Король Шломо

Когда Элицур вошёл в Манахат, там распределяли воду между семьями. Старейшина селения стоял по пояс в воде, держа в руке мерный шест, на котором были сделаны отметки – не на равном расстоянии, а в соответствии с числом душ в каждой семье. Старейшина выкрикивал имя главы семейства, открывал канал, ведущий к его огороду, саду или поильне для скота, а сам при этом не отрывал взгляда от шеста. Как только уровень воды опускался до отметки с другим именем, старейшина приказывал закрыть канал и пустить воду следующей семье.

Элицур спохватился: ведь он пришёл не для того, чтобы посмотреть, как распределяют воду в Манахате.

Пророка Натана Элицур заметил издалека. Тот сидел на земле под кроной трёх старых акаций, росших кустом. Мальчики стояли вокруг учителя, оставаясь в тени. Подходя и стараясь быть незамеченным как можно дольше, Элицур прислушался.

– Адаму после изгнания из рая Бог дал тысячу лет жизни, но прожил Адам только девятьсот тридцать: семьдесят он передал Давиду. Мудрецы говорят, что буквы, из которых сложено слово «адам», то есть человек, это начальные буквы имён «Адам» и «Давид» и слова «Машиах»[5]. Адам согрешил, поэтому Шехина – так у нас называется Божественное присутствие – покинула землю. Когда будет построен дом Бога в Ерушалаиме, может быть, Шехина вернётся.

Пророк Натан поднял взгляд и заметил остановившегося в стороне Элицура; тот приложил палец к губам, мол, продолжай, но пророк Натан уже поднялся и шёл ему навстречу.

– Да пребудет с тобой Господь, Элицур! – приветствовал он гостя по обычаю жителей Ерушалаима.

– Да благословит тебя Господь, пророк Натан! – ответил Элицур.

Натан отпустил учеников и усадил гостя рядом с собой.

Расспрашивая Элицура о здоровье, пророк Натан сделал знак слуге, и тот принёс жареный хлеб и в чашках – горячую воду с нежными листочками мяты. Через некоторое время Элицур поставил недопитую чашку на землю и сказал:

– В Ерушалаиме видели Ахию и с ним несколько человек из надела Эфраима. Все они были вооружены и настроены явно недружелюбно. Наш командующий Бная бен-Иояда оповещён о том, что враги короля Шломо находятся в Ерушалаиме, но относится к этому спокойно.

Пророк Натан слушал, глядя в землю.

– Северные племена упорно не хотят Храм или, как его называем мы, ерушалаимцы, дом Бога, – продолжал Элицур. – В наделе Эфраима говорят так: «Наши храмы стоят уже сотни лет, и строить ещё один не нужно ни Богу, ни людям».

Пророк Натан молчал. Он знал, да и вся Эрец-Исраэль знала, что Ахия, самый чтимый пророк на севере, не принял замысел короля Давида построить Храм на горе Мориа.

В первую встречу три года назад король Шломо пытался убедить пророка Ахию, что построить Храм необходимо.

– С иврим достаточно тех храмов, которые у них уже есть: в Шило, в Бет-Эле, в Пнуэле, – упрямо твердил Ахия. – Бог повсюду, а ты хочешь удержать Его в доме. Бог разгневается и накажет нас всех. Я хотел сказать это Давиду, твоему отцу, но не успел: он умер раньше, чем мы встретились.

– Народ потянется к Храму, чтобы говорить с Богом, чтобы спросить у Него, для чего нужно всё, что есть в мире, – объяснял король Шломо. – Для чего я? Для чего ты? Зачем Он создал землю, птиц, людей и…

– Людям не нужно ни о чём спрашивать Бога! – перебил Ахия. – Как Он создал, так и должно быть, и лучше быть не может. Что бы ни случалось – всё по Его воле, а потому хорошо.

Шломо молчал. Он хотел объяснить, что Храм необходим людям, что человек живёт в страхе, что он ощущает беспокойство и тоску. Человек хочет говорить с Богом, как сказано в Учении: «Когда ты страдаешь и беспокоен, тогда ты обратишься к Господу, Богу твоему». В Храме за жертвоприношением и молитвой человек, живущий в страхе, обретёт защиту, а тот, кто придёт в смятении – умиротворённость[6].

Что-то случилось с королём. Пророк Ахия говорил и говорил, а у Шломо не было сил ответить. Он молчал.

Перед тем как уйти, Ахия сказал:

– Я пришёл помочь тебе. Когда-то сыновья Цруи запугали твоего отца, и он дал много поблажек племени Иуды. Отмени их, и племя Эфраима тебя поддержит. Можешь мне поверить.

Ненависть к покойным военачальникам короля Давида, сыновьям Цруи, особенно к Иоаву, со стороны многих знатных людей в Эрец-Исраэль всегда задевала Шломо.

– Сыновья Цруи, – медленно начал король, – были с Давидом во все трудные часы его жизни: и когда он скрывался от короля Шаула, и когда сражался с филистимлянами, и когда бежал из Ерушалаима от своего мятежного сына Авшалома. Но я и сам хочу, чтобы все племена иврим оказались в равном положении. Подожди ещё несколько лет и…

– Я-то подожду, – ухмыльнулся пророк Ахия, – но станут ли ждать наши северные племена? – Он поднялся. – Я ухожу, а ты подумай над моими словами, король.

На том и закончилась их первая встреча.

Натан отхлебнул из чашки воды.

– Смертным не дано понять промысел Божий, – сказал он. – Но стараться его понять Он не запретил никому. До сих пор наши храмы были только жертвенниками. И храм Ахии в Шило – тоже жертвенник. Конечно, нужно, чтобы человек приносил жертвы Богу. Но в Храме люди будут ещё и чувствовать, что они находятся в одном доме с Богом, и не побоятся открыть Ему душу.

Некоторое время оба сидели молча, попивая ароматную воду. Потом пророк Натан опять заговорил:

– Прошлой весной Ахия был у меня и сидел там, где сейчас сидишь ты, Элицур. Сперва он просил меня пойти к Шломо и отговорить его от строительства Храма, но я напомнил ему, что Господь послал на гору Мориа ангела с повелением Давиду построить Храм. Тут Ахия рассвирепел. «Только не Шломо после греха его матери строить Храм!» – кричал он.

– И ты не прогнал Ахию? – спросил Элицур.

– Нет. Я сказал ему: «Ахия, ведь ты не затем пришёл ко мне, чтобы я отговорил короля Шломо строить Храм». Он молчал, и тогда я спросил: «Говори, зачем пришёл?» И он ответил: «Сказать, что, если Шломо станет перемещать границы наделов, установленные ещё великим судьёй Иошуа бин-Нуном, северные племена могут отделиться от Ерушалаима. Передай это моё предупреждение королю. Народ не верит, что от таких перемен ему станет лучше. Люди на севере говорят, что это – очередная хитрость племени Иуды».

– И что ты ему сказал?

– Что не стану просить Шломо отменить передел Эрец-Исраэль, который он начал. Не мог я сказать Ахие, что великий судья Иошуа бин-Нун, да будет благословенна его память, сделал ошибку, разделив между племенами землю, которую Господь обетовал праотцу Аврааму для всех иврим. Ты же помнишь слово Господа: «Потомству твоему отдам я эту землю». Потомству – значит, всему народу. Всему! Шломо, с Божьей помощью, делит не землю, а обязанности племён. Ни одно племя не сможет отделиться со своим куском Священной земли. Ещё одно-два поколения, и будет один народ жить на единой земле, обетованной ему Господом. Только запомнят, что в Первый месяц всех нас кормит Первая область, и её правитель отвечает за охрану всей Эрец-Исраэль, и так в каждый из двенадцати месяцев.

– Великий Иошуа бин-Нун сделал ошибку?! – удивился Элицур. – Натан, тебя побьют камнями за такие слова.

– Побьют, – согласился пророк Натан. – Если ты сейчас пойдёшь и пожалуешься.

– Не пойду. Но ты не должен ни при ком говорить такие слова. А я ведь пришёл к тебе посоветоваться, – сказал он, помолчав. – Что-то нужно предпринять: Ахия опасен.

Пророк Натан поднял взгляд от земли.

– Ахия ненавидит род короля Давида за то, что Давид дал людям Псалмы, и теперь любой человек знает, какими словами говорить с Господом, как благодарить Его или просить у Него защиты и помощи себе и своим близким.

– Любой человек? – недоверчиво прищурился Элицур·

– Любой. Не только пророк. Любой: король и раб, иври и не-иври. Ахия же считает, что люди только через пророков должны узнавать волю Божью, ведь так?

– Так, – развёл руками Элицур.

Пророк Натан погладил посох и сказал, глядя в глаза Элицуру:

– Он – пророк, Ахия. Господь удостоил его перенять Закон из уст пророка Шмуэля и передать его новому поколению. Я сказал однажды Ахие: «Подумай, может, тебе стоит оставить Шило и перейти в Ерушалаим? Там теперь собираются иврим со всей Эрец-Исраэль. У тебя будут ученики». – «Нет, – ответил он. – Мне нечего делать в Ерушалаиме!» И ушёл к себе в Шило. А теперь, говоришь, вернулся. Кому, кроме Бнаи бен-Иояды, ты об этом сказал?

– Кимаму бен-Барзилаю и другим верным людям. Но всё равно, когда ты будешь говорить со Шломо, предупреди его, чтобы он остерегался.

Пророк Натан задумчиво кивнул.

Элицур поднялся и хотел прощаться, но пророк усадил его на место.

– Прошлый раз мы с тобой говорили, что Шломо вернулся из Гив’она другим человеком, что с местью, завещанной ему Давидом, покончено.

– Помню. И вдруг все узнали, что король Шломо велел убить своего сводного брата Адонияу.

– Адонияу сам виноват. Его подвела хитрость, – сказал пророк Натан.

– Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Ещё бы, я ведь был у матери Шломо, Бат-Шевы, когда Адонияу явился со своей просьбой.

– Расскажи, как было дело. Я знаю, что тебе доверяет и Бат-Шева, и Шломо после того, как ты помог им получить для Шломо благословение Давида на престол. Ты же и воспитатель наследника Рехавама, – сказал Элицур.

– Меня, не помню зачем, вызвала к себе Бат-Шева. Я уже собрался уходить от неё, когда доложили, что у Адонияу, сына короля Давида и женщины по имени Хагит, есть важная просьба к Бат-Шеве – матери короля. «Останься, – попросила она меня. – Я боюсь этого человека. Он уйдёт, и мы закончим разговор. Я хочу с тобой ещё посоветоваться, пророк Натан». Я остался. Тут входит Адонияу и низко кланяется. Бат-Шева его спрашивает, с миром ли он пришёл. Он опять поклонился и, приложив руку к сердцу, заверил: «С миром. Слово у меня к тебе». – «Ладно, – сказала Бат-Шева, – говори». Он начал: «Я смирился с тем, что престол в Ерушалаиме в последнюю минуту достался не мне, старшему сыну Давида, а моему брату Шломо. Значит, так хотел Господь». – «Что ж, – перебила его Бат-Шева. – Смирился так смирился. Сказал же тебе Шломо: “Живи тихо, и никто тебя не тронет”. А теперь говори, зачем пришёл». Он ещё помялся, а потом выложил: «Попроси короля Шломо – все знают, что он тебе никогда не откажет, – чтобы он отдал мне в жёны Авишаг». Старушка Бат-Шева, наверное, обрадовалась случаю избавиться от этой Авишаг – последней жены короля Давида – и пообещала Адонияу: «Хорошо, я поговорю с королём». Адонияу долго её благодарил, потом ушёл.

Пророк Натан отпил из чашки и продолжил:

– Так получилось, что на следующий день при встрече Бат-Шевы и Шломо присутствовал мой писец. Зная, что я веду запись всех событий жизни нашего короля, он запомнил для меня ту встречу и всё записал. Хочешь послушать?

– Конечно!

Пророк Натан позвал слугу. Тот принёс деревянный ящичек. Натан порылся в нём.

– Вот, – сказал он, достав нужный кусок кожи и расправив его на плоском камне. – Слушай: «И пришла Бат-Шева к королю Шломо говорить с ним об Адонияу. И встал король навстречу ей, и поклонился ей, и сел на престол свой. Поставили престол и для матери короля, и она села по правую руку от него. И сказала она: “Есть у меня одна просьба к тебе, не откажи мне”. И сказал ей король: “Проси, мать моя, и я не откажу тебе”. И сказала она: “Пусть Авишаг отдана будет Адонияу, брату твоему, в жёны”. И отвечал король Шломо, и сказал матери своей: “Зачем ты просишь Авишаг для Адонияу? Проси ему и царство, ибо он – мой старший брат».

– Слышишь? – прервал чтение пророк Натан. – Так он и сказал Бат-Шеве: «Проси ему и царство». Можешь сам взглянуть в свиток моего писца. Он записывает слово в слово, и память у него не моя, стариковская.

– Да уж, – покачал головой Элицур. – Короли так не говорят!

– Зато вон, как он сразу распознал козни Адонияу: к кому перейдёт вдова короля, к тому – и власть. Только старушка Бат-Шева могла этого не сообразить, – задумчиво сказал пророк Натан, сворачивая свиток.

Они ещё некоторое время беседовали, попивая воду и слушая пение птиц.

Потом пророк Натан посмотрел на облака и сказал:

– Элицур, я видел дом Бога в небе над Ерушалаимом. Там у жертвенника стоял великий священнослужитель Малкицедек. И служил он не так, как наш Цадок-первосвященник – того и гляди что-нибудь да забудет. Но не хочу ворчать. С Божьей помощью, Шломо построит Храм, и тогда начнётся совсем другая жизнь в Ерушалаиме и на всей земле. Цари разных стран помирятся, подружатся народы. Не будет ни засухи, ни зимних наводнений. Я приду в Храм, принесу жертву, попрошу Бога вылечить мою спину и колени и выйду из Храма здоровым.

Элицур не смеялся над этими словами пророка Натана, он и сам думал так же. Глаза у обоих блестели.

– Амен! – сказал Элицур.

Пророк Натан провожал гостя. Они остановились, опираясь на посохи и глядя на вершину Ивусейского холма. Там в потоках солнечного света плыл Ерушалаим. Любому смертному в такие минуты слышались слова Учения: «Этот город избрал для себя Всевышний!»

Глава 4

Осенью 2908 года от сотворения Мира проводник караванов Яцер бен-Барух вернулся домой в надел своего племени Ашера. Утром он попрощался с посланцами короля Шломо, объяснил им дорогу до Ерушалаима и получил причитающихся ему за работу двух баранов и свёрток крашеного полотна. Яцер бен-Барух знал, что дома его ждут, шёл и улыбался, поглядывая на спину ослика, где, среди необходимых в дороге вещей был привязан мешок с подарками для всей семьи, купленными на базаре в Цоре.

Уже не первый год он покидал дом и возвращался обратно, проводя купцов по Кнаану. Этот караван был посольский – первый при новом короле иврим Шломо, сыне Давида. Возглавлял его тридцатилетний советник по имени Ахишар. С ним ехал писец Офер бен-Шиши и солдаты охраны – всего двадцать человек. Советник Ахишар получил приказ отправиться на север, встретиться с Хирамом I, царём Цора, и передать ему королевское послание.

– Я думаю, советник Ахишар не запомнил ничего из нашей поездки, уж очень он волновался, оттого что первый раз выполнял королевское поручение, – рассказывал домашним Яцер бен-Барух.

– Ещё бы! – согласилась его жена Мирьям. – Ну, рассказывай. Перешли вы по насыпи через пролив, заплатили налог и вас пропустили через крепостные ворота. А что было потом?

– Совсем не так, – покачал головой Яцер бен-Барух. – Ты вспомнила, как я брал вас в Цор на базар, а тут совсем другое дело. Царя Хирама I известили заранее, что король Шломо отправил к нему караван, поэтому мы знали, что нас должны встретить, перевезти и проводить во дворец. Спешились, привязали мулов к деревьям, стоим и глядим на море. Берег там высокий, и с него всё хорошо видно. С этого места я всегда показываю Цор, прежде чем вести туда людей.

– Я помню, – обрадовалась старшая дочь, Отара. – Зелёное море, на воду опускаются белые птицы, плавают, потом ныряют и выскакивают из глубины с извивающимися рыбами в когтях. Рассказывай дальше, папа.

– Ладно, на чём я остановился? Да, советник Ахишар и его солдаты смотрели через залив на Цор, а я им объяснял: «Видите сразу за насыпью ворота в городской стене? Эго – ворота богини Астарты[7]. За ними рынок рабов и большой базар – слышите, шум долетает даже сюда. Вон крыша над городской стеной – там царский дворец. Справа от него – капище бога Бурь. По насыпи, – говорю, – мы не пойдём, будем ждать, когда за нами пришлют “коней” – так здесь называют большие лодки с вырезанными из дерева конскими головами на носу». – «А почему берег так изрыт? – спросил один из солдат. – И дым? Кажется, там живут люди». – «Так и есть, – говорю, – рабы-ремесленники. В город входить им запрещено. А дым над пещерами потому, что в них выплавляют бронзу, отливают статуи богов, обжигают кувшины». Ладно, стоим и ждём, глядим на корабли в гавани, на новый волнолом из красных камней. Потом Ахишар послал одного из солдат спуститься и посмотреть, может, «кони» уже подошли к берегу.

– А остальные что делали в это время? – спросила Мирьям. – Как себя вели наши иврим?

– Всему удивлялись и расспрашивали меня, потому что они были из надела Иуды, а там, вы, наверное, слышали, только песок да камни. Мне кажется, море их успокаивало. Им было не по себе все дни нашей дороги по северу Кнаана, особенно когда приходилось ночевать под открытым небом. Они мне рассказывали, что в сумерках на лесистых горах им мерещилась языческая нечисть. За каждым кустом трепыхалось и повизгивало что-то мохнатое, блеющее, с бородой, копытами и грудями, и они просили Господа их защитить. Костёр в пути мы разводили рано. После ужина долго не расходились, глядели на пламя, и тогда нам виделись другие картины: праотец Моше возле Неопалимой Купины[8], битва Иошуа бин-Нуна с кнаанскими царями или взятие войском иврим Иерихона. Как-то я им сказал, что отсюда недалеко до земли Харан, из которой наш праотец Авраам ушёл навсегда в Эрец-Исраэль. Они понимали и одобряли праотца Авраама: им тоже хотелось поскорее уйти из этих диких мест к себе, в пустыню.

– В темноте это бывает, – сказала Мирьям. – Мне в сумерках тоже всякое мерещится. А днём?

– Днём они всему удивлялись и то и дело подзывали друг друга: «Смотри!» Они первый раз увидели деревья без коры, кусты – густые и без колючек, птиц с таким ярким оперением и столько прекрасной воды сразу. Они её пили, нюхали, лили себе на голову и не могли поверить, что такое возможно. А там, я вам скажу, сейчас действительно рай! С каждой скалы низвергается водопад, и в воздухе постоянно висит разноцветная пыль. Мои караванщики вдруг стали разговорчивы. Они скучали по своим овцам, которым никогда не пастись на таких ласковых лугах с душистой травой и прохладными цветами, чьи стебли готовы лопнуть от влаги. Вы не устали слушать? – спохватился Яцер бен-Барух.

– Рассказывай, рассказывай, – ответила за всех Мирьям. – Мы-το здесь привыкли и к лесу, и к речкам, а какого им после пустыни! Что вы ещё увидели, пока вас не забрали к царю Хираму?

– Рыбачьи лодки. Они заполняли пролив, приближались к Цору, но не входили в его гавань, опасаясь столкновения с двухпалубными военными судами, которые охраняли вход в порт. В воздухе стоял запах рыбы и водорослей, нас от него мутило. Советник Ахишар говорит мне: «Ты рассказывал, будто в Цоре ловят так много рыбы, что её продают даже в Вавилон. Неужели эта вонючая рыба приносит Хираму I такой доход, что его народ может не сеять хлеб, так как в обмен на сушёную рыбу в Цор везут пшеничную муку, лучшее масло и фрукты?»

Не успел я ответить, как один солдат из охраны сказал: «А я слышал, будто Цор разбогател на продаже шерсти, окрашенной пурпуром».

У этого солдата было смешное лицо: совсем без переносицы.

– Значит, он из племени Шимона, – засмеялась Мирьям. – Между прочим, я тоже слышала, будто за портом берег усеян круглыми ракушками, из которых местные жители вываривают пурпурную краску. Как её приготавливают – это их секрет.

– Пусть папа рассказывает, – попросила Отара. – Так почему Цор так богат?

– Точно не знаю, – признался Яцер бен-Барух. – Может, потому что торгует рабами. Я рассказал моим караванщикам, что сразу за воротами Астарты находится самый большой в Кнаане рынок рабов. Иоав бен-Цруя, когда приходил сюда со своим отрядом, по нашему древнему обычаю выкупил всех рабов-иврим и отпустил их на волю. Я спросил: «Ты тоже так поступишь, советник Ахишар?» – «Да», – ответил он, и тут писец закричал: «Наш солдат машет рубахой! Можно идти».

Спустились к морю. У причала нас встретил посланник Хирама I, сказал, что царь примет советника после полудня, а пока можно отдохнуть в дворцовом саду. Мы оставили мулов под присмотром одного из солдат, пересели в присланных за нами «коней» и поплыли в город.

– Передохни и поешь, – сказала Мирьям. – Я сейчас принесу хлеб и маслины.

Ни Яцер бен-Барух, ни люди из каравана не могли знать, что происходило во дворце Хирама I.

За день до прибытия послов короля Шломо Хирам I участвовал в церемонии по поводу рождения наследника у правителя города Цидона. Густые брови на удлинённом лице царя нависали над зелёными глазами с неизменно весёлым, часто хитрым выражением. У Хирама I был толстый нос, на кончике покрытый рыжими волосками, на завитую бороду спускались длинные усы, слегка подкрученные на концах. По случаю праздника на Хираме I была пурпурная туника без складок и украшенные жемчугом сандалии, нижние ремни которых пропускались между пальцами и завязывались. Род Хирама I происходил из долины Бетис, славившейся овцами с необычайно мягкой шерстью, и царь любил давать пощупать гостям свою тунику «из настоящей бетисской шерсти».

Хирам I любовался танцами рабынь в капище богини Астарты, когда ему доложили, что в Цор из Ерушалаима прибыл советник Шломо – нового короля иврим.

«Подождёт, – подумал царь Хирам I. – Много их, посланников, дожидается встречи с царём Цора. Пусть поживёт у меня несколько дней и увидит, как благоволят боги к Цору, какая мощная у него стена и как его защищает море».

«Конечно, подождёт», – говорил себе царь Хирам I, окуная кончики пальцев в огромную розовую ракушку со священной морской водой, в которой плавали лепестки цветов, продлевающих жизнь до ста лет.

В юные годы, когда Хирам I был ещё принцем, он подружился с Давидом, взошедшим на престол в Ерушалаиме, побывал там и заинтересовался соседним народом. Иврим были ему симпатичны, хотя их обычай делать обрезание он осуждал, утверждая, что вся красота от этого пропадает. Потом, уже став царём, Хирам I занялся укреплением своих городов, войнами с соседями, строительством флота и больше не бывал в Ерушалаиме. Ему докладывали о бурных событиях в доме короля Давида и о том, что иврим расселяются по всему Кнаану.

Он доверял Давиду, мирные отношения между Цором и Ерушалаимом были надёжны, оба отказывали мятежникам в укрытии, но царь Хирам I очень хотел, чтобы король Давид, победив филистимлян – соперников Цора в морской торговле, – передал их порты Ашдод и Ашкелон ему. Все последние годы он ждал, что из Ерушалаима поступит такое предложение, но король Давид был занят умиротворением своей семьи, и ему было не до побеждённых филистимлян.

Царь Хирам I ездил в Ерушалаим на похороны короля Давида и познакомился там с его наследником, но с тех пор прошло уже четыре года, а никаких серьёзных отношений с королём Шломо не возникло.

И вот – посланник.

«Подождёт», – опять подумал царь Хирам I, а вслух приказал: – Возвращаемся в Цор.

– Я рад, что король Шломо благополучен в своём доме в Ерушалаиме, – сказал царь Хирам I. Он сидел на высоком деревянном троне, украшенном вырезанными из слоновой кости сфинксами и херувимами. – Ты можешь передать мне его послание.

Советник Ахишар приблизился к трону и протянул царю свиток. В нём, после приветствий, пожеланий здоровья и благоденствия, говорилось: «Давид, отец мой, не смог построить дом для Бога нашего из-за войн, обступивших его, пока Господь не низложил всех врагов под стопы ног его. Ныне же Господь, Бог мой, дал мне покой со всех сторон, и вот я намерен построить дом Бога моего, как повелел Господь Давиду. Ты прикажи нарубить для меня кедров, а рабы мои будут вместе с рабами твоими, и я буду давать тебе плату за рабов твоих, какую ты назначишь, ибо ты знаешь, что у нас нету никого, кто умел бы рубить деревья так, как цоряне».

Царь Хирам I в присутствии советника Ахи шара продиктовал писцам свой ответ Шломо: «Я выслушал то, зачем ты посылал ко мне. Исполню я все просьбы твои о деревьях. Рабы мои спустят стволы к морю, сделают из них плоты, отправят их к месту, которое ты назначишь, разберут их там, и ты возьмёшь их».

– Какую плату хочет получить царь Цора? – спросил советник Ахишар.

Хирам I некоторое время размышлял, глядя поверх посланника, потом продиктовал писцу: «Я желаю получать от тебя продовольствие для царского дома».

– Папа, ты ведь раньше не любил водить караваны в Цор, – удивилась Отара. – Говорил, что их царь может осыпать подарками, а потом приказать устроить засаду на дороге, ограбить купцов и даже убить.

– Да, – сказал Яцер бен-Барух, – так оно и было. Но теперь, я думаю, между нашим королём Шломо и Хирамом I будет заключён союз. Цоряне привезут в Ерушалаим свои кедры, построят нам Храм на горе Мориа, а Шломо заплатит им пшеницей и оливковым маслом.

– Амен, – сказала Мирьям. – Да поможет Бог нашему королю!

– Папа, – спросил мальчик Элияу, – сколько же времени цоряне будут строить дом Бога в Ерушалаиме? Он будет очень большой, такой, как дворец в Цоре?

– Советник Ахишар сказал, что дом Бога нашего будет шестьдесят локтей[9] в длину, двадцать в ширину и тридцать в высоту. И построят его за семь лет. Царь Хирам I назначил главным над цорянами своего племянника Габиса – лучшего строителя в Цоре. Сейчас он заканчивает новую гавань, старой уже не хватает даже для своих торговых кораблей, а там ещё, помните, всегда полно купцов из Египта и Вавилона.