Призрак в кожаных ботинках

– После майских.

Значит, только через два дня.

– Мне после праздников тоже на работу нужно. Так что я в город, Федя из города. Да ничего, недолго уже осталось мне вкалывать за всех.

– На пенсию выходите?

Мальвина сначала замолчала, а потом расхохоталась. Но теперь смех у нее был какой-то злой.

– Какая отличная шутка! Ха-ха! На пенсию! Да мне, мальчик, чтобы ты знал, до пенсии еще целых тридцать лет.

Ну, на двадцать пять Мальвина точно не тянула.

– Я имела в виду, что скоро летние каникулы у детей. Школа закрывается.

– Так вы в школе работаете! – осенило Сашу. – А кем?

Господи, неужели она учительница? Вот жуть-то! Ничего хорошего про школьное образование Саша ни от кого не слышал. И теперь понимал почему. Вот скажите, чему может научить детей такая вульгарная тетка?

– Я в буфете работаю.

– А! – обрадовался Саша за школьников. – Ну, там вам самое место.

Ляпнул и испугался, что Мальвина обидится. Но она не только не обиделась, но даже сочла его слова для себя в какой-то мере приятными.

– Да, такая работа по мне. Купи-продай – это мое. И навар хороший умею сделать. И выручку конторе делаю, и себя не обижаю. Опять же, продукты дармовые. Каждый день сумки домой тащу. И сыр, и молоко, и мясо, и яйца. Все руки себе оттянула. А уж про крупу, сахар и овощи я и не говорю. Этого добра у нас и вовсе без счета. Сколько кому надо, столько и берем. Могла бы всех соседей накормить, да оно мне надо для чужих задарма горбатиться? Когда Федя в городе жил, мы и картошку, и капусту, и морковь мешками возили. Их в ларьки хорошо у нас брали. Как увижу, что хорошую картошечку завезли, я желтенькую такую люблю, она вкусная, я сразу же себе мешок и забираю. У меня от продуктов уже холодильник дома не закрывается. Я и Федору привезла. А чего? Небось не купленное, не жалко. Пусть ест и меня добрым словом вспоминает.

И Мальвина не успокоилась, пока не подтащила Сашу к холодильнику, который и впрямь оказался битком забит продуктами. Тут были картонные упаковки с детскими соками и молоком, решетки с яйцами, пачки творога, сложенные одна на другую высокими стопками. И конечно, куски того самого сыра, которым хвасталась Мальвина.

Вот только дата на твороге была сентябрьская. Учитывая, что сейчас был май, получалась просрочка больше чем на полгода!

– Да ты садись, я тебя завтраком накормлю.

Вот уж спасибо!

– Я не голоден.

– Покушай, я тебе и мяса поджарить могу. Или лучше сосисок отварю. Сосисками я Федору весь морозильник забила. Места для творога не осталось.

– Вы творог в морозильнике держите?

– А как он иначе месяцами храниться будет? Конечно, только в морозилке. Дома у меня для хранения продуктов целая морозильная камера включенная стоит. А у Федора в его холодильнике морозильная камера совсем крохотная. Творог в ней не поместился. Боюсь, что испортиться может. Надо творог срочно использовать, в сырники или запеканку он и замороженный сгодится. Или собаку Федор пусть этим творогом кормит. Да ты попробуй лучше сосиски, если у тебя к творогу вопросы. Сосиски точно хорошие. Прямо перед праздниками брала, даже еще не морозила. Бери, чего стесняешься. Я же знаю, у вас тут со снабжением фигово. И сама видела, что к вам за дерьмо в автолавке привозят. А у меня товар лучшего качества, небось детям в школьную столовую плохого не привезут. Да и недорого я тебе сосиски отдам, в магазине такие под шестьсот рубликов за килограмм, а я тебе по двести отдаю. Хорошие сосиски! Чего? Не хочешь?

Саша уже не знал, куда ему деваться от настырной особы. Вот привязалась со своими сосисками, хотелось ему сказать. Если они такие хорошие, сама их и ешь. Или уже не лезут? Зачем тогда берешь?

– Вы сами ночью тут были?

– Нет, я рано утром приехала.

Мальвина отрезала себе кусок сыра и принялась его жевать прямо так, без хлеба, без булки.

– Меня родственник подвез. Я и ему продуктов целую сумку закинула. И молока десять литров, и масла сливочного десять пачек. И творога, и сахара…

Дальше Мальвина подробно перечислила, чем именно она облагодетельствовала своего родственника. Так что в итоге получилось, что это не он внакладе, что даром довез родственницу до деревни, а сам у нее в неоплатном долгу рублей как минимум на семьсот. Именно во столько Мальвина оценила разницу между стоимостью переданных продуктов и самой поездки. Подсчитала она размер своего благодеяния очень точно, фактически до рублика все высчитала, а потом махнула рукой:

– Да кто там считает!

Такое благородство.

В общем, не хотелось Саше с этой Мальвиной дружиться, и он попытался улизнуть. Но не тут-то было. Тетка вцепилась в него словно клещ. Ей хотелось знать, и откуда Саша приехал к ним в Васильки, и кем он приходится Коле с Катей, и что заставило его податься в такую глушь. Саша уже и сам пожалел, что пришел в этот дом, а Мальвина все не отставала. Она кинула сосиску Барону, и тот, подлец такой, сожрал! Сожрал, не дожидаясь разрешения хозяина и даже несмотря на Сашины возражения. Но после того, как Барон съел предложенное ему угощение, было уже неудобно сразу встать и уйти. Вот и пришлось Саше сидеть, кляня на чем свет и прожорливость Барона, и собственную уступчивость.

Но в конце концов его терпение было вознаграждено.

– А как привидение себя ведет? – спросила Мальвина. – Неудобств оно вам не доставляет?

Вопрос был явно адресован Саше. Кроме них в доме попросту никого больше не было. Но о каком привидении она упоминает? Это явно неспроста, ведь Мальвина о привидении упомянула во время их разговора уже во второй раз. Она и в самом начале знакомства тоже про привидение спрашивала. Но что за привидение?

– Не знаю. Не видел я никакого привидения.

– А сестра твоя с мужем? Они-то видели старикана?

– Какого старикана?

– Сама-то я такую ужасть нипочем бы не выдержала, – призналась Мальвина. – Это же надо до такого изуверства додуматься, живьем человека похоронить! И ладно бы на кладбище такое сделали. Нет, под самым порогом дома они его закопали. Нелюди!

Саша ощутил холодок между лопатками.

– Кого? – прошептал он, судорожно сглотнув. – Кого похоронили под порогом?

– Старика этого. Все не успокоится никак бедный от такого обращения. Да оно и понятно, как кто на порог-то ступит, сразу его душу и тревожит. Вот уже сколько лет прошло, а все никак ему покоя нету.

– О чем вы говорите? Кого-то заживо похоронили под порогом? Под нашим?

– Да уж не под моим!

Весь вид Мальвины говорил о том, что уж она-то подобного безобразия в отношении себя точно бы не допустила.

– Давно это было, а только молва людская до сих пор историю эту хранит. До новых хозяев жили в этом доме странные люди. Кто уж они там были, то ли хлысты, то ли скопцы, я не знаю. Но знаю точно, что страшные увечья там эти люди себе причиняли. Один бедолага, надо думать, такого обращения не выдержал, сбежать от них попытался. Так они его в болотах словили, назад привели и живьем в землю захоронили, чтобы другим членам общины не повадно было от них в бега пускаться.

Саша похолодел.

– Это вы откуда знаете?

– Все про эту историю знают! Все, кто в Васильках больше года живет, те знают!

От кого знают? Кроме Коли с Катей, которые и впрямь поселились в Васильках год назад, тут еще обитал дядя Федор, который ни о чем таком даже не упоминал. И еще здесь были обитаемы три дома. В одном жила бабушка Глаша со своим внучком, который был то ли идиотиком, то ли просто блаженным. Оба они получали от государства пенсию.

Кроме того, выжить им помогала корова Зорька, которую обихаживал Сережа, который хоть и был слабоумным, но зато физической силой природа его наградила в избытке. Бабка с внуком держали образцовый огород, с которого торговали овощами, травами и всякой зеленью. И кроме того, кур и кроликов, а весной брали на откорм еще и нескольких поросят, которые к осени вырастали в хороших свинок. Их мясом бабка с внуком разбавляли свой рацион.

Еще в одном доме жил дядя Вася. Он утверждал, что вместе с бабой Глашей является местным старожилом. Вероятно, если кто и мог знать легенду о привидении, так это они. И наконец, последний третий дом был обитаем условно. Владела им на общих правах большая семья Хлебаковых, точное число которых ни Катя, ни Коля пока что еще не подсчитали. Но человек пятнадцать, не считая детей, в разное время там точно появлялось.

Если семья собиралась в полном составе, в округе становилось шумно и немножечко страшно, потому что нрава Хлебаковы были буйного. Гуляли шумно, обязательно с мордобоем. А то бывало, что никто из Хлебаковых не появлялся месяцами, а иной раз и годами, и тогда их дом стоял пустой и печальный.

На эти майские праздники Хлебаковы еще не приезжали. Но еще в марте заглядывали трое представителей семейства, никогда в Васильках прежде не виданных, они покрутились здесь пару деньков и исчезли. Значит, идти надо к бабе Глаше или дяде Васе. И у них надо уточнить, что они знают о привидении. И заодно про волчий вой их тоже нужно спросить. Хотя на этих соседей у Саши надежды было еще меньше, чем на дядю Федора. Дома бабы Глаши и дяди Васи стоят подальше, они могли ничего и не слышать.

И не прощаясь, Саша поднялся и пошел прочь.

– Так я сосиски-то вам занесу! Вижу, псу твоему они очень понравились, значит, точно хорошие. Собаки-то все чуют! Эх, надо было больше брать! Надо было у Любки, она все равно дура, ничего ей не надо, хоть по сто рублей взять, а потом по двести спокойно толкнуть.

Похоже, в голове у этой женщины имелся особый встроенный калькулятор, который постоянно щелкал, складывая одну цифру с другой и извлекая для хозяйки пусть и маленькую, но все же выгоду.

Дом дяди Васи стоял ближе, туда Саша первым делом и заглянул. Несмотря на раннее утро, дядя Вася уже похмелялся. Выпить он любил. И чтобы никто не отвлекал от этого развлечения и не мешал ему заниматься любимым делом, много лет назад дядя Вася переселился в деревню, оставив в городе жену, троих взрослых детей, внуков, квартиру, хозяйство и знакомых.

Когда-то дядя Вася намеревался заняться фермерством, для чего им был даже приобретен подержанный трактор, который сломался во время первой же пахоты, да с тех пор так и стоял во дворе под наскоро сооруженным для него временным навесом, который ежегодно по весне дядей Васей подновлялся.

Каждую весну и осень перед началом пахотного сезона дядей Васей овладевало суетливое волнение. Он пытался реанимировать свой трактор или хотя бы его обновить. Почему-то ремонт машины он всегда начинал с покраски. Результатом этих стараний стало то, что трактор приобрел вид очень живописный. На одном – снежно-белом его боку сверкало ярко-красное пятно, напоминающее собой японский флаг. Передняя часть трактора была желтой, словно яичный желток. Одна дверь была синей, другая зеленой. С крыши стекали интенсивно-розовые подтеки, позволяющие догадаться, что банку именно с этой краской незадачливый маляр на крышу и опрокинул.

Кузов – это была отдельная песня, он был тоже покрашен в разные цвета, но с ним дядя Вася работал целый день не покладая рук. Так что цвета тут имели не такой хаотичный разброс, краски были нанесены в шахматном порядке. Клетка черная, клетка белая. В итоге кузов напоминал то ли гигантское такси, то ли шахматную доску.

Дядя Вася раннему гостю обрадовался.

– Заходи, малец! Удачно ты явился!

– Дядя Вася, – отстранив предложенный ему стакан с бормотухой, произнес Саша. – А можно вас спросить насчет здешнего привидения?

Сосед не удивился, а очень спокойно проговорил:

– Это ты, парень, про того призрака, что у вас в доме обитает?

Саша оторопел. А дядя Вася, словно бы не замечая произведенного эффекта, уточнил:

– Значит, видели вы его?

Дядя Вася посасывал вяленую плотвичку, запивая ее портвейном. Ничего странного в таком вкусовом сочетании он не находил. Мужик с любопытством поглядывал на Сашу, и его испачканные рыбьей чешуей усы возбужденно шевелились.

– Ну, говори! – поторопил он Сашу. – Видели?

– Нет, не видели.

– Тогда откуда про призрака знаешь?

– Мне жена дяди Федора проговорилась, что такой в Васильках водится.

– Мальвина? Вот язык у бабы, что помело! Где какую гадость сказать, тут она своего шанса не упустит. А ты чего бледный такой?

– Да ведь привидение… В доме…

– Ты не трясись, не все так страшно.

– Хотите сказать, что частично это все же правда?

– Выдумки. Брешут люди. Хотя…

– Что?

– Дом этот, что твоя сестра с мужем сейчас занимают, не всегда их семье принадлежал. Раньше до них там другие люди жили.

– Знаю. У них Колин дед дом и купил.

– А до них еще другие. Человек пять-семь. Не помню точно, но много. Кем уж они там друг другу приходились, сказать не могу. Вроде как родственники. Но и мужики там были, и бабы, и помоложе, и постарше. А вот детей не было. Поговаривали, что репрессированные они, из лагеря вернулись, в больших городах им селиться запрет был, вот они у нас в Васильках в пустующем доме и поселились. Но долго они тут не прожили. И однажды ночью исчезли все разом.

– Как такое возможно? Просто снялись и ушли?

– Кабы ушли, вещи бы свои забрали, из мебели чего увезли. А так просто исчезли. Накануне вечером суетились, дым из трубы шел, а наутро смотрим, снег у избы примят, следы как от машины в нем отпечатались, а самих жильцов никого нету.

По спине у Саши пробежал холодок. Успокоил дядя Вася, нечего сказать! Мальвина про одного покойника говорила, а этот сразу то ли пять, то ли семь приписал.

– Дядя Вася, куда же они делись?

– В те годы, если человек или даже целая семья исчезали, спрашивать было как-то не принято. Могу лишь догадываться, что без участия властей тут не обошлось. Они к хлыстам давно приглядывались. А тут, наверное, что-то произошло, вот они их за антисоветскую деятельность и сектантство и арестовали, так я себе думаю. Да об этом и у нас потом поговаривали.

– Уф! – выдохнул Саша.

Все-таки приятно, что бывшие жильцы покинули дом своими ногами, а их оттуда не вынесли.

– А почему вы их хлыстами называете? Мальвина сказала, что там скопцы раскольники жили.

– По мне, так все едино, – махнул рукой дядя Вася. – Я сектантами не интересуюсь. На что они мне? Меня самого бабка тайком от родителей крестила у здешнего православного попа, отца Арсения. У нас тогда на весь район один-единственный приход был, мы к нему почти за три десятка километров катили. Ничего, по холодку выехали, затемно вернулись. Бабка моим родителям и не сказала, где мы были. Соврала, что мы с ней в город к ее сестре мотались. Та в курсе была, потом подтвердила, что мы у ней в гостях были. Так никто ничего и не узнал. Бабка же моя в этих делах разбиралась. Она же мне потом объяснила, что соседи наши – те самые, что в вашем доме жили, хоть и крестятся, и поклоны кладут, и вроде как в Бога веруют, но они не из наших православных, а из секты. Потому они и святую церковь не признают, и вместо того, чтобы в храм идти, они у себя дома молитвенные собрания проводят. И что Бог их за это осудит. Так оно и вышло, арестовали их вскоре.

– Ну а почему Мальвина говорила, что эти люди какого-то своего старика прямо под порогом захоронили?

– Нет, – отмахнулся дядя Вася, – это она путает. Эта история еще до них случилась.

Все-таки случилась!

– Этого дела сам я даже и не помню, – вновь ударился в воспоминания дядя Вася. – Меня в то время и на свете не было. Но бабка мне рассказывала, что еще при царской власти в том доме точно хлысты жили. Обычно они своими деревнями селятся, чтобы им никто не мешал. А эти то ли даже своим слишком уж ярыми показались, то ли еще чего, в общем, отселиться им община велела. Ну, они в Васильки и приехали, ваш дом построили да все в него и заселились. Много их было. Потому и дом такой большой. А хлыстами они потому прозываются, что на собраниях они вместе с молитвами еще и розги используют. Ну, или плети. Хлысты. Ремни на крайний случай тоже сгодятся. Молятся и хлещут ими друг друга.

Саша о таком виде молитвы слышал впервые, поэтому и оторопел:

– Зачем?

– Чтобы молитва лучше до небес доходила или для искупления, не знаю уж точно зачем, а только хлещут друг друга и сами себя почем зря. Отсюда и название у них такое было – хлысты. Иной раз так хлыстанут, так поусердствуют, что из кого-нибудь дух вон или кто-нибудь сознание от боли потеряет. Тогда его во двор, водой обольют, он очухается и назад в дом ползет на молитву. Ну а один раз у них и впрямь несчастный случай приключился. Дед у них был, самый ярый до плети. Иной раз так себя ухайдакает, что уж не думают, что очнется. То ли грехов шибко много у него было, то ли просто такой усердный был, но еще моя бабка мне рассказывала, как он молился. Один раз она своими глазами это видела, да так напугалась, что на всю жизнь запомнила и потом много раз рассказывала, вот у меня в памяти и отложилось. Рассказать тебе?

– Рассказать!

Все, что касалось их дома, интересовало теперь Сашу необыкновенно.

– Ну, слушай, коли охота. В общем, у бабки моей в семье корова была пестрая да непослушная, вечно от пастуха и стада убегала. Тот уже замучился ее разыскивать. Идите, говорит, сами ищите, я за такую корову ответственность нести не желаю. Вот бабке самой и приходилось по лесам иной раз до темноты шастать. И в тот раз она тоже корову уже в темноте нашла, повела ее домой, и проходят они как раз мимо того дома. И вдруг в ночи слышит бабка вой, вроде как даже волчий, испугалась, конечно. По сторонам оглядывается, а потом сообразила, что воют-то не из леса, а из дома. Какие же это волки? Любопытно ей стало, она корову к изгороди привязала, к дому незаметно подкралась да в окошко и заглянула. И что же она там видит? Стоит этот старик один в пустой комнатке, из всей обстановки там лавка, на лавке гроб открытый стоит, и еще иконы в углу, а перед ними лампадка теплится. Вот старик перед этими иконами поклоны кладет, молитву шепчет и плетью себя по плечам охаживает. Что ни поклон, то удар плетью. Уже вся спина в крови. И то ли почуял чего, то ли что, взглянул на бабку. А глаза у самого зеленым огнем светятся. Посмотрел на нее, да вдруг как завоет! Во весь голос. Страх бабку обуял! Бабка мне сказывала, что не помнила, как ноги оттуда унесла. Бежит, а вслед ей волчий вой несется. Корова тоже испугалась, веревку оборвала, снова в лес удрала. Да бабка уж не побежала за ней. Черт с ней, с коровой, думает. Уж и не знала, как до своего дома добежать и в безопасном месте схорониться. С тех пор даже днем она приближаться к тому дому избегала. Проклятым и его, и обитающих в нем людей считала. Ей после и священник то же объяснил. Люди те отступники, вот их бесы больше других и мучают, законную свою поживу чуют.

– А корова нашлась?

– Корова-то… Корова нашлась.

– И волки ее не задрали?

– Нет. Какие волки? Тогда тут густо населено было. Волки к человеческому жилью близко не совались. А ты чего насчет волков-то спросил?

– Так… Вы дальше рассказывайте.

– Ну да недолго бабке моей того страшного старика бояться пришлось. Помер старик. А за ним и сам дом вскорости опустел.

– Все тоже поумирали?

– Может, кто и помер, как без этого? Времена тогда лихие были. Мировая да гражданские войны, революция, коллективизация, потом снова война. Не знаю куда, а только хлысты из нашей деревни куда-то все подевались.

– А старик с зелеными глазами?

– Старик тот помер еще в спокойные времена, при царе-батюшке. Бабка его похороны хорошо запомнила, потому как его с большим почетом хоронили. И народу много разного приехало. Не из наших мест они были. Как гроб выносить, целая процессия выстроилась. Три раза они вокруг деревни гроб с его телом обнесли. А гроб-то был не иначе как тот самый, что бабка в свое время в комнате у старика углядела. И что больше всего бабку поразило, что на кладбище родственники, или кем уж они там ему приходились, мертвого старика не понесли, прямо у себя под порогом закопали.

Саша вздрогнул. Вот и дошли до самого главного!

– Где? – ахнул он. – Прямо в нашем доме?

– Ага. Вестимо, так.

Саша почувствовал, как челюсть у него медленно отвисает до земли. Он недоверчиво покосился на дядю Васю, который продолжал потягивать свой портвейн.

Может, не стоит верить старому пьянице? Ерунду какую-то городит.

– Покойников на кладбище хоронят. А этого почему в доме?

– Ну, вроде как и в доме, а вроде как и нет. Под порогом. Самое почетное место, как мне бабка сказывала.

– И в чем тут почет?

– Я тоже сперва не понял, а бабка моя в таких делах разбиралась. Она мне и объяснила, что это непрестанная молитва близких за упокой души покойного получается. Кто из домашних или знакомых через порог ни перешагнет, всяк старика в этот миг да и вспомнит. Он же тут лежит! А всякий, кто вспомнил, тот, считай, покойника и помянул. Хоть двумя словами, хоть мысленно, а помянул. А усопшему на том свете всякая, даже самая короткая молитва в помощь будет.

Саша продолжал смотреть недоверчиво.

– Не веришь? – догадался дядя Вася. – Оно и понятно, что не веришь, тебе прежних обычаев и не понять. Нынче времена-то совсем другие. Каждый наособицу держаться желает, родства люди не помнят. Еще с самыми близкими худо-бедно общаются, а бывает, что и родные дети с родителями месяцами словечка не скажут. Да что месяцами, иные и годами не общаются. Друг друга с праздниками не поздравляют, так-то вот. Прежде все иначе было.

Но Саша все равно не понимал, в чем прелесть похорон под порогом. Нет, не хотел бы Саша так лежать, чтобы всякий, кто ни попадя, через тебя шагал по сто раз на дню. Какой уж тут покой? Одно волнение и тревога. И ладно, если свои шатаются туда-сюда, а ну как теперь, когда вся родня старика разлетелась в разные края, разметало их по свету, а живут в доме совсем другие чужие люди? Понравилось бы вам, если бы у вас над головой постоянно чужаки топтались? Саша считал, что нет. Ему точно бы не понравилось.

Хотя, конечно, о вкусах не спорят. И судя по всему, этот старик был большим оригиналом. В комнате с гробом жил. Может, его и устраивает, что над ним постоянно все топчутся и через него перешагивают.

– Так что, дядя Вася, вы мне главное скажите, есть в нашем доме призрак или нет?

– Кто как сказывает, – пожал плечами сосед. – Иные говорят, будто бы видели в иные ночи возле того дома какой-то белый силуэт. Но не всякая ночь ему годится, а только такая, чтобы луна круглая была. Вот в такие ночи его появления ждать можно.

А вчера как раз было полнолуние. Это Саша хорошо запомнил, потому что, когда выскочил из дома, все вокруг заливал мертвенно-бледный свет луны.

– А почему в полнолуние он появляется, – продолжал между тем дядя Вася, – так это потому, что любит этот старик на луну повыть. И обязательно, чтобы круглая луна была, другую он не признает.

При этих словах Саша, начавший уже было успокаиваться, похолодел снова.

– И давно его тут в последний раз видели? Сколько лет назад?

– Лет? Это ты хватил. В прошлом месяце Федор его видел. Сказывал, что вышел по нужде во двор, а над округой волчий вой. Удивился, откуда бы волкам взяться? Про старика он и не знал ничего. Как и вы, пришлый он в Васильках, только что живет тут подольше вашего. Ружье взял да и пошел на разведку. Пес его с ним был, вел себя странно. На зверя рычит, а тут тихо себя вел, поскуливал разве что. Вышел Федор со двора, к вам пошел, там за огородами на поле его и увидел.

– Он мне ничего не говорил.

– Ко мне прибежал. Вроде тебя, бледный, трясется весь. Ну, я его и успокоил. Старик этот не вредный, никакой опасности от него нет. Повоет себе да и восвояси уберется. Раньше он вообще тихий был. Это в последнее время выть принялся. Наверное, и впрямь конец света наступает, вот он и плачет.

И взглянув на Сашу, сосед добавил:

– Да ты сам у Федора спроси, коли не веришь.

– Спрошу, когда вернется.

– Разве он уехал? – удивился дядя Вася.

– Да, в город.

– Вчера с ним вечером разговаривали, никуда он уезжать не собирался. Мальвину ждал, за сморчками ее в лес собирался вести. Любит она эти грибы, особенно если в сметане их запечь. А сморчки в этом году знатные. Со сметанкой да хлебушком – первое лакомство по весне.

– Нет, дяди Федора дома нету. Мальвина мне прямо сказала, что он в город укатил.

– Странно это.

Дядя Вася вроде бы даже расстроился, что приятель отсутствует. Саша тоже расстроился, но по другой причине. Мало кому понравится жить в одном доме с призраком. А когда еще выясняется, что призрак этот имеет, так сказать, законное право там находиться, потому что, во-первых, это его дом, а во-вторых, он там до сих пор похоронен, то ситуация и вовсе накаляется. Если дело дойдет до открытого столкновения, то похоже, это не призраку придется убираться, а им с Колей и Катей выметаться вон. Призрак-то в доме вон сколько лет обитает, а они – всего ничего.