Клей

Какое-то время я стою и просто наблюдаю да подмигиваю Гэри. Я покажу ему, как заводить телок. И вот мой опять напрягся, твердый, как кремень. Я подошел к центру и убрал громкость, она обернулась и сняла наушники. Она мне нисколько не удивлена. А вот я удивлен – на ней очки в золотой оправе.

Кого другого это могло и обломать, только вот меня разобрало пуще прежнего.

– Ну что, четыре глаза, – говорю.

– Я одеваю их, только когда читаю, – отвечает она и снимает очки.

– По мне, очки – это сексуально, – говорю, а сам направляюсь прямо к кровати и думаю, что если я ее прижму, а она взбрыкнет, то просто отпущу и скажу, что это была шутка. Но беспокоиться тут не о чем, она уже заглотила мой язык, и никакого сопротивления, так что я достаю свой перец, а она берет его в руку, резвая сучка.

– Только не здесь… сейчас нельзя… – говорит, но сама не торопится отпустить мою шишку.

– Да ладно, хуй с ним, Мэгги знает, во что вписалась, – говорю.

Она смотрит на меня секунду, но я уже стягиваю кишки, да и она не отстает. Мы уже под покрывалом. Мне заебись, круто, что шняга у меня дымится, несмотря на то что не так давно я выпустил здоровенный заряд молофьи в малютку Мэгги. Такие как Карл или малыш Голли отправились бы в отделение интенсивной терапии в Королевский госпиталь, только подрочив, не говоря уже о ебле, а мне по барабану, я сутками могу ебстись.

Такое отношение к вопросу меня приятно поразило, она не юлит, стащила сразу и лифчик, и трусы. Многие телы оставляют трусали, считая это залогом того, что их не лишат прелюдии, но только тупорылые придурки сразу стараются запихнуть девчонке промеж ног, тогда как и до этого можно отлично оттянуться.

Старина Гэри Глиттер смотрит на нас, а я уже вожу языком ей между ног. Сначала она пытается отпихнуть мою голову, но вот уже натирает мою черепушку, тянет за волосы, я начинаю работать языком, и она ослабляет хватку, и ей охуенно. Мои руки у нее под ягодицами, я прихватил ее как надо за батоны, и мой палец скользнул ей в пихву, и я принялся слегка ее надрачивать. Я пытаюсь перевернуться, чтоб она всосала мою шишку своими большими губами, но тут с нас соскальзывает покрывало. Фокус в том, чтобы продержать ее в точке кипения, заставив при этом взять в рот. Уговаривать ее, однако, не приходится, она не отпускает моего молодца, оттягивая крайнюю плоть.

– Круто, Терри. Просто безумие, мы сумасшедшие… – задыхаясь, лепечет она.

– Соль жизни, – фыркаю я в ответ, – я хочу проткнуть языком твои дырки, одну за другой, – говорю я, как тот чувак из порнухи, что была у Донни Несса. Я всегда стараюсь запоминать лучшие реплики и лучшие прихваты.

И вот я расставил ее в позицию «69», мой перец у нее во рту, и она насасывает его что есть мочи, и боже, как она сосет! Я раздвинул ее губки и сперва лизнул ее пихву, как почтовую марку, поработал пальчиками, потом принялся за сраку, которая пахнет сырой землей, и снова вернулся к клитору, он такой большой и напряженный, что сошел бы за мини-перец, а она вынула мой изо рта, и я было решил, что она задыхается, но нет, это она кончает, ее скрутило резкими неровными судорогами, когда мой палец заклинило на ее бутоне любви, как на кнопке громкости, когда по радио вдруг пускают клевую тему.

Она ловит воздух, и приступ ее стихает, но я-то с ней еще не закончил, и вот я выкручиваюсь и поднимаю ее, и у нее на лице шок и безумие, и вот я уже лежу на кровати, а ее голова в районе моего члена, и она сосет его, как сука, и смотрит снизу вверх своими большими глазами, источающими благодарность, потому что она знает: это было только начало и через секунду-другую она еще получит хорошего хуя. Я хватаю ее за волосы, сжимаю черные локоны и притягиваю к себе, потом от себя, настраиваю темп и амплитуду, чтоб она врубилась, чего как, но она-то знает, что делает, потому что голова сразу принимает нужный ритм, и мне даже не нужно самому дергать тазом, ничего подобного. Поработав головой, она отстраняется, и это даже к лучшему, потому что я уже подумывал, не кончить ли ей в рот и припасти фачилово до следующего раза, чтобы шлюшка вся изошлась покуда. Но я подумал: нет, отфачу ее как следует прямо сейчас. Я сверху, ввожу свой, и тут она говорит:

– Нет, Терри, мы не должны это делать, не сейчас…

Слыхал я эту песню.

– Так что, ты хочешь, чтоб я остановился, – выдыхаю я.

Не нужно быть Бамбером Гасконем из «Университетского вопроса»,[9] чтобы знать ответ. До меня доходит только – «О Терри», – и я принимаю это за сигнал к наступлению.

И вот я сверху и уже начинаю работать в полную силу, и тут Гейл смотрит в сторону и вся такая напрягается, потом издает тихий смешок и притягивает мою голову к себе, и лицо у нее какое-то странное. Я поднимаю голову и вижу, как в комнату входит Мэгги.

Мэгги складывает руки крестом на груди, как будто ее подстрелили. Какое-то время она стоит молча и кривит свой ротик.

– Вам придется уйти, пришел мой дядя Алек, – в итоге шепчет она нам. Вид у нее при этом очень напряженный.

Гейл снова отворачивается лицом к стене и говорит:

– О боже, как меня все заебало! – Она подхватила одеяло и натянула на себя, как гребаная кошка.

Однако у меня дрын еще горит, и ни одна сука не уйдет, пока я не выпущу заряд.

– Заткнись, Мэгги, – говорю я, а сам смотрю на Гейл, пихать не прекращая, – иди спустись к дяде Алеку… мы скоро…

Хлопнула дверь, и Гейл снова прижимается ко мне, я делаю несколько выпадов, и она уже начинает постанывать. Я хотел подержать ее в топе и потом, может, даже запихнуть ей в другую дырку, чтобы кончить, но с этим придется повременить, все из-за этой тупой коровы Мэгги, да и хуй с ним, пусть это будет повод для следующей встречи. И вот она кричит и воет, и я тяжело дышу, и она кончает, как артиллерийская батарея, и я тоже кончаю, и, слава яйцам, Мэгги выпучилась и выбежала из комнаты, потому что Гейл разошлась, как бутылка молока, оставленная в пустыне Сахара.

– О Терри… ты просто животное… – кричит она.

Ебыррррь…

Я хватаю воздух, вставляю ей по самые гланды и выжимаю из себя все до последней капли. Потом, восстанавливая дыхание, я представляю ее в булочной и как я трахаю ее на лотках со сдобой. Я целую ее в большие влажные губы, потом поднимаюсь на руках и смотрю ей прямо в глаза.

– У нас с тобой химическая реакция, детка. Ты не можешь закрыть на это глаза. Понимаешь, о чем я?

Она кивает.

Отличная реплика, это из фильма, который я смотрел в «Классике» на Никольсон-стрит. «Прогресс Перси», так, по-моему, он назывался. Там про белого парнишку, которому достался перец черномазого.

Я слезаю с нее, и мы начинаем одеваться.

Тут снова входит Мэгги.

– Вам придется уйти, – почти вопит она, глаза красные, вертит на палец завиток волос.

Гейл ищет свои трусы, но я нашел их первым и зажал, сунул себе в карман. Сувенир. То же самое было с той Филиппой из Хаддерсфильда, которую я фачил в мотеле. Сувенир из Блэкпула. А почему нет? Каждому свое. Лучше ездить на телках, чем на трамваях, и прикладываться лучше к пихвам, чем к каменным развалинам. Я так считаю, по крайней мере.

Однако Мэгги напряглась не на шутку.

– Да ладно тебе, Мэгги, че за проблемы? Твой дядя нам здесь нисколько не мешает, – говорю. – Не ревнуешь же ты меня к Гейл?

– На хуй, – сплевывает она, – пиздуй отсюда, сынок!

Я покачиваю головой, завязывая шнурок на новых ботинках. Какие все-таки тетки незрелые бывают, когда дело касается фачилова. Хочешь ебаться – ебись. Не хочешь – просто скажи «нет».

– Не охуевай так, Мэгги, мы с Гейл здесь просто немножко повеселились, – предупреждаю я опущенную корову.

У каждого есть право на удовольствие. В чем, бля, проблема-то? Нужно было выдать эту реплику из «Эммануэль», так там, по-моему, было, парень говорит: не стоит так нервничать и расстраиваться, детка.

– Повеселились, и все, Мэгги, – говорит Гейл, все еще в поисках своих трусов, – и не надо так напрягаться. Ты ведь даже еще не гуляешь с Терри.

Мэгги сжимает зубы и поворачивается ко мне.

– Так, значит, ты теперь с ней гуляешь? – спрашивает она, вся в обидках.

Не деритесь, девочки, не надо, на всех хватит! Зуб даю! Не стоит так нервничать и расстраиваться, детка!

Я поворачиваюсь к Гейл, подмигиваю ей.

– Нет… не будь дурой, Мэгги. Я ж сказал, мы просто почудили, повеселились. А, Гейл? Тебе уже пора рассмеяться, Мэгги. Иди сюда, обними меня, – говорю и похлопываю по кровати. – Ты, я и Гейл, все вместе, – шепчу я. – Дядя Алек не станет нас беспокоить.

Но она стоит на своем, буравит нас взглядом. Помню, когда мы с Карлом Юартом были дежурными по столовой, разносили тарелки, он всегда приносил ей порцию побольше, и второго тоже, потому что она ему нравилась, да, Соломенная Голова запал на нее как надо. Мы, может, спасли эту грязную овцу от голодной смерти, я и Карл, и вот вам благодарность.

Могу поспорить, наш мистер Юарт с превеликим удовольствием преподнес бы опущенной малышке угощение, которым я ее только что попотчевал! Зуб даю!

– Терри, ты не видел моих трусов? – спрашивает Гейл. – Не могу их, блядь, найти.

– Нет, не мой размер, – смеюсь. Положу их под подушку перед сном! Нюх-нюх-нюх!

– Попробуй снимать их пореже, может, тогда легче будет найти, – шипит на нее Мэгги.

– Кто бы говорил, – огрызается Гейл. – Не надо так охуевать только потому, что ты у себя дома!

У Мэгги опять глаза на мокром месте. И ежу понятно, что Гейл враз ее отхуячит один на один. Вот это было б шоу. Я натянул штаны, подошел к Мэгги и обнял ее. Она пытается меня оттолкнуть, но не слишком старается, знаете, как бывает.

– Да мы просто пошутили, – говорю. – Давайте теперь просто сядем и расслабимся.

– Я не могу расслабиться! Как я могу расслабиться! Мама с папой уехали в Блэкпул, а меня оставили с дядей Алеком! Он постоянно пьян, он уже устроил пожар у себя дома! Мне приходится все время за ним присматривать… так нечестно… – Она всхлипнула и разревелась вовсю.

Я пытаюсь ее успокоить, а сам смотрю на Гейл, которая натягивает свои штаны без трусов. Она, наверное, стянет потом пару у Мэгги, иначе ее здоровенный черный куст будет просвечивать сквозь тонкие хлопковые штанишки. Хотя я не думаю, что она прям-таки собралась уже домой.

– Да не обращай ты на него внимания, Мэгги, – качает головой Гейл.

Ее интересуют только трусы. Впрочем, меня тоже.

Мэгги побаивается дядю Алека. Она не хочет спускаться, даже чтобы налить чаю, лишь бы с ним не встречаться.

– Ты не знаешь его, Гейл, – хнычет она, – он всегда пьяный.

А может, это просто отговорка, может, она знает, что, как только она выйдет за дверь, я опять взнуздаю малышку Гейл.

– Ладно, я пойду вниз, поздороваюсь, налью и принесу сюда чай. И маленький бисквит, – говорю я, изображая этого парнишку из Глазго с рекламы Британских железных дорог. Бедный уродец решил, что получить бисквит в поезде – пиздец как круто. Может, в Глазго так оно и есть, для тамошних оборванцев это как золотой песок. Эх, глазговский говорок, ничто с ним не сравнится, во всяком случае, так они твердят всякому мудаку, который готов развесить уши.

И я отправился вниз, надеясь, что этот дядя не окажется одним из местных психов. Доброе слово и кошке приятно, вот в чем дело. Я давно понял, что если ты с людьми по-хорошему, то и они к тебе доябываться не станут.

Дядя Алек

Да, квартирка, прямо скажем, – блевать тянет. У моей мамы денег не много, но даже когда она была одна, до того как сошлась с этим немчурой, наш дом был дворцом по сравнению с этой дырой. Комната Мэгги – самая приличная, даже кажется, что попал в другую квартиру.

Когда я спустился по лестнице в гостиную, я обнаружил, что знаю этого чувака. Алек Конноли. Из местных законничков.

Этот Алек смотрит на меня, лицо у него, как говорит моя мама, насквозь пропитое, все в печеночных пятнах, сползающих за воротник. И все равно, лучше бы такой шатался по квартире, чем этот немецкий упырь, с которым она якшается. Сидит всю дорогу дома, никогда не выпивает и ворчит на меня, если я врываюсь домой на всех парах. Чем раньше мы с Люси получим свою хату, тем лучше.

– Так-так, – тянет Алек ледяным, типа, тоном.

Я просто подмигнул старику:

– Здорово, приятель. Как дела? Мы там с Мэгги и ее подружкой пластинки слушаем.

– Ах, вот как это теперь называется, – говорит он, но уже, типа, в шутку.

Нормальный чувак: на самом деле ему похуям. Такое впечатление, что комната стала еще засранней, чем когда я был здесь последний раз. Подошвы прилипают к потрескавшемуся линолеуму и даже к изодранному квадратному ковру посредине.

Алек сидит в разбитом кресле и пытается свернуть сигарету трясущимися руками. Перед ним на кофейном столике куча банок, полупустая бутылка виски и большая стеклянная пепельница. На нем поношенный синий костюм и галстук почти такого же цвета, что и глаза, вылезающие из орбит на красной роже. Я просто пожал плечами.

– Ты ведь Алек, так? Я – Терри.

– Я тебя знаю, видел на грузовиках с соками. Ты Генри Лоусона парнишка?

О-па. Да он знает старого засранца.

– Да. Ты с ним знаком?

– Я слыхал о нем, он меня на несколько лет старше. Он теперь в Лейте бухает. Ну и как у него делишки?

Да не похуй ли.

– Нормально, то есть… я толком не знаю. Вроде все в порядке. Мы особо не общаемся, – говорю я этому Алеку, но думаю, он и сам врубился, когда упомянул старого ублюдка.

Алек что-то прорычал, будто горло прочистил.

– Да, – сказал он, помолчав, – семья, понимаешь. Вот откуда все проблемы. Что тут поделаешь? Ты мне скажи. – Он разводит руками с зажатой в одной лапе свернутой сигаретой.

Мне нечего на это ответить, поэтому я просто киваю и говорю:

– Я хочу отнести вашей племяннице и ее подружке чашечку чая. Вы будете?

– На хуй чай, – говорит он и указывает на кучу банок на столе. – Выпей пивка. Давай. Не стесняйся.

– С удовольствием, только позже, выпьем пива, поболтаем, я просто не хочу обидеть своих друзей там, наверху, – объясняю.

Алек пожал плечами и отвернулся, как бы показывая, что ему нечего больше мне сказать. Что-то есть в этом старом упыре, он мне нравится, надо будет потрепаться с ним потом. Ну да, задобрить его, чтоб я и дальше мог обрабатывать здесь малышку Мэгги и Гейл. Да и в «Улье» все говорят, что он в курсе всех подводных течений в округе. С такими чуваками полезно иметь знакомство, быть, типа, приятелями, нужные контакты, все такое.

Я прохожу в кухню и чуть не ломаю себе шею, споткнувшись об отошедший кусок линолеума. Ставлю чайник. Он не электрический, его нужно подогревать на плите. И вот я поднимаюсь с чайником наверх, где меня ждут эти грязные овцы. Мэгги сидит с кассетной коробкой и списывает в карточку названия треков с пластинки, которую переписывает. Она как будто вся очень занятая – предлог, чтобы не разговаривать с Гейл.

– Вот и чаек, – говорю. Мэгги смотрит на меня, и я говорю: – Не знаю, чего ты там беспокоишься, Мэгги, этот Алек – отличный мужик.

– Ну да, ты-то не знаешь его, как я, – снова предупреждает она.

Гейл все нудит по поводу своих трусов.

– Я просто свихнусь, – говорит.

Если будет тусоваться со мной, трусы ей не понадобятся, это точняк, зуб даю.

Салли и Сид Джеймс

Я просыпаюсь в постели весь взмокший от пота и понимаю, что лежу один. Смотрю, а телки спят на полу. И тут я все вспоминаю: ночью мне удалось затесаться между ними. Я подумывал о шведской тройке, как в фильмах. Я попробовал понадрачивать их немножко, обеих сразу, но они чего-то закочевряжились. И после не дали ни та ни другая, застеснялись друг друга. Так что придется обрабатывать их по отдельности, в тройку они не впишутся. Точняк.

Я корячился всю ночь, но они ни в какую, потом даже попытались столкнуть меня с кровати, и, понятно, у них ни хера не вышло, так что они сдались и легли на полу. В общем, я вздрочнул как следует и провалился в сон. Ночка была, конечно, обломная, но хорошая койка мне как раз оказалась впору, потому что днем – футбол, а вечером – дискач. Соль жизни.

Утром непросто, однако, было встать с постели и пройти меж двух дрыхнувших на полу тел. Я опять слегка вздрочнул на них и спустил большей частью на ковер, но одна капля попала на рукав блузки Гейл. Потом я прокрался вниз, где встретил дядю Алека. Он сидел в том же кресле и смотрел сериал.

Там еще телка с клевыми сиськами.

– Эта Салли Джеймс – тела что надо, – говорю.

– Салли Джеймс, – пренебрежительно буркнул он.

Это спокойно мог оказаться Сид Джеймс, но откуда ему, старому херу, знать.

Бутылка виски пуста, и большая часть банок, похоже, тоже.

– Хочешь чаю? – спрашивает.

– Знаешь, Алек, я вот подумал, как твое предложение выпить – оно еще в силе?

– Теперь только в пабе, – говорит, указывая на кучу пустых банок на столе.

– Идет, – говорю.

И вот мы идем по улице к «Снопу пшеницы». День выдался ясный, и я весь в ожидании матча. Сколько было разговоров о том, чтоб сколотить в районе банду с Дойлом и его тусой. В нашем районе большинство парней болеют за «Хартс», их стадион ближе, однако и фанов «Хибз» то там, то здесь разбросано порядочно. Если собрать вместе всех «хибби», могла бы получиться вполне себе команда, потому что тут есть такие, как Дойл, и Джентльмен, и я, и Биррелл, и все мы «хибз». Об этом постоянно ведутся разговоры, однако дальше болтовни дело обычно не идет. Что бы там ни было, веселье будет. Вот что мне нравится в Дойле, он, конечно, охуевший безумец, но с ним всегда случаются истории, которые потом не стыдно рассказать. Как тогда, когда мы стырили медную проволоку, это ж был пиздец какой-то. Эта сука нам еще ни копейки не заплатила. Я поворачиваюсь к Алеку, когда мы проходим по парку и невдалеке уже вырисовывается паб.

– Значит, ты присматриваешь, чтобы Мэгги не занималась всякой чепухой, пока ее родители в Блэкпуле?

– Ну да, только не очень-то у меня получается, да? – смеется он язвительно.

– Я – джентльмен, Алек. Мы проболтали всю ночь, и я оставил их, когда они уже валились спать. Мэгги – хорошая девочка, она не такая.

– Ну да, – говорит он, не веря ни единому слову.

– Да нет, это верные сведения. Вот подружка у нее вроде как оторва на отдыхе, малышка Мэгги – другое дело, – объясняю. Лучше не давать чуваку повода думать, что я откровенно пизжу. Он задумался; пока мы шли до паба, он молчал. Я заказываю пару пива, и это вернуло на его фейс улыбку. Да, он, конечно, артист первостатейный. – Ну и надолго ты там? – спрашиваю.

Он уставился в пустоту.

– Не знаю. У меня дома был пожар. Там, в Дарли. Плохая проводка. Весь дом сгорел: моя жена попала в больницу, до кучи, – объясняет он. Тут он разошелся: – Суки газовщики, они во всем виноваты… найму адвоката и потяну сучар в суд.

– Это верно, Алек. Они должны выплатить тебе хоть какую-то компенсацию. У тебя на то все права, приятель, – говорю.

– Да уж, – сурово улыбается он, – надо только со страховым иском разобраться… и тогда пойдем по всем инстанциям.

Билли Биррелл

Секс вместо футбола

Я услышал дребезжание бутылок в ящиках, подошел к окну и отодвинул занавеску. Это Терри на своем грузовике с соками, и я слышу, как он выкрикивает цены. Только я собрался высунуться из окна или спуститься поболтать, как вижу, он уже говорит с Мэгги Орр и еще одной девушкой. Мрак; короче, я передумал. Не то чтоб я имел что-то против Мэгги, она нормальная, только вот на прошлой неделе я поцапался с ее папашей.

Этот чудила все время возвращается из пивнухи бухой со своей женушкой, и они еще орут друг на друга на всю улицу. Моя мама не может заснуть. Старик и пальцем не пошевелит, так что я пошел сказать им пару слов. Этот разошелся, типа, я молокосос безмозглый. А я ему говорю, что, мол, выходи, я покажу тебе, кто из нас безмозглый молокосос. Он уже собрался выйти, но жена остановила и потянула его назад. Тут я увидел Мэгги и ушел, потому что она расстроилась и я не хотел ее смущать. Она ж не виновата, она ж ничего плохого не сделала.

Терри разводит Мэгги и ее подружку на базар. Я знаю, ему не нравится, что я делал это с Ивон. Ему, значит, можно фачить все, что движется, притом что он в принципе помолвлен, но когда это делает его сестра, он ворчит, как старый хрен. Что ты хочешь: Терри Лоусон – беспредел.

Для сестры Терри Ивон даже ничего. Терри мой друг, но гулять с такой девчонкой, как он, никто б не захотел. Если б такая вообще могла существовать. Не то чтоб я гулял с Ивон. Я уже пытался ей об этом сказать.

Надо с ней завязывать. Было уже три раза, и только один – с гондоном. Мрак. Только представить: обрюхатить Ивон и на всю жизнь стать Терриным зятем. Мрачваген, какой и не снился.

Нет, связываться ни с кем не хочется. Во всяком случае, не с девчонкой, которая живет в двух кварталах от тебя. С какой-нибудь телочкой из Испании, или Калифорнии, или Бразилии – куда ни шло. Да хоть из гребаного Лейта, лишь бы не отсюда.

Первый раз на последнем этаже в моем подъезде. Коленки дрожат. Нет, тогда она залететь не могла, вся молофья вытекла. Однако шанс всегда остается, ведь когда идет выброс – ты внутри. Потом было в Лощине Колинтона, снова в пристенке, в тоннеле, а третий был в ее спальне, когда мы смотали после обеда из школы. Только тогда я натянул-таки резинового друга. Времени было до фига, целая упаковка гондонов, но я сделал только раз, потому что слыхал, будто от этого ноги на тренировках херово работают.

Круто дома побыть одному. Обожаю пятничные вечера, прихожу домой, и никого нет. Рэб на продленке, мама и отец – на работе. Можно спокойно посидеть, подумать.

Мэгги и ее подружка ушли, и грузовик Терри отъехал. По улице теперь идут девчонки-первоклашки.[10] Все такие тощие, только одна скорее смахивает на третьеклассницу: жопа, сиськи, всё при ней. Я смотрю на них, и мне становится жалко эту девицу. Она такая же, как ее подружки, по глазам видно: ребенок. Но из-за того, что она уже такая пухленькая, ее будут доставать всякие грязные уроды типа Терри, типа, давай перепихнемся, лапать ее будут и все такое. По мне так – просто мрак. Если б у меня была сестра и какой-нибудь урод доставал ее, я б дал ему в голову.

Может, Терри думает то же самое обо мне с Ивон, ведь она только во втором классе.

Вот это да! Вот она идет по улице. Волосы собраны на затылке в конский хвост, на ней та юбка, выше колена.

Она не переходит дорогу, что означает, что идет она ко мне. Она, должно быть, знает, что я дома, или, может, так зашла, на шару. Мрак.

Я мог бы отыметь ее прямо сейчас. В своей кровати. Пофачиться в собственной кровати.

Слышно, как она поднимается по лестнице. Я вспоминаю ее ноги и как мне нравилось, притворившись, что я завязываю шнурки, смотреть снизу, как она идет по лестнице.

Она звонит в дверь.

У меня матч завтра с утра. Не хочу, чтоб у меня ноги тряслись. Говорят, приедет человек из «Данди юнайтид» разведать, че-как.

Опять звонит.

Открывается почтовый ящик, и я слышу, как она приседает и вглядывается, нет ли в коридоре каких признаков жизни.

Хорошо б было пофачиться прямо здесь, скоротать вечерок. Но не хочется, чтоб она думала, что мы гуляем.

Да к тому же завтра футбол.

Я так и не подошел и смотрю, как она выходит из подъезда и идет по дороге.

Судью на мыло

Я побежал на середину поля за длинной подачей от Кенни, принял мяч, но не смог его как следует обработать. Мяч уходит, и на него выскакивает этот «фетовец». Мы сталкиваемся, я удерживаюсь на ногах, а он валится на газон. Судья дает свисток и назначает мне фол.

Вот урод.

– Ты сработал шипами, сынок, у меня на поле так не пойдет, – визжит он, – ты понял?

Я отхожу. Мы были на равных. Мрачваген.

– Ты меня понял? – повторяет он.

Я уже хотел сказать, что мы были в одинаковой позиции, но нет, даже не буду разговаривать с таким мудилой. Эти уроды думают, что они крутые, а на самом деле они просто старые пердуны, у которых и друзей-то нормальных нет, им нравится понукать молодыми парнями. Знаете таких. На них просто не стоит обращать внимания, не говорить с ними, и все. Им это ох как не нравится. Наш Блэки из школы – такой же. Этот мудак вчера совсем с катушек съехал, что он нам, мне, Карлу и Голли, устроил. Если б его поймал Макдональд или Форбз, досталось бы ему, а не нам. Если б они вели себя так со своими сверстниками, им бы тут же по зубам надавали. Они в курсе и поэтому упражняются на таких, как мы, чтобы почувствовать себя сильными и умными.

Знаете таких.

Короче, судья снова дает свисток, матч окончен, мы сделали их, шесть очков в плюс, потому что Салви не играл до середины недели. В раздевалке быстро собираюсь, сегодня ведь «Хибз» играют с «Рейнджерами» и атмосфера ожидается отличная. Мы будем биться, если, конечно, никто не наложит в штанишки.