Любовь заглядывает в рот… Сборник стихотворений

Глава 1 – «Любовь заглядывает в рот»

«Чего тебе хочется, мальчик?..»

Чего тебе хочется, мальчик?

Полцарства, коня и жену?

Ну что за дурацкий образчик –

такую намерять цену!

Оседлую душу нахрапом,

что пашет две дюжины лет,

кочевники-мысли сатрапом

дербанят как миску котлет!

Но плакать ли нам от плети,

рассёкшей горбатый мозг?

Мой прадед в своём столетии

не ныл от хозяйских розг!

Печаль генетический образ,

нас счастью учили едва,

наш лоб из раздумий борозд,

пожухла в висках трава.

И в темя врастает СЛОВО,

прошу тебя, мальчик, заткнись!

Мы снова с тобой бестолково

ушли в запредельную высь.

«Уплываем. Уходим. Прощаемся…»

«И снова в душе твоей нет ни души…»

А. Аврутин

Уплываем. Уходим. Прощаемся.

Остаёмся молчать за стеной,

и стеная молитвы, кончаемся –

обоюдной обидой тугой.

Расстаемся на створки разбитые,

улыбаемся в раме пустой,

и сердца уже неприкрытые –

останавливаются на простой.

Кто заплатит за расстояние,

нас расставившее по углам?

Ты же знаешь, за расставание

платит только оставшийся сам…

Пусть печаль засвербит тоскливо

и душа расправит свой крест.

Ты взирай на всё молчаливо

для тебя не осталось мест.

Л.А.Н.ь

1.

Под обаянием Губанова,

под свист циркачного шута

играла молодость баянова,

беспутства лилась маята.

Кусались, рылись, были пьяные,

каталась со смеху судьба:

«Вы окрыленные, вы окаянные,

вы прокутившая борьба!»

Под утро прозревали, сумраком

до дна забитые глаза,

и боль входила в думы ступором,

крошились гроздья и лоза.

2.

Ко мне ложилась ты охапкою,

молчанием округлых плеч,

и я касался тебя лапкою,

и бог стремился к нам прилечь.

На узелки сплетались пальцы

(сердца запутались сильней),

и серые смотрели кварцы

на волоса моих полей.

Крыла и лифчик были сброшены,

и воск лица обсыпал пот,

и мы бессмертию подброшены –

любовь заглядывает в рот.

3.

И мы дрожим, дрожим от слабости

наш каждый шаг – вираж пера.

И мы молчим, молчим от радости,

а будущее как дыра,

где пропадает наше прошлое,

засаленное как халат,

и наставление дотошное

из брошенных и отчих хат.

Порочное перерастает в прочное,

движение идёт в союз,

тепло не может быть заочное,

я лучше заново влюблюсь,

В тебя немножечко иную

без проволочек и нытья,

и лишь к судьбе тебя ревную –

я ваше общее дитя.

4.

Такой смешной, такой нахальный,

что часто по небу хожу,

для жизни я слегка опальный,

себя в ней редко нахожу.

Не удивляйся моим ранам,

я их порезал сотни раз,

захлёбываясь горьким нравом,

набычив злостью львиный глаз.

Тебя искал, терял, чурался,

курил и думал о дурном,

как предпоследний край остался,

я понял, что нельзя потом

надёжней и нежней создания

в земной текучке отыскать.

Любовью кончилось скитание,

меня ты стала понимать…

5.

А крылья вырастут и после,

до крыльев надо дорасти,

специально мир ко смерти сослан –

любовь должна его спасти!

Песня для Ивана Демьяна

Скитаюсь по миру, по кругу, как лето с зимой,

и даже концерты пропиты, пропеты тобой.

Разлука привычней, первичней тепла,

но только откуда, скажи мне, это ла-ла-ла-ла.

Я очень скучаю жить,

где горы меняют леса,

чтоб снова вершиною быть,

нащупывать небеса!

Я очень скучаю, поверь,

где горы меняют леса,

чтоб выбить закрытую дверь –

в открытые небеса!

Мне всё безразлично, прозрачно и всё равно,

я тот, кто потратил полжизни для жизни в кино.

Мы солнечный ветер, земная печаль,

я буду скитаться по миру, ты тоже скучай.

Я очень скучаю жить,

где горы меняют леса,

чтоб снова вершиною быть,

нащупывать небеса!

Я очень скучаю, поверь,

где горы меняют леса,

чтоб выбить закрытую дверь –

в открытые небеса!

Песня #2

Ты мои нервы, в которых порвалась струна.

Ты мой канат, оборвавшийся в бездну желаний.

Ты мои мысли, глотнувшие жадно вина,

чтобы решиться уйти в глубину расстояний.

Но этот сон

был предательски скорым.

Утро как слон

было мудро-весомым.

Ты разлетелась солью и сором,

гордый твой трон,

безответность – зазором.

Чёрствый патрон –

надо щёлкнуть затвором.

Ты моё сердце, в котором остыла звезда.

Ты моё слово, которое нам не прочесть.

Ты моё прежде, которым не дышит нужда,

сонная светлая, но уходящая весть.

Весь этот сон

был предательски скорым.

Утро как слон

было мудро-весомым.

Ты разлетелась солью и сором,

гордый твой трон,

безответность – зазором.

Чёрствый патрон –

и я щёлкну затвором!

Абстракция № 6

Не самообман, а самовлюблённость

и бескрайняя степная гордость,

и ещё размягченная нежность,

образцовая моя верность.

Все черты и всё тело

в тёмной комнате, которая слева,

но тебе этого мало,

золотая твоя слава.

Ах, сплетающиеся судьба –

губ наших гульба,

и ещё распаренная полынь,

Ты/я/Бог, мой аминь…

И мы забыли глядеть на звёзды,

нам любовь раздувает ноздри.

Тихо радуясь и страстно дыша –

от пейзажа начинается душа…

Полубольной и на четверть здравый стих

I

От чего ты сейчас

светишь кровию?

Наливаешь мой глаз

убийством,

самоубийством.

Ведь душа и так неспокойна,

вспорена,

споена ромом.

Уготовано мне

по закону случая,

читая газету,

львиный читать

гороскоп.

Я же КЛОП!

Клыки мои неокрашены добычи мясом,

да и рычу я не более чем УР или УР-Р.

Что ж,

когда нету ответов

Блок советует выпить вина.

Нет!

На дне плещется лишь

раздраженье,

сомнения,

муть.

Эх, Александр, утопились вы в бочке,

не пришлось бы читать ваши глупые строчки…

II

Не могу успокоить конвульсию рук,

в небе огненный мак. Ожог губ.

Полнеет луна-а-а-А-

                                        -А-А где-то между «Нет» и «Да»,

таится горесть вчерашнего меня.

По голове и нервам идет ток,

фантазия открыла сто дорог

и создает миры,

           в которых гибну Я и Ты.

Пора бы прекратить,

                         остыть,

                          отдать тебя другому сердцу,

и выгребать золу через продавленную дверцу.

III

Прости.

Я не могу

смотреть на ту,

которая любя

меня,

желает ангажировать

на пониманье…

Аранжировка дней-

бокалы для ****ей.

Я стервенею!

Стервятнику не обнаружить мяса.

Я костенею!

Вьюжит, навьючен страхом, сальза

на кладбище сбежались бесы

колокола последней мессы…

В черном, черном красного бреши,

на устах: «Камо грядеши?»

Я устал!

Я листал

прошлые тени

слишком перешептал,

пережал свои вены.

Волочился-

                        ЛЕЧУ

  и лечась, КРИЧУ:

                                    «Я НЕ ЛИРИК!

             Я умалишенный

   от тебя,

от тебя

  от твоих перемен…»

«Мы идём на витки…»

Мы идём на витки –

это странное жгучее чувство,

этой близостью мы далеки

и от Бога и от богохульства.

Мы листаем грехи,

вспоминаем свои утраты

и лихие слова с каждым шагом легки,

и мы снова с тобой пустотою богаты.

Этой ночью стою на краю земли,

ты уснула на краюшке одеяла,

как мы счастливы, и как влюблены,

как же жизни нам всё-таки мало.

Мы идём на витки, мы идём на витки –

наша скорость не стерпит обмана,

и пускает любовь молодые ростки,

и питает её наша рана.

Идеальное стихотворение

Обнимались наши души,

а мы обняться не смогли.

Мы не будем уже лучше,

улетучились те дни.

Состояние Олимпа

и шаги, шаги, шаги,

как порхающее чудо,

но не мы… они, они.

Эти судьбы, как прощанье,

как прощенье на крови.

Мы не будем уже лучше,

улетучились те дни,

только скрип, подтёки, шорох

и шаги… они, они.

Увертюра

Легло легко -

серебряный снег.

Не открывай век,

ты спишь мило.

Скулили скулы –

хотелось ветра.

Одна мечта –

восстать из пепла…

Легло легко –

потерянный век.

Не открывай век,

ты спишь мило.

А что любовь?

Ударила в бровь!

Хочу. Проснись.

Скажи мне: «Милый…»

Но ты все спишь,

как прежде мило…

Глава 2 – «Разговоры со смертью»

«Моё застрелилось сердце…»

В. В. Маяковскому

Моё застрелилось сердце,

в 30-том где-то году.

С ним долго возились эксперты,

искали мою беду,

вскрывали мои конверты,

искали червей и причины,

болезни и чертовщины.

А я весь лежал умытый,

красивый казалось им,

и всем я был нужен убитый,

а мне-то казалось живым!

Тоска и при жизни съедала,

при смерти осталась печаль,

но всё начинать с начала

не лучшее из начал.

Уйду я от вас в книжный пепел,

а вы мне поставьте музей,

и тот, кто здесь ещё не был -

смотри на меня и глазей!

И помни отличный метод,

что метода вовсе нет,

а если запутался в этот -

купи себе пистолет!

Вознесение

А.А. Вознесенскому

Ни вдохновения,

                               ни строчки,

пропахли потом все сорочки.

А мир прощаясь с капитаном,

несет душУ подъемным краном,

где оторвавшись от крюка,

летит наверх жизнь моряка.

Мы наспех смерть положим в гроб,

платком для слез мы вытрем лоб.

И между небом и землей,

мы как меж Вас идем зарей.

Вы где-то здесь и где-то там,

являя танец нам там-там.

Короткой памяти стишок,

отчокались на посошок.

И так устроилось теперь,

что смерть для жизни словно дверь,

но только глупый обещаясь,

Вас будет вспоминать прощаясь.

Ведь если пристальней вглядеться,

кто кроме Вас так мог одеться:

платком как радугой-дугой.

Ваш стих уже идет со мной.

И вознесение души,

как вдохновение – пиши.

И строчки

                   выкривились вкось,

как-будто смерть

                                 и жизнь не врозь…

«Правоты ищу и поддержки…»

В.С. Высоцкому

Правоты ищу и поддержки

сам запутавшийся гитарист,

ремесла моего издержки

с полутёмного зала свист.

Запрягу фаэтон гитары

на серебряную упряжь,

от копыт затрясутся кварталы,

разойдётся по венам блажь.

На дыбы поднимая голос,

в виртуальный бросаюсь мир -

для души – это чёртова полость:

Моё тело тянет в трактир!

Меня любят и я не против,

что в Париже была она,

в нашем прерванном смертью полёте,

будет вечно дрожать струна.

Эх, лирические мои кони,

тормозите на мостовой.

Расставание в крике тонет:

"Берегите тех,

             кто живой!"

Полёты во сне и наяву

О.И. Янковскому

Серый свитер

с голубым воротничком.

Сырой день разлит

и выпит,

40-летним коньячком.

Во  смятении глаголов,

настоящих,

прошлых глав:

раскладушечка на кухне,

шин скользящих поворот,

«Предъявите документы!» -

улетучился полет.

На кассете по-английски

звук предательски

орет.

Про любовь, которой было

невдомек…

Дочка рыжая, как пламя:

«Мама, мама кто пришел!?»

Серый свитер

с голубым воротничком

щечку полную в веснушках

поцелует и пешком –

полетит улыбкой белой,

голубым воротничком.

Ку-ка-рЕ-ку,

ку-ка-рЕ-ку

через реку -

у друзей разбудит совесть:

«Где же делся юбиляр?»

Будет скульптор

пошлый мастер

тело стройное ваять,

ту забытую как юность

обнимать и целовать…

Жизнь,разбитая в полетах,

в сено брошена судьбой:

вспоминать о недолётах,

улетать к земле другой…

Глава 3 – «Жизнь, растраченная в быт»

Что же выбрать пацану?

Смотришь телик – можно пиво!

Можно книжку почитать,

или выдумать красиво

завалиться тупо спать.

Можно ничего не делать,

В почте спам поудалять,

можно лайкать фотки девок,

или в «Танки» пострелять.

Мир, внатуре, многогранен,

что же выбрать пацану?

Если ты не полигамен –

Выбирай скорей жену!

«У меня есть Бог и ты…»

У меня есть Бог и ты,

остальное в бытие случайно.

Мачты храма – золоченые кресты,

и объятья сжались обручально.

У меня есть Бог и ты,

сорок лет пустыни и надежда,

что у сердца не сгораемы мосты

между Богом и тобою между.

У меня есть Бог и ты,

благодать, разлитая по венам:

на земле дороги все пусты,

если не уходят в небо!

Одно крыло

Каштановая ночь, прокуренные шторы,

в сосновой раме дребезжит стекло.

Остановись мгно.. – но время истекло

в упругие тела, вонзая шпоры.

Скрипит паркет под твоей лёгкой ножкой,

с небес балкона возвращаемся домой,

наполненные звёздами и тьмой,

продолжить бег мещанскою дорожкой

и не бояться повторять круги…

В одно крыло срастались две руки.

«Твой животик есть дверочка…»

Твой животик есть дверочка,

где в глазастый пупок,

смотрит в мир наша девочка…

Или спит как сурок.

«Дочка спит. Жена устала…»

Дочка спит. Жена устала.

Наш диван на трое душ

перед сном сама застлала

(лирик муж на быт не дюж!)

Тихий вечер. Звёзды тают.

Дочка вертится, но спит.

Звуки сонные летают,

лёгонько жена сопит.

Ты лежишь в девичьем царстве.

Величавый, гордый весь.

Муж, отец, поэт и разве

кто-то сдует твою спесь?!

Пусть семья скорей заботы,

жизнь, растраченная в быт,

путь от дома до работы

и любовь между обид,

мало денег, волокита…

Всё же ночью сам с собой,

суету, просеяв в сито,

понимаешь головой:

нет надежнее причала

и прекраснее любви –

ругань выдумать сначала,

а потом купить цветы!..

Дочка спит. Жена устала.

Ночь опёрлась на конёк,

месяц свой поцеловала…

а я спать с семьёю лег.

«Подозревай меня, тебе позволено!..»

Подозревай меня,

тебе позволено!

И упрекай,

пили меня и злись!

А хочешь плач

и причитай разорвано,

расшиблено глотай слезами высь.

Из тыщи лет один с тобою прожили –

ночей не берегли, проглатывали быт.

И что? И что мы подытожили –

любви завет остужен и забыт…

Я не ропщу и не взываю к небу,

скорей тебя под ним я берегу.

Прожить как мы для мира это небыль,

а быль на первом же рассориться кругу.

Терпи!

И не кому не верь,

себе особенно.

Не слушай никого –

счастливых нет.

Терпи!

И будь моей особенной –

а перестанешь плакать,

приготовь обед.

Ссора

Истерики твои всегда оправданы,

муж должен быть спокойней на вершок.

Любовь теряет силу между правдами

и раздирает душу до кишок.

Ты смотришь зло, я злобою парирую –

и этой бездной разрывает нас.

Себя из слов в молчанье этапирую,

ты сушишь звёзды своих выплаканных глаз.

А рядом дочка,

как межа, как точка.

И даже прошлое не хочется делить.

И узы давят, лязгает цепочка.

И как же хочется без слов поговорить…

Круговерть

Бежишь, а потом размокший

лежишь на плечах земли,

тихонький, почти что тощий

у неба ты взял взаймы.

А рядом уставшей кошкой,

уставившись пальцем в грудь –

она медоносной ложкой,

тебя провоцирует в путь.

Хроника вторых родов

23:20

Смотришь на меня испуганным зайцем:

«Миша, Миша, щёлкни, хоть пальцем!»

А я и не знаю, что сказать:

«Держись, Анька, надо рожать!»

23:50

Сидим дальше. Прижались как мыши.

«Не бойся, Анька, Женька же вышла!»

А ты тихонечко,будто из норы:

«Давай, вынашивать как слоны!»

01:20

Уже лежим. Силы уходят:

толи схватки идут, толи воды отходят?!

Ты хочешь спать и рожать одновременно,

мой мозг отцовский стихами беременный.

03:00

Звоню в скорую: «Будьте быстро!»

Ночь, улица, фонарь и глушителя выстрел:

из-за поворота (сбываются грёзы!)

карета белая – а жена в слёзы!

03:30

Роддом есть отлаженное производство,

чем-то похожее на скотоводство.

Стучимся в двери. У нас волнение:

спит или пьёт приемное отделение?

03:45

Тебя забрали без объяснения.

Ни вдохновения, ни настроения:

«А вдруг на УЗИ было не точно?

И вместо сыночка опять будет дочка!»

04:05

«А вдруг ты немножечко феминистка?

И мне не слинять от судебного иска:

полов равноправие изволь уважать –

третьего будешь сам рожать!»

05:21

Сын!

Любовь-колея

Я давно не писал тебе,

лично тебе

без детей,

без упреков,

без планов на жизнь,

без Бога

и безума.

Мы становимся старше,

мы становимся глубже,

но всё реже ближе,

но всё реже лучше.

Я давно не писал тебе,

лично тебе,

той девчонке в рябиновых бусах,

той злодейке с доброй душой,

той крылатой

и той безысходной,

обожжённой холодной лжой.

Мы становимся старше,

мы становимся глубже,

но всё реже ближе,

но всё реже лучше.

Я давно не писал тебе,

лично тебе.

Ты давно не любила меня,

лично меня.

Вот и первый упрёк!

Ведь любовь – колея…

«Я люблю эту снежную слякоть…»

Я люблю эту снежную слякоть

(нам зима показала язык).

Этой ночью так хочется плакать,

лишь бы слёзы не бросились в крик,

и полночное небо густое

мглой сиреневой звёзды тая,

как и сердце моё непростое

не раскрыло бы тайну тебя.

Неразгаданность как неразлучность,

и молчание как слова –

в тишине проявляется сущность,

и любовь говорит сама.

Я люблю эту снежную слякоть,

капли снега гирляндой горят.

Этой ночью так хочется плакать –

наши души без слов говорят.