Деградация. Высокие технологии

– Шесть лет, коту под хвост… – начальник выглядел немного обескураженным. – Без пяти минут капитан… Не жалко?

– Сейчас я думаю, что лучше б я в армии год отслужил. Но прошлого не вернуть. Жалеть тоже не хочу, я стал тем, кем я стал. А вам, – Иван поднял взгляд на начальника, – следовало сразу требовать от меня написание рапорта с согласием на командировку в Чечню. Может быть, с испугу бы и написал. Но все равно никуда бы не поехал, когда бы все обдумал в спокойной обстановке.

Красильников подпер голову рукой, его взгляд бегал: то на документы, то на письмо Варшавского, то на Ивана. Иван смотрел на начальника, который оценивал плюсы и минусы ситуации и принимал в это время судьбоносное решение, но совершенно не испытывал страха. Сейчас, когда он фактически выдвинул ультиматум, Красильников выглядел лишь растерянным, возможно даже чуть-чуть испуганным человеком, совершенно не ожидавшим такого поворота событий. Но факт оставался фактом, те доводы, которыми он хотел припереть Ивана к стене, для самого Ивана не значили практически ничего. Да, Красильников мог сломать служебную карьеру Ивану, но она ему и не была нужна. Реальным на повестке остался только вопрос неофициального сотрудничества с банком, но стоило дать ход делу, и ничего, кроме обоюдных потерь им обоим это бы не принесло.

Разумеется, Красильников наверняка понимал, что весь компромат против него способен лишь поднять волну недовольства и шума вокруг его фигуры. В таких случаях засветившиеся проштрафившиеся начальники обычно уезжали на год-два в другой регион страны отсидеться, потом, когда все забывалось и успокаивалось, они возвращались. Иногда для этого даже громко сажали кого-нибудь неугодного, таким образом еще и освобождали какое-нибудь теплое место, помимо вброса более острой пищи обществу на телевидение и в Интернет. И возвращение оставалось незамеченным. Но это так же означало потерю времени, минус год-два из активного карьерного роста. Иван на этом и играл.

Минута тянулась за минутой, отчетливо слышалось тиканье секундной стрелки часов с символикой МВД на стене. Вдруг неожиданно резко Красильников взял рапорт Ивана на увольнение, написал «Согласен», расписался. Решение было принято, конфликта, по крайней мере открытого, не будет. Протянув лист Ивану, он демонстративно спокойно сказал:

– Отнеси в отдел кадров. Я обещаю, ни одна серьезная контора с тобой никаких дел впредь иметь не будет. Свободен.

– Еще посмотрим, – огрызнулся Иван, взял подписанный рапорт и направился в сторону выхода из кабинета. Уже около дверей, Красильников окликнул его:

– Рябов, стой. Ксиву на стол положи, – начальник центра уже стоял у окна и смотрел куда-то вдаль, на город. Не глядя на Ивана, спокойным тоном, совершенно буднично добавил: – Удачи в народном хозяйстве.

– Спасибо, думаю, не пропаду, – равнодушно сказал Иван, вынул служебное удостоверение из кожаной обложки, положил его на стол, и пошел в отдел кадров.

Служба подошла к концу. Иван испытал даже не облегчение на душе. Опустошение.

* * *

Не за горами был новый, 2012 год. Иван вышел из посольства США, и, стараясь не поскользнуться на замерзших мелких лужах, пошел в сторону метро «Баррикадная». Паспорт с иммиграционной визой в Америку ему должны доставить в течение недели курьерской службой. Понимание этого факта изменило его небольшую изначальную тревогу от общения с консулом на гораздо большую о том, что ждет его в будущем. Возможно, полное осознание происходящего просто еще не наступило. А то, с какой простотой был решен его вопрос, вызывало удивление.

В эмиграционном зале посольства Иван наблюдал совершенно разный контингент. Были люди всех возрастов, с различными оттенками акцентов русского языка, от пожилых бабушек и дедушек, явно стремящихся соединится за океаном со своими детьми, до молодых людей студенческих годов, а совсем маленькие дети школьного и дошкольного возрастов шумели и галдели, практически не реагируя на замечания родителей. Однако принцип общей очереди тут не работал. Сотрудники посольства сами определяли, кого должен сейчас собеседовать консул, объявляя фамилии в громкоговоритель, и явно смотрели не только в экраны компьютеров, так как выстроили приоритеты в очереди сначала в сторону семей с малолетними детьми, затем в сторону пожилых людей, и только потом уже принимали всех остальных, что было логично, просто и автоматически ликвидировало все зачатки конфликтов в очереди. Причины, по которым аналогичный принцип общения с чиновниками и прочими власть имущими не брался на вооружение различными государственными учреждениями Москвы, для Ивана был тайной за семью печатями. Несмотря на то, что посетители были вежливы друг с другом, обстановка была достаточно нервозная, так как многие шли к эмиграции годами, и сейчас десять минут общения с консулом могли перечеркнуть все надежды. Поскольку Иван был в гордом одиночестве и не попал в льготные группы, у него было много времени понаблюдать за происходящим и оценить обстановку, обращая внимание на спектр эмоций отходящих от окна. Кто-то откровенно сиял и улыбался, кто-то отходил от окон озадаченным, скорее всего это означало необходимость в каком-то дополнительном документе или иную задержку, а кто-то и вовсе выглядел чернее тучи, тут гадать не приходилось, это, скорее всего, означало отказ в визе.

Иван был совершенно спокоен. Еще проходя мимо указателя с надписью «эмиграция» он поймал себя на мысли, что происходящие он смотрел как бы со стороны, словно это происходило не с ним. Все же стереотип об эмигрантах, как о предателях, сидел в голове пусть уже не так эффективно, как в во времена Союза, но еще достаточно прочно. Все та же агитационная машина может и менее продуктивно, периодически ломаясь, со сбоями и заплатками на скорую руку, но продолжала работать, волей-неволей под ее действие попадал каждый, поэтому сознание Ивана всячески отталкивало слово «эмигрант» применительно к себе. После увольнения из милиции он несколько раз беседовал с Викой, высказывая ей свои сомнения, однако та всякий раз переубеждала его, приводя различные доводы и факты. Того же мнения придерживался и Яков Леонардович, с которым Иван несколько раз связывался по Скайпу. В конце концов, по мере приближения часа «Х», Иван смирился и махнул рукой, предоставив право подготовки необходимых документов и перевода их на английский язык своей сестре, сам же делал только те вещи, которые без него сделать было не реально, например прохождение медкомиссии, и то достаточно лениво и с очередного напоминания. Видимо она поработала на славу, так как когда громкоговоритель произнес фамилию Ивана, разговор с консулом был не долог:

– Клянетесь ли вы говорить только правду? – спросил его с немного заметным акцентом по-русски американский консул.

– Клянусь, – сказал Иван, подняв правую руку вверх, как это принято у американцев.

– Кем приходиться вам человек, который согласился вам помочь?

– Варшавский Яков, друг и один из наставников, с которым мы вместе служили в полиции, – ответил Иван, и казалось, ответ полностью удовлетворил американца.

– Чем вы планируете заниматься в Америке?

– Работать и развиваться в области информационных технологий.

– Вы говорите по-английски?

– Говорю немного, но практики мало…

– Могу вам обещать много практики в ближайшее время. Ваша виза одобрена, паспорт будет доставлен вам в течение недели.

– И все?! – невольно выпалил Иван. Некоторых держали у окна по полчаса, и общение с консулом местами больше было похоже на допрос. Пять минут разговора с ним на этом фоне выглядели удивительно, хотя уже было несколько человек до него, которые «отстрелялись» так же быстро и явно успешно, если судить по их реакции. Но Иван ожидал расспросов о характере службы на Петровке, над которой витал ореол секретности и тайн, но видимо только в сознании русских людей. Американцам про работу полиции рассказывать необходимости не было, интереса они к этому вопросу не проявили никакого. Вероятно, правоохранительная деятельность была скорее плюсом, характеризующим человека, чем поводом для подозрений. Вот если бы он служил в ФСБ, вопросы бы, скорее всего, возникли. А тут…

– Все, – улыбнулся консул. – Удачи на новой Родине.

– Спасибо, – ошарашено ответил Иван.

Спустя пятнадцать минут, уже перед входом метро, продолжая прокручивать в голове факт одобрения визы, Иван впервые реально стал прикидывать себя в роли эмигранта, пытаясь найти причины, по которым не стоило даже покупать билетов на самолет, и не находил их. С момента увольнения он официально так нигде и не работал, но это не мешало ему получать стабильный доход, работая дома за компьютером, просто теперь эта деятельность стала для него основной. Вернее, она и была уже давно основной, если брать в расчет только доход, который она приносила в сравнении с зарплатой в милиции. Многих клиентов он никогда не встречал в реальном мире, все общение шло через Интернет. Да, находились такие, кто настаивал на личном общении, но таких было не много, и со временем, убедившись в профессиональных качествах Ивана, они тоже переходили на удаленное общение. Наработанные связи никуда не денутся, он свободен в перемещениях по миру, для контакта достаточно просто выйти в Интернет. Это значило, что по крайней мере на первых порах он не останется без работы в неизвестной ему стране, а в какой именно банкомат можно засунуть пластиковую карточку и снять наличные большого значения не имело, где бы банкомат не находился. А коли так, упускать эту возможность просто глупо, и тут Вика права. В худшем случае это обернется для него обычной туристической поездкой, домой в Москву всегда можно вернуться. Фактически решение было достаточно очевидным, хоть Иван и не признавался себе в этом в явном виде, но уже прекрасно все понимал. Вот только родители расстроятся, они же вообще не в курсе происходящего, и регулярно напоминали Ивану про необходимость поиска нормальной с их точки зрения, то есть постоянной работы, приводили в пример Артема, и от этих напоминаний он уже устал отмахиваться. Объяснять, что этот путь для него теперь не реален, Иван не хотел.

Из размышлений его вывело ощущение вибровызова телефона во внутреннем кармане куртки. Он достал трубку, на экране отобразилось «Старков».

– Слушаю вас, Александр Петрович! – бодро выдал Иван.

– Плохие новости, Вань, – Старков сделал паузу, кашлянул, явно подбирая слова, – Блинов умер…

– Как?!

– Не ясно ничего. Предварительно похоже, что отравился водкой. Там Чернов рыл немного, он результаты экспресс анализа экспертизы читал, но странно это.

– Когда похороны? – выдавил из себя Иван.

– Уже похоронили, наверно…

– Но почему мне раньше не сказали?

– Вань, нас там не ждали все равно. Его родители во всем обвиняют милицию, что она его довела до такого исхода. И в чем-то они, возможно, правы. Они отказались от всякого содействия со стороны МВД и потребовали полное отсутствие показухи в виде фальшивой скорби массовки в форме, эскорта, и прочей фигни… Их право…

– Где похоронили-то…

– На Домодедовском кладбище у них вроде бы участок, но смысла туда ехать я не вижу. Холодно, метель начинается. Там мы Пете уже ничем не поможем, лучше соберемся тесной компанией и помянем его по-человечески. Мы встречаемся с ребятами в известной тебе кабаке в семь вечера.

– Хорошо, буду обязательно.

Иван нажал «отбой». Новость ошеломила его. Он неоднозначно относился к взглядам на жизнь Блинова, но его помощь в трудную минуту забыть было сложно. В любом случае он был одним из них, как ни крути. И ему было всего 33 года. Как это могло произойти? Иван быстрым шагом проследовал в метро.

* * *

Когда Иван зашел в кафе, трое его бывших сослуживцев уже были на месте. Официант проводил его в дальний угол, огороженный декоративными стенками от основной массы посетителей, которых в будний день было и так не много. Помимо бутылки водки в специальном ведре со льдом, солений, салатов и традиционного шашлыка, посреди стола стояла рюмка с положенным на нее куском хлеба. Обменявшись рукопожатиями, Иван сел за стол.

– Ну, коли все в сборе, помянем нашего товарища, – Старков разлил водку в рюмки. Выпили не чокаясь.

– Что известно? – спросил Иван, едва закусив, не откладывая разговор в долгий ящик.

– Леша, расскажи Ване еще раз. Может он что-то знает. Или мысль какая возникнет.

– Три дня назад я был дежурным опером от МУРа, делать было нечего, как ни удивительно, ну я сводку и почитывал. И тут вдруг читаю «без внешних признаков насильственной смерти обнаружен труп Блинова П. А. по адресу…» и Петин адрес. Пытаюсь ему на трубу дозвониться, бесполезно. Звоню Димке, он дежурил как раз, – Кукушкин кивнул, – объяснил ему ситуацию, тот тоже не в курсе, а ведь дежурного-то должны были оповестить, начать проверку, все таки сотрудник… Но там ксиву не сразу нашли, потому происшествие не по личному составу сначало пошло. Срываюсь на место. А там уже группа местных ментов заканчивает работу, и каких-то ребят с ФСБшными ксивами, и те меня видеть не рады совершенно. Тело уже увезли… – Чернов немного смутился, увидев эмоции на лицах товарищей при слове «тело».

– Все нормально Леша, – сказал Кукушкин. – Верней, не нормально конечно, но ты продолжай.

– Ну а что продолжать-то… Пообщался я толком только участковым. Обнаружил его у себя в кровати отец, у него ключи были от квартиры, он должен был с Петей встретится утром, а он на связь не вышел. Это с его слов записанное объяснение, я с ним сам не разговаривал, его не видел, задерживаться надолго он там не стал. Следы какие подозрительные если и были, то их до меня почистили, участковый ничего странного при осмотре не написал, эксперты, кроме бутылки водки ополовиненной, тоже ничего интересного не нашли, соседи ничего не знают, не видели и не слышали. Скорее всего, сами менты квартирку-то и обшмонали до кучи. Предварительная версия: в водке обнаружен метанол. А потом появились чекисты, и тупо всех выгнали. Все.

– Ясно. Никто «глухарь» на себя брать не хочет, вот и отписались дружно все, – Старков махнул еще одну рюмку, поморщился, продолжил: – Понятно, что это будет очередной несчастный случай из-за некачественной водки. А ФСБшники явно батины, ну это можно уточнить.

– Я еще посмотрю, что там экспертиза решит, – сказал Чернов.

– Леша, можешь даже не смотреть. Что тебе даст официальное заключение? Все уже и так понятно. Он же милиционером был, а никого толком не оповестили даже. – Старков уставился на Чернова. – Не думаю, что ты кроме геморроя себе в этом деле что-то нароешь.

Чернов пожал плечами и демонстративно развел руками.

– Петя готовился к переаттестации в полицейского, – добавил Кукушкин. – Ему и рапорт на перевод уже подписали, о чем-то договорился с Сысоевым, тот его с собой взял в пресс-службу.

– Сысоев и мне предлагал, но я отказался, – сказал Иван, – а Петя, значит, согласился. Наверное, тот ему что-то интересное предложил.

– Да, договариваться он был мастер, но только договариваться надо было точно не с Сысоевым. – Старков задумался, затем выдал вывод: – Значит, некуда было приткнуться больше. Видимо с отцом разругался.

– А при чем тут его отец вообще? И если разругался, зачем было встречу назначать? – удивился Иван.

– Наверное, что бы помирится. Леша, компанию его отца крышует ФСБ, они же и помогают, чем могут, при необходимости. Поэтому и говорю, Алексей, не лезь, там без тебя все схвачено. И батя мог его приткнуть или в компанию к себе, или на какую-нибудь должность к чекистам, раз уж Петя так хотел служить. Но Петя был гордый. И через связи жены вышел на нас, и стал милиционером. Но все это было хорошо и весело, пока тебе двадцать лет с хвостиком, шалости мелкие, то се, ничего еще особо не замечают подозрительного за тобой, или делают вид, что не замечают. Рост твой по службе никому еще не мешает. А я уже тогда за него побаивался. Он же не остановился бы вовремя. Наверное, когда тридцатник стукнул, да еще в милиции большую чистку устроили, пора было уже о чем-то более стабильном думать. Но тут он был один, связей нет, ушли вместе с женой. Он поэтому и пошел на контакт к Сысоеву. Терять особо нечего было. Склеится – хорошо, нет, всегда можно пойти другим путем.

Все замолчали. Снова выпили не чокаясь, закусили. Ситуация была темная, не ясная, но совершенно не их уровня. Потому все помалкивали, добавить было нечего.

– Прямо как мне, вернуться никогда не поздно… – нарушил тишину Иван.

– Что как тебе? – удивился Кукушкин. – Вернуться хочешь?

– Нет, что ты! Мне, Дима, терять особо тоже нечего, и вопрос только в том, склеится или нет. – Иван подвинул рюмку Старкову, тот наполнил ее. – Мне сегодня дали добро на эмиграцию в Америку. А я об этом даже не задумывался еще год назад.

– Ого, – только и выдал Кукушкин.

– Яше привет передавай, – подмигнул Старков. Заметив вопросительные взгляды Чернова и Кукушкина, он добавил: – Я немного в курсе был.

– А что мне делать? – теперь уже Иван развел руки и пожимал плечами. – Банки и нефтяные компании, где сейчас деньги нормальные платят, для меня закрыты. Да вообще любые компании, где есть своя безопасность…

– Как?! – воскликнул Чернов, перебивая Ивана. – Ты же не еврей даже! Или я чего-то не знаю?

Обстановка была сразу же разряжена, все, кроме Чернова, заулыбались. Иван рассказал свою историю получения эмиграционной визы.

– Все же странная штука жизнь, ребята, – глубокомысленно подытожил историю Ивана Старков. – Петя единственный из вас, кто хотел служить в милиции, но делал это не совсем правильно. А вы… Один, не сильно любящий армию, в итоге отмотал год в Чечне и теперь подался в МУР. Причем, о такой карьере изначально и не думал. А что, терять нечего, в принципе, правильное решение, вернуться… Тьфу ты! Уже говорил это сегодня.

– Я не планирую возвращаться, – отрезал Чернов.

– Ты аккуратней там, Леш, я это хотел сказать.

– Постараюсь…

– Второй, – продолжил Старков, – пришедший отсидеться от той же армии, совершенно случайно оказался самым перспективным молодым специалистом, но плюнул на все и решил свалить в Америку. Тоже сначала не задумывался о таком повороте, но тоже правильным решение выглядит. Ты-то никуда не собираешься?

– Петрович, – ответил на адресованный ему вопрос Кукушкин, – а кому и где я нужен? Мне уже за сорок, менять что-то поздно. Дети дома, жена там же…

– Мне сгодишься, если что. Серьезно, покупай костюм и приходи ко мне. Денег платят побольше, чем у вас там. Патриотизм на службе уже давно не в моде.

– Спасибо, Петрович, буду иметь в виду. Но пока я останусь там еще поработать. Надо на пенсию льготную доработать, три года осталось, ваши наверняка конвертами из-под стола платят, а это меня пока не устраивает.

Старков кивнул. Каждый задумался о своем, за столом повисла тишина. В конце концов, ее нарушил Старков:

– Знаете, хоть мы тут собрались по грустному поводу, я хочу выпить за всех нас. Думаю, Петя не обидится, ведь он тоже вас любил, и ему бы точно не понравилось, что мы тут по нему горюем и слезы льем. Да и на официальные поминки нас не позвали. Вы, безусловно, были лучшей командой, с которой мне доводилось работать когда-либо, и сами это прекрасно знаете. И я уверен, что наш общий результат работы всех вместе, и каждого из вас в отдельности, в том числе и Пети, хоть кому-то, но помог. И скорее всего, даже не кому-то одному. Поэтому, пока мы живы, никто из нас не должен терять этого понимания. Гордитесь тем, что вы служили и помогали простым людям, сейчас это, увы, не модно. Где бы не находились, и чем бы не занимались, оставайтесь такими ребятами, которыми я вас знаю.

Четверо товарищей дружно опустошили свои рюмки. Под хлебом пятой по водке пошла рябь, возможно от неосторожного движения кого-то за столом. А может это Блинов был где-то рядом и дал так понять о своем присутствии и одобрении этого тоста. Как бы то ни было, теперь это не имело большого значения. Петр Блинов, которого они все прекрасно знали, теперь всегда будет где-то рядом, оставаясь молодым навечно.

– Спасибо тебе, Петя, ты мне здорово тогда помог, – прошептал Иван.

Они просидели в кафе до глубокой ночи, видимо понимая, что в таком составе и с таким душевным единением им больше встретиться не суждено, так как путь каждого теперь лежал в своем, персональном направлении. Завтра Кукушкин, как всегда, будет гулять с детьми, слушать с улыбкой указания любимой жены, и заниматься другими хозяйскими повседневными делами, а потом начнет готовиться к очередной смене. Старков в стандартном костюме с бейджиком на груди будет весь день маяться от безделья в кабинете начальника охраны торгового центра, может быть, вспоминая былое. Иван будет пытаться распланировать ближайшее будущее, советоваться с Викой, может быть с Яковом Леонардовичем, инструктировавшего его о поведении в посольстве и ожидающего сведений о результатах. Чернов тоже точно знал, чем он будет заниматься в ближайшее время. Когда четыре заказанные машины такси ожидали посадки прощавшихся пассажиров у кафе, он сказал:

– И все таки, я возьму это дело на контроль.

Никто не стал ему больше возражать. Это все равно никого не вернет.

Эпилог

Полет проходил в штатном режиме. Иван смотрел в иллюминатор самолета, стараясь отвлечься от своих мыслей, наблюдая ледяные пики Гренландии, зрелище было действительно захватывающим. На синей океанической глади у берега виднелись еле заметные с высоты белые точки – айсберги, откалывающиеся от ледника. Еще совсем немного, и самолет полетит над континентальной частью Северной Америки, а там и до Нью-Йорка рукой уже подать, где его ждала пересадка на другой самолет. В России альтернативой Москве был если только Санкт-Петербург, да и то с большой натяжкой, зато в Америке их было не мало. Сиэтл, Сан-Франциско, Денвер, Даллас, Вашингтон, Нью-Йорк, Бостон, Майами – это то, что сходу приходило на ум. Не смотря на разрекламированный Варшавским Нью-Йорк, Иван решил поискать счастья на другом побережье, вполне здраво рассудив, что его навыки могут пригодиться в Калифорнии. Жизнь и суета в большем мегаполисе его порядком утомили, потому в Нью-Йорк не хотелось, было желание попробовать что-нибудь другое. И он сделал выбор в пользу Силиконовой долины.

Позади осталось Домодедово, не сдерживающая слез сестра в сопровождении своего жениха, которая немного успокоилась только тогда, когда Иван пригрозил плюнуть на всю эту затею сразу и бесповоротно, даже не начиная, если та не прекратит плакать. Хорошо еще, что родители остались дома, иначе на общем грустном фоне он мог действительно прекратить путешествие, так и не начав. Теперь же, в летящем на десятикилометровой высоте самолете, он, хотя и не мог видеть их грусть, вполне отчетливо ощущал слезы близких ему людей на расстоянии.

А ведь всего-то без малого семь лет назад к нему вломился Артем Званцев с предложением, которое его в итоге привело на другой конец Земли. Теперь он отдалился от Артема, практически не общаясь с ним, хотя и не держал на того зла. Просто так сложилась жизнь. Всего семь лет назад он был наивным напуганным студентом, с надеждой на лучшее в родной стране, и куда все это делось… Тогда сама идея эмигрировать куда-либо заставила бы его покрутить пальцем у виска, сейчас же это не выглядело чем-то запретным и запредельным. Как минимум, правом жить там, где ему хочется, наделен каждый человек. А вернуться никогда не поздно. Только что-то много желающих снова поменять Америку на Россию не находилось. И достаточно скоро Иван узнает почему.

Иван поймал себя на мысли, что сейчас, улетая из Москвы, ему было совершенно не жалко покидать это место, город, в котором он родился и вырос, страну, скорее даже наоборот. Грусть вызывают только оставшиеся там близкие люди. Немного успокаивало то, что на воссоединение с гражданином США члены семьи могли претендовать без проблем, и Иван держал этот план в голове, потому через несколько лет за ним запросто последуют и родители, и его сестра с мужем, если такой у нее окажется к тому времени. То есть, родители, конечно, таким желанием хоть и не горят, но за своими детьми поедут и на край света, в этом Иван не сомневался, настрой же Вики был понятным и так.

Но друзья… Друзья могут рассчитывать только на себя, и от этого становилось грустно. Тот же Артем получает высокую зарплату даже по московским меркам в Оптиум банке, и его вряд ли сильно волнуют не совсем законные дела этой организации. Так стоит ли куда-то срываться? Вряд ли бы Дима Кукушкин рискнул взять всю свою семью и уехать в неизвестность с насиженного места. Хотя там многое решала его жена, а ее Иван никогда не видел, но у него сложилось впечатление о том, что все Кукушкины предпочтут синицу в руке, а не журавля в небе. Чернов бы наверное смог, он был меньше всех привязан к Москве, но что бы он делал без знания английского языка даже на уровне школы и без востребованной рабочей специальности? Диплом инженера-строителя он как положил на полку, так больше и не открывал, к тому же, как и Иван, не собирался ничего проектировать и строить. Оперов, то есть детективов, там своих хватает, и вообще полиция для службы доступна только для лиц с гражданством, до которого добрых пять лет.