Туман. Книга вторая

ПАРОХОД «ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ МАРIЯ ПАВЛОВНА»

Хорошее настроение уже само дало команду руке потянуться к латунной дверной ручке, а лёгким наполниться воздухом не только для полного вздоха, а и для того, чтобы сама собой запелась простенькая мелодия на не совсем обычные слова.

– Уммёглихь, уммёглихь, ди кляйне фёгель….

С той же молниеносностью, с какой доброе самочувствие заставило Кириллу Антоновича двигаться и петь, плохое предчувствие, навалившееся на помещика откуда-то сзади, со стороны иллюминатора, оборвало песенку и усадило на кровать.

– Ай, поди ж ты, Господи, как же так-то, а? Что же я так плошаю? Ведь велено мне было глядеть по сторонам зорко, и с недоверчивостью относиться к пассажирам?! Ну, как же я так, а? Песней, видишь ли, увлёкся! «Уммёглихь»… это, насколько я припоминаю, переводится, как «невозможно». Что именно невозможно? Кому невозможно? Мне? Или ей? Что означает это восклицание?

Кирилла Антонович снова подошёл… нет, скорее проворно допрыгнул до двери каюты, распахнул её и оценивающе оглядел коридор.

– Так-так-так, от моей каюты до лестницы, нет, тут она прозвана трапом, так до лестницы… и чёрт с ней и с её названием! До трапа, примерно… две, три четыре… ну… пусть будет шесть саженей. Я был на какой-то из последних ступеней, когда выбежала эта самая фрау Шенке. Словно знала, что я иду. Словно знала… а как она могла узнать? Услыхала мои шаги? Нет, тут не так уж тихо, чтобы всё подробно расслышать. Возможно, именно в этот момент она просто выходила из каюты, чтобы прогуляться по палубе? Возможно, но отчего она не взяла с собой зонтик? Ранее она всегда встречалась мне при полной, так сказать, экипировке, а сегодня – без него. Солнце яркое, погода прекрасная, скоро можно будет сойти на берег, а она не… не… укомплектована. И ещё. Она передвигается по палубе степенно, я сказал бы – размеренно. Однако тут – словно фурия выскочила из каюты и довольно громко заговорила, что я «кранк»… да-да, болен, И откуда, хотелось бы мне знать, появилась такая настойчивость – увести меня в каюту и уложить в кровать? И, опять-таки, отчего она так громко говорила? Уммёглихь… не-воз-мож-но. Знаете ли, это очень похоже на пароль. Нет, не на пароль, а на какой-то знак! Она кого-то громко предупредила о чём-то, произнося слово, не соотносящееся с действительностью. Право слово – это знак! Только кому? И почему она так поспешно вышла из каюты мне на встречу? А, возможно, и её кто-то предупредил о том, что я иду? Так-так, спокойно, дорогой Кирилла Антонович, спокойно! Давай продвигаться вперёд помаленьку. Я спускаюсь по… этому… трапу, и моё присутствие именно в этот момент и на этой палубе нежелательно. Логика есть? Пока – да. Далее. Она вышла не из моей каюты – получается, что не я, и не мои вещи её интересовали. Идём дальше. Почему она выскочила мне на встречу? Второпях выскочила. Именно, что второпях, при этом стараясь показать всем своим видом, что оказалась на палубе совершенно случайно. Ежели предположить, что я – не цель для неё, или для них, то я – помеха. Хорошо, логика, пока, не страдает. А как, хочу знать, люди узнают о помехе в таком тайном деле? Даже очень просто – предупреждают! Великолепно, дорогой Кирилла Антонович, великолепное умозаключение! Наши каюты рядом, следовательно, окна, то есть иллюминаторы, также выходя на одну сторону – на прогулочную палубу. А было ли видно меня, когда я спускался с верхней палубы? Даже очень превосходно видно! Вот и выходит, что её предупредили… да, хоть стуком в иллюминаторное стекло. Идём-идём дальше, не останавливаемся на мелочах. Услыхав вероятный стук в стекло, или увидав иной сигнал, дающий ей понять, кто именно идёт в её, или в их сторону, она предпринимает отчаянную попытку удалить меня из коридора. Для чего? Для того, дабы я ничего не увидал или, чего паче, не услыхал такого, чего мне не видеть и не слышать не надобно. И, удаляя меня из коридора, она предупреждает кого-то этим неуместным словом «невозможно»! Тогда, не менее логичным окажется проистекающий из моих рассуждений вопрос – а что делал тот, или те, кого она предупреждала? Что они делали именно в сей момент? Жаль, но ничего в голову не приходит. Наверняка можно утверждать лишь одно – действия ея сообщников происходили не в моей каюте. И, как ни странно, не в её. А где? Каюты по другую сторону коридора, супротив наших кают, заселённых, пока пустуют. Очень, даже, мне кажется вероятным, что их заселят пассажиры, купившие билет на посадку в городах, в которых мы будем останавливаться. А кто эти пассажиры? Вдруг те, о коих предупреждал Александр Игнатьевич? Батюшки! Ужель эта носатая немка, со своим мужем-бюргером, замыслила худое против будущих пассажиров? Предупредить бы их…. Хорошенькое дельце – предупредить! Кого именно? И как? Не стану же я, в самом-то деле, прямо на пристани останавливать каждого поднимающегося по трапу? Господи, что же делать, а? Согласился помочь господину Толмачёву, а помощи от меня, как от дитя малого…. Почему от меня мало помощи? Напротив, даже очень премного! Пойду-ка я испить чаю с лимоном! Теперь и у меня есть секретное слово для моего сообщника Якова! Вот с кем надобно побеседовать! Уж он-то, оставшись на пароходе на время стоянки, сможет разузнать по более моего. Решено, так и поступлю!

Кирилла Антонович снова поднялся на ноги. Более придирчиво, чем в предыдущий раз, он вгляделся в своё отражение, стараясь придать отражённому лицу более беспечное выражение. Всё сошло бы ладно, кабы не шрам на правой щеке, предательски резко проступивший на порозовевшем от возбуждения лице. Отметив подобную особенность своего организма, а именно краснеть, Кирилла Антонович произнёс, обращаясь исключительно к своему отражению.

– Да-с, милостивый государь, по всему видать, не быть вам карточным шулером, у вас всё на лице отображено – и волнение, и увлечение и страсть. Но ничего плохого я в этом не усматриваю. Кроме одного – полнейшего отсутствия хладнокровия, кое так присуще моему другу Модесту Павловичу. Кстати, когда я увижусь с ним?

Туман 2. начало глава 2

Олег Ярков

МОСКВА. НЕМНОГИМ РАНЕЕ.

Александр Игнатьевич Толмачёв прекрасно держал речь. Обладая приятным тембром голоса, он умело применял в нужных местах то пиано, то глиссандо, усиливая смысловой акцент важных, по его мнению, слов. Не гнушался он и крещендо, модулируя произносимые звуки на два, три, а случалось и на четыре тона в пределах одного только слова! Надобно ли говорить о том, что внимание помещиков целиком было поглощено рассказом, производившимся в подобной акустической аранжировке.

– Дело, милостивые государи, которым предстоит нам заняться, не имеет ничего общего с тем, что изучает криминалистическая наука. При наличии преступления, в его самой очевидности, я не могу выделить так называемый «корпус деликти», определить необходимые составляющие, позволившие мне дать нужную классификацию сему… сему случившемуся деянию. Кроме этого, определённая, но вполне аргументированная секретность, покрывающая все детали событий, о которых я скажу ниже, некоим образом связывает мне руки, делая невозможным приглашение специалистов по розыскному делу. Однако, спешу заметить, что приглашение вас, господа, принять коллегиальное участие в этом деле, вызвано отнюдь не безысходностью, а напротив, желанием получить помощь от людей не зашореных службой супротив преступных сообществ, всё более расползающихся по России на волне мнимого свободомыслия и псевдо-народнических устремлений. Прошу вас сказанное мною не считать за лесть, а принять как моё личное мнение, полученное вследствие общения с вами.

Лёгкий поклон, предназначавшийся обоим помещикам, был ещё и сигналом того, что обязательная преамбула была успешно доведена до финала. Логическое построение предложений и, всё-таки, имевшая место лесть, были благосклонно поняты и приняты Кириллой Антоновичем и Модестом Павловичем. Между этими тремя людьми возникла аура понимания, уважения и доверительности.

– Теперь о главном. Аркадий Аркадьевич Бабаев, действительный статский советник, кавалер Анны второй степени. Без малого семь лет руководил департаментом транспорта и путей сообщения. Последние два года возглавлял отдел коллегии инженерных разработок на железнодорожном транспорте. Основные его разработки, получившие наиболее широкую огласку, состоят в том, что смена колёсных пар с широкого просвета российских дорог на более узкую европейскую колею, происходил без долгих задержек по времени, и полностью исключала дополнительные маневровые пути в депо для смены этих самых колёсных пар. Вторая идея, достаточно специфическая, заключалась в том, что специально подготовленный состав мог самостоятельно прокладывать рельсы для собственного продвижения. Эта прокладка осуществлялась полностью механическим способом. Весь необходимый набор агрегатов для подобной работы находился в первых двух вагонах, а в двух последних находились механического типа приспособления, которые снимали те самые рельсы. Надеюсь, вам понятен подробный принцип работы в моём изложении? На одних и тех же рельсах состав мог передвигаться по любому ландшафту. Ну, практически по любому. Это первое преимущество разрабатываемой идеи – между первой и последней парой механизированных вагонов могли находиться до десяти, а то и четырнадцать вагонов перевозящих полезный груз. Или людей. И третье преимущество – в случае военных действий этот чудо-состав никоим образом не был привязан к существующему железнодорожному полотну и к самим железнодорожным станциям, могущими быть захваченными неприятелем. Аркадий Аркадьевич Бабаев был убит на праздновании шестнадцатых именин своей единственной дочери Розы. Случилось сие февраля 12дня сего года в его особняке. В тот момент там же присутствовали ещё не менее полусотни приглашённых гостей, ни один из которых не стал однозначно подозреваемым в содеянном преступлении. Проникновения посторонних лиц не обнаружено. Причина смерти – асфиксия, то есть, банальное удушение. Остальные подробности до срока опускаю. Иду далее. Барон Новиков-Лях, Владлен Эммануилович. Меценат, владелец нескольких заводов на Урале, концессионер Русско-Американского общества на Аляске. Это относительно го деловых качеств. Чем же смог привлечь наше с вами внимание? Благодаря его деньгам и личному участию, как отменного инженера, разрабатывался новейший механизм, позволявший практически любому речному судну самостоятельно сниматься с мели. Кроме этого, то же самое судно, благодаря таланту барона, могло передвигаться по мелководным частям рек. Для этого применялись специальные приспособления, уменьшавшие осадку судна. Выгода от подобного новшества очевидна. К сожалению, довести до финала свою задумку Владлен Эммануилович не смог. В августе 21 дня прошлого года барон был убит на праздновании дня рождения своего брата, куда он прибыл по приглашению со всей своей семьёй. Кроме него, там присутствовало ещё 74 гостя. Скажу, предугадывая ваш вывод, который, без сомнения, уже созрел у вас, ни на кого из присутствующих подозрение не пало. Все были на виду друг у друга. Проникновения посторонних лиц, вынужден повториться, не обнаружено. Причина смерти – резаная рана шеи, приведшая к невосполнимой потере крови. Подробности снова опускаю. Далее – апрель, 11 дня сего года. Не обращайте внимания на отсутствие хронологии в моём пересказе. Все представляемые мною жертвы располагаются в алфавитном порядке. Итак, апрель сего года – Кошкин Владимир Владимирович, действительный член Берлинской академии прикладных наук, почётный профессор Британского и Мадридского научных сообществ, и прочая, и прочая, и прочая. Изобретатель от Бога, эдакий Кулибин с академическим образованием. Основная его работа за последние три года – создание новых типов самодвижущихся телег, которые могли бы перевозить большие грузы. Или достаточно большое количество людей. Кроме прочего, рассматривался вариант с лебёдочной установкой для самопогрузки, или саморазгрузки. Убит во время банкета, проводившегося после окончания цикла публичных научно-просветительских выступлений, организованной Берлинской академией при поддержке господина Морозова, Саввы, разумеется. Далее в этом списке ещё четыре фамилии, перечисление которых лишь подтверждает правильность нашего предположения об объединении этих убийств в одно цельное дело.

– А как, простите,…. – Поднял вверх указательный палец Кирилла Антонович.

– Ах, да, позабыл. Господин Кошкин был задушен в туалетной комнате. Орудие преступления, предположительно, нечто схожее на рояльную струну. Гостей на банкете насчитывало 44 человека. Подозрение пало на тех же, на кого пало и в первых двух случаях.

– То есть, ни на кого, – скорее говоря лишь самому себе, нежели собеседникам, произнёс Модест Павлович.

– Именно так, Модест Павлович, именно так. Включая отсутствие чьего-либо проникновения извне.

– А вдруг это будет забавным приключением, – снова, не обращаясь ни к кому, сказал штаб-ротмистр. Именно эта фраза, произнесённая Кириллой Антоновичем, и послужила последним аргументом для принятия окончательного решения – поездки в Москву.

Поднявшись так, как и положено офицеру – стремительно и с прямой спиной, Модест Павлович подошёл к окну и предпринял попытку отдёрнуть штору.

– Не надобно, этого, – довольно резко произнёс Александр Игнатьевич, даже не повернув головы. – Могу ли я спросить вас, господа? Что общего вы заметили в этих трёх смертоубийствах? И какие побудительные причины вы бы нашли для объединения их в единое производство?

Модест Павлович стоял у окна молча, старясь не трогать наполовину задёрнутую штору. Или же случилось обратное – он, всецело поглощённый какими-то своими размышлениями, даже не видел сей преграды между своими глазами и внутренним двором ресторации. Преграды в виде шторы.

Кирилла же Антонович, живо следивший за рассказом Александра Игнатьевича, с видимым удовольствием откликнулся на приглашение принять участие в обсуждении объединительных моментов вышеупомянутых преступлений. Он откинулся на спинку жёсткого кресла и, соединив кончики пальцев своих ладоней, собрался придать своей фигуре былую самопридуманную значимость. Но… совершенно позабыв, что у него уже отсутствует живот, да и вся его фигура из философско-объёмной превратилась в подтянутую и, почти, стройную, поспешно отказался от вальяжности сидячей позы. Он выпрямился, сев глубже в кресло, закинул ногу за ногу и, неизвестно для чего, взял начищенный до блеска столовый нож для рыбы. Покрутил его в пальцах, пробуя поймать отражение света на его отполированной поверхности. Добившись очевидного результата, помещик положил нож на скатерть и, привычно погладив шрам на правой щеке, сказал.

– Ну… что же. Очевидность схожести перечисленных вами, Александр Игнатьевич, прискорбнейших преступлений не подвергается ни малейшему сомнению. Да-с!

Однако увидев, что господин советник слушает его с совершеннейшим безразличием на лице, поспешил продолжить говорить, дабы заинтересовать надворного советника.

– Ну, так, пожалуй… извольте. Все три, или сколько их у вас, семь? А-а, согласен-согласен, пока говорим о перечисленных. Так вот, уважаемый Александр Игнатьевич, все погибшие господа умерщвлены одним способом – травматическое увечье шеи через удушение.

– Да, но один был заколот, – не оборачиваясь, сказал Модест Павлович.

– Согласен, – сам того не желая, Кирилла Антонович лихо перескочил грань между беседой и увлечённой декламацией с активной жестикуляцией, – однако же – в шею! В ш-е-ю-ю! Не в грудь, а именно в шею! Осмелюсь предположить, что нападавший убивец во всех случаях, соблюдая полнейшую тишину передвижения, подходил к жертвам со спины. Сие давало аргумент в пользу неожиданности. А это, как следствие, позволяет застать жертву в состоянии полнейшей расслабленности духа и не сопротивляемости мускульного панциря человеческого тела. Находясь в подобной позиции, – Кирилла Антонович вскочил на ноги и начал подкрадываться к воображаемой жертве, очень похоже изображая преступника. Да уж, философский склад ума позволял ему живо преображаться под любой характерный почерк человеческой натуры.

– Именно в позиции со спины и при, повторюсь, неожиданном нападении, легче всего удерживать жертву, не давая ей возможности создавать шум, непременно возникающий при борьбе, и привлекающий внимание посторонних людей.

– Замечательно, Кирилла Антонович, замечательно! Что-нибудь ещё? – Спросил Александр Игнатьевич, совершенно не изменяя равнодушного выражения лица.

– Непременно ещё! Шельма-убивец выбирал момент для своих гнусных деяний очень точно. Именно большое скопление людей позволят ослабить внимание к себе. Достаточно малой толики артистического таланта, дабы увлечь всех гостей, или же часть их в, скажем, в какую-то подвижную забаву. И, исчезнув в какой-то момент из самого действа для совершения смертоубийства, можно быть уверенным в том, что все, принимавшие участие в забаве, в один голос станут вас уверять, что никто не покидал этой забавы. Никто!

– Никто не покидал! Или напротив – оставался всё время на самом виду. Всё время оставался….

– Что, простите?

– Ничего, прошу вас, продолжайте, – прервав собственные размышления, ответствовал надворный советник.

– Да, собственно говоря, это всё. Далее я могу сделать несколько предположений, основываясь лишь на умозрительных аспектах, заключённых в факте очевидной недоговорённости.

– Кирилла Антонович, о чём вы сейчас говорите?

– Прошу меня простить, я отвлёкся. Из обобщённых сведений могу сделать несколько предположений. Итак. Из трёх убиенных только одна жертва приняла смерть в своём доме. Вывод – сама идея ограбления выглядит абсурдно, поскольку остальные две жертвы не могли иметь при себе в достаточном изобилии драгоценностей, равных по множеству оных, хранящихся в их домах. Если только… если только у трёх жертв не было специальных предметов, представляющих определённую ценность поодиночке.

– Или ценность появлялась после того, как три похищенных предмета совокуплялись в единое целое, – голосом, не лишённым заинтересованности в разгорающейся дискуссии, сказал Модест Павлович. Оказывается, он уж успел оборотиться от окна в сторону обеденного стола и своих собеседников.

– Превосходно, господа! Продолжайте!

– С превеликим удовольствием! Ежели мы имеем предположение о трёх предметах, ставших причиной совершения смертоубийств, то смею утверждать, что эти трое господ состоят в каком-то тайном обществ. Так-так… в обществе. И что тогда? Ага! Это тайное общество и избавилось от них, как от возможных раскольников. Вероятно ли такое?

Туман 2. начало глава 3

Олег Ярков

ГЛАВА 3

– Вполне! Или их лишили жизни, снова рассматривая версию похищения у них каких-либо предметов, например, перстней со специальной гравировкой, ради использования этих перстней иными лицами, желавшими получить доступ в те сферы, в кои были вхожи их обладатели.

– Замечательно, но – нет!

– Что «нет», простите?

– У них не было перстней. У них не было ничего такого, что было бы похищено.

– Ах, так? Ну, что же, досадно…. А вот… как вам такая мысль? У них похитили какие-то бумаги. Или, скажем, письма. Или, к примеру, записи. Посудите сами, ежели это письма, то это повод для вполне вероятного шантажа.

– Но…, – попытался вставить словцо Александр Игнатьевич. Но, не судилось. В сей момент едва ли сыскался бы на всём белом свете хоть один человек, который сподобился остановить полёт мысли и водопад речи Кириллы Антоновича. Хотя, справедливости ради, следовало бы признать, что такой человек всё же существовал. Это сын его кухарки Прошка, существо громогласное, бестолковое и неугомонное. Однако, не о Прошке сейчас речь, а о том, что господину Толмачёву не удалось остановить напор философствующего помещика. А, может, это и к лучшему.

– Погодите с вашим «но»! Убивец добывает письма, чтобы с выгодой провести шантаж какой-нибудь знатной особы. Или же напротив, убивец добывает письма, которыми убиенный, будучи ещё во здравии, сам кого-то шантажировал.

– Трое убиенных – шантажисты? Непременно все трое?

– А почему бы и нет? Все трое могли бы иметь при себе части письма, соединив кои в целое….

– Отлично! Но – нет!

– Да вам, Александр Игнатьевич, не угодить!

– Не обижайтесь, дорогой Кирилла Антонович, я только не хочу пускать ваши блестящие рассуждения по ложному следу. Хотя… здравая мысль уже начала зарождаться.

– Так что же тут не так, Модест Павлович? – Взмолился помещик, обращаясь непосредственно к штаб-ротмистру.

– На мой взгляд, дело здесь в следующем. Господа Бабаев, Новиков-Лях и Кошкин занимались транспортом. Все трое занимались транспортом. Их изыски по улучшению пароходов, а также по созданию новых паровозов и самоходных телег является, как мне теперь видится, более военными изобретениями, нежели… скажу так – хозяйственными. Следовательно, возможен шпионаж, имеющий целью похищение секретных бумаг или чертежей сих изобретений. Однако дома убит лишь господин Бабаев, где он мог хранить секретные документы. А остальные – вне дома. Нет, не стали бы они носить такие бумаги при себе. Что-то я пропустил….

– Я ушам своим не верю, – тихо-тихо произнёс Александр Игнатьевич.

ПАРОХОД «ВЕЛИКАЯ КНЯГИНЯ МАРIЯ ПАВЛОВНА»

Сверив свои изменённые планы с циферблатом карманных часов и, приведя их во временное соответствие, Кирилла Антонович поспешно покинул каюту, и походкой, весьма озабоченной, поднялся на прогулочную палубу. Вода реки, как источник болезненного состояния, уже не беспокоила его в той мере, в какой она терзала его организм с самого утра. А может ещё не прошло действие того замечательного порошка, предложенного Яковом? А может целеустремлённость, с какой двигался помещик в сторону кают-компании, не позволяла более отвлекаться на телесные недуги? Размышления об сём могли быть интересны специалистам в области нарушения душевной тонкости, но только не нам и не в сей волнительный час. Во всяком случае, волнительный для Кириллы Антоновича.

Увидав в кают-компании Якова, что-то писавшего у конторки, помещик кашлем привлёк к себе его внимание.

– Послушайте, Я…. – Не произнося до конца имени стюарда, Кирилла Антонович скоренько залился румянцем. Теперь уже от ощущения вероятного конфуза – он, помещик, просто не мог, просто не должен был знать имени корабельной прислуги, так опрометчиво срывавшегося с языка. Кирилла Антонович тут же предпринял попытку исправить свою ошибку.

– Я хотел испить чаю. И непременно с лимоном. Не откажи в любезности, милейший, подать мне чай на палубу… хоть, вон к тому креслу.

– А не слишком ли я мягок с прислугой? – Спросил у самого себя помещик. И, на случай всякий, добавил.

– И потрудись поскорее!

Теперь, вроде бы, предыдущая оплошность исправлена, а посему – можно и чайку испить. Хотя и не очень хочется.

Просидев в кресле минут с пять и, снова-таки, не отвлекаясь на мучавшую до недавнего времени лёгкую качку, Кирилла Антонович увидел подходящего к нему Якова.

– Послушайте, Яков, послушайте! Я не мог не прийти к вам и не….

– Спокойно! – Шёпотом прорычал лже-стюард и поставил поднос с чаем на ближайший к креслу столик. – Говорите без волнения и ровно, внятно и кратко. Мы не на прогулке. Что у вас?

Кирилла Антонович действительно кратко, насколько позволяло выпиравшее из него желание поделиться своим наблюдением, изложил Якову итоги своей встречи с немкой.

– Сделайте пару глотков и продолжайте, – так же тихо сказал Яков.

– Оставьте! Не до чаю мне! Вы меня не слушаете?

– Пейте! Вот так! Что дальше?

Запивая добрым краснодарским чаем свои размышления, Кирилла Антонович, словно уступив приказному требованию стюарда и пить, и быть кратким, закончил свою речь, оставив в стакане примерно треть напитка. Это действительно было очень краткое повествование, изречённое помещиком за годы его зрелой жизни.

– Что вы скажете?

– Дайте мне на «чай».

– Что?! Вы… как вы… я же….

– Дайте мне на «чай» немедленно!

– Извольте! Ежели вас только это и беспокоит, то, как видно….

– Вы – богатый пассажир, я – обычный официант, поэтому наши встречи должны так и выглядеть. Привыкайте к этому, это важно. А по поводу сказанного вами… всё это скверно. Я рад, что вы известили меня об этом, одновременно, огорчив. К вашему возвращению я успею кое-что обдумать, и кое-что предпринять. А теперь – запоминайте! От пристани пойдёте по улице, что по левую руку от пожарной каланчи. Там найдёте магазин готового платья Мойши Кройцера. Зайдёте и спросите Мойшу. Когда он выйдет к вам, секретно скажите ему, что ветер тем и хорош, что разносит новости. Не спутаете? Далее сделаете то, что он вам предложит. Затем откланяетесь. Время стоянки в Балаково до пяти часов пополудни, так что погуляйте по городу, осмотрите лавки, купите что-нибудь в память о сём городе. Да, в питейные заведения не ходите, не стоит. За вашу наблюдательность и за своевременный доклад спасибо от имени… сами знаете кого. А теперь – ступайте! Для следующей необходимости закажите у меня рюмку анисовой.