Тайна желтой комнаты

И так, на четвереньках, он рыскал по всем четырем углам комнаты, все обнюхивая, разглядывая, исследуя все, что мы видели, а это была такая малость… Ведь то, что недоступно было нашему взору, похоже, и имело первостепенное значение.

Туалетный столик был самым обыкновенным столом на четырех ножках, и трудно было вообразить, будто он мог послужить тайником даже на краткое время… И никакого шкафа… Мадемуазель Станжерсон хранила свою одежду в замке.

Рультабий водил руками и носом вдоль стен, сложенных из толстого кирпича. Покончив со стенами, он стал ощупывать ловкими пальцами поверхность желтых обоев, потом добрался и до потолка – чтобы достать до него, ему пришлось взобраться на стул, поставленный на туалетный столик; так, на этой хитроумной лесенке, он облазил всю комнату; покончив с потолком, на котором он внимательно изучил след от другой пули, Рультабий подошел к окну и так же внимательно оглядел прутья решетки и ставни, удостоверившись, что они были крепкими и никто к ним не прикасался. Наконец он с удовлетворением сказал «уф» и добавил, что «теперь он спокоен».

– Вы только представьте себе: нашу бедную, дорогую мадемуазель убивали, а она была заперта! И звала нас на помощь! – простонал папаша Жак.

– Да, – молвил юный репортер, вытирая лоб, – это верно: Желтая комната, ей-богу, была заперта, словно сейф.

– Вот именно, – подхватил я, – эта тайна самая удивительная из всех, какие я знаю даже в области воображения. В «Убийстве на улице Морг», например, Эдгар По не смог придумать ничего подобного. Правда, место преступления тоже было достаточно замкнуто, и человек не мог убежать оттуда, но зато было окно, в которое могла проскользнуть обезьяна, повинная в этом двойном убийстве…[6] Однако здесь-то ведь и речи нет ни о каком отверстии. При закрытой двери и закрытых ставнях, в чем мы убедились, да еще при закрытом окне, в чем мы тоже не преминули удостовериться, и муха не могла пролететь ни туда, ни обратно!

– Правда, правда! – соглашался Рультабий, все еще вытирая лоб, не просыхавший от пота, который катился, видимо, не столько от недавних физических усилий, сколько от сильного умственного напряжения. – Правда! Это великая, и прекрасная, и очень любопытная тайна!..

– Божья тварь, – проворчал папаша Жак, – да, да, Божья тварь и та, соверши она преступление, не смогла бы ускользнуть отсюда… Да вот она! Слышите?.. Тише!..

Папаша Жак подавал нам знаки, чтобы мы молчали, а сам, протянув руку к стене в направлении ближайшего леса, прислушивался к чему-то.

– Ушла, – сказал он в конце концов. – Придется ее убить… Очень уж она зловещая, эта тварь… хотя ничего не скажешь – Божья тварь и есть, она приходит по ночам на могилу святой Женевьевы, и никто не осмеливается трогать ее, все боятся, как бы матушка Молитва не рассердилась и не накликала беды…

– А большая она, эта Божья тварь?

– Да почитай что с крупную таксу… чудище, доложу я вам. Я уж, грешным делом, думал, не она ли это вцепилась нашей бедной мадемуазель в горло… Только Божья тварь не носит башмаков, не умеет стрелять из револьвера, и у нее нет такой ручищи! – воскликнул папаша Жак, кивнув на отпечаток красной руки на стене. – Да и потом ее-то мы тоже должны были увидеть, и она тоже была бы заперта в комнате и во флигеле точно так же, как человек!..

– Разумеется, – сказал я. – Раньше, прежде чем я увидел Желтую комнату, мне тоже казалось: а не кот ли это матушки Молитвы?..

– И вам тоже! – воскликнул Рультабий.

– А вам? – спросил я.

– Мне – нет. Конечно, нет… Как только я прочел статью в «Матен», я сразу понял, что ни о каком животном и речи быть не может! А теперь готов поклясться, что здесь произошла ужасная трагедия… Однако, папаша Жак, вы ничего не говорите нам ни о найденном берете, ни о носовом платке.

– А чего говорить-то? Следователь их забрал, – нерешительно произнес тот.

Репортер очень серьезно заметил:

– Лично я не видел ни платка, ни берета и все-таки могу сказать, какие они на вид.

– Ну и хитрец же вы…

Папаша Жак смущенно кашлянул.

– Платок – большой, синий, в красную полоску, а берет – старый баскский берет, в точности такой же, как этот, – добавил Рультабий, показывая на головной убор папаши Жака.

– И верно… Да вы, я вижу, кудесник.

Папаша Жак попытался рассмеяться, но у него ничего не вышло.

– Откуда вы знаете, что платок был синий в красную полоску?

– Потому что, если бы он не был синим в красную полоску, то его вообще бы не нашли!

Не обращая более внимания на папашу Жака, мой друг достал из кармана кусок белой бумаги, взял ножницы и, склонившись над следами на полу, приложил свою бумагу к одному из них и начал вырезать. Таким образом получился бумажный след с четкими контурами, который он затем передал мне с просьбой не потерять.

Потом он вернулся к окну и, показав папаше Жаку на Фредерика Ларсана, который все еще бродил по берегу пруда, спросил с беспокойством, не приходил ли полицейский сюда и не работал ли в Желтой комнате.

– Нет! – ответил господин Робер Дарзак, который не проронил ни слова с тех самых пор, как Рультабий отдал ему клочок обгоревшей бумаги. – Он уверяет, что ему вовсе не обязательно осматривать Желтую комнату, что убийца вышел из Желтой комнаты самым естественным образом и что он все объяснит сегодня вечером!

Услышав слова господина Робера Дарзака, Рультабий – вещь поразительная – побледнел.

– Неужели Фредерик Ларсан уже докопался до истины, которую я еще только предчувствую! – прошептал он. – Фредерик Ларсан свое дело знает… хорошо знает… и я восхищаюсь им… Но сегодня речь идет не только об этом. Дело делом, а тут надо превзойти самого себя… превзойти то, чему учит опыт… Прежде всего надо быть логичным, и не просто логичным, а уподобиться самому Господу Богу, когда он, следуя логике, заявил: 2+2=4! РЕЧЬ ИДЕТ О ТОМ, ЧТОБЫ РАССУЖДАТЬ ЗДРАВО, А ГЛАВНОЕ – НАЧАТЬ С НУЖНОГО КОНЦА!

И репортер опрометью бросился вон из флигеля, совсем потеряв голову при мысли, что великий, прославленный Фред раньше его может найти разгадку тайны Желтой комнаты!

Однако мне удалось догнать его на пороге.

– Да будет вам, успокойтесь, – сказал я. – Вы чем-то недовольны?

– Напротив, – признался он со вздохом, – я очень доволен. Я обнаружил много разных вещей…

– Морального порядка или материального?

– Кое-что морального, а есть и вполне материальная вещь. Вот, смотрите.

И он поспешно извлек из кармана жилета сложенный вдвое листок бумаги, который, должно быть, сунул туда во время своей экспедиции под кровать, и, раскрыв его, показал мне женский белокурый волос.

Глава VIII. Судебный следователь допрашивает мадемуазель Станжерсон

Не прошло и пяти минут, как Жозеф Рультабий уже склонился над следами, обнаруженными в парке, под самыми окнами прихожей, но тут мы увидели человека, должно быть слугу из замка, который торопливо шел к нам и кричал господину Роберу Дарзаку, спускавшемуся по ступенькам флигеля:

– Вы знаете, господин Робер, судебный следователь допрашивает сейчас мадемуазель!

Наспех извинившись перед нами, господин Робер Дарзак бегом бросился к замку, слуга последовал за ним.

– Это любопытно, – заметил я. – Когда убитый начинает говорить…

– Надо все разузнать, – оживился мой друг. – Пойдемте в замок.

И он увлек меня за собой. Однако в замке путь нам преградил жандарм, стоявший на страже у входа на лестницу, ведущую на второй этаж. Нам ничего не оставалось, как ждать.

А тем временем в комнате жертвы происходило следующее. Семейный врач, отметив значительное улучшение состояния мадемуазель Станжерсон, но опасаясь все-таки возможности рокового исхода, счел своим долгом предупредить об этом судебного следователя, а тот не замедлил воспользоваться случаем и… провел короткий допрос. На этом допросе присутствовали господин де Марке, секретарь, господин Станжерсон, врач. Позднее, во время судебного разбирательства, мне удалось раздобыть запись этого допроса. Вот она, со всей присущей любому допросу юридической сухостью.

Вопрос. Постараюсь не слишком утомлять вас, мадемуазель, но хотелось бы знать, в состоянии ли вы сообщить нам кое-какие необходимые сведения относительно ужасного покушения, жертвой которого вы стали?

Ответ. Чувствую я себя гораздо лучше, сударь, и попробую рассказать вам все, что знаю. Когда я вошла в свою комнату, я не заметила ничего особенного.

Вопрос. Простите, мадемуазель, если позволите, я буду задавать вам вопросы, а вы будете отвечать на них. Это меньше утомит вас, чем долгий рассказ.

Ответ. Прошу вас, сударь.

Вопрос. Что вы делали в течение этого дня? Я желал бы знать это с предельной точностью, со всеми мельчайшими подробностями. Мне хотелось бы проследить за каждым вашим жестом в тот день, если, конечно, вы сочтете это возможным.

Ответ. Встала я поздно, в десять часов, так как мы с отцом вернулись глубокой ночью, нам пришлось присутствовать на обеде и на приеме, которые давал президент республики в честь делегатов филадельфийской Академии наук. Когда в половине одиннадцатого я вышла из комнаты, отец уже работал в лаборатории. Вместе с ним мы работали до полудня, затем совершили получасовую прогулку в парк, обедали мы в замке. Затем, как обычно, получасовая прогулка до половины второго. После этого мы с отцом вернулись в лабораторию. Там мы встретили горничную, только что закончившую убирать мою комнату. Я вхожу в Желтую комнату, чтобы отдать горничной кое-какие незначительные распоряжения, она сразу же уходит из флигеля, а я возвращаюсь к отцу работать. В пять часов мы выходим из флигеля на новую прогулку, потом пьем чай.

Вопрос. Прежде чем выйти в пять часов, вы заходили в вашу комнату?

Ответ. Нет, сударь, в комнату заходил по моей просьбе отец, чтобы захватить мою шляпу.

Вопрос. И он не заметил ничего подозрительного?

Господин Станжерсон. Разумеется, нет, сударь.

Вопрос. В общем, насколько я понимаю, можно считать, что в этот момент убийцы под кроватью еще не было. Когда вы ушли, то дверь в комнату осталась незапертой?

Мадемуазель Станжерсон. Да. У нас не было никаких причин запирать ее…

Вопрос. Сколько времени вы и господин Станжерсон отсутствовали на этот раз?

Ответ. Около часа.

Вопрос. Именно в этот час убийца, несомненно, и проник во флигель. Но каким образом? Мы не знаем. В парке обнаружены следы, идущие от окна прихожей, но нет ни малейшего намека на следы, ведущие к окну. Вы не заметили, случайно, когда уходили с вашим отцом, окно в прихожей было открыто?

Ответ. Я не помню.

Господин Станжерсон. Оно было закрыто.

Вопрос. А когда вернулись?

Мадемуазель Станжерсон. Я не обратила внимания.

Господин Станжерсон. Оно по-прежнему было закрыто, я это отлично помню, потому что по возвращении громко сказал: «Неужели за время нашего отсутствия папаша Жак не мог открыть окно?..»

Вопрос. Странно! Странно! Припомните, господин Станжерсон, ведь во время вашего отсутствия, по словам папаши Жака, он, прежде чем уйти, открыл окно. Итак, стало быть, вы вернулись в шесть часов в лабораторию и снова принялись за работу?

Мадемуазель Станжерсон. Да, сударь.

Вопрос. И с этой минуты вы уже не покидали лабораторию до тех пор, пока совсем не ушли к себе в комнату?

Господин Станжерсон. Ни моя дочь, ни я, сударь. У нас была такая срочная работа, что мы не могли терять ни секунды. Потому-то мы и не обращали ни на что внимания.

Вопрос. Ужинали вы в лаборатории?

Ответ. Да, по той же причине.

Вопрос. Для вас обычное дело – ужинать в лаборатории?

Ответ. Нет, ужинаем мы там редко.

Вопрос. Убийца не мог знать, что вы собирались в тот вечер ужинать в лаборатории?

Господин Станжерсон. Боже мой, сударь, думаю – нет… Я решил, вернее, мы с дочерью решили поужинать в лаборатории, когда возвращались около шести часов во флигель. В этот момент к нам подошел лесник, он задержал меня на минутку и попросил срочно пройти с ним осмотреть лес, который я велел срубить. У меня не было времени, и я отложил это дело на завтра, а так как лесник шел в замок, я попросил его передать метрдотелю, что мы будем ужинать в лаборатории. Лесник отправился исполнять мое поручение, а я пошел к дочери, которой отдал ключ от флигеля: она оставила его в двери. Когда я вернулся, дочь уже работала.

Вопрос. Мадемуазель, в котором часу вы ушли в свою комнату, когда ваш отец оставался еще работать?

Мадемуазель Станжерсон. В полночь.

Вопрос. В течение вечера папаша Жак заходил в Желтую комнату?

Ответ. Да, чтобы закрыть ставни и зажечь ночник, как обычно по вечерам…

Вопрос. Он не заметил ничего подозрительного?

Ответ. Не думаю, иначе он сказал бы нам. Папаша Жак славный человек, он очень любит меня.

Вопрос. Вы утверждаете, господин Станжерсон, что папаша Жак не покидал затем лаборатории, что он все время оставался с вами?

Господин Станжерсон. Я в этом уверен. На этот счет у меня нет никаких сомнений.

Вопрос. Мадемуазель, войдя к себе в комнату, вы сразу же заперли вашу дверь на ключ и на задвижку? Не слишком ли много предосторожностей? Ведь вы знали, что рядом находятся ваш отец и ваш слуга. Значит, вы чего-то боялись?

Ответ. Мой отец вскоре собирался вернуться в замок, а папаша Жак должен был пойти спать. И потом, я действительно имела основания для опасений.

Вопрос. Вероятно, опасения были настолько серьезны, что вы взяли револьвер папаши Жака, ничего не сказав ему об этом?

Ответ. Верно, я никого не хотела пугать, к тому же все мои страхи могли оказаться пустым ребячеством.

Вопрос. Чего же вы все-таки боялись?

Ответ. Не могу вам в точности сказать, но вот уже несколько ночей мне казалось, будто я слышу в парке, и за оградой, и возле самого флигеля какой-то необычный шум, иногда шаги, треск сучьев. В ночь накануне покушения после нашего возвращения из Елисейского дворца я легла очень поздно, не раньше трех часов утра, так вот, подойдя на минутку к окну, я увидела чьи-то тени, я в этом почти уверена…

Вопрос. Сколько теней?

Ответ. Две тени кружили вокруг пруда… Потом луна скрылась, и я ничего больше не видела. Обычно в это время года я уже возвращаюсь в свои апартаменты в замок, а вместе с тем и к зимним привычкам. Но сейчас я решила, что не уйду из флигеля до тех пор, пока отец не закончит доклад для Академии наук по итогам работ относительно распада материи. Мне не хотелось вносить какие-либо изменения в установившийся ритм нашей жизни, я боялась помешать завершению столь важной работы, ведь оставалось всего несколько дней. Надеюсь, вы понимаете, что я не хотела тревожить отца своими детскими страхами и не стала ничего рассказывать папаше Жаку, который наверняка проговорился бы. Во всяком случае, я знала, что папаша Жак держит револьвер в ящике своей тумбочки, поэтому днем, воспользовавшись его отсутствием, я быстро поднялась на чердак и взяла оружие, чтобы положить его к себе в ящик ночного столика.

Вопрос. Как вы думаете, у вас есть враги?

Ответ. Конечно, нет.

Вопрос. Поймите, мадемуазель, такие необычайные предосторожности не могут не вызвать удивления.

Господин Станжерсон. И в самом деле, дитя мое, предосторожности, прямо скажем, поразительные.

Ответ. Ничего подобного, говорю вам, что вот уже две ночи я не могла спать спокойно, и было от чего встревожиться.

Господин Станжерсон. Тебе следовало сказать мне об этом. Твое поведение непростительно. Мы могли бы избежать несчастья!

Вопрос. Мадемуазель, значит, заперев дверь Желтой комнаты, вы легли?

Ответ. Да, а устав, я обычно сразу засыпаю.

Вопрос. Ночник остался гореть?

Ответ. Да, но свет от него такой слабый…

Вопрос. Итак, мадемуазель, прошу вас, расскажите, что произошло дальше?

Ответ. Не знаю, долго ли я спала, но только вдруг проснулась… И громко закричала…

Господин Станжерсон. Да, крик был ужасный… «Помогите!..» Он до сих пор звучит у меня в ушах…

Вопрос. Вы громко закричали?

Ответ. Да. В моей комнате я увидела какого-то мужчину. Он бросился ко мне, схватил меня за горло и стал душить. Я едва не задохнулась, но тут мне удалось все-таки выхватить из приоткрытого ящика револьвер, который я туда положила. К счастью, он был заряжен. В этот момент мужчина сбросил меня с кровати на пол и замахнулся, целясь в голову чем-то вроде дубинки. Я выстрелила. Но тут же почувствовала необыкновенной силы удар, страшный удар в голову. Все это, господин следователь, произошло гораздо быстрее, чем я рассказываю, а дальше я ничего не помню.

Вопрос. Совсем ничего?.. Вы не представляете себе, каким образом убийца мог убежать из вашей комнаты?

Ответ. Понятия не имею… Я ничего больше не знаю. Разве после смерти знаешь, что происходит вокруг тебя!

Вопрос. Этот мужчина был высокий или маленького роста?

Ответ. Я видела только тень, она показалась мне огромной…

Вопрос. Вы не можете сообщить нам никаких дополнительных примет?

Ответ. Сударь, я ничего больше не знаю. Какой-то мужчина набросился на меня, я в него выстрелила… Больше я ничего не знаю…

На этом заканчивался допрос мадемуазель Станжерсон. Жозеф Рультабий терпеливо дожидался господина Робера Дарзака. И тот не замедлил появиться.

Он слушал допрос в комнате, прилегающей к спальне мадемуазель Станжерсон, и пересказал его нашему другу с большой точностью, запомнив все до последней мелочи, но главное, что меня опять поразило, – это его покорность. Благодаря записям, сделанным им наспех карандашом, он смог почти дословно воспроизвести все вопросы и ответы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Донжон (фр.) – главная сторожевая башня в средневековом замке, в которой часто размещались и жилые покои хозяина. (Здесь и далее, за исключением особо указанных случаев, примеч. переводчика.)

2

Порт-Сен-Мартен – театр в Париже. Основан в 1781 г. на бульваре Тампль.

3

Одеон – театр в Париже, основанный в 1797 г.

4

Аттила (?–453) – предводитель гуннов, который возглавил опустошительные походы в Римскую империю, Галлию, Северную Италию.

5

Виолле-ле-Дюк Эжен (1814–1879) – французский архитектор, историк и теоретик архитектуры. Реставратор готических соборов и замков.

6

Конан Дойл описывает подобную тайну, если можно так выразиться, в новелле, которая называется «Пестрая лента». В закрытой комнате совершено ужасное преступление. Что сталось с тем, кто его совершил? Шерлок Холмс не замедлит обнаружить преступника, ибо в комнате было вентиляционное отверстие размером с монету в сто су, но его оказалось достаточно, чтобы туда могла проникнуть Пестрая лента, или змея-убийца. (Примеч. авт.)