bannerbanner
Тайна красного чемодана
Тайна красного чемодана

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Теперь я уже твердо верил, что мною руководит сама судьба, так как по какому-то невероятному стечению обстоятельств я не только знал лично жертву этой кровавой драмы, но даже вся моя собственная жизнь, все мое счастье находились в полной зависимости от этого человека.

Господин Монпарно был опекуном Софи Перанди, в которую я был безумно влюблен. Как он, так и молодая девушка отлично знали о моем чувстве, и, несмотря на то что я еще не получил официального согласия на сделанное мной предложение, мне было разрешено бывать у Монпарно как можно чаще, и в глубине души я уже считал Софи своей будущей женой.

Семья Монпарно состояла, во-первых, из самого представителя торговых фирм, человека лет сорока, жизнерадостного, веселого, любящего пошалить на стороне, к великому неудовольствию жены; во-вторых, госпожи Монпарно, женщины до крайности мелочной, раздражительной и озлобленной, гораздо старше своего мужа, изводившей его ревностью и пиленьем, от которых, пользуясь своей профессией, он исчезал на целые дни, и, наконец, отдаленной племянницы госпожи Монпарно Софи Перанди, которая с утра до вечера испытывала на себе все прелести очаровательного характера своей тетушки. Будучи сиротой и не имея никаких средств существования, она принуждена была мириться со своим тяжелым положением, с нетерпением ожидая своего совершеннолетия, когда она, наконец, очутится на свободе и будет иметь возможность сделаться моей женой. Как ни тяжело мне это воспоминание, должен сказать, что она была очаровательна, живая, остроумная, с глубокими, горящими, как звезды, глазами; она была гораздо умнее и, как это ни странно, лучше знала жизнь, чем я.

Я любил ее до безумия. Поэтому первая мысль, пришедшая мне в голову, когда я узнал о смерти Монпарно, была, конечно, о Софи.

Они жили на улице Пасторелли. Я летел туда, как на крыльях, и через несколько минут был уже на месте. На дверях их квартиры висел замок, и одна из соседок объяснила мне, что госпожа Монпарно и ее племянница тотчас же по получении печального известия, приблизительно час назад, отправились по делу к кому-то из своих знакомых.

Я вышел на улицу, намереваясь так или иначе подождать их возвращения. Но едва мне удалось сделать несколько шагов по тротуару, как вдали на углу улицы показались силуэты обеих дам. Я бросился им навстречу.

– Какое ужасное несчастье!

– Вам уже известно? – по обыкновению желчно ответила госпожа Монпарно.

Софи, видимо, только что плакала. Глаза ее были красны, и глубокие вздохи то и дело вырывались из груди. Я понимал ее горе. Господин Монпарно всегда являлся ее защитником перед теткой, и единственными спокойными днями ее жизни были те, которые он проводил дома вместе с ней.

– Бедная Софи! – прошептал я, пожимая ей руки.

– Бедная Софи! – с раздражением повторила госпожа Монпарно, пожимая плечами. – А я не бедная, нет? Чем я теперь буду жить?

Мне вспомнились слова агента о материальном положении его клиента.

– Разве после него ничего не осталось? – нерешительно спросил я.

– Пустяки! Все, что у нас там наверху, – вздохнула она. – Тысяч двадцать франков, не больше.

Я хотел было заметить, что и это все-таки не совсем плохо, но госпожа Монпарно не дала мне времени выразить свою мысль словами.

– Нечего сказать! – гневно воскликнула она. – Нашел время быть убитым! Самый подходящий момент! Дурак!..

– Что вы говорите! – возмутился я этим оскорблением памяти усопшего.

Но госпожа Монпарно не обратила на это внимания. Она схватила меня за руку и, потрясая ею, заговорила каким-то особенно пронзительным голосом:

– При нем было десять тысяч франков! Понимаете, молодой человек, десять тысяч франков!

– Понимаю, понимаю, – проговорил я, морщась от боли и стараясь освободить руку. – И что же этих денег при нем не оказалось?

– Ни одного су! – простонала вдова, отпуская, наконец, мою руку. – При нем были найдены все его документы, визитные карточки, пустой бумажник, – одним словом, всякая ерунда. Но ни денег, ни ключей, ни даже его мундштука!

Это обстоятельство сразу разрушало возможность самоубийства. Эта мысль не огорчила и не обрадовала меня.

– Не известно, кто его убил? – машинально задал я вопрос.

– Рано или поздно узнают! – свирепо произнесла госпожа Монпарно. – У него всегда была глупая привычка во всех трактирах хвастаться своими деньгами. Там и надо искать!

– Вы правы! – задумчиво произнес я. Во мне снова проснулся инстинкт сыщика.

– Когда он уехал? Вам известен его маршрут?

– Позвольте… – Она посчитала по пальцам. – Да, он уехал в субботу вечером в Пюже, кажется, так, Софи? Значит, в воскресенье он должен был быть в Сен-Пьере, в понедельник – в Вилларе и вечером должен был вернуться.

– Какой при нем был багаж?

– Сейчас скажу. Во-первых, его саквояж, там были разные мелочи, а затем, как всегда, его большой красный чемодан с образцами материй.

– Где же находится этот чемодан?

– И правда! – воскликнула госпожа Монпарно. – Куда он девался? Мы и забыли спросить. Надо будет узнать, Софи. Там были очень дорогие образцы… Не пройти ли нам на вокзал?

– Если позволите, я узнаю это сам.

– Буду вам очень благодарна. Мы должны скорее вернуться домой, сейчас придет судебный пристав наложить печати… У покойного есть еще брат. Но я надеюсь, что он сделал духовное завещание! – В голосе госпожи Монпарно послышались шипящие нотки. – Зайдите к нам на минуту, господин Бонассу, вы поможете мне отыскать его.

Продолжая разговаривать, мы мало-помалу дошли до подъезда дома, где жили Монпарно. Софи по-прежнему молчала. Желая найти минуту, чтобы сказать ей хоть одно слово утешения и поддержки, я принял предложение госпожи Монпарно и стал подниматься по лестнице следом за обеими женщинами.

Но едва успели мы дойти до половины лестницы, откуда уже видна была входная дверь Монпарно, раздался оглушительный взрыв, потрясший весь дом сверху донизу. Мои спутницы громко вскрикнули и, точно прикованные, бледные как полотно, замерли на месте, дрожа всем телом. Я, не теряя присутствия духа, быстро опередил их и в одну секунду оказался на верхней площадке лестницы. Для меня не было сомнений, что взрыв произошел именно в квартире Монпарно.

– Ключ! Скорее ключ! – закричал я своим спутницам.

Прошло несколько секунд, прежде чем госпожа Монпарно поняла мои слова, нашла в кармане ключи и дрожащей от испуга рукой передала их мне. И она, и Софи едва держались на ногах.

Со всех сторон лестницы одна за другой раскрывались двери, выглядывали испуганные лица и раздавались взволнованные голоса.

– Что случилось? Где был взрыв? Что такое?

– В квартире госпожи Монпарно! – закричал я. – Спуститесь, пожалуйста, кто-нибудь на улицу и посмотрите, целы ли окна и не идет ли из них дым.

В ту же минуту я вложил в замок ключ и открыл дверь. На меня сразу, уже в передней, пахнуло каким-то едким запахом. Я прошел в другие комнаты. В кабинете господина Монпарно около одной из стен мне сразу бросился в глаза широко раскрытый, поврежденный взрывом большой железный сундук.

Вошедшие следом за мной соседи громко вскрикнули:

– Мадам Монпарно! Это взорвался ваш сундук!

Несчастная женщина в одно мгновение была уже в комнате.

– Процентные бумаги! – прерывающимся от волнения голосом закричала она. – Где мои процентные бумаги?

Сундук был пуст… Мне это сразу бросилось в глаза так же, как и госпоже Монпарно. Тем не менее я старался успокоить ее.

– Не надо так отчаиваться, – говорил я, пробуя усадить ее на стул. – Надо смотреть на все это хладнокровнее.

– Хладнокровнее! – закричала она, потрясая в воздухе кулаками. – Хладнокровнее! Ну, еще бы! А! Скажите пожалуйста! Меня грабят, меня убивают. А я должна быть хладнокровнее!

Слезы брызнули у нее из глаз, и, изнемогая от ярости и отчаяния, она, почти лишившись чувств, сама упала на стул, поддерживаемая бледной, по-прежнему безмолвной Софи.

– Не выпускайте никого из квартиры! – закричал я, предоставив госпожу Монпарно ее собственной участи.

Надо было прежде всего обыскать всю квартиру. Злоумышленник, без сомнения, не успел еще скрыться. Несмотря на разбитые стекла, все оконные рамы были целы и сами окна, видимо, были крепко заперты. Кроме того, с момента взрыва до нашего появления в квартире прошло так мало времени, что вор не имел физической возможности бежать каким бы то ни было способом. Следовательно, мы должны были накрыть его тут же, на месте преступления?

Я внимательно осмотрел сундук.

– Все бумаги лежали на верхней полке, – простонала госпожа Монпарно. – А внизу, в деревянном ящике, деньги.

Увы! От тех и других не осталось никакого другого следа, кроме пустого деревянного ящика. Сомнений не оставалось: мы имели дело с грабежом.

Как раз в эту минуту в кабинет вернулись осмотревшие всю квартиру соседи. Нигде никого не оказалось.

– Может ли это быть… Окна были заперты…

– Вы не обратили внимания на каминные трубы?

– Закрыты. Да и, кроме того, они настолько узки, что вор не мог бы туда пролезть. Но в таком случае, каким же образом он мог выйти?

– Вы осмотрели все шкафы?

– Везде смотрели, даже под кроватями.

Для успокоения совести я подошел к окну и, раскрыв его, выглянул на улицу.

Перед домом уже собралась толпа любопытных.

– Не видели ли вы, господа, не выходил ли кто-нибудь отсюда?! – закричал я.

Все дали отрицательный ответ. Я снова вернулся к сундуку.

– Во всяком случае, – прошептал я, – деньги не могли исчезнуть сами собой. Да и, наконец, для того, чтобы взорвать сундук, кто-нибудь должен же был подложить заряд.

Все это было до крайности загадочно. Я чувствовал, что мною начинает овладевать отчаяние, и, не спуская глаз с рокового сундука, тщетно искал разгадку этой невероятной тайны.

Вдруг из груди моей вырвался радостный крик.

Заряд был положен вовнутрь сундука. Это сразу было видно по нанесенным повреждениям, которые шли снизу вверх. Кроме того, очевидно, давление воздуха шло изнутри наружу, так как одна из металлических стенок сундука валялась на полу посреди комнаты, в самом же сундуке не осталось ни одного осколка.

При более подробном осмотре внутренности сундука я даже нашел место, где был положен заряд, в левом углу, около крыши. Там виднелись еще остатки фитиля, прикрепленного к деревянной дощечке несколькими булавками, количество которых указывало на то, что фитиль был значительной длины и, следовательно, мог гореть в течение долгого времени. Это последнее открытие окончательно сбило меня с толку. Чтобы положить таким образом заряд, злоумышленник должен был прежде всего раскрыть сундук; а раз он его раскрыл, какой же смысл был его взрывать? Как я ни ломал голову, этот вопрос оставался для меня открытым.

Между тем рыдания госпожи Монпарно становились все громче, и я вынужден был, наконец, чтобы хоть сколько-нибудь сосредоточиться, выйти из кабинета в кухню, где никто не мешал мне обдумать все обстоятельства этого таинственного дела. Едва войдя туда, я сразу обратил внимание, что ведро с помоями, обыкновенно стоявшее около водопроводного крана, было передвинуто на другое место и вокруг него валялись всевозможные отбросы, как будто все ведро было перерыто и поспешно отодвинуто на первое попавшееся место. Едва эта мысль пришла мне в голову, как я, в свою очередь, мгновенно высыпал содержимое ведра на пол и несколько секунд спустя уже увидел среди груды мусора небольшой ключик. Разгадка волновавшей меня тайны была в моих руках.

Если этот ключ действительно принадлежит сундуку господина Монпарно, следовательно, он был спрятан в ведро самим злоумышленником и взрыв являлся простым желанием ввести всех в заблуждение. Когда он произошел, неизвестный был уже далеко, захватив с собой и процентные бумаги и деньги. Но каким образом ему удалось бежать? Как он мог попасть в квартиру? Весьма возможно, что, имея в руках ключ от сундука, он не преминул запастись также ключом от входной двери. При убитом Монпарно не было найдено ключей, следовательно, они были у его убийцы. Одно вытекало из другого; мало-помалу мне удастся добраться до истины.

Я снова вернулся в кабинет и стал внимательно осматривать полуразрушенный взрывом сундук. Замок каким-то чудом остался в полной неприкосновенности, и при первой попытке вложить в него найденный мною ключ я увидел, что мои предположения оправдались: ключ был действительно от сундука.

– Когда обыкновенно выносят ведро с помоями? – спросил я, подходя к госпоже Монпарно.

Софи бросила на меня изумленный взгляд.

– Что за странный вопрос.

Я поспешил извиниться.

– Это имеет очень важное значение. Иначе я не позволил бы себе… – начал я, бросая на нее нежный взгляд.

– Его выносят каждое утро, – простонала госпожа Монпарно.

«Значит, ключ был запрятан злоумышленником сегодня», – мелькнуло у меня в голове.

– Среди ключей, бывших при господине Монпарно, находился ли ключ от квартиры? – снова спросил я.

– Само собой разумеется! – ответила вдова.

– И от сундука тоже?

– Конечно. Он всегда таскал с собой все ключи. – В голосе госпожи Монпарно снова послышалось раздражение. – Да! Нельзя сказать, чтобы я была с ним очень счастлива! И тем не менее я не могу его не оплакивать. Ни одного су!.. Боже мой! Ни одного су!.. Что я буду делать?

Меня мало трогало ее отчаяние, тем более что Софи не сводила с меня вопросительного взгляда, видимо, ожидая моего заключения.

– Значит, вы предполагаете… – почти прошептала она.

– Да, предполагаю, – глубокомысленно повторил я.

– Что это одно и то же лицо?..

– Одно и то же. Никто другой не мог иметь ключей. Среди вещей, найденных при убитом, он нашел связку ключей, может быть, записную книжку, в которой упоминалось о сундуке и хранящихся в нем ценностях, вероятно, адрес… Этого было достаточно… Он забрался сюда… Подождал, пока вы уйдете… Конечно, надо обладать для этого отчаянной храбростью…

– Вы правы, – задумчиво произнесла Софи, – это вполне правдоподобно.

– Будьте уверены, что это произошло именно так, – подтвердил я. – Нам еще придется повозиться с этим негодяем!

– Повозиться? Почему? Что вы хотели этим сказать? – удивленно воскликнула Софи.

Я не успел ответить. В комнату вошел судебный пристав.

Госпожа Монпарно, снова заливаясь слезами, во что бы то ни стало пожелала обратить его внимание на взорванный сундук. Но судебный пристав деликатно пояснил ей, что это касается комиссара, за которым уже послано, его же обязанность заключается только в наложении печатей и охране имеющегося имущества. Вследствие чего, выразив свое соболезнование по поводу постигшего ее двойного несчастья, он попросил у госпожи Монпарно разрешения задать ей некоторые вопросы. Госпожа Монпарно со свойственной ей практичностью сразу поняла суть дела и поспешила заявить о существовании завещания в ее пользу, добавив при этом, что она не позволит ограбить себя всякого рода жалким родственникам, которые при жизни мужа не переступали порога их дома.

Судебный пристав безропотно покорился ее желанию и, открыв ящик письменного стола, начал искать завещание.

– Я не нахожу никакого завещания, – сказал он после нескольких минут самых добросовестных поисков. – Но позвольте, – добавил он сейчас же, – вот чрезвычайно важная бумага… Страховой полис… Однако! Ого! Это становится интересным. Двести тысяч франков!..

– Двести тысяч франков!.. – задыхаясь от волнения, повторила вдова. Лицо ее покрылось красными пятнами. Она едва стояла на ногах.

– Мой бедный, дорогой муженек! – зарыдала она вдруг. – Застраховать свою жизнь! Какая великодушная мысль!.. Какое благородство!..

Ей даже не могло прийти в голову, что он мог застраховать свою жизнь не в ее пользу. Между тем это было именно так. Я вспомнил слова Кристини и с любопытством следил за разыгрывающейся передо мной драмой. Лицо судебного пристава выражало некоторое смущение.

– Это действительно страховой полис и составлен вполне законно, но… – в голосе его послышалось сочувствие, – к сожалению, вы тут ни при чем. Все двести тысяч франков поступают в собственность некой мадемуазель Перанди.

Госпожа Монпарно мгновенно вскочила со стула.

– Софи? – закричала она не своим голосом.

Молодая девушка поднялась с места.

– Мне?.. – растерянно произнесла она.

Я был взволнован не менее их. Мне казалось, что на голову свалился какой-то тяжелый камень. Я не мог опомниться. Это была Софи? Софи получала страховую премию!

На самом деле в этом не было ничего удивительного. Вполне естественно, что господин Монпарно, как опекун, захотел обеспечить молодую девушку. Правда, сумма была несколько велика, но если ее давали, почему бы не взять. Меня смущало совсем другое: те таинственные обстоятельства, при которых Софи получала эти деньги, невольное сопоставление только что подписанного полиса и смерти господина Монпарно. На это волей-неволей будет обращено внимание, появятся всевозможные толки. Начало уже положено. Достаточно вспомнить намеки Кристини. Подозрение о самоубийстве снова закралось в мою душу. Бедная Софи!

Но грабеж? Как тогда объяснить этот двойной грабеж? Мне казалось, что я схожу с ума.

В то время как эти мысли проносились у меня в голове, госпожа Монпарно предавалась самому бурному гневу.

– Негодяйка! Воровка! – кричала она, бросаясь к молодой девушке. – Ты обокрала меня!

– Уведите мадемуазель Перанди! – крикнул мне судебный пристав, стараясь удержать вырывавшуюся от него госпожу Монпарно.

Я взял Софи под руку. Она едва держалась на ногах. Я отвел ее в столовую и усадил в глубокое кресло, где любила отдыхать после обеда страдавшая дурным пищеварением хозяйка дома. Молодая девушка не сопротивлялась. Она едва сознавала то, что происходило вокруг нее.

– Успокойтесь, Софи, успокойтесь, – говорил я, стараясь привести ее в себя. – Будьте мужественны, умоляю вас!..

– Ничего, ничего, не беспокойтесь, – говорила она, постепенно овладевая собой, – мне уже лучше. Столько потрясений за один день. Есть от чего умереть.

– Не надо! Ради бога! – воскликнул я. – Все устроится. Госпожа Монпарно успокоится, поймет…

– Дойти до такого состояния из-за денег!.. – простонала Софи. – Вы слышали, как она на меня кричала?

– Забудьте об этом. Вы знаете ее характер…

– Настоящая ведьма! Как она отравляла жизнь своему мужу. Если бы его не убили, он, наверно, рано или поздно покончил бы с собой.

– Ради бога, не говорите этого, – испугался я.

К счастью, мы были одни. Но эта неосторожная фраза разом пробудила во мне мои сомнения.

– Скажите мне, – прошептал я взволнованно, – скажите мне… Вчера вечером вы… были в Ницце?

– А где же я могла быть? – пожала она плечами.

– Здесь? В этой комнате? – добивался я.

– В котором часу?

– От шести до восьми.

– Нет. В это время госпожа Монпарно и я были у госпожи Орселли. Там мы обедали и отправились все вместе в казино.

Я облегченно вздохнул.

– И долго оставались там? – спросил я почти веселым тоном.

– До двенадцати часов.

– А потом?

– Потом вернулись домой и легли спать.

– Значит, госпожа Монпарно может засвидетельствовать, что вы провели ночь здесь?

– Конечно. Тем более что во время отсутствия ее мужа я сплю с ней в одной комнате. Но почему вы меня об этом спрашиваете?

– Так! – ответил я уклончиво. – Просто так, пустяки… Теперь, когда тяжесть подозрения спала с моей души, мне не хотелось посвящать ее в мои мрачные мысли.

Само собой разумеется, что мне ни на одну минуту не пришла в голову мысль, что Софи может быть виновницей смерти своего опекуна. Но я не мог забыть таинственных намеков Кристини, которые в данную минуту казались мне вполне объяснимыми, являясь естественным следствием желания во что бы то ни стало соблюсти интересы своего общества, даже если бы для этого необходимо было прибегнуть к клевете. Поэтому мне было особенно приятно сознавать, что Софи может доказать свое алиби. Само собой разумеется, что, будучи между шестью часами вечера и полуночью в обществе госпожи Орселли в казино, она не могла в то же самое время очутиться в окрестностях Месклы. Следовательно, она могла быть спокойна. Все подозрения Кристини были плодом его разгоряченной фантазии.

Оставался вопрос о самоубийстве. Но это выяснить – уж дальнейший ход дела.

– Почему вы меня об этом спрашивали? – тревожно переспросила Софи.

«Не лучше ли предупредить ее? – подумал я. – Зная, в чем дело, ей легче будет избежать расставленной страховым обществом западни».

– Послушайте, Софи, – серьезно произнес я, – то, что я вам сейчас раскрою, лишний раз докажет вам, как я вам доверяю и как глубоко мое чувство. Об одном прошу, не судите меня слишком строго.

– Вы отлично знаете, что бы вы ни сделали, я не могу относиться к вам строго, – улыбнулась она своей чарующей улыбкой.

Ободренный ею, я рассказал, как мне это ни было тяжело, все: свое увлечение сыском, свое ребячество, визит Кристини, как я разыграл из себя Падди Вельгона. Она выслушала мою исповедь вполне спокойно, и даже время от времени лукавая улыбка скользила по ее губам. Только когда я дошел до слов агента в ее адрес, ее лицо приняло серьезное выражение.

– Боже мой! – печально воскликнула она. – Как люди злы! Стоило только бедному крестному (она всегда называла так господина Монпарно) сделать для меня доброе дело, как все уже восстали против меня.

– Только не я! – нежно произнес я.

– Верите ли, я готова отказаться от этих несчастных денег.

– Зачем? – возразил я. – Если они по закону принадлежат вам, никто их у вас не отнимет. До сих пор все говорит за то, что господин Монпарно действительно убит.

– Что же из этого? Они сумеют доказать противное. Они найдут свидетелей, которые за деньги покажут что угодно.

– Хотел бы я посмотреть, как это будет! – воскликнул я. – Я-то ведь тоже кое-что понимаю!

Она устремила на меня задумчивый взгляд.

– Не думайте, что я так дорожу этими деньгами… Все равно я отдам половину всей суммы тете. Но благодаря тому, что у меня останется, мы могли бы сейчас же повенчаться.

Я покраснел почти так же, как и она. Она в первый раз так определенно говорила о нашей свадьбе.

– Дорогая Софи! – воскликнул я, покрывая поцелуями ее руки.

– Но что вы думаете теперь делать? – продолжала она. – Вы теперь связаны с агентством.

– Я пошлю его к черту! – воскликнул я. – Если понадобится, скажу, как было дело.

– И это будет глупо.

– Но вы же понимаете, Софи, что я не могу идти против вас.

– И не надо. При чем тут я? Вы докажете совершившийся факт, и только. Я гораздо больше доверяю вам, чем постороннему.

– Вы правы! – воодушевился я. – Действительно, лучше, чтобы розыски производил я.

Мое воображение мгновенно указало мне цель, к которой я должен был стремиться. Вместо того чтобы подтасовывать факты для доказательства самоубийства, я постараюсь доказать, что господин Монпарно был действительно убит, и, может быть, даже найду убийцу.

– Жребий брошен! – с энтузиазмом воскликнул я. – Я Падди Вельгон.

– Что же касается денег, – успокоила меня Софи, – не тревожьтесь. Мы вернем их из моего приданого.

Итак, меня ожидало впереди все: и слава, и богатство, и любовь. Я чувствовал, как во мне пробуждалась все большая энергия.

– Завтра рано утром я буду в Мескле.

– Не скрывайте от меня ничего.

– Конечно.

Я еще раз прижал к губам ее нежную маленькую ручку и направился к двери.

– Постойте, постойте! – вспомнила Софи. – А ваша служба?

– Я сейчас же слетаю к своему инженеру и выхлопочу себе отпуск.

– Само собой разумеется, вы не скажете ему, в чем дело. Знаете, что лучше всего? Выдумайте ему, что вы должны ехать куда-нибудь совсем в другую сторону. Например, в Италию… В Геную хотя бы…

– Великолепно! – согласился я. – Меня туда вызвали к больному родственнику… А пока я должен бежать. Мой инженер сейчас как раз обедает, и я его застану дома. До свиданья, Софи, надейтесь на меня.

– До свиданья, Антонин. Если встретите кого-нибудь из знакомых, не забывайте сказать, что вы уезжаете в Геную. Это может пригодиться вам для доказательства своего alibi в случае, если настоящий Падди Вельгон узнает о вашей проделке.

Эта более чем неприятная перспектива не произвела на меня на этот раз никакого впечатления. Для Софи я готов был встретиться лицом к лицу с какой угодно опасностью.

Час спустя я уже выходил из квартиры своего начальника с официальным отпуском в кармане и поспешно направлялся на улицу Пуасоньер. Очутившись у себя в комнате, я торопливо сунул в дорожный швейцарский мешок, с которым я всегда совершал экскурсии по горам, немного белья и, собравшись с духом, вынул из ящика письменного стола деньги Кристини. Они были мне необходимы, так как мои средства были крайне скудны и даже всего моего жалованья скромного чиновника не хватило бы на первые шаги в предпринятой мной задаче.

На страницу:
2 из 4