Как вам это понравится. Много шума из ничего. Двенадцатая ночь. Перевод Юрия Лифшица

Входит ОЛИВЕР ПУТАНС.

Рад вас видеть, сэр Оливер. Вы совершите обряд под этим деревом или вам необходимо что-то вроде алтаря?

ОЛИВЕР ПУТАНС. А кто вам вручит вашу невесту?

ТОЧИЛЛИ. Никто. Такого подарка я бы не принял ни от кого.

ОЛИВЕР ПУТАНС. Нет, надо все делать по закону: ее должны вам вручить.

ЖАК (выходя). Венчайте их. Я сделаю все, что нужно.

ТОЧИЛЛИ. Привет вам, господин Имярек. Вы очень кстати. Как ваше здоровье? Благослови вас Бог за то, что вы в прошлый раз составили мне компанию. Я рад вас видеть. Не стоит снимать шляпу, наденьте ее, пожалуйста.

ЖАК. Зачем ты женишься, шут?

ТОЧИЛЛИ. А зачем быку ярмо, коню седло, а человеку жена? Голуби целуются, а супруги милуются.

ЖАК. Приспичило же такому утонченному человеку, как вы, жениться среди каких-то кустов. Вы же не бродяга. Шли бы вы в церковь, где опытный священник по-настоящему освятит ваш союз. А этот соединит вас так же, как скрепляют обойные доски: если хоть одна из них будет из непросушенного дерева, она со временем рассохнется и в самый неподходящий момент даст трещину: крак!

ТОЧИЛЛИ (в сторону). А по мне, лучшего священника и не надо. Он обязательно что-нибудь напутает, и когда мне захочется бросить жену, я смогу доказать недействительность свадебного обряда.

ЖАК. Послушайся меня, иди в церковь.

ТОЧИЛЛИ. Что ж, милая Одри, идем.

      Мы или станем мужем и женой,      Или погрязнем во грехе с тобой.

Всяческих вам благ, милейший сэр Путанс. Или лучше так:

      Путанс, как вы добры!      Путанс, как вы мудры!      Сочетайте нас таинством брака.      Или, может быть, так?      Убирайтесь, мой друг.      Мне теперь недосуг.      Мне сегодня уже не до брака.

(ЖАК, ТОЧИЛЛИ и ОДРИ уходят.)

ОЛИВЕР ПУТАНС. Пусть эти молодые шалопаи глумятся над моим саном, пусть! Со своего пути я все-таки не сойду! (Уходит.)

Акт третий. Сцена четвертая

Другая часть леса.

Входят РОЗАЛИНДА и СЕЛИЯ.

РОЗАЛИНДА. Не приставай ко мне, я сейчас расплачусь.

СЕЛИЯ. Плачь на здоровье, только не обессудь: мужчины, насколько мне известно, не плачут.

РОЗАЛИНДА. Даже если у них такая же причина для слез, как у меня?

СЕЛИЯ. О такой причине они могут только мечтать. Ну, а ты просто обязана поплакать.

РОЗАЛИНДА. И волосы-то у него, как у Иуды.

СЕЛИЯ. Пожалуй, потемнее. Зато его поцелуи – прямые потомки иудиных.

РОЗАЛИНДА. И все же волосы у него прекрасные.

СЕЛИЯ. Краше некуда: каштановый – всем цветам цвет.

РОЗАЛИНДА. А его поцелуи чисты, как приобщение Святых Таин.

СЕЛИЯ. Сама Диана целовала его в уста. Сестры из зимнего ордена могут только завидовать чистоте его поцелуев: само целомудрие освежает их.

РОЗАЛИНДА. А почему он нарушил клятву и не пришел?

СЕЛИЯ. Потому что он всегда нарушает свои клятвы.

РОЗАЛИНДА. Ты это серьезно?

СЕЛИЯ. Не настолько, чтобы считать его карманником или конокрадом, однако искренность его любви можно сравнить с опорожненной бутылкой или с вылущенным орехом.

РОЗАЛИНДА. По-твоему, он ветрен в любви?

СЕЛИЯ. Если любит, то да, но в нашем случае, кажется, любовью и не пахнет.

РОЗАЛИНДА. Но ты же собственными ушами слышала, как он клялся в любви.

СЕЛИЯ. Вчера слышала, но сегодня пока еще нет. Кроме того, клятвы влюбленного сродни ручательствам торгаша: оба пытаются всучить просроченные векселя. Кстати, он здесь в лесу состоит при герцоге, твоем отце.

РОЗАЛИНДА. Вчера я имела удовольствие встретиться с отцом и ответить на кучу его вопросов. Особенно он интересовался моим происхождением, но я сказала, что в этом отношении мы с ним совершенно равны. Он лукаво посмотрел на меня и удалился. Но к чему ты приплела моего отца, когда у нас есть более существенный предмет для разговора – Орландо?

СЕЛИЯ. О, он поистине прекрасен! Прекрасны его стихи, его речи, его клятвы, которые он беззастенчиво разбивает о сердце своей возлюбленной, – это в нем особенно прекрасно. Он похож на горе-рыцаря, который пытается атаковать противника сбоку, но вылетает из седла с переломанным копьем, напоминая при этом гусака, хотя и благородного. Но разве не прекрасно все, что делает молодость, помноженная на сумасбродство! Но сюда идут.

Входит КОРИНН.

КОРИНН. Вы, господа, все интересовались      Тем по уши влюбленным пастушком,      Который, помните, ходил за мною      И до небес превозносил пастушку,      Жестокую владычицу свою.СЕЛИЯ. И что с того?КОРИНН. Хотите посмотреть      На представление в живых картинах,      Где бледную, но искреннюю страсть      Румяное бесстрастье отвергает?      Пожалуйста, могу вам показать.РОЗАЛИНДА. Чужая страсть подпитывает пыл      Того, кто от любви лишился сил.      Сочувствуя игре чужих страстей,      Я, может быть, приму участье в ней.(Уходят.)

Акт третий. Сцена пятая

Другая часть леса.

Входят СИЛЬВИЙ и ФЕБА.

СИЛЬВИЙ. О Феба, не гони меня, о Феба!      Не убивай с небрежностью такой.      Палач, и тот свою жалеет жертву,      Хоть от привычки головы рубить      Окаменело сердце у него.      Иль ты, неумолимее, чем он,      Чья жизнь – кровопролитие сплошное?ФЕБА. Хорош палач я, нечего сказать,      Раз не могу от жертвы убежать.      Мои глаза, сказал ты, убивают?      Ты очень мил, а главное – правдив.      По-твоему, нежнейшие глаза,      Что прячутся пугливо от пылинки,      Тираны, душегубы, палачи?      Раз так, то я сейчас тебя убью.      Как? Ты не умер? Даже не упал?      Хоть притворился б! И тебе не стыдно?      Не ложь ли, что мои глаза – ножи?      Куда ты ими ранен, покажи.      Вот если б ты иголкой укололся      Или ладонь порезал о тростник,      Заметны были б или след укола,      Или царапина, или порез.      Ну, а мои глаза не мечут стрел:      Ты цел и невредим и можешь снова      Напрасно их винить Бог знает в чем.СИЛЬВИЙ. Когда-нибудь, о Феба дорогая,      Твоя неискушенная душа      Узнает, что такое сила страсти.      Тогда поймешь ты – поздно, к сожаленью! —      Что от любовных стрел не видно ран.ФЕБА. Там видно будет, а до той поры      Исчезни с глаз. Как та пора настанет,      Нещадно надо мною издевайся,      А я тебя сейчас не пощажу.РОЗАЛИНДА (выходя). Но почему, простите? Кто вы родом,      Что вы не только мучите его,      Но радуетесь, пытки изощряя?      Вы вовсе не красотка, – воля ваша,      Но если с вами спать, то в темноте.      Зачем играть бездушную гордячку?      Что смотрите? Неужто я не прав?      Вы созданы природою для рынка,      По трафарету. Черт меня возьми!      Глядит, как будто хочет обольстить!      Не обольщайтесь, милая моя.      Во мне не пробуждает обожанья      Стеклярус ваших глаз, ни смоль волос,      Ни творог щечек, ни чернила бровок.      А ты, пастух, в уме ль? Ходить за нею,      Как вслед за тучей ветры и дожди?      Найдутся дураки и без тебя      Уродов делать. Ты ведь как мужчина      Красивей, чем как женщина она.      Ты для нее что зеркало, пастух.      Глядясь в тебя, она воображает      Себя неотразимой. Полно, девка!      Ты небеса должна благодарить      За то, что хоть один в тебя влюбился.      И вот тебе мой дружеский совет:      Пока есть покупатель, не торгуйся.      Считай за счастье стать его женой:      Злой страхолюд страшнее, чем незлой!      Пастушка, полюби его. Прощай.ФЕБА. Ах, юноша, ругательство твое      Милее мне, чем вся его любовь!      Хоть целый год ругайся напролет.

РОЗАЛИНДА (в сторону). Он очарован ее уродством, она – моим злоречием. Отныне, когда она будет угощать его суровыми взглядами, я буду приправлять ее суровость острыми речами. – Что означает твой, пастушка, взгляд?

ФЕБА. Отнюдь не злобу к вам.РОЗАЛИНДА. Не вздумай только      В меня влюбиться, горько пожалеешь.      В любви я лживее застольных клятв.      А коль захочешь ты меня найти,      Мой дом среди оливковых деревьев.      Сестра, идем? – Пастух, возьмись покруче. —      Идешь, сестра? – Помягче будь, пастушка.      Не зли его. Будь рада, что хоть он      В тебя, и то по глупости, влюблен.      Пора нам в поле, милая сестра.

(РОЗАЛИНДА, СЕЛИЯ и КОРИНН уходят.)

ФЕБА. Пастух умерший прав: «Тот не влюблен,      Кто не был первым взглядом покорен!».СИЛЬВИЙ. О Феба, ты…ФЕБА. Да, Сильвий, что тебе?СИЛЬВИЙ. О Феба, я страдаю!ФЕБА. Милый Сильвий,      Тебе я сострадаю.СИЛЬВИЙ. Так утешь!      Ведь если сострадаешь ты тому,      Кто, Феба, от любви к тебе страдает,      Ты и сама влюбись в него, – и вмиг      Страданье растворится в состраданье.ФЕБА. Но я тебя – как ближнего – люблю.СИЛЬВИЙ. А как мужчину?ФЕБА. Это – себялюбье!      Нет, я тебя уже не ненавижу,      Как раньше, но еще и не люблю.      Ты мило рассуждаешь о любви,      Не скучно мне, как некогда, с тобой      И не докучны мне твои услуги.      Но большего не требуй от меня      И радуйся, что я тебя терплю.СИЛЬВИЙ. Настолько чист огонь любви моей,      Настолько ты не жалуешь меня,      Что будут для меня обильной жатвой      Жнецом несрезанные колоски.      Лишь согласись хотя бы мимолетной      Улыбкой жизнь поддерживать во мне.ФЕБА. А кто был тот невежливый юнец?СИЛЬВИЙ. Он здесь недавно, я его не знаю,      Но он и приобрел у старика      И пастбище, и стадо, и овчарню.ФЕБА. Не вздумай ревновать, я просто так.      Мальчишка грубиян, но златоуст.      А что такое грубость, если тот,      Кто нам грубит, приятен нам? А мальчик      Смазлив, не так, чтоб очень, но смазлив.      И, верно, горд. Но гордость не порок.      Вот будет сердцеед! А как глядит!      Словами ранит – взглядом исцеляет:      Не успеваешь рану ощутить.      Будь он повыше… Впрочем, подрастет.      Нога могла быть лучше, но стройна.      А губы – так бы и поцеловала! —      Пунцовы, как и щеки у него:      Отличны те от этих лишь оттенком,      Как алый цвет от розового цвета.      Внимательно мальчишку рассмотрев,      Пред ним бы ни одна не устояла.      Да, Сильвий, но… его я не люблю…      Однако не могу и ненавидеть,      Хоть есть за что… его мне не любить.      Как он посмел глумиться надо мной?      Глаза, сказал, и волосы черны.      Ну да, он оскорблял меня, конечно!      Как я ему смолчала, не пойму?      Жаль, но упущенного не вернуть.      Ему пошлю я колкое письмо,      А ты его снесешь. Согласен, Сильвий?СИЛЬВИЙ. А как же, Феба!ФЕБА. В сердце и уме      Мое посланье сложено давно.      Язвительно и коротко оно.      Осталось написать. Идем же, Сильвий.(Уходят.)

Акт четвертый. Сцена первая

Арденнский лес.

Входят РОЗАЛИНДА, СЕЛИЯ и ЖАК.

ЖАК. Я бы хотел, милый юноша, побеседовать с тобой.

РОЗАЛИНДА. Говорят, вы водитесь с меланхолией?

ЖАК. Да, я предпочитаю меланхолию развлечениям.

РОЗАЛИНДА. Большие дозы того или другого в равной степени отвратительны в людях, которые в общественном мнении должны были бы котироваться ниже горьких пьяниц.

ЖАК. А разве плохо быть грустным и молчаливым?

РОЗАЛИНДА. Немногим хуже, чем быть простым столбом.

ЖАК. Поймите, я меланхоличен не как непризнанный ученый; и не как погруженный в себя музыкант; и не как надменный придворный; и не как мечтающий о славе солдат; и не как расчетливый дипломат; и не как признанная красавица; и не как безнадежно влюбленный, который меланхоличнее всех вместе взятых. Нет, я меланхоличен по-своему; моя меланхолия многосоставна, многопланова и в то же время проста. Она, я бы сказал, является экстрактом моих путевых впечатлений, размышления о которых вызывают у меня разлитие черной желчи и вследствие этого – грусть.

РОЗАЛИНДА. Так вы путешественник! Так бы сразу и сказали. Теперь понятно, отчего вы грустны. Боюсь, вам удалось поглазеть на чужое добро, лишь промотав свое. А разглядывать чужое, не имея за душой своего… Помните пословицу: видит око да зуб неймет?

ЖАК. Зато я познал жизнь.

РОЗАЛИНДА. И от этого загрустили? Я бы предпочел жизнерадостную глупость, чем знающую жизнь безрадостность. Стоило путешествовать ради того, чтобы узнать жизнь, которая вас и знать не пожелала.

Входит ОРЛАНДО.

ОРЛАНДО. Поклон и счастье милой Розалинде!

ЖАК. Опять стихи? Нет, я этого не вынесу! Прощайте. (Уходит.)

РОЗАЛИНДА. Прощайте, господин Путешественник! Если вы не пришепетываете, не одеваетесь по-заграничному, не издеваетесь над обычаями своего народа, не смеетесь над своими родителями и не вините Господа Бога в своей никчемности, кто вам поверит, что вы были, например, в Венеции и катались в гондоле. – Как, это вы, Орландо? Вы уже здесь? Я не ждала вас так рано! Хорош влюбленный! Если вы еще раз меня обманете, можете не показываться мне на глаза.

ОРЛАНДО. Милая Розалинда, если я вас и обманул, то всего на час.

РОЗАЛИНДА. На целый час обмануть любовь! Если так называемый влюбленный опоздает на тысячную долю тысячной доли секунды к своей возлюбленной, то я готова держать пари, что Купидон только пощекотал его, а сердца даже не задел.

ОРЛАНДО. Смилуйся, дорогая Розалинда.

РОЗАЛИНДА. Прочь с глаз моих! Раз вы так неторопливы, пусть моим поклонником станет улитка.

ОРЛАНДО. То есть как – улитка?

РОЗАЛИНДА. А вот так! Улитка медленно ползет, потому что тащит на себе собственный дом. Такого свадебного подарка вам нипочем не преподнести вашей избраннице. Ко всему прочему, улитка всегда ползет за своей судьбой.

ОРЛАНДО. За какой судьбой?

РОЗАЛИНДА. За своими рогами. Ведь именно за них вам подобные благодарят своих супруг. А улитка женится, будучи уже рогатой, и не оскорбляет жену подозрением в измене.

ОРЛАНДО. Добродетельные женщины не изменяют, а моя Розалинда – из таких.

РОЗАЛИНДА. Вы говорите обо мне?

СЕЛИЯ. Как ты себя ни тешь, у него есть Розалинда почище тебя.

РОЗАЛИНДА. Вот как! Тогда я меняю гнев на милость. Можете за мной поухаживать, у вас есть все шансы кое-чего добиться. А любопытно, будь я вашей настоящей-пренастоящей Розалиндой, о чем бы вы со мной говорили?

ОРЛАНДО. Я бы поцеловал тебя безо всяких разговоров.

РОЗАЛИНДА. Нет, до этого вам все же пришлось бы долго уговаривать меня, а если бы вы иссякли, можно было бы приступить к поцелуям. Когда хороший оратор запинается, он пьет воду, а когда влюбленный теряется в разговоре с любимой – храни нас Бог от этого! – он прибегает к поцелуям.

ОРЛАНДО. А если он не добьется поцелуя?

РОЗАЛИНДА. Тогда беседа завязывается снова: он снова приступает к уговорам.

ОРЛАНДО. Можно ли так потеряться в разговоре с госпожой своего сердца?

РОЗАЛИНДА. Будь я госпожой вашего сердца, вы бы смогли. Не то пришлось бы признать, что мое целомудрие одержало победу над моим умом.

ОРЛАНДО. Стало быть, если я посватаюсь к моей Розалинде, я могу перед ней опростоволоситься?

РОЗАЛИНДА. Только в том случае, если у вас что-нибудь расстегнется из одежды. Но, кажется, вы забыли обо мне, а я и есть ваша Розалинда.

ОРЛАНДО. Я рад лишний раз назвать тебя Розалиндой, потому что готов бесконечное количество раз повторять это имя.

РОЗАЛИНДА. Ну, так знайте: на ее месте я бы вам отказала.

ОРЛАНДО. А я бы тогда умер не сходя с этого места.

РОЗАЛИНДА. Не верю. Едва ли умрете без помощи адвоката. За шесть тысяч лет от сотворения мира ни один мужчина не умер на своем месте, то бишь не умер от любви. Троил – и тот, как ни старался, а помер от удара греческой дубинкой по голове. А уж он-то казался идеальным любовником. Жаль, что Геро не успела уйти в монастырь, а то Леандр еще долго наслаждался бы жизнью. Но молодому человеку захотелось окунуться жаркой летней ночью; он нырнул в Геллеспонт, заплыл далеко от берега, потом судороги и – конец. А древние дураки приплели ни с того ни с сего Геро из Сестоса. Выходит, – солгали. Мужчины порою умирают, умерших мужчин поедают черви, но при чем здесь любовь?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.