Жизнь как бой

Еще бабушка прекрасно готовила. Как-то так получилось, что до замужества отец ее любил, и больше доверял ей, а вот у своей мамы, прабабушки Тада, она была не в фаворе. Вот ее и гоняли на кухню, и она там научилась вести хозяйство. Отлично знала старую русскую кулинарию, прекрасно делала пасху. Бывало, посылала внучка искать хороший булыжник, потом его мыли, бабушка ставила творог под пресс. Так же очень хорошо она пекла куличи, делала котлеты и многое другое.

Магазины ломились от продуктов, но у семьи Тада не было денег, жили очень бедно, чтоб не сказать больше. Бабушка поднимала Тада ночью, и они шли стоять в очереди за мукой. Стояли до утра, бегая из подъезда в подъезд от холода с написанными на руках номерами. Никто не возмущался, все верили, что когда-нибудь будет лучше. Было страшно, когда воровали карточки, по которым отоваривалась семья в магазине, тут хоть под трамвай ложись. И в такое время она с горьким смехом вспоминала, что когда они жили в Саратове, перед тем, как переехать в Москву, у них был там свой двухэтажный дом, с подвалом для хранения продуктов, и вот в подвале, на кованых железных крюках – висели копченые говяжьи и свиные окорока, хранилось на холодке по две тысячи яиц. Она в очередях за мукой тихонько рассказывала Таду, какие были праздники в старину, как люди на этих праздниках гуляли.

Здесь в Стремянном переулке дети были в основном из бедных семей, но кто-то был побогаче. И на них смотрели как на каких-то капиталистов, со всеми теми понятиями, которые пропагандировали в те времена газеты. В своих симпатиях и антипатиях мальчик знал только черное и белое, он не признавал полутонов. У Тада была тяга к какой-то сверхсправедливости. Этот пацан либо любил, либо ненавидел что-то, без всяких неопределенностей. Тадеуш, в детстве особенно, человек крайностей был способен глубоко любить и быть преданным. Но любой, кто подводил этого подрастающего парня так, что это воспринималось им как предательство, никогда снова не обретал его доверия.

Тад ходил в обносках с чужого плеча, маек у него «ни вжисть» не было, первые длинные брюки подарила дальняя тетка в 14 лет. На гимнастерку надевался пиджак, тоже кем-то подаренный. Если зима, то шапка, и все, ни о каких рукавицах и пальто разговора не было. Клюшки и прочие причиндалы для игры во дворе парень делал себе сам, как, впрочем, и многие другие.

Весной и летом он много путешествовал по старой Москве, пешком, а после, когда та же тетка подарила тяжелый дорожный велосипед, то на нем. Его глазам открывался неизвестный зовущий мир.

У Тада уже развивалась сильная интуиция, он старался смотреть вглубь, так что мало что могло укрыться от его пытливого взгляда. От него было бесполезно что-то скрывать. Мальчик стремился, и, как правило, ему это удавалось, получить правдивые ответы на все интересующие его вопросы.

Стояли в развалинах церкви, но народ молился. Бабушка Тада, Антонина Ивановна ходила в церковь на улице Ордынке к «Скорбящей Божьей матери». Тад ходил с ней, но храм как-то подавлял его, и он часто дожидался бабушку на улице. Бабка не настаивала:

– Все придет в свое время,– говорила она.

И время, правда, чуть позже, но действительно пришло. Впоследствии, когда уже не было бабушки…

Уже став Мастером спорта СССР по боксу Тад, часто приходил в эту знакомую с детства церковь, становился где-нибудь в углу церковного портала, наблюдая службу, слушая пение хора на клиросе. Здесь он отдыхал, мысли уносились далеко, на душе становилось легко и спокойно. Тад не молился, просто ему было хорошо, и он был рад, что никому не сделал ничего плохого…

Учился Тад отвратительно. Наверное, мешала какая-то внутренняя несобранность. На уроках был часто невнимателен, мысли уплывали куда-то, на улицу, где он представлял, как носится с ватагой таких же пацанов по крышам сараев и разрушенных зданий. Первым его школьным учителем был Гаврила Ильич, очевидно, фронтовик, потому что ходил в галифе, сапогах и пиджаке.

Это был скромный, спокойный и сердобольный человек. Тогда в школах детей подкармливали, и стоило это всего один рубль, в ценах 1947 года, но мать Тада даже этого не могла заплатить, потому что его, рубля, не было, семья часто голодала. Гаврила Ильич, видя голодные детские глаза у окна буфета, где выдавали обед, сам платил за нескольких учеников, ласково подталкивая их к мискам. Добрый. Правильный. Мало улыбчивый, улыбаться было особенно не с чего.

Как отблагодарил бы Тад этого человека потом, и чего бы только для него ни сделал! Но не было их уже в живых, этих героев быта, лишь только память бередит душу, да воспоминания. Но семена доброты не пропали даром, уже много позже, когда Тадеуш стал личностью, сам старался поступать как его Учитель.

В школе преобладала старая когорта учителей. Дети их боялись и уважали. Сделать что-то неподобающее перед учителем – казалось святотатством. С четвертого класса он попал к Анне Федоровне. У нее еще дядька Тада учился, Олег и это накладывало определенные обязательства…

Жестокое, лживое было время, хотя партия и комсомол прикручивали молодежь к себе как могли, кидая в разного рода авантюры. В пионеры принимали тогда рано, где-то лет в восемь «оприходовала» эта организация и компанию ребят вместе с Тадом. Но выдержки им хватило только дня на три-четыре, ребята взорвали за школой самодельный заряд. Так же как принимали, всех скопом их исключили из пионеров, а Тада еще и из школы на неделю, чему он был несказанно рад. Больше уже ни в какие красноперые структуры Тад не совался никогда в жизни.

По весне мальчишеские ватаги направлялись на Воробьевы горы. Спортивного комплекса Лужники еще не было, не было никаких набережных. Стояла деревня Воробьево и лужайка с нею рядом. Проходя через Андреевский монастырь, в маленькой булочной покупали буханку черного хлеба, пару соленых огурцов, мальчишеских копеек хватало только на это и по домам ватага возвращалась голодная как стая волков.

В Нескучном саду, рядом с метромостом с тех пор сохранились два пруда. Когда в 1950 году вышел фильм «Тарзан» с чемпионом мира по плаванью, Джонни Вейсмюллером в главной роли, мальчишки, изображая Тарзана привязывали к склоненным ивам веревки-тарзанки и раскачиваясь на них сигали в пруд. Вода уже была теплая, купальный сезон начинали на месяц раньше, с первого мая, хотя в реке можно было купаться только в начале июня.

Никаких тренеров по плаванию не было. Учились сами, интуитивно. Не умея плавать, прыгали в воду, барахтались по-собачьи. Потом когда научились плавать, начали нырять под баржами, которые перевозили по Москве реке песок. Вынырнуть с другой стороны плывущей баржи считалось шиком.

Вообще на лето мать Людмила Ивановна отправляла Тада в пионерские и спортивные лагеря. Кормить дома было нечем, да и боязно, что сын свяжется со шпаной. Тогда многие так делали, стараясь на две или три смены отправить детей на природу и дать им немного подкормиться.

Это были прекрасные места Подмосковья: Ильинское, Кратово, Валентиновка, Домодедово, казавшиеся детям страшно далекими от Москвы, ведь возили туда ребят не на электричках, а на грузовых машинах и без сопровождающей кавалькады милиции, с одним пионервожатым или просто парнем постарше.

Тад до сих пор с благодарностью вспоминает женский персонал этих лагерей. Это были тетки, повидавшие жизнь, испытавшие на себе голод и разруху, терпеливо и по-матерински относившиеся к ребятам. Поварихи приходили смотреть на стол «ударников», за которым Тад оказался еще с двумя такими же бедолагами из неустроенных семей.

Каждый из пацанов съедал по 3—4 тарелки супа, столько же второго, запивая все это 10—12 стаканами компота или киселя, а тетки, рассевшись вокруг, подперев подбородки ладонями, с грустью смотрели на этих изголодавшихся ребят, незаметно вытирая слезы. Когда вся эта троица: Саша Воропаев, Рудик Степочкин и Тадик Касьянов – вставала из-за стола, единственная выпуклость присутствовала на их теле – желудок, в остальном же ребята были тощие, но крепкие. Первый раз Тад после войны наелся в 1950 году.

Как у всех детей того времени у них был популярен зимой хоккей, а летом футбол. Очевидно, не из кого было выбрать игроков и его брали играть левым полузащитником, он никогда не был левшой, почему его поставили на левой край ему было непонятно. Зато на воротах стоял Евгений Майоров, а капитаном команды был его брат Борис. Вот оттуда, из далекого послевоенного детства, начиналась карьера этих, впоследствии знаменитых спортсменов.

Не особо талантливый в этом виде спорта, Тад добросовестно мешал и не давал пройти противнику по своему краю, и это у него получалось. Играли с более богатыми и сильными лагерями: Министерства обороны и всяких других министерств, нужен был результат, поэтому тренировались все свободное время.

Любовь к футболу закончилась одним событием. Борис Майоров сильно попал мячом в нос Рудольфу Степочкину, пошла кровь. Рудик – полез в драку. Саня и Тадеуш вступились за него, а остальная команда за Бориса. Тусанули друг друга по нескольку раз, но больше досталось троице. Так и ушли три друга из команды. Это было последнее лето, когда они были вместе, затем их жизненные пути разошлись, больше они не встречались никогда.

А вот с братьями Майоровыми Тадеуш встретился мимоходом в Госкомспорте много лет спустя. Они довольно холодно кивнули друг другу, и Тад в душе усмехнулся. Ему было не до того, он спешил в кабинет к могильщику советского каратэ Александру Михайловичу Самсонову…

Занятия футболом и то, что Тад летнее время бывал в спортлагерях, бегая, подтягиваясь на турнике и плавая сколько хотелось, сделали его сильным, жилистым парнишкой. Но потихоньку проявляющаяся черта характера – искать что-то свое.

Годах в 50– х Тад увидел фильм «Первая перчатка» и аж похолодел от восторга. Он влюбился со всей детской непосредственностью в героев этого фильма, особенно в Ивана Переверзева, сам решив заняться этим чрезвычайно трудным спортом.

В семье к спорту относились скептически и считали занятием несерьезным, поэтому Тад не стал никому дома говорить, что хочет записаться в секцию бокса. Вообще в Таде потихоньку стал формироваться характер. Постоянные драки и потасовки со сверстниками, когда помощи ждать было неоткуда, заставляли его рассчитывать только на свои силы. Он никогда не грозил сверстникам, если не мог справиться сам, молча проглатывал обиду, усвоив этот принцип на всю жизнь. Но если чувствовал, что справится, то давал отпор и нескольким противникам. Он потихоньку стал заглядываться на девочек, надо было соответствовать: Тад подспудно понимал, если он среди разгула послевоенной шпаны не сможет достойно защитить себя, то, как он будет защищать свою девчонку? Эта мысль не давала покоя. Все это подталкивало его к поступкам.

Тад пришел записываться в, одну из кузниц Советского бокса, секцию «Крылья Советов», что на Ленинградском шоссе. Таких, как он, во Дворце оказалось много, и Тад в этот год не попал в секцию, попал только в следующем, 1953 году, сразу после похорон «Отца народов».

В то послевоенное время бокс был развит в Москве, Ленинграде и, может быть, Харькове, так как чемпионы были родом из тех городов.

Когда Тад стоял среди страждущей толпы подростков, ему вдруг подал мяч, попросив надуть его, один из старейших тренеров «Крыльев Советов» Михаил Паногьевич Ли – советский кореец.

Насосы тогда были не в моде и Тад, попросив тренера зажать ему уши, хорошо надул мяч ртом.

– Годится,– воскликнул Михаил Паногьевич,– у парня отличные легкие, пойдешь в группу к дяде Мише!

Так Тад попал к старшему тренеру ДЮСШ Михаилу Соломоновичу Иткину, а проще – к дяде Мише, как того любовно называли и молодые спортсмены, и старые маститые боксеры.

Потихоньку сбивалась группа ребят-единомышленников, которые тоже были зациклены на боксе. Психологические комплексы Тада – как-то само собой стали пропадать. Позанимавшись полгода, Тад почувствовал себя много уверенней и в школе, и во дворе. К нему почти не приставали, а когда старшие ребята в переулке пробовали его толкнуть или шутливо ударить, то их руки находили пустоту. Тад легко увертывался, нырял и с улыбкой отходил в сторону. Он понимал: еще не время показать себя.

А группа, в которой занимался Тад, сплачивалась все больше и больше, появились новые имена: Виктор Фарсюк, Стас Покровский, Толя Карабанов. Они стали выступать на открытых рингах, страшно радуясь успеху, и переживая поражения друг друга.

Первый бой

Тад запомнил это ощущение на всю жизнь. Ему достался парень-одноклубник, на полголовы выше и мощнее сложением. Его товарищи суетились вокруг него, косо посматривая в сторону Тада, прочили победу своему другану, убеждая, что он легко разделается с Тадеушем. Вокруг Тада почитателей было не меньше, все подбадривали его и желали победы.

И вот они на ринге. Звучит команда «Бокс»… и тут произошло невероятное. Тад перелетел половину ринга мухой и обрушил град ударов на своего противника. Тот даже не понял в чем дело, оказавшись на канатах. Рефери сказал: «Брейк», но Тад, не слыша команды, продолжал молотить противника.

Судья едва растащил дерущихся. Серьезный спорт не имеет ничего общего с игрой, это война, но – без убийства. Второй раунд, едва начавшись, также, быстро закончился. Бой был остановлен в виду явного преимущества Тада. Он, как во сне, стоял на середине ринга, а его руку поднимали в знак победы, его глаза блуждали, в душе рождались какие-то неведомые ощущения, на глазах появились слезы радости и восторга, а вокруг ринга бесновались друзья, и когда он пролез под канатами, Вовка Певзнер подхватил его на руки, крича:

– Ну, ты даешь, он даже не попал по тебе ни разу.

Проигравший парень тоже подошел и, вежливо поздравив Тада с победой, спросил:

Какой у тебя бой?

Первый,– ответил Тад.

Бывший противник удивился, сказав:

– У меня это четвертый, а первые три я выиграл.

Как ни странно, но бокс тех времен был совершенно иной, он был более игровым, зрелищным, но с хорошим завершающим ударом. Тренеры очень много работали над защитной техникой.

Со временем вся группа Тада была передана двум играющим тренерам, Борису Ивановичу Тишину и Виктору Алексеевичу Лукьянову. Первый – трехкратный чемпион СССР в весе до 71 кг. Когда Борис Иванович выходил на ринг, то женщины и девушки кричали, рукоплескали ему минут пять, не давая начать соревнования.

Он действительно был хорош своей мужской красотой: где-то под метр восемьдесят ростом, смуглый, с черными волнистыми волосами, гладко зачесанными назад, с прекрасной атлетической фигурой, он представлял удивительное зрелище. Обладал филигранной техникой и – страшным ударом справа.

Молодые боксеры боготворили его, готовы были нестись куда угодно и выполнять его просьбы. Выступая в Европе, Борис Иванович два раза выигрывал бой у Ласло Паппа, трехкратного чемпиона Олимпийских игр, послав того в глубокий нокдаун, и только минута отдыха спасла олимпийца от полного разгрома в первом бою.

Виктор Алексеевич Лукьянов – был полной противоположностью своему товарищу. Широкое русское лицо с глубоко посаженными глазами, волевым ртом и квадратным подбородком. Второе место в весе 75 кг в Союзе. Он немного пренебрегал защитой, был силен и тоже обладал мощными ударами с обеих рук, был феноменально вынослив и, как говорится в профессиональном боксе, «умел держать удар».

Эти два человека – очень много дали своим ученикам и как бойцы, и как личности. Тад боготворил обоих, всегда бывал на соревнованиях, где они выступали. Молодые боксеры присутствовали в роли молчаливых оруженосцев, и если кто-нибудь из них дарил взгляд или улыбку, то Тад задумывался: «К чему бы это?»

Первые десять боев Тад выиграл как бы играючи. Шесть – ввиду явного преимущества и четыре – по очкам.

В школе №554, где он учился, все знали, что Тад серьезно занимается боксом, и даже старшие ребята относились к нему с опаской и уважением. Тад пробовал затащить заниматься ребят со двора, но блатные посмеивались:

Нам это не надо, у нас ножи и пистолеты, все равно побьем.

Но подраться с Тадом они уже не хотели. Правда, Шурка Любезнов, пойдя в ту же секцию, выполнил 3 разряд, но дальше не пошел и вскоре бросил заниматься боксом вовсе. Тад все дальше и дальше уходил от двора, меньше встречаясь со сверстниками, они ему были уже неинтересны.

В семье тоже назревали большие перемены. Выяснилось, что бабушка Антонина Ивановна больна раком пищевода и как-то все затихли от ожидания предстоящего. Мать Тада с ним и бабушкой переехали к Белорусскому вокзалу в Большой Кондратьевский переулок в дом 13 (теперь на этом месте стоит детский сад). Отдельный маленький домик, две комнатушки и сарай для дров принял небольшую семью Касьяновых. Так как денег матери на жизнь не хватало, Тад решил идти работать.

К тому же в школе начались постоянные драки. Опять та же компания Быка подловила его. На этот раз их было не пять, а все десять человек. Двое, как быстро выяснилось, с ножами.

Было уже темно. Они сразу же со всех сторон навалились на Тада и стиснули его с такой силой, что он не мог даже вытащить, неизвестно как там оказавшуюся, правую руку, из-за спины. Он левой бил нападавших по ребрам, по печени, по животам, но если даже кто-то был накаутирован, то из-за тесноты и давки не мог отвалиться.

Таду и в этот раз почти не досталось, но все могло бы кончиться очень плохо. Помогли взрослые мужики, извозчики на конных подводах, перевозивших дрова. Раньше так отапливались старые районы Москвы. Вот они-то с криками:

– Что напали на одного!– кнутами полоснули по спинам этой компании. Нападавшие расступились, Тад засадил кому-то по морде и побежал. А бегал он хорошо.

Чтобы стать выносливее Тад участвовал в соревнованиях по легкой атлетике. Выступал за «Метрострой» в забегах на пять и десять тысяч метров.

Он бежал, вспоминая книгу Джованьоли «Спартак», тактику Горациев, которую они применили против Курациев, и чувствовал спиной, что за ним гонятся. Он обернулся на ходу, и – бамц первому догоняющему, тот упал. Тад побежали дальше. Так же случилось со следующим «бегуном». Двое, трое – получили, остальные поняли, что догонять бесполезно.

Однако Тад был один, противников – много. Пришлось ему уйти из этой школы. Хотя Тад к тому времени уже мог привести свою команду боксеров, они теперь всегда помогали друг другу, но Тад не хотел никаких эксцессов. Он не считал, что проиграл, все кто хотел – получили. Просто учиться в таких условиях стало трудно. О том, что можно покалечиться самому или покалечить кого-то, попасть в тюрьму, мальчишки мало думали. Когда не один на один, а на одного двое-трое, четверо-пятеро, а тем более – десятеро, то Тад за последствия не отвечал. Но – пронесло. Тогда в 1955—56 годах не было еще статьи в Уголовном кодексе «мера допустимой самообороны».

В основном мальчишеские драки возникали из-за взаимной антипатии. Кто-то кому-то не приглянулся: физиономия не понравилась или усы, модная прическа, что-то новое надето – не понравилось. Тогда была мода на брюки-дудочки, ботинки на «манной каше», на толстой белой подошве. За это били те, чьи родители не могли или не хотели себе позволить так нарядить своего отпрыска.

Вот Тад и ушел из 9 класса, не оглянувшись и не пожалев, но, предполагая, что когда-нибудь закончит свое образование. Он устроился на 27– й завод, что на Пресне, стал работать фрезеровщиком, продолжая заниматься боксом в «Крыльях», теперь это стало удобно, потому что все было рядом.

В 16 лет он стал учеником фрезеровщика, замечательного мастера, русского человека, Михаила Романовича, который научил Тада отношению к работе. Это был рабочий интеллигент, владеющий всеми станками, начиная от наших и заканчивая американскими. В основном там стояли станки «Цинцинати».

У Романыча было опущение желудка, он ходил в специальном поясе, поскольку заготовки были тяжеленные, весили 90 килограмм. Тад, пацан 16 летний, эти заготовки поднимал, помогал ему. Сначала работал под его руководством, потом его поставили одного на линию. Тад из «сырой» болванки вытачивал ротор для лопастей вертолета.

Тогда было на Пресне было несколько военных авиационных заводов, которые называли «заводы-гиганты». Спортивные коллективы на них были обычно известны по фамилии заместителя директора завода. Был «коллектив Даниельянца», или «коллектив Скотникова», в котором занимался Тад.

На завод Тад пришел перворазрядником по боксу, а норматив Мастера выполнил, выступая за коллектив завода. Товарищ Скотников любил свою команду. Своих подопечных премировал в открытую деньгами, а майки, трусы, боксерки выдавали централизовано на складе завода. Все коллективы заводов-гигантов входили в спортивное общество «Крылья Советов». Крылья – это значило авиация.

Тад приносил очки и баллы взрастившему его заводу. Следующие десять боев Тад выиграл, действуя обдуманно, слыша подсказки тренера и секундантов.

Ему очень хотелось знать о боксе больше, и для этого он записался в Библиотеку им. Ленина. Тад вообще очень любил читать, но особенно книги по истории и географии. В Ленинке же ему пришлось читать методическую литературу. Тад брал труды о подготовке чемпионов мира боксеров-профессионалов: Джо Луиса, Рокки Марчиано, Флойда Паттерсона, Джека Дэмпси. Он как завороженный поглощал книги об этих гигантах бокса, мысленно стараясь хоть как-то походить на своих кумиров.

На тренировках Тад старался как можно меньше получать ударов в голову, тщательно отрабатывая защиту, подчинив все свободное время жесткому режиму. Но жизнь, как известно, брала свое, а в молодости так много хочется, и так мало достается. Работа стала для Тада не больше, чем хобби, а спорт становился всей жизнью. Не зря же еще знаменитый русский историк Ключевский говорил, что спорт быстро становится любимым предметом размышления, а потом – единственным методом мышления…

Дома по-прежнему скептически смотрели на его занятья. Потом, когда Тад стал показывать результаты, говорили: «О-о!». Но все равно в душ не считали спорт серьезным делом.

Шел период хрущевской оттепели, жить становилось легче, да и воспоминания о вурдалачьих временах как-то потихоньку уходили в небытие. Молодость – ни с чем несравнимое состояние. Спортивный мир готовился к Олимпиаде 1956 года в Мельбурне.

Виктор Иванович Огуренков нажимал на тренеров, чтобы лучше готовили команду, а Таду он сказал:

– Хватит дурака валять, бери курс на Мастера спорта и на Олимпийские.

Но в Мельбурн Тад попасть не успел, туда поехала очень сильная команда боксеров (и шестеро из девяти вернулись домой чемпионами Олимпийских игр). А поехать так хотелось, ведь туда должна была прилететь звезда аргентинской эстрады и кино Лолита Торрес, по которой Тад сходил с ума, и не он один; эту удивительно обаятельную актрису любили все. Ее песня «Коимбро – наш город чудесный» была, пожалуй, одной из самых популярных песен того времени.

Выиграв первенство Центрального Совета общества «Крылья Советов» во втором полусреднем весе, Тад стал готовиться к первенству Москвы, но этому событию предшествовало еще более значимое событие – Международный фестиваль молодежи и студентов в Москве в 1957 года. Такого праздника практически никогда не было в нашей стране. Ожидая много удивительного, и необычного, многие не знали, как к нему отнестись.

КГБ и МВД «стояли на ушах», но это не мешало происходить казусам всякого рода, ведь народ-то наш, задерганный и задавленный первый раз вот так, более или менее свободно (сорвавшись с цепи коммунизма) общался с иностранцами. Ох, народ, народ ты наш русский, откровенный и простодушный! Сколько после этого фестиваля появилось детей всех цветов и оттенков, сколько наших дурех осталось несчастными, Богу только известно.

Тад принимал участие во многих встречах, гуляньях, но как-то интуитивно не сближался ни с кем и не лез ни к кому в друзья, ему хватало его компании боксеров.

Rock and roll

Рок-н-рол

Примерно в это время Тад познакомился с двумя прекрасными боксерами, братьями Владимирскими – Адольфом и Гансом, и очень интересным человеком – Михаилом Варшавским. Это был уже взрослый, сложившийся мужик с невообразимо трудным неуживчивым характером, лет на 10—12 старше той компании Тада.

За одесское происхождение, за морские истории, рассказанные им, за умение выходить из самых сложных ситуаций, молодняк наградил его прозвищами: Мишель, Майкл Шкипер. Он удивительным способом влиял на настроение ребят и в хорошую, и в плохую стороны. Молодые боксеры его уважали и даже побаивались его острого языка, всезнайства и предвиденья, хотя многие легко выигрывали у него тренировочные бои. Он был очень работоспособен, но не особенно талантлив в боксе, хотя впоследствии стал чемпионом «Спартака» и Московской области. Наверное, сказывался возраст, ведь он пришел в секцию в 28, если не больше, а Таду и ребятам было по 18 лет.

Стасик Покровский, Адольф и Ганс Владимирские, Миша Варшавский, Володя Грачев, Вася Скворцов, Валера Голубоцкий и Тад – они вместе ездили на танцевальные вечера, старались уйти в одно и то же время, даже не сговариваясь, а интуитивно охраняя себя. Если начнется «чукаловка» надо помочь друг другу. Так и бывало.