– … В общем, сражались ребята геройски. Кучу душманов этих наколотили… Если бы рацию не разбили им, то продержались бы…
Слова вылетают одно за другим изо рта немолодого, представительного мужичка из местного военкомата. Видно невооружённым глазом, что мужичок пересказывает из третьих рук… зачем, для чего он говорит все эти слова?
– … Так что примите награду за своего сына, дорогая Надежда Алексеевна, и земной поклон вам от лица всей страны.
Мужичок протягивал коробочку, в раскрытом нутре которой блестел какой-то металлический знак. Государственная награда, вновь всплыло в голове у девушки… Интересно, сколько таких цацек уже передал этот вот мужичок вместе с поклонами «от лица всей страны»? Судя по заученной гладкости речи, не так уж мало…
– Спасибо, – ровным механическим голосом произнесла Марина, хотя высокую награду мужичок протягивал не ей, а матери героя. – Очень красивый значок. Это ведь равноценная замена Алёшке, верно?
Мужичок из военкомата, по всему видно, собрался было возразить. Может быть, даже мягко осадить девицу, так пренебрежительно отозвавшуюся о высокой правительственной награде. Но встретился взглядом с Мариной и мгновенно раздумал.
* * *Неровная колонна голых мужиков, в основном совсем молодых, двигалась вслед за фигурой в тёмном монашеском капюшоне. Бывших мужиков, поправил себя Алексей, так будет правильней… Духов?
Бывшие «духи», а теперь уже духи вполне состоявшиеся, шагали впереди, и шестеро бывших солдат шли следом, невольно наблюдая сверкание ягодиц своих недавних врагов. Попытка устроить разрыв в колонне, отстав от экс-моджахедов на десяток шагов, была резко пресечена Конвоиром – похоже, он имел круговой обзор, даже не оборачиваясь.
Алексей усмехнулся, вспомнив первое впечатление от встречи с совсем ещё недавним противником «в упор». На камнях лежали свернувшиеся в «позе эмбриона» голые мужики, одетые полупрозрачным, чуть мерцающим искрами сиянием, отчего духи безвременно усопших приобрели сильное сходство с лягушачьей икрой.
– Кокон снижает утечку энергии, – уловил невысказанную мысль Конвоир. – Здесь плотный мир. Энергия тонкого плана, не связанного с физическим телом, рассеивается очень быстро. Вставайте, вы все.
Оболочки «икринок» мгновенно растаяли, и освободившиеся привидения-новобранцы зашевелились, вставая. Странно, но все духи были гладко выбриты и вдобавок аккуратно подстрижены, хотя в прицеле своего «корда» сержант Горчаков не видел ни одного безбородого лица. Более того, неизвестный цирюльник зачем-то тщательно выбрил экс-моджахедам лобки, и вообще на теле усопших не было заметно ни единого волоска, хотя обычно восточные мужчины по степени волосатости могут поспорить с иным шимпанзе.
Только тут до Алексея дошло, что именно «не так» было с его собственным телом. Он цапнул пятернёй за лобок, провёл пальцами по подмышке. М-да… Последний раз таким он помнил себя, наверное, лет в одиннадцать, от силы двенадцать.
– Васо! Ринат! Артур!
Бывшие душманы сдержанно загалдели, наблюдая встречу бывших бойцов Советской Армии, но никаких активных действий предпринять даже не попытались. Очевидно, они уже успели осознать, что общая ситуация и их собственный статус в этом мире значительно изменились.
– Построиться колонной по одному, – велел Конвоир тоном, отметавшим всякие праздные сомнения насчёт возможности неподчинения приказу. – Двигаться ровно, дистанция три шага. Отклонение вправо, влево, остановка без команды, нарушение дистанции запрещены. За нарушение буду наказывать. Во время движения можно задавать вопросы друг другу и мне лично. Если вопрос существенный, возможен ответ. Вопросы?
– Я спрошу. Отчего мы такие? – экс-моджахед провёл ладонью по скуле, одновременно пальцем другой руки ткнув себе пониже пупка. Очевидно, духа тоже занимала мысль о странной эпиляции.
– Это тонкое тело второго плана. Оно копирует плотное достаточно подробно, но несущественные детали отсутствуют. Ещё вопросы? Начали движение.
Конвоир поплыл впереди, и колонна привидений, ещё недавно бывших смертельными врагами, двинулась, соблюдая указанную дистанцию. И экс-моджахеды, и экс-бойцы Советской Армии были привычны к такого рода передвижению, поэтому колонна сразу втянулась в заданный темп. Бывший сержант Горчаков, как старший по команде, автоматически оказался впереди своих бойцов – похоже, армейские привычки не вдруг исчезают и после смерти.
Наблюдение голой задницы впереди идущего духа не доставляло бывшему сержанту эстетического наслаждения, и Алексей непроизвольно увеличил разрыв на пару шагов. В то же мгновение хлёсткая бледная молния обожгла его, скрутив болью.
– Не отставать, – змеиный голос ровен и по-прежнему лишён эмоций. – Разрыв есть лишний расход энергии.
Цепочка привидений, возглавляемая необычным проводником, бесшумно плывущим над грунтом, поднималась в гору. Странно, но затяжной и довольно крутой подъём не вызывал утомления. Алексей покрутил головой – шагавшие позади ребята тоже не выказывали признаков усталости, как и идущие впереди экс-моджахеды.
– Куда ты ведёшь нас, командир? – обратился он к Конвоиру. – Скажи, если можешь.
Пауза.
– Это дорога на Грань.
– Какая Грань? Чего Грань?
Пауза. Долгая пауза. Алексей уже было решил, что ответа не будет. Их Конвоир счёл вопрос несущественным. А может, существенным, да просто не пожелал ответить. Ведь сказано же было – «возможен ответ». Возможен, но не обязателен…
– Ты должен был сам догадаться, – шипящий голос ровен. – Вы уходите из плотного мира. Здесь место живым. Ваше место – в мирах мёртвых.
* * *Оркестр старался вовсю, но музыка никак не складывалась из отдельных, резких, рассыпанных в беспорядке звуков. И весь мир был такой же. Марине вдруг вспомнилось, как они с отцом однажды попали в аварию. Удар был несильный, правда, но ветровое стекло враз рассыпалось на множество крошечных кубиков, льдисто сверкавших на солнце. И невозможно было представить, что ещё минуту назад эта искристая россыпь была неким целым…
И уж совсем невозможно было вообразить, что вот это, лежащее в длинном оцинкованном ящике с кроваво-красным нутром – Алёшка. Да кто в это поверит?
Вот интересно, почему нет слёз, всплыла откуда-то холодная, будто чужая мысль. Ведь плачут же другие… вот, к примеру, эта старуха в нелепом чёрно-сиреневом одеянии, явно даже не знавшая Алёшку, старательно шмыгает картофелевидным носом. А у неё, Марины, ни капли.
Публика потекла мимо длинного ящика с тем, что вот этот плотный мужчина в подполковничьих погонах нагло пытался выдать за Алёшку. Тётя Надя завыла, норовя упасть, и Марина обнаружила, что её руки поддерживают несостоявшуюся свекровь. С другой стороны мать погибшего поддерживала её, Марины, родная мама. Девушка ощутила нечто сродни благодарности к собственному телу, взявшему на себя все хлопоты – ибо с того момента, как она взяла телефонную трубку, никакого участия в собственных телодвижениях Марина не принимала. Жевала, глотала какую-то еду и какие-то таблетки, после которых на время провалилась в холодную стеклянную зыбь… что-то пила – чай? воду? корвалол? – и давала выпить тёте Наде… В общем, жила полноценной жизнью, как говорит Лёшик… Или уже надо говорить «говорил»?
Резко хлопнул залп. Второй. Третий. Рядом снова завыла, забилась тётя Надя, Алёшкина мама… Мозг привычно фиксировал всё – и треск холостых выстрелов, и короткое пламя из задранных к небу стволов, и плач тёти Нади… Вот только не складывалась из всего этого многообразия цельная картинка. Мир был разбит вдребезги, как то самое стекло.
Сыплются, сыплются мокрые глинистые комья на влажно блестящую цинковую поверхность… вот уже яма превратилась в неровный длинный холмик… всё?
Тётя Надя, наконец почувствовав что-то, обернула к несостоявшейся невестке вконец заплаканное, осунувшееся лицо.
– Ты прости, Мариночка… зря мы это… не надо было крышку снимать…
– Нет, тётя Надя, не зря, – медленно, ровно произнесла Марина, отчего-то попытавшись улыбнуться. Улыбка вышла та ещё – будто оскал бешеной кошки. – Не зря… Теперь я точно знаю. Алёшка вернётся.
Тётя Надя даже плакать перестала, в глазах мелькнуло что-то, весьма похожее на мистический ужас. Старуха с носом-картофелиной украдкой осенила себя крестом.
* * *Кишлак выглядел настолько сонным и неподвижным, что казался объёмной фотографией – такие Алексей видел как-то на одной заезжей выставке, куда они забрели с Маринкой во время дождя. Зачем он ведёт их через населённый пункт, этот потусторонний Конвоир? Можно же было обойти…
– Слышь, Лёха… – подал голос Толян, шедший позади. – Я в кино каком-то американском, что ли, видел, как привидения сквозь стены проходят… И никто не видит их…
– Говорю для всех, – шипит голос Конвоира. – У некоторых при виде родных мест возникли мысли о побеге. Даже не пытайтесь. Я вижу вас всех как на пустом месте.
– Можно вопрос? – подал голос Алексей, чтобы переменить тему, поскольку, чего греха таить – мысль о возможности побега в виде привидения успела посетить и его собственную голову. – Можно ли… ну… в таком виде… проходить сквозь стены?
Пауза.
– Проходить сквозь стены можно, но не так просто. Во всяком случае для сущностей вроде вас. Вы сохраняете много общего с тем, бывшим плотным телом – таков уровень.
Раздался негромкий топот копыт, и из-за угла длинного строения вывернулся ишак, несущий на себе худого старика в длиннополом одеянии. Животное немедленно остановилось и принялось прядать ушами, словно почувствовав неладное.
– Пошёл! Пошёл! – по-пуштунски принялся понукать осла наездник, колотя пятками и хлопая по холке, однако тот упёрся намертво.
– Не обращать внимания, – шипит ровный мёртвый голос.
Едва незримая колонна мертвецов поравнялась с осликом, нервы животного не выдержали, и ишак с истошными воплями ринулся назад в проулок, унося на спине незадачливого седока. Выходит, не совсем незримые они?
Возле арыка копошились, визжали ребятишки, играя в какую-то игру. Как только колонна духов во главе Конвоиром поравнялась с арыком, гомон стих. Будто бы сама собой увяла ребячья радость, как цветок в кипятке, а самый маленький из компании, голый карапуз с перемазанной рожицей, вдруг заревел басом.
При виде текучей прозрачной воды Алексей вдруг ощутил жажду, пока несильную. Это было первое внутреннее «телесное» ощущение, возникшее после того, как завершилась «конденсация» с её адским холодом. Не останавливаясь, он наклонился и попытался зачерпнуть воду, сделав ладонь лодочкой. Попытка не удалась – рука ощутила лишь странное сопротивление, точно струя воздуха из фена, без малейшего ощущения сырости.
– Напиться здесь тебе не удастся, – шипит голос потустороннего проводника. – Жажда, это только начало. Держать интервал, продолжать движение.
Колонна призраков покидала кишлак, населённый живыми. Уже на самой околице им повстречалась кошка. Она шла по своим делам, сторожко озираясь – очевидно, опасалась собак. При виде процессии шерсть животного встала дыбом, и кошка с диким мявом унеслась прочь.
– Скажи, командир, – подал голос кто-то из экс-моджахедов. Слова странно звучали в его устах, точно русский синхронный перевод, наложенный поверх приглушённой нерусской речи. – Они что… видят нас?
Пауза. Долгая пауза – очевидно, Конвоир не счёл вопрос существенным…
– Из всех живущих кошки чувствуют нас сильнее всех, – шипит ровный мёртвый голос.
Ни малейшего удивления никто не высказал. Посланец из мира мёртвых ясно обозначил – теперь все они по одну сторону невидимой стены.
* * *– … Душу усопшего раба твоего упокоооооой!
Свечи, густо натыканные в грибовидном раззолоченном подсвечнике, казалось, колыхались в такт густому голосу, гулко разносившемуся под сводами храма. Или это всё же колебался густой, тяжёлый воздух, пропитанный запахами ладана, горелого воска и человеческого пота?
И страшной, нечеловеческой тоски.
Все вокруг крестились, и Марина тоже тыкала сложенными в щепоть пальцами куда-то себе в лоб, плечи и низ живота. Впрочем, сознательное участие Марины в этом процессе было минимальным, если не сказать – незначительным. Похоже, тело её окончательно разочаровалось в способностях хозяйки как-то управлять жизненными ситуациями и отныне намерено было полагаться только на себя. Вот и сейчас, в церкви, оно знало, что делать…
Вообще-то ни Марина, ни тётя Надя никак не могли причислить себя к рьяным богомольцам. Во всяком случае, до сего дня Марина смутно помнила лишь один-единственный визит в храм, и воспоминания эти не были особо приятными. В памяти сохранились лишь фрагменты – она, голенькая, незнакомый бородатый дядька в блескучих одеждах, какая-то лохань… мокро… Она тогда ещё ревела, громко и от души, ощутив чужие ладони на своём голом теле…
А вот сейчас слёз нет. Ни капли, как в Сахаре.
Это Надежда Алексеевна, не находившая себе места после гибели сына, затеяла поход в церковь в надежде хоть как-то уменьшить давящее неизбывное горе. Марина, все эти дни безропотно помогавшая несостоявшейся свекрови, вызвалась сопровождать полубезумную женщину…
Девушка чуть усмехнулась. Полубезумную… Не ей, Марине, говорить. Сама-то она нормальная или как?
Странное состояние, возникшее ещё тогда, в тот страшно далёкий вечер – до того, как грянул очередями в упор телефон – закрепилось за эти дни. Марина уже начала привыкать, что ли, к этому ощущению – будто она вышла из собственного тела, стоит рядом, невидимая и неощутимая… А тело живёт своей жизнью. Ходит, машет руками, кивает головой… Оно оказалось очень умным, её тело, ему были под силу даже довольно сложные деяния. Например, помощь в оформлении документов на погибшего или подготовка поминок к девятому дню. Правда, в университет Марина пока не ходила. Поскольку не видела смысла в неподвижном сидении тела в аудиториях и отстранённом наблюдении за передвижением разных фигур у доски и в коридорах «альма матер».
Народ потянулся к выходу, из чего Марина заключила, что обряд закончен. Она прислушалась к себе. Стало ли легче? Хм…
На улице ярко светило холодное осеннее солнце. Череда серых дождливых дней кончилась, но девушка знала из той, прошлой жизни – ясный денёк в октябре, это к ночным заморозкам. Тепла уже не будет, и вслед за осенней хмарью идёт настоящая зима.
– Спасибо тебе, Маринушка… – тётя Надя поправляла сбившийся платок. – Не оставляешь ты меня одну…
– Как можно, тёть Надь… – она даже сумела чуть улыбнуться. – Я завтра пораньше приду, девятины готовить. Если что… звоните.
Ну вот, думала Марина, глядя в спину удаляющейся несостоявшейся свекрови. Завтра уже девять дней… Потом будет сорок. Потом полгода, год… Время идёт неумолимо. Какое-то время друзья и родственники будут вспоминать Лёшку… вздыхать, выпивать не чокаясь… Потом как-то само собой получится, что в этот день куча дел, ну никак не удалось вырваться, чтобы съездить на кладбище… но мы помним, да…
Вот только тётя Надя, пожалуй, уже не оправится от удара. Будет вздыхать, лить слёзы в подушку… или просто не спать, смотреть в потолок ночь напролёт.
А она? Она сама как же?
Марина криво усмехнулась. Нет, не надо обманывать себя. Молодое, здоровое тело пересилит беспомощную хозяйку, втянет её в себя, прекратив мучительное раздвоение. Пусть и не сразу. Она закончит университет, потом найдётся парень… или уже взрослый мужчина… Она даст согласие и будет жить, как все. Работа, кухня, ночью тело примет нужную позу… Вероятно, она даже будет испытывать к мужу тёплые чувства. Благодарность, привязанность… что там ещё…
Вот только этой любви у неё больше не будет.
Она обернулась к храму.
– Бог! Слышишь ли ты меня?! Говорят, ты добр, мудр и справедлив! Ну так ответь мне – в чём тут мудрость, доброта и справедливость?! Почему он убит за чей-то чужой долг?! Почему мы не могли быть счастливы вместе?! Ответь! Ответь же!!
Марине казалось, что она кричит во всю силу лёгких, на самом же деле губы лишь чуть шевелились, и горло издавало какое-то невнятное потустороннее шипение, отдалённо похожее на человеческую речь. Как будто говорит призрак, всплыла откуда-то уже совершенно посторонняя мысль…
– Молчишь? Молчишь… Я знаю, почему ты молчишь, бог. Тебе просто нечего сказать. Поэтому ты молчишь всегда!
– Напрасно ты так скандалишь, красавица, – раздался сзади грудной женский голос, спокойный и лишь едва заметно насмешливый. Девушка резко обернулась. Жгучая горечь, переполнявшая душу, поднялась удушливой яростной волной. Ещё какая-то нищенка, прицерковная крыса будет над ней тут издеваться…
Стоявшая в трёх шагах женщина нимало не походила на «прицерковную крысу». Правда, одета она была довольно просто и неброско – так обычно одеваются в Союзе крепкие хозяйки средних лет, не готовые переплачивать фарцовщикам за все без разбору закордонные шмотки, но и имеющие средства, достаточные, чтобы не ходить в чём попало. Девушка окинула незваную собеседницу взглядом с ног до головы. Лет тридцать с мелочью… а может, ближе к сорока… Светло-русые волосы, гладко зачёсанные назад. Фигура чуть полноватая, но талия вполне. Высокая грудь, ноги тоже не подвели, правильный овал лица и прямо-таки классический нос… Серая юбка чуть ниже колена, добротный жакет – всё в тон глазам. Мда, глазам… Вот глаза у дамы были примечательные. Мудрые, всплыло в памяти подходящее слово… и ещё что-то про рентгеновский аппарат.
– Я говорю, напрасно ты так, – повторила дама, но уже без тени насмешки. – Таким образом ничего не получится.
– Женщина, у вас ко мне дело? – довольно грубо спросила Марина. Незнакомка чуть удивлённо приподняла бровь.
– У меня? Это у тебя ко мне дело.
– И какое же? – в эти слова девушка собиралась вложить столько яду, что ни одной африканской кобре не мечталось. Однако вышло нечто совсем противоположное. Вопросительно-просительная такая интонация, и голос дрожащий…
– Пойдём-ка, – коротко кивнула женщина и пошла, не оглядываясь. Очевидно, дама не сомневалась, что гражданка Кострова проследует за ней совершенно безропотно. Аферистка, конечно, такие возле храмов господних и ошиваются, ища ополоумевшие от горя жертвы…
Однако тело Марины и на этот раз оказалось умнее хозяйки. Девушка с некоторым удивлением обнаружила, что идёт за незнакомкой, как дворняжка, которую поманили котлеткой.
– Вот тут, пожалуй, нам никто не помешает, – произнесла дама в сером, присаживаясь на скамейку, каким-то чудом уцелевшую в крохотном скверике. Марина с сомнением посмотрела на сиденье – инстинкт городской жительницы, не ждущей от скамеек ничего лучше измазанного платья и порванных колготок. Однако лавочка оказалась на удивление чистой, как будто её покрасили только вчера.
– Слушаю вас, – напряжённым голосом сказала девушка, присаживаясь на край скамьи. Женщина чуть улыбнулась.
– И снова ты неверно подходишь к делу. Это я тебя слушаю.
Они встретились глазами. В глазах аферистки, привыкшей ловить и охмурять клиенток возле церквушек, клубилась мудрая печаль. А, наплевать!
– Я хочу, чтобы он остался жив, – заявила Марина, сжав зубы.
– Точно? – во взгляде незнакомки теперь преобладал рентгеновский аппарат.
– Абсолютно.
Взгляд серых глаз утратил рентгеновскую пронзительность, ушёл куда-то в себя.
– Что ж… Каждый может высказать желание. Если желание праведно, то есть не направлено во вред иным живущим, оно будет услышано и рассмотрено. Только вот исполняются не все желания, пусть даже праведные. Лишь те, за которые желающий готов и способен заплатить нужную цену.
Ну вот мы и добрались до сути вопроса, усмехнулась про себя Марина. Чего она ещё ожидала от аферистки? Глаза, видите ли… И, чтобы закончить с данным эпизодом – перед тем как послать даму подальше – она грубо спросила:
– Сколько?
– В смысле? – взгляд дамы, пребывавший в недрах таинственной души, вновь обернулся наружу.
– В смысле – рублей. Или вы берёте этими… долларами? А может, золото пойдёт?
Незнакомка откинулась на спинку скамьи, взгляд стал тоскливо-утомлённым.
– Знала бы ты, милая, как меня достали все эти нынешние кондовые атеисты. Рубли, доллары… золото… Посмотри под ноги!
Марина взглянула вниз и оторопела. Дорожка скверика, явно не знакомая с метлой дворника и оттого ещё минуту назад заваленная сплошным ковром сухих опавших листьев, была сейчас покрыта слоем купюр, в основном багряно-красных червонцев и жёлтых рублей. И только кое-где зеленели трёшки, явно сорванные ветром до срока…
– Гипноз… – пробормотала девушка, потрясённо глядя на это чудо.
В серых глазах протаяли озорные смешинки.
– Ну ясное дело, гипноз. Что же ещё, как не гипноз? Да ты возьми их в руки, что ли. Не бойся!
Марина нагнулась и осторожно выудила из денежной массы пару купюр, десятку и рубль. Помяла в пальцах, посмотрела на просвет – солнечные лучи обозначили характерные водяные знаки. Очень, очень сильный гипноз… подробный и качественный…
– А ты говоришь, рубли… – дама глянула на часики-кулон, висевший на груди. – Однако время идёт. Сделаем так. Поскольку ты пока не готова, отложим разговор. Как только будешь готова, позвони по данному номеру.
– Какому номеру? – хриплым, севшим голосом спросила Марина.
– Который на купюрах в твоих руках. До свидания!
Незнакомка легко поднялась со скамьи и направилась прочь, не оглядываясь. И Марина вдруг ощутила, что на сей раз ей не удастся последовать за таинственной собеседницей при всём желании. Вот не удастся, и всё тут… Кто, да кто она такая?! И тут девушка сообразила, что незнакомка так и не назвала своего имени. Скорее, вот сейчас она уйдёт, исчезнет из вида…
– Как мне вас звать? – в отчаяньи крикнула вдогонку Марина. Дама чуть обернулась на ходу.
– Позвонишь – узнаешь!
Нестройные звуки гитары раздались за спиной. Марина обернулась – в скверик заваливала компания, явно пребывавшая навеселе. Четверо разнокалиберных юнцов, все как один в джинсах – признак явной крутости и крепкого кошелька родителей, способных выложить двести «деревянных» за иностранные штаны. Парнишка с краю лабал по струнам разрисованного наклейками инструмента без особого таланта, зато с удвоенной силой.
– О, какая птичка! Девушка, будем знакомиться! – последнюю фразу долговязый парень, судя по всему, вожак этой шаечки, произнёс с сугубо утвердительной интонацией.
– Витёк, ты глянь!!! – свистящим сдавленным голосом перебил шефа другой, с длинными чёрными волосами.
Гитара смолкла. Четвёрка балбесов, выпучив глаза, смотрела на ковёр из дензнаков, расстилавшийся по скверику.
– Деньги… – сглотнув, медленно произнёс главарь. Было очевидно, что знакомство с девушкой явно утратило для ребят актуальность.
– Деньги!!!
Парни упали на колени и принялись судорожно хватать купюры, охапками заталкивая во все карманы и отверстия, имевшиеся в костюмах. Марина встала, осторожно обошла очарованных золотым тельцом молодых людей и пошла прочь. «А ты говоришь, рубли…»
Она встала как вкопанная. Телефон… Номер!
Но незнакомка в сером, очевидно, и не собиралась обманывать-морочить несчастную девушку. На жёлтой однорублёвой купюре и на красной десятирублёвке явственно и чётко виднелись номера, свойственные каждому банковскому билету…
Одинаковые номера.
Марина перевела взгляд на номер серии. Полное совпадение. Да что же это такое?!!
Послышался звук приближающейся машины. Девушка торопливо спрятала обе бумажки за бюстгальтер – самое надёжное хранилище, как известно – и вовремя. Мимо проехал милицейский УАЗ, прямо и уверенно направляясь к скверику. Ой, что сейчас будет…
Вероятно, разговор с таинственной незнакомкой каким-то образом вернул Марину к жизни. Во всяком случае, ещё полчаса назад она не обратила бы ни малейшего внимания ни на УАЗ, ни на парней с гитарой. Да и на россыпь купюр, откровенно говоря, тоже. Сейчас же в ней зашевелилось любопытство. Женщина, имеющая любопытство, будет жить, как сказал какой-то доктор… А ноги уже сами несли её обратно к заколдованному месту, обходя скверик так, чтобы не попадаться на глаза.
– Товарищ капитан, ну на земле же они лежали! – взывал к справедливости истошный голос юнца.
– Ну ясен пень, на земле! – невозмутимо-иронично отвечал грубый мужской голос. – Деньги, они же обычно на земле и валяются. Да пошёл, не задерживай!
– Товарищ капитан!
– Гражданин начальник, привыкай помалу!
– Това… гражданин… ну правда же не виноватые!!! Ну правда на земле!!!
– Да ты не ссы, малый, – вмешался другой мужской голос. – Сейчас в отделение приедем, всё напишем чистосердечно – где лежали, сколько… как взяли… Правильно напишем, срок минимальный…
