Герой

****

Генерал Накаяма сидел в своем новом кабинете. Сидя в глубоком кожаном кресле с прямой, как штык, спиной и потягивая коньяк, он уже в который раз с удовольствием осматривал окружавшие его атрибуты высокой начальственной должности. В кабинете стояла тяжелая резная мебель благородных пород дерева, в углу располагался массивный сейф, а на почетном месте, на специальном постаменте покоилась пара самурайских мечей – катана и вакидзаси. В дверь осторожно постучали. Накаяма отставил рюмку, сел поровнее и коротко ответил:

– Да!

Дверь открылась, и в кабинет тихо вошел Ману, держа в руках сложенный вчетверо листок. Способность этого человека передвигаться совершенно бесшумно всегда раздражала Накаяму.

– Давай, что там у тебя? – недовольно бросил генерал, делая вид, что его оторвали от важного дела. Ману, почтительно опустив глаза, положил листок на стол и сделал шаг назад.

– Радиошифровка из штаба, господин генерал. Перехватили сообщение от русских, для китайских коммунистов. Шифр был получен через наших агентов.

Накаяма вставил в глаз монокль, и прочитал текст.

«Операция «Вакцина». Группа вылетела в 17.00. Встречайте»

Все-таки русские узнали про вакцину… Нужно устроить им теплую встречу. Было бы невероятно глупо все провалить, теперь, когда победа почти в руках. Нет, он этого не допустит. Накаяма нервно дернул щекой, и монокль, звякнув, упал на стол. Он гневно смял листок и поднял глаза на невозмутимого Ману.

– Очередная группа смертников!

Генерал посмотрел на часы и поднял трубку служебного телефона:

– Соедините меня со штабом!

Он жестом отпустил Ману, и тот, поклонившись, так же неслышно, как входил, выскользнул из кабинета.

ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ

Небольшой военно-транспортный самолет Ли-2 приближался к зоне высадки в северном Китае. В салоне тряслись с парашютами за спиной Максумов, братья Агафоновы и Соколик, который бережно держал на коленях большой брезентовый мешок-цилиндр. Широкий ремень мешка был перекинут через бычью шею сибиряка.

Весь полет особые пассажиры молчали, однако Митяю все никак не давали покоя мысли о том, что он услышал на совещании. Он вертелся на своем откидном сидении, пока, наконец, не решился обратиться к Ли, перекрикивая шум моторов:

– Леха! Помнишь, ты рассказывал, что твой отец все время записывал что-то?

– И что? – равнодушно бросил Ли.

– Да, я все думаю про того китайского ученого, про которого профессор говорил. Как он сказал? Вэй Тао? – он почесал затылок. – Твоего отца ведь тоже звали Вэй Тао. Может это он вакцину создал?

Ли, глядя брату прямо в глаза, жестко ответил:

– Это просто совпадение! Вэй Тао – распространенные имя и фамилия в Китае! Как Митя Агафонов в России! – он сжал губы. – Понятно? Я не знаю, кем был мой отец, но я точно знаю одно – он не мог работать на японцев!

– Леха! Да чего ты! Я совсем не это имел в виду! – начал было Митяй, но Ли, раздраженно, отмахнулся от него и повернулся к иллюминатору, напряженно пытаясь рассмотреть что-то во тьме.

Максумов провел пальцем по планшету с картой, посмотрел на часы и, покачиваясь от тряски, двинулся в кабину пилотов. Он наклонился к командиру экипажа, закричал ему почти в самое ухо:

– Ну что, подлетаем?

Капитан, сидевший в кресле первого пилота, энергично закивал.

– Уже близко! Как костер сигнальный внизу увидим – сразу будете прыгать!

В этот момент самолет резко качнуло, захлопали зенитки. Командир экипажа попытался увести машину выше, но очередь из зенитного пулемета прошила кабину насквозь. Брызнуло стекло, Максумов едва удержался на ногах, схватившись за дверной проем. Капитан, пытаясь выровнять самолет, надрывая горло, кричал что-то второму пилоту. Штурман и бортмеханик, со сквозными ранениями, повисли на ремнях в своих креслах.

Мотор вспыхнул, и в кабину повалил черный дым. Командир экипажа, напряженно борясь со штурвалом, крикнул второму пилоту:

– Боюсь, не дотянем! Степа, открывай! Майор, прыгать надо сейчас!

Второй пилот, старший лейтенант, кивнул и рванулся в хвост самолета, закрываясь рукавом от едкого дыма. Разведчики, сгорбившись, выстроились перед люком. Степа с усилием потянул ручку, и уперся ногами, удерживая люк открытым. Максумов торопливо шлепнул Соколика по плечу.

– Прыгаем, прыгаем! Первый пошел!

Богатырь выдохнул и шагнул в темноту, разрываемую трассирующими очередями, крепко прижимая к груди тяжелый брезентовый мешок.

И тут же самолет сильно тряхнуло, он повернулся в воздухе на 90 градусов и резко пошел носом вниз. Степу и Максумова потоком воздуха вышвырнуло в люк, Ли и Митяй грохнулись на пол и поехали к отсеку пилотов, цепляясь за металлические сидения. Командир экипажа безжизненно болтался в кресле пилота, пристегнутый ремнями.

Из хвоста самолета раздался оглушительный треск. Это один за другим лопались ремни, удерживающие огромный деревянный ящик с оборудованием. Последний ремень порвался, и груз с бешеной скоростью поехал по салону в носовую часть. Братья, как могли, вжались в борт, но обитый металлом угол зацепил Митяя за парашютный ранец-сумку и потащил в нос самолета. Разведчик попытался удержаться за металлические сидения, но ящик с размаху врезался в кабину пилотов и намертво придавил ранец. Митяй несколько раз отчаянно дернулся. Шансов вырваться не было, а самолет с гулом несся к земле.

– Леха! Прыгай! Мне не выбраться!

– Сбрасывай парашют! Я тебя вытащу! – прокричал Ли в неожиданно наступившей тишине. Двигатели самолета заглохли, и теперь был слышен только противный гул входящего в пике самолета. Митяй побледнел и заорал на Ли во все горло:

– Дурак, оба погибнем! Прыгай!

– Режь лямки!!!

Ли упрямо пополз навстречу брату, цепляясь за сиденья. Митяй выругался и, вытащив из ножен штык-нож, принялся разрезать лямки. Подобравшись поближе, Ли выбросил вперед правую руку; в воздухе мелькнула стальная цепь, но, не долетев до брата, лишь упала на пол.

Наконец, Митяй разрезал ремни и освободился, оставив ранец под ящиком. Запасной парашют без лямок превратился просто в мешок.

Цепь снова сверкнула в темноте салона. Второй бросок оказался удачным, и Митяй, цепляясь за скользкие звенья, начал подтягиваться к Ли. Самолет, рассекая ночной воздух, стремительно терял высоту. Вот уже промелькнула в открытом люке яркая звездочка – это горел на земле партизанский сигнальный костер.

Братья, обнявшись, упали в прохладную темноту. Их мгновенно закрутило в потоках воздуха, раскидывая в стороны, но Митяй, напрягая свои крепкие руки, мертвой хваткой вцепился в брата. Тот отчаянно пытался нащупать кольцо, и наконец, это удалось – в небе с оглушительным хлопком раскрылся купол парашюта. Всего через несколько секунд оба разведчика рухнули в высокую траву. Митяй в изнеможении разжал руки, и парашют, наполненный ночным ветром, протащил его брата дальше через кустарник. Только после того, как Ли удалось отстегнуть лямки, движение прекратилось и он растянулся на земле. Ли вдохнул полной грудью забытый аромат Родины и на минуту потерял сознание.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Очнулся он от того, что кто-то осторожно тыкал ему в щеку холодным стволом винтовки. Послышался окрик на японском:

– Встать! Руки вверх!

Ли мгновенно пришел в себя и открыл глаза. Перед ним, к счастью, стоял не офицер японского карательного отряда, а одинокий партизан. На вид ему было от силы лет семнадцать; большая, с чужого плеча, хлопчатобумажная куртка висела на узких плечах, на голове по самые глаза была надвинута кепка, а тонкие руки сжимали тяжелую, несуразно большую «мосинку». Несмотря на нелепый внешний вид, парнишка уверенным движением винтовки приказал пленнику встать и поднять руки. Ли починился и сразу же услышал шорох позади.

Из кустов, потирая отбитые ребра, вылез Митяй. Парнишка мигом взял его на прицел, и попятился назад, нервно переводя ствол то на одного, то на другого, и нарочито грубым голосом скомандовал по-японски.

– К нему!

Митяй, несмотря на направленное на него оружие, расплылся в улыбке при виде щуплого парнишки, но, все же, подчинился и встал рядом с братом. Он толкнул Ли плечом, подмигнул и добродушно сказал:

– Спасибо, брат.

– За что?

– Что вытащил меня.

– Самое время для благодарности.

Ли старался, чтобы его слова звучали иронично, но в голосе все равно сквозило облегчение, от того, что брат стоит рядом, живой и здоровый, разве что слегка помятый. Парнишка, услышав непонятную речь, занервничал, и по-прежнему не решив в кого целиться, резко спросил:

– Кто такие?! Отвечайте, живо!

Раздался хруст веток, и из темноты, со стороны леса появились Максумов, Степа и Соколик. Их вел, держа на прицеле, другой партизан, чуть постарше первого, но такой же чумазый и щуплый. Вид у него был испуганный, казалось, что ему до сих пор не верится, что он взял в плен такого великана, как Соколик, и тот теперь послушно ему подчиняется. Максумов, увидев парнишку, держащего на прицеле Агафоновых, сразу же обратился к нему по-китайски:

– Белая лилия.

– Красная роза, – с облегчением ответил тот, опустил винтовку и обратился к своему напарнику:

– Юн, все в порядке, это русские, убери оружие.

Юн выполнил приказ, и обернулся на Соколика. Здоровяк широко улыбнулся партизану и добродушно пожурил его на русском:

– Я же сразу тебе сказал, свои мы… А ты все «руки вверх да руки вверх»!

Парнишка посмотрел на них недовольно, кашлянул пару раз и обратился к Максумову:

– Я ваш проводник.

Максумов кивнул и указал на братьев.

– Это мои бойцы.

Митяй ухмыльнулся, оценивающе глядя на паренька:

– Нам сказали, что будет лучший проводник, а тут почти ребенок…

– Я и есть лучший!!! – искусственным басом гаркнул в ответ тот. Митяй хотел было продолжить насмешку, но, встретив яростный взгляд из-под низко надвинутой кепки, да еще и получив от брата тычок под ребра, перестал улыбаться.

Из-за леса послышался гул моторов, между деревьев мазнули желтым светом фары. Парнишка мгновенно вскинул ружье.

– Это японцы!

Максумов поднес к глазам бинокль, и глянул сквозь тьму.

– Три машины… Их слишком много, нужно уходить!

– Командир, идите, я их отвлеку!

Ли шагнул было вперед, но парнишка недовольно замотал головой.

– Тебе одному нельзя, ты леса не знаешь! Я пойду с тобой. А Юн отведет остальных в лагерь.

Максумов, после секундного раздумья, утвердительно кивнул, и группа разделилась. Ли обернулся к брату.

– Митяй, дай папирос.

Митяй порылся в карманах, кинул початую пачку «Казбека» и, глядя Ли в глаза, попросил:

– Брат, будь осторожен.

– Ты тоже, – ответил Ли.

Группа скрылась в лесу. Разведчик проводил их долгим взглядом, аккуратно смотал парашют и двинулся в сторону приближавшихся грузовиков.

– Зачем тебе парашют? – недоумевая, спросил парнишка.

– Так надо. Пойдем, – не оборачиваясь, сказал Ли.

Парнишка тяжело вздохнул, показывая, как ему тяжело общаться со странным разведчиком, и двинулся следом.

Вскоре стали видны японские машины. Солдаты под руководством Ману высаживались из кузова, озираясь в свете фар.

Ли приложил палец к губам, а потом достал из кармана фонарик и несколько раз быстро провел лучом по темным кронам деревьев. Солдаты немедленно всполошились. Послышались крики на японском:

– Господин майор, там свет!

Офицер извлек из кобуры револьвер, отдал команду:

– Выстроиться цепью! Прочесать территорию! За мной!

– Ну все, засекли. Теперь уходим! – шепнул Ли проводнику и юркнул в лесную чащу, но уже через пару шагов зацепился за колючий куст.

– А-а-а-а… Черт!

Парнишка помог освободиться.

– Иди за мной. Тропа узкая, двоим здесь не пройти, – небрежно бросил он и уверенно зашагал вперед. Ли ощупал исцарапанное лицо и тронулся следом.

– Как ты вообще умудряешься здесь хоть что-то рассмотреть?

– Я как кошка – ночью лучше вижу.

Стало сыро, опускался туман. Небо начало понемногу сереть, лес медленно просыпался. Приближался рассвет. Разведчик достал из кармана пачку «Казбека» и чиркнул спичкой. Парнишка удивленно посмотрел на него.

– Ты что, будешь курить? Сейчас?

– Я чуть-чуть, – улыбнулся Ли, сделал пару затяжек, бросил папиросу на землю, посередине тропы, и пошел дальше. Проводник в изумлении смотрел вслед, и разведчик, заметив, как он злится, улыбнулся еще шире.

Через полчаса они подошли к развилке. Ли ковырнул сапогом землю, ставшую влажной от тумана, и спросил:

– В какой стороне лагерь?

Парнишка махнул рукой:

– Там, а в другую сторону – болота.

Ли задумчиво осмотрелся и, приметив большое, сваленное ветром дерево, указал на него проводнику.

– Встань на дерево.

– Зачем? – не понял парнишка.

– Будем заметать следы, – загадочно подмигнул Ли.

Партизан пожал худыми плечами и залез на поваленный ствол.

– Теперь дай мне свою обувь.

– Что-о-о?! – почти пропищал юноша.

– Пожа-а-алуйста!

Партизан изумленно уставился на Ли, попыхтел немного, но потом, ворча, принялся расшнуровывать свои разбитые грязные башмаки.

– Пожа-а-алуйста! – передразнил он противным голосом, протягивая ему свою обувь.

Ли ловко нацепил маленькие ботинки себе на руки и, словно диковинный зверь, на четырех конечностях зашагал в сторону болот. На вязкой земле остались следы будто бы двух человек.

Парнишка, не выдержав, тоненько рассмеялся, но потом, опомнившись, закашлялся грубым, чужим голосом. Ли, пройдя таким странным манером метров двадцать, сунул ботинки себе за пазуху и ловко запрыгнул на ветку ближайшего дерева, потом на ветку соседнего, потом – другого. Так он прыгал, словно белка, пока не приземлился на поваленный ствол рядом с удивленным партизаном.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Ману, нахмурив брови, в который раз осматривал следы. Без сомнения, кто-то водил его за нос. Сначала солдаты нашли повисший на кустах русский парашют, потом он сам подобрал свежий папиросный окурок. Казалось, что жертва уже почти в руках охотников.

И вот теперь эти следы… Двое шли по заболоченной тропе, а потом словно улетели по воздуху. Следы просто обрывались посередине тропы. Все это очень не нравилось Ману. Он с досадой плюнул на болотистую тропинку и приказал солдатам:

– Прочесать все еще раз, лентяи! Обшарьте здесь каждую кочку! Они не могли не оставить следов!

А Ли с парнишкой уже миновали лес и вышли на опушку. В этом месте начиналась сухая и широкая грунтовая дорога, теперь не нужно было пробираться сквозь кусты и обходить овраги, и идти сразу стало легче. Проводник, почти всю дорогу угрюмо молчавший, наконец, решился спросить.

– Ты давно в Советском Союзе?

– Двенадцать лет. С тех пор, как родители погибли.

Разведчик глубоко вздохнул и нахмурился, разгоняя неприятные воспоминания. Несмотря на то, что с той ужасной ночи в поезде прошло столько лет, каждое упоминание о родителях доставляло ему боль. Парнишка посмотрел на нового товарища с пониманием и сочувствием.

– А моих родителей убили японцы. Мне чудом удалось…

Ли, не дав парнишке договорить, дернул его назад за рукав куртки и, прижав палец к губам, жестом указал вперед. Там, за деревьями, виднелся силуэт танка, стоявшего поперек дороги. По пулемету, торчащему из командирской башенки, угадывался японский «HA-GO 95». Ли доводилось управлять таким во время обучения в лагере разведчиков. Приказав проводнику следовать за ним, разведчик стал бесшумно подкрадываться к танку, держась кромки леса. Вскоре стала слышна японская речь. Трое танкистов разговаривали, спрятавшись в тени танка от набиравшего силу маньчжурского солнца. Командир экипажа, стоя спиной к лесу, говорил остальным:

– Все равно русским не уйти. Все дороги перекрыты, лес прочесывают. Вот увидите, к полудню их уже поймают… Эй вы, ешьте быстрее! Сейчас наша очередь!

Разведчик перевел взгляд и увидел рядом еще двоих солдат, сидевших на бревне, склонясь над мисками с едой. Он поднял с земли небольшой камешек и запустил в кусты слева от танка. Японцы разом смолкли и принялись тревожно вглядываться в заросли.

В этот момент у них за спиной из леса бесшумно выбежал Ли и стремительным движением выбросил вперед свою намотанную на руку цепь. Цепь крепко обвила горло ближнего танкиста. Разведчик затянул ее, и, хватая руками воздух, японец повалился на землю. Другой танкист принялся судорожно искать пистолет, но Ли мощным ударом ноги «пригвоздил» его к броне. Тот сполз вниз и затих. Третий, крича во всю глотку, попытался убежать в лес, но, когда его настиг нож, метко брошенный разведчиком, захлебнувшись криком, упал навзничь в траву.

Ли резко обернулся и увидел, что два солдата, сидевшие на бревне, побросали свои миски и кинулись к ружьям. Ли приготовился к атаке, но внезапно выскочивший из леса проводник ловко вырубил одного из японцев ударом приклада в лицо. Второй успел схватить винтовку, но парнишка, коротко крикнув, всадил нож ему в самое сердце. Японец со стоном повалился на спину. Ли ошарашено смотрел на маленького партизана: тот, тяжело дыша, стоял над трупом, и его детское лицо было перекошено гримасой ненависти. Ли поймал себя на мысли, что в этом парнишке было нечто особенное, в хрупком на вид человеке была какая-то невероятная сила. Заметив его взгляд, парнишка пришел в себя, прокашлялся и, стараясь не смотреть в глаза, нарочно деловито заметил:

– До лагеря еще километров пятнадцать, нужно поторапливаться.

– Ничего, теперь быстро доберемся, – улыбнулся Ли, похлопав по танковой броне.

Не прошло и получаса, как в лагере китайских партизан послышался приближающийся звук мотора. Часовой, глянув в бинокль, ойкнул и бегом кинулся к командиру отряда, крича:

– Японцы! Японцы!

Лин Дунг в компании недавно прибывших советских разведчиков поспешил на пригорок, служивший наблюдательным пунктом. Командир партизан выхватил у часового бинокль и вгляделся в лесную дорогу. К лагерю, поднимая пыль, нагло направлялся японский танк. Внезапно крышка люка на башне откинулась, и из нее показалась чумазая голова в кепке. Лин Дунг облегченно выдохнул.

– Все в порядке, это свои.

Вскоре, партизаны, галдя, окружили трофейный танк, из которого по очереди выпрыгнули проводник и Ли. Максумов, улыбаясь, представил своего воспитанника партизанам:

– Вот, это и есть наш русский китаец, лейтенант Агафонов.

Ли вытянулся по стойке смирно и отдал честь. Лин Дунг взял под козырек в ответ.

– Вижу, вы уже столкнулись с японцами, – заметил он, указывая на захваченный танк.

– Надоело пешком идти, товарищ командир, – улыбнулся в ответ Ли, вызвав смех окружающих. Командир одобрительно кивнул.

– Я наслышан о вас, лейтенант Вэй Ли. Не возражаете, если я буду вас так называть?

– Конечно нет, товарищ командир. Хотел сказать, что этот парнишка и правда лучший проводник, к тому же очень смелый.

Ли по-дружески приобнял партизана за хрупкие плечи. Но тот мгновенно вырвался.

– Парнишка? – Изумился обычно невозмутимый Лин Дунг и обернулся к проводнику. Тот, улыбаясь, стянул с головы кепку, и по его плечам рассыпались длинные темные волосы.

– Меня зовут Лань Шинь, и, как видишь, я – девушка! – все еще улыбаясь, представился юный партизан и, получив разрешение командира, направился в лагерь. У Ли от удивления отвисла челюсть, он так и остался стоять с открытым ртом, пока все окружающие партизаны складывались пополам от хохота. Подошедший Митяй похлопал его по плечу, хитро подмигнул – мол, да, такие, брат, дела, – и устремился вслед за девушкой.

****

Накаяма курил толстую дорогую сигару, стоя у окна своего кабинета, когда в дверь настойчиво постучали.

– Войдите, – не оборачиваясь, разрешил генерал-майор, и в кабинет, кланяясь, бесшумно проскользнул Ману.

– Господин генерал, советский самолет сбит, но… Похоже нас переиграли. Диверсантам удалось уйти.

Накаяма резко обернулся, уронив пепел на роскошный ковер, и пронзил Ману гневным взглядом.

– Болваны! Теперь нужно беречь вакцину, как зеницу ока! Усилить охрану периметра!

– Слушаюсь, господин генерал!

Ману поклонился еще ниже обычного и торопливо вышел из кабинета. Накаяма отвернулся к окну и, раздувая от гнева ноздри, прошептал:

– Они еще не представляют, что их всех ждет.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Через пару дней вновь прибывшие разведчики уже совсем обжились в лагере. Ли прогуливался среди спрятанных в зелени крыш землянок, наблюдая, как тренируются партизаны. Степа помогал Юну и другим молодым бойцам с ремонтом мотоцикла. Соколик, на радость мамашам, развлекал детей, раскручивая их на своих могучих руках, как на карусели. Майор Максумов все свое время проводил в землянке товарища Лин Дунга, где оба командира оттачивали детали предстоящей операции. А вот Митяя что-то нигде не было видно.

Ли дошел до берега небольшой речушки, которую закат уже окрасил в золотой цвет. На другом берегу виднелись очертания старой пагоды. Парень остановился на минуту, любуясь красотой и гармонией вновь обретенной родины. Оглядевшись, он понял, что не один пришел полюбоваться великолепным закатом. Ниже по склону, на берегу, глядя на воду, сидела Лань Шинь. Ли тихо усмехнулся, вспомнив, как принял ее за мальчишку. Он хотел тайком на нее полюбоваться, но оступился на склоне. Девушка обернулась на шум падающих камешков, и юноша, скрывая смущение, спросил:

– Можно мне присесть рядом?

Та кивнула, Ли спустился и уселся рядом, смотря на последние золотистые отблески солнца.

– Мне все еще не верится, что я вернулся на родину, – произнес Ли, и еще некоторое время они сидели в молчании, думая каждый о своем.

Наконец Ли нарушил тишину стихами, подобающими прекрасному моменту этого вечера:

– Весенней водою озера полны,

Причудлива в летних горах тишина,

Струится сиянье осенней луны,

Свежа в одиночестве зимнем сосна…

Так, много лет назад, писал о Китае известный художник Гу Кайчжи.

Лань Шинь с восхищением посмотрела на парня.

– Откуда ты знаешь эти стихи?

Тот ответил, печально глядя на воду:

– У меня был хороший учитель… А здесь очень красиво и спокойно.

– Так было всегда, пока на нашу землю не пришли японцы и не принесли смерть и страдания, – ответила девушка, нахмурившись.

– Да… – вздохнул Ли.

– Это тяжелое испытание, но я верю, что мы победим!

Повисла пауза и юноша, чувствуя сводящий с ума теплый аромат ее волос и близость нежной кожи, повернулся к девушке. Лань Шинь обернулась к нему и посмотрела в упор своими загадочными черными глазами, по которым было совершенно невозможно понять, какие чувства она испытывает. Ли замер, не зная, что делать. Он не мог отвести взгляд от прекрасных глаз девушки, ему хотелось ее защитить от всех невзгод на свете. Какое-то сильное, неведомое доселе чувство овладевало им…

Неловкую паузу прервал голос Митяя, кричавшего из-за пригорка:

– Лань Шинь!

Девушка встрепенулась. Ли, услышав голос брата, встал. Он подал руку Лань Шинь, но она, будто не замечая, поднялась сама.

– Вот вы где! Лань Шинь, мы же договори-и-ились! – будто слегка обидевшись, протянул Митяй.

– Прости, Вэй Ли. Я совсем забыла. Твой брат обещал провести мне специальный инструктаж по устройству нового вида мины. – Иду!

Девушка улыбнулась и пошла навстречу Митяю. Братья махнули друг другу рукой.

Когда Митяй и Лань Шинь скрылись за пригорком, Ли некоторое время хмуро побродил по берегу, потом подобрал с земли камень и запустил им в реку, разрушив спокойную зеркальную гладь.

– Митяй Агафонов – первый парень на деревне…, – проговорил Ли и печально вздохнул. – Но только не Лань Шинь! – добавил он и принялся решительно карабкаться по склону.

Уже почти совсем стемнело, когда Ли вернулся в лагерь, сжимая в руке прекраснейший букет, составленный в соответствии с древним восточным искусством, о котором ему много рассказывал мастер Чэн: «Китайский философ Чжан Чао в своей книге афоризмов “Тени Глубокого Сна” писал: “Цветы сливы делают нас возвышенными духом, орхидеи погружают нас в глубокую задумчивость, хризантемы возвращают нас к жизни природы, лотос побуждает нас отрешиться от чувственных удовольствий, вишневый цвет вселяет в нас ликование, пион пробуждает дремлющие в нас силы, банан и бамбук настраивают на поэтический лад, цветы бегонии делают нас игривыми, сосна побуждает отвратиться от мирской суеты, тунговое дерево очищает нашу душу, а ива вселяет в сердце волнение».

Он осторожно подкрался к месту, где Митяй должен был обучать Лань Шинь обращаться с новейшими часовыми минами, специально разработанными для этой операции.

Митяй в отношениях с девушками всегда сразу брал быка за рога, пора бы кое-чему поучиться у брата, решил Ли. Но, когда он незаметно выглянул из-за ближайшей землянки, лицо его вытянулось от разочарования.