость от намерений арабов, которые были куплены англичанами. Я приказал снова поднять парус. После небольшого сопротивления со стороны арабских лодочников, моим людям удалось выполнить приказ, при этом туземцы наполовину добровольно, наполовину под принуждением оказались за бортом, и теперь мы стали полными хозяевами лодок. Я попросил капитана-лейтенанта Руста стать к рулю на моей лодке. Две других дау поначалу шли вслед за нами, но внезапно начали разворачиваться, когда г-н Борчерт по моей команде энергично вмешался в управление; а после того, как мне удалось пересадить в третью дау несколько решительных сомалийских солдат, мы поспешили удалиться от берега, когда увидели на нем множество кричащих людей. Теперь на полных парусах мы направились на континентальный берег Африки.

Дождь, который на какое-то время прекратился, теперь снова пошел, и серый туман опять спрятал канал Сью, в который мы теперь нацелились. В половине первого часа мы стали на якорь перед местом, которое поначалу посчитали за селение Кивани. Я удивился, что не вижу никаких домов, и выделил трех человек, чтобы произвести разведку на некотором удалении вглубь берега. Там были обычные мангровые заросли и никаких следов селения. Руст, который со своими сомалийскими солдатами также высадился на берег, согласился со мной, что это не Кивани, или что Кивани не то место, куда мы стремились. Поэтому мы вернулись в лодки. Я занял свое место в третьей дау, поручив Русту командование первой. Теперь у каждой лодки был белый командир.

Перед нами лежал Сью-канал, который ведет в залив Манда. Слева простирается остров Патта, который я знал очень хорошо, посетив его полтора года назад. На севере африканский континент разрезается рядом заливов. Дождь значительно сократил дальность видимости, и все береговые очертания приобрели таинственный серый оттенок. Это подвигло нас к исполнению плана, который казался мне заманчивым уже в Занзибаре, но который я не осмелился всерьез осуществить.

Тот, кто смотрит на детальную карту этого района, увидит, что канал Сью почти напротив селения Патта делает поворот на север. Эта северная бухта на западе граничит с султанатом Виту, территория которого была выбрана для начала экспедиции по континенту. Если мы сможем проникнуть в бухту незамеченными с английских кораблей из залива Манда, проблема прорыва блокады была бы успешно решена в тот же день. Я решил использовать эту возможность, владея тремя дау. Поэтому, с попутным ветром, на запад! Напротив Сью мы повернули к северу, и в четыре часа дня, промокнув до костей под дождем, бросили якорь у Мбаджи. Я приступил к выгрузке самой маленькой дау, так как хотел отправить ее обратно на корабль к господину Борчерту; между тем, мы с комфортом устроились в Мбадже.

Я намеревался в эту же ночь дойти до Шимбая в султанате Виту; но полное истощение сил капитанов и экипажей заставило меня отложить это действие. Мы поужинали небольшим количеством холодного мяса, поставили достаточное количество солдат для охраны дау, и в половине седьмого все заснули; но наш отдых прерывался ручейками воды через дырявую крышу негритянской хижины.

В четыре часа утра г-н Борчерт, с четырьмя солдатами отправился на дау назад, в бухту Квайху. В половине пятого Руст и я переместили все, что ранее было в этом дау, и всех людей, в две другие лодки, которые будучи переполнены, глубоко осели в воде, и на рассвете мы снова вышли в море. Солнце приятно сияло, и уже в половине седьмого мы смогли бросить якорь у Шимбая. Я сразу пошел в деревню и обнаружил, что она превосходно подходит для нашей цели; обеспечил предоставление нам старейшиной нескольких домов и вернулся на берег, чтобы контролировать выгрузку наших вещей. Этим делом мы занимались до двенадцати часов и обеспечивали очень занятное зрелище для туземцев. Когда все было выгружено, я вернулся в деревню, чтобы руководить размещением багажа, а капитан-лейтенант Руст остался на берегу. Носильщики бегали туда-сюда; и к двум часам дня 17 июня все было аккуратно размещено в Шимбае, в султанате Виту под флагом султана Фумо Бакари, который развевался над нами.

ГЛАВА III. В СУЛТАНАТЕ ВИТУ

Таким образом, было преодолено препятствие грубой силы, налагаемое английской блокадой; и задача преодоления этого препятствия не была очень сложной. Англичане были слишком уверены в успехе, и поэтому «Ноера», несмотря на охотящиеся за ней четыре английских корабля, вошла в самый северный залив системы гаваней Ламу. Но, с другой стороны, ситуация, в которой мы сейчас находились, едва ли могла сохранить во мне чувство удовлетворения.

Я высадил в Шимбае около шестидесяти носильщиков и двадцать семь солдат. При этом, 17 июня я столкнулся с задачей собрать более двухсот пятидесяти ящиков и тюков с боеприпасами и другими грузами в Виту перед лицом британского флота. В случае дальнейшего применения насилия со стороны англичан я был полностью лишен возможности сопротивляться, я прекрасно это понимал. Более того, пока я оставался на побережье, я не был в безопасности в собственном лагере от посещения английских морских пехотинцев.

Выгрузка в Шимбае

В Шимбае я был вынужден ждать несколько дней, чтобы дать людям немного отдохнуть. Люди были сильно истощены тяготами морского пути. Также было необходимо тщательно почистить оружие, которое сильно пострадало от морской воды, установить пушку и разделить палатки, которые были доставлены в одном большом тюке. Кроме того, я должен был ждать новостей от г-на Борчерта о том, удалось ли ему погрузить на свюю дау оставшиеся вещи с «Ноеры». Что касается этих вещей, я указал, что все, что подпадает под обозначение «товаров», должно, согласно разрешению, данному мне Фримантлом, быть отправлено в Ламу, откуда я мог бы доставить их на континент с помощью девяти верблюдов, которых я раньше купил в Адене, и которые теперь находились в Ламу. В основном, это были товары для обмена с туземцами на продукты питания для экспедиции. А все то, что подпадает под определение «военная контрабанда», должно быть тайно от англичан доставлено ко мне в Шимбай, лежащий за северной границей блокады. 18 июня г-н Фриденталь прибыл в Шимбай с этой «контрабандной» частью вещей. Г-н Борчерт прислал мне известие, что он сочтет за лучшее с его стороны пойти в Ламу с товарами, предназначенными для будущих обменов с туземцами, чтобы лично, контролировать их погрузку на верблюдов. Уже до приезда г-на Фриденталя из Шимбая 18 июня я связался с господином фон Тидеманном в Ламу.

Все мое внимание в течение следующих нескольких дней было направлено на приобретение дополнительных носильщиков. Для этого я с несколькими людьми отправился 19 июня в Вангу. Рядом с берегом я нашел дом, который выглядел довольно европейским. Я вошел и нашел в нем г-на Шонерта, нашего чиновника в Ванге. Он принял меня любезно и сразу же показал мне стоящий в бухте перед его окнами хорошо известный мне корабль – «Боадицея» адмирала Фримантла, который прибыл незадолго до этого. В час дня г-н Шонерт сопровождал меня обратно в Шимбай, и здесь у меня был приятный сюрприз увидеть господ фон Тидеманна и Топпена, которые, получив известие о нашей высадке, сразу же прибыли сюда, чтобы искать нас в окрестностях залива Квайху. До них дошел крайне преувеличенный слух о том, что «тысяча немцев высадилась в заливе Квайху», и среди белого и черного населения возникло большое волнение. К моему сожалению, я вскоре убедился, что моя надежда на приобретение носильщиков не имеет больших шансов.

Я договорился с г-ном Топпеном о том, что он возьмет на себя доставку в Ламу предметов для туземного обмена, которые я привез с собой.

Во второй половине дня я также впервые узнал, что в этих водах находятся четыре английских военных корабля без какой-либо явной причины. Но для меня причина была достаточно очевидной; и я решил уйти с моей экспедицией сразу к юго-западу, подальше от моря. Поэтому в тот же вечер, в половине пятого, я отправил свои боеприпасы по сухопутной дороге в Вангу, а ночью, между одиннадцатью и двенадцатью, я отправил дау, нагруженные провизией под руководством г-на Фриденталя в Мгине.

Для места, где мы смогли бы в безопасности собрать все средства я выбрал Хинди, селение в девяти милях от берега. Место было расположено сразу за Ламу, посреди пустынной территории в зажиточном сельскохозяйственном районе. В течение 23-го, 24-го и 25-го июня мы работали, чтобы получить все грузы, размещенные в Ламу; дело в котором мои верблюды, взятые из Ламу утром 24 июня, оказались очень полезными.

25 июня 1889 года вся экспедиция была собрана в Хинди. У меня были палатки, установленные в середине селения, мои ружья заряжены, а дома вокруг заняты моими людьми. Мы опасались появления военного отряда англичан, но джентльмены не удостоили нас визитом.

20 июня в Ламу с самым безобидным грузом прибыл на «Ноере» господин Борчерт. По пути «Ноера» получила повреждения во время шторма и капитан посоветовал Борчерту подготовиться к худшему. Тем не менее, 20 июня я с особым интересом наблюдал через телескоп за тем, что происходило на борту английского флагмана «Боадицея». «Ноера» все-таки добралась до гавани Ламу. Когда она входила, ее встретила шлюпка с английского сторожевого корабля, и офицер прокричал со шлюпки: «Где доктор Петерс?» Тем более поразительным был ответ г-на Борчерта: «Доктор Петерс ушел в глубь страны к Эмин-паше». На следующее утро появился адмирал Фримантл и вызвал к себе капитана «Ноеры». К нашему общему сожалению, мы потом узнали, что адмирал излил всю свою злость на капитана. Он кричал, что в течение пяти дней болтался в этих водах с четырьмя кораблями, имея единственную цель перехватить нас. Бедный адмирал Фримантл! Мы все искренне пожалели его. Но его гнев мне лично показался несколько необъяснимым, поскольку он сам дал разрешение на то, чтобы «Ноера» зашла в Ламу, если у нее на борту не будет боеприпасов.

Два следующих письма должны быть прочитаны теми, кто хочет узнать о том, что происходило до 20 июня. Они были написаны на английском языке:

Запрос: Багамойо, 9 июня 1889 года.

«Ваше Превосходительство, я имею честь сообщить, что я, скорее всего, отправлю „Ноеру“ в Ламу. Согласно обещанию, любезно данному Вашим Превосходительством мне, Вы не возражаете против моих действий в случае, если на борту не будет ни оружия, ни боевых припасов. Я любезно прошу Ваше Превосходительств дать соответствующее распоряжение коменданту Ламу. Я, вероятно, отправлю в Ламу либо г-на Борчерту, либо г-на Фриденталя, либо сразу обоих, и это будет в период 25—30 июня. С выражением моего искреннего уважения, остаюсь самым преданным слугой Вашего Превосходительства, Карл Петерс».

Ответ: Борт корвета «Боадицея», Занзибар, 11 июня 1889 года. Карлу Петерсу, в Багамойо.

«Сэр, я имею честь подтвердить получение Вашего письма от 9-го июня, сообщившего мне о Вашем намерении отправить „Ноеру“ в Ламу без оружия или боеприпасов на борту. При выполнении этих условий я не буду возражать против того, чтобы „Ноера“ отправилась в Ламу, и я дам инструкции нашему исполняющему блокаду побережья офицеру. Но за соблюдением условий будут наблюдать, и ей прикажут покинуть порт, если возникнет подозрение, что судно или его экипаж наносят ущерб интересам Британии в Восточной Африке. Чтобы устранить всякие подозрения, было бы неплохо, если бы Вы сообщили цель или причину, по которой „Ноере“ требуется зайти в Ламу. Имею честь, Ваш покорный слуга, вице-адмирал Фримантл».

Это письмо адмирала Фримантла я не получил до тех пор, пока находился в Виту, и поэтому не смог отправить более ранний ответ. Для дальнейшего разъяснения позиции я также добавлю следующее письмо:

Ламу. 21 июня 1889 года. Оскару Борчерту, члену экспедиции «Эмин-паша».

«Сэр, я имею честь информировать Вас, что получил приказ от командира сторожевого корабля «Маринер» проверить груз парохода «Ноера» на наличие запрещенных грузов. Настоящим я заявляю, что проверил каждое грузовое место и не обнаружил ни оружия, ни боеприпасов. Д.Е.Эдбертс, офицер корабля Ее Величества «Маринер»

Когда 23 июня я прибыл в Хинди, г-н Оскар Борчерт лично приехал из Ламу, чтобы сообщить мне о содержании этого письма. Этот вопрос уже не касался меня формально, так как еще в заливе Квайху я передал г-ну Борчерту право руководить движениями «Ноеры» и оставил на борту парохода предметы, которые, как уже говорилось, не являлись «военной контрабандой». Однако, представьте мое удивление, когда 24 июня г-н Борчерт прислал мне копию следующего письма:

Канонерская лодка «Маринер», Ламу, 22 июня 1889 года, Оскару Борчерту, члену экспедиции «Эмин-Паша»

«Сэр, действуя по приказу главнокомандующего ВМС в этих водах и принимая во внимание существующую блокаду этой части побережья Африки, я должен сообщить, что находящиеся на борту вашего судна грузы для доктора Карла Петерса не могут быть выгружены в этом месте или в любой другой части внутри или рядом с той частью побережья, которая в настоящее время находится под блокадой. Те грузы, которые теперь находятся на складах рядом с вашим судном, должны быть снова приняты на борт, и вы должны выйти из порта, как только это будет сделано. Я отправлю своего офицера, чтобы помочь Вам при выполнении этого приказа. Этот офицер будет сопровождать вас до Занзибара, чтобы убедиться, что грузы не будут выгружены каком-либо другом порту на этой части побережья. Его переход до Занзибара будет оплачен. Чарльз Э. Арбутнот, командир «Маринера»

Этим гнев адмирала не ограничился. Достаточно сказать, что двадцать пять английских морских пехотинцев были отправлены на борт «Ноеры», двигатель парохода был выведен из строя, а само судно отбуксировано в Занзибар. Как впоследствии стало ясно, маршрут экспедиции был значительно изменен в результате этой меры. Через несколько недель было обнаружено, что товары, предназначенные для обмена с туземцами в стране масаев, так и не были пропущены в Ламу, и в течение следующих месяцев стало очевидным, что я никогда не получу новых товаров, из Занзибара, которые должен был доставить капитан-лейтенант Руст. Англичанам удалось довести до сведения общественности, что немецкая экспедиция «Эмин-паша» приобрела военный характер, который во всех отношениях отличался от характера обычных африканских путешествий. Но они не смогли помешать этому начинанию или даже существенно ослабить наши действия.

В дальнейшем я практически полностью устранился от борьбы с адмиралом Фримантлом. Для этой цели я командировал г-на Оскара Борчерта, который был должен действовать от моего имени. Он был вынужден отправиться в Занзибар, потому что я был настроен решительно защищаться от этого неуклюжего нарушения своих прав со стороны англичан. Там Борчерт в судебном порядке предъявил так называемый «иск Ноеры», который, насколько я выяснил, пробудил общий интерес во всей Восточной Африке. Только после завершения иска герр Борчерт смог возглавить вторую колонну экспедиции по реке Тана.

К этому первому удару, настигшему меня в Хинди, вскоре добавилось болезненное сознание, что мне не удастся увеличить число носильщиков на территории Виту. Я опасался, что мне не удастся перенести грузы к Тане в одной колонне с теми носильщиками, которые у меня имелись. У людей суахили в Виту и Ламу нет предприимчивого духа, которым наделены вангана на немецком побережье Восточной Африки. Поэтому, почти не было желающих заработать, нанявшись носильщиками в караване, а немногие кандидаты, приходящие один за другим, были не лучшими представителями своих племен. Появились сомнительные типы, желающие получить плату за один-два месяца вперед, а затем убежать. Более того, я почти не встречал судебных разбирательств против таких мошенников в этих районах, поэтому они чувствуют себя безнаказанными. Наибольшее количество носильщиков, которых я когда-либо имел под моим контролем, составляло около девяноста человек; но обычно мы никогда не имели более семидесяти носильщиков. Поэтому я был более заинтересован в увеличении моей верблюжьей колонны дополненной покупкой ослов. Мне удалось довести мою колонну верблюдов до семнадцати голов и купить девять ослов. Таким образом, было ясно, что я не смогу перенести все мои нагрузки одной колонной к реке Тана. Я был вынужден разделить экспедицию на две колонны, вторую из которых я поставил под командование капитана-лейтенанта Д. Руста. Он должен был организовать лодочную экспедицию по реке Тана, и снова присоединиться к мне в Ода-Бору-Руве с оставленными грузами, и особенно ожидаемыми из Занзибара товарами для обмена с туземцами. Поскольку невозможно было пополнить караван новыми носильщиками среди суахили, теперь я надеялся на вапакомо или галла на Верхней Тане, где эта попытка может быть успешной, и где, во всяком случае, я должен быть в положении, когда до меня, наконец, дойдут товары из Занзибара, чтобы организовать караван из ослов до Экваториальной провинции. Это надежды поддерживали меня в Хинди и Виту.

Из Ламу от господина Топпена нам было отправлено всего около тридцати тюков пороха, продуктов и тканей, все это были очень полезные вещи, только ни одна из них не имела значения для маршрута, который я выбрал через земли масаев, поскольку здесь ценятся только а железо, медная проволока и бусы. В целом я подсчитал, что грузы, которые моя колонна должна перенести составляли около ста пятидесяти мест, и такое же количество оставалось с капитаном-лейтенантом Рустом, которые должны быть доставлены позже. Г-н фон Тидеманн должен был идти в моей колонне.

Помимо этих забот в Хинди, я с усердием о занялся дисциплиной и организацией моей очень беспорядочной колонны. Поскольку я был вынужден начать марш вглубь страны без каких-либо реальных товаров для обмена с туземцами на продукты питания, я не мог получать то, что другие путешественники получали, отдавая дань уважения товарами местным вождям; поэтому дисциплина моих людей и контроль за ними, стали самым важным залогом успеха этого начинания. Если я не смогу совершить поход обычным мирным способом, как я и надеялся, я должен буду реорганизовать нашу колонну в качестве военного отряда. Увеличение численности моего войска было невозможно, поэтому единственное средство повысить его боеспособность было исключительно в непоколебимой дисциплине. Чтобы достичь этого, я должен был обратить внимание главным образом на солдат-сомалийцев, с помощью которых, если я обучу их хорошо, смогу осуществить полную физическую власть над носильщиками, которые состояли, главным образом, из представителей племен Центральной Африки. Такие люди могут удерживаться под контролем только решительной и бескомпромиссной властью. Так называемые «бвана васари» (добрые начальники) не будут в критических обстоятельствах обладать влиянием на своих туземцев, необходимым для безопасного пути через враждебные территории. Начальник каравана должен быть «кали сана лакини ходари сана» (очень строгий, но очень справедливый). Сомалийцы обладают большой чувствительностью, и если ими правильно управляют, и их предрассудки и суеверия не пресекаются, они являют собой довольно послушную массу. Разумеется, с ними даже нельзя думать о том, чтобы управлять ими по принципу «присяги и чести». В ходе экспедиции я для своих сомалийцев даже ввел телесные наказания за тяжелые проступки.

Затянувшийся дождливый сезон каждый день проливал на нас целые потоки воды; и солнце редко выходило из-за туч. В эти дни я заказал в Ламу для себя верховую лошадь, которая и была куплена. Теперь я часто выезжал на экскурсии в окрестностях Хинди. Единственно, я не мог сам появляться в Ламу, так как поездка на подконтрольную англичанам территорию могла закончиться для меня арестом.

Наконец, в среду 3 июля, я отправился из Хинди, получив за день до этого товары для туземного обмена из Ламу. Я хотел сначала возглавить свою колонну до Виту, а там ждать вторую колонну под начальством Руста, и первый переход не должен был превышать семи миль до места под названием Кибокони. Главное, у меня были верблюды и ослы. Как неуклюже работала вся наша команда, свидетельствует тот факт, что было уже десять часов утра, когда мы смогли тронуться в путь. В более поздний период экспедиции погрузка верблюдов и ослов всегда заканчивалась к шести часам утра. Все должно быть отработано заранее, особенно все должен предусмотреть сам лидер африканской экспедиции. То, что я все еще чему-то учился в этом отношении, было явным моим недочетом. Я допустил ошибку, отправившись во главе каравана вместо того, чтобы ждать и выйти из лагеря последним, особенно в тот день, когда я оставил капитана-лейтенанта Руста, лейтенанта фон Тидеманна и Фриденталя следить за завершением погрузки и для надзора за носильщиками. Но, уже на следующий день я изменил этот порядок.

Поскольку моя лошадь несколько натерла спину седлом, я шагал пешком, и могу заявить, что я шел в прекрасном настроении. Передо мной был радующий глаз пейзаж полей пшеницы и кукурузы. Солнце светило, и все было замечательно.

Это радостное чувство, однако, значительно уменьшилось, когда я подумал о результатах этого первого дня. Некоторые из ослов потеряли плохо упакованные грузы; но наибольшая проблема была в полном отсутствии дисциплины среди носильщиков. Я прибыл в Кибокони в половине двенадцатого с верблюдами и небольшим количеством носильщиков, и немедленно приказал установить палатку, развести костер для приготовления пищи, а затем ждал господина фон Тидеманна и остальную часть каравана. Никто не пришел. Поскольку кукурузы для моих людей и вьючных животных в Кибокони не было, я сразу же отправил людей в селение Хидио, на расстоянии около двух миль, чтобы купить зерно. К двум часам в лагерь пришел герр Фридрих, владелец плантации, с предложением поставки кукурузы. Я сразу послал двух верблюдов, чтобы забрать зерно. В шесть часов, наконец, прибыл г-н фон Тидеманн и сообщил, что часть носильщиков сбежала. Таким образом, в Хинди остались двадцать тюков; а другая часть была в пути под контролем Фриденталя. Я сразу же приказал вернуть двух верблюдов в Хинди за оставленными грузами и решил на следующий день тщательно расследовать дезертирство носильщиков. На следующее утро г-ну фон Тидеманну пришлось вернуться в Хинди, и в полдень привезти оставшиеся грузы.