Орден Прометея

1 из 6

ОРДЕН ПРОМЕТЕЯ

25.07.2006

– Готов ли ты принять новое имя?

– Надеюсь, оно благозвучное?

– Зачем тебе?

– Имя должно быть достойно человека.

– Человека?.. Человека? Человека?! Забудь! Ты и люди теперь враги навсегда!

– Высокие лорды, я ваш слуга?

– Нет. Ты – наш брат. Наш новорожденный младший брат.

– Я – ходячий мертвец, я – изгой, но это ни в какое сравнение не идет с мукой кровожадности…

– Но наш дар послан в удовольствие, не в наказание. Впрочем, некоторые несчастные братья умудрились превратить его в таковое…

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

ПРАВИТЕЛЬ РОТЕБУРГА

Граф Ульш Ротмунд правил в местечке Ротебург с незапамятных времен. Имя его полностью звучало Юлиус, но народу сложновато было выговорить, и они переделали его на свой лад. Почему с незапамятных? Даже в архивах аббатства Вольфгартен не находилось сведений ни о каких других правителях, кроме него, а аббатству стукнуло триста лет в позапрошлом году, не говоря уж о фундаменте храма, свидетеле язычества. Любители поставить все на твердую почву рационализма наверняка нашлись бы, как объяснить такую странность, например тем, что все представители рода Ротмундов носили одно и то же имя, что в семье рождались только мальчики, или что Ротмундов не существует вовсе, это лишь удачное прикрытие для ловких мошенников. Но, на нашу беду, в Ротебурге таких рационалистов не было.

Ротебург стоит посреди лесистой равнины, с востока защищенной холмами. Населяют его простые люди, нечто среднее между дельцами-мастеровыми и разбойничьей вольницей. Как гласят легенды, вначале было перепутье, где собирались раз в месяц крестьяне окрестных деревень, чтобы обменяться товарами своих промыслов. Об этом пронюхали бандиты и регулярно совершали на эту импровизированную ярмарку набеги. Крестьян это достало, и они наняли для охраны уже порядком разросшегося рынка рыцаря Ульша Ротмунда, которому доверили набрать ватагу умелых воинов. Ульш с задачей справился и даже выстроил дозорную башню. К башне потом прилепили небольшой деревянный форт. Когда денег от бойкой торговли прибавилось, а на земли позарились соседи-феодалы, деревянное укрепление стало каменным, а рыцарь Ульш – местным графом. Со временем рыночная площадь превратилась в центр богатой деревни, а деревня, спустя лет пятьдесят, – в полноценный город. И дела обстоят так уже лет четыреста. Город свой ротебуржцы называют просто Город, и делится он на три квартала: Хвост, Грива, а посредине – Всадник. На вопрос приезжих: 'а где же лошадь?' шутники отвечают: 'ускакала'.

Одним словом, прогресс налицо. С развитием важных феноменов экономико-социального свойства, как то: больница, церковь, суд и гильдии мастеров, – и без того свободные и полноправные граждане города возжелали узреть своего правителя и обсудить с ним форму своих отношений. Горячие головы даже поговаривали о выборе губернатора. Было это лет сто назад. Охранять город от нападения кого бы то ни было стало излишним, разбирать преступления – ведение суда, а налоги собирать можно и городскому Совету, он же и решит, на какие нужды потратить деньги. Короче, Ульш чуть было не получил отставку за ненадобностью. Рука помощи протянулась совершенно с неожиданной стороны – от представителей Святой Церкви.

Почему с неожиданной? Про Ульша горожане открыто говорили, что он – вампир. Скрывать сей факт он и не стремился, но пожаловаться на него никто не мог – не на что. На людей он не кидался, младенцев не воровал, кровь молоденьких девиц не пил, вел самый что ни на есть скромный образ жизни, был честным малым и верным хранителем города. Естественную по своей вампирской природе жажду крови удовлетворял, довольствуясь домашней живностью и казненными преступниками. Кстати, последнее обстоятельство имело решающее значение для снижения преступности в городе практически до нуля.

Жить бы под сенью замка Ротмунда да радоваться, но нет: горожане терпели свое соседство с Ульшем исключительно на период неспокойного междуцарствия. Ротебург и Хольфштаттская равнина относились к королевству Эрбенгот, а при дворе который год не могли утихнуть споры за трон. Покойный король Густав был любвеобильным мужчиной и оставил пятерых сыновей от двух своих официальных жен и четырех, рожденных вне брака. Пока они и их потомки боролись за корону, в стране не утихали стычки между партиями наследных принцев, вплоть до раскола в регулярной армии и начала затяжной гражданской войны. Но вот, наконец, законный наследный принц Эрих, отправил на тот свет большинство своих родственничков, и в стране воцарился мир.

И без того процветающий городишко Ротебург воспрял духом, и горожане немедля послали дорогому графу Ульшу коротенькую записочку, дескать, 'мы, уважаемые и достойные граждане Ротебурга, от лица всего населения города и с их полного согласия приказываем в течение суток сложить полномочия, собрать вещички и покинуть территорию Ротебурга, удалившись в добровольное изгнание, благодарим за оказанную ранее помощь (см. пп. 2 и 3 Договора о найме на службу от 865 года Эпохи Рассвета) и впредь без особого разрешения Совета Города воспрещаем проникновение на вышеозначенную территорию… охота на диких животных, за исключением обитающих на землях королевских заказников, разрешена… однократная попытка нападения на человека, не повлекшая за собой травмирования или смерти данного человека, ограничивается предупреждением… повторное нападение, травмирование и/или гибель потерпевшего караются согласно положениям Хартии Вольного Суда города Ротебурга по всей строгости закона Королевства Эрбенгот'.

Записочка немало позабавила графа Ротмунда, поскольку являла собой яркий образец бумагомарания. Назвать эту писульку документом, обладающим юридической силой, язык не поворачивался. Подписи видных горожан были на месте, но отсутствовала его, графа, личная печать для указов, а посему, пока он еще полноправный господин земель, согласно п. 1 'Договора…', пусть хоть двадцать раз объявляют приговоры, по тем же самым Законам Королевства Эрбенгот они ничего не значат. Для его изгнания им понадобятся куда более веские причины, нежели простое желание. Перечитав пару раз послание, Ульш не поленился написать ответ, в котором под сладким соусом смирения предложил обсудить условия на собрании в приемном зале своего замка, куда пригласил составителей этой филькиной грамоты.

Горожане, конечно, могли сыграть нечестно. Если бы им очень-очень хотелось избавиться от графа Ротмунда, они могли бы выбрать два пути – подослать наемного убийцу либо сфабриковать обвинение в преступлении. Потому, готовясь к совещанию, Ульш с натянутой улыбкой на тонких губах, облачаясь в бархатную черную мантию, не позабыл пристегнуть к поясу верный мирисийский клинок, выручавший его не одно столетье и в сражениях, и на темных перекрестках. Таких мечей сейчас уже не делали, секрет был утерян, пожалуй, задолго до рождения самого рыцаря Ульша. Это был клинок его прадеда – острый, легкий, гибкий, прочный, надежный. Обычно меч хранился в ларце красного дерева в опочивальне и покидал пределы своего упокоения лишь в особых случаях, а пределы ножен – и того реже. Граф Ротмунд любил посоревноваться с дворцовой стражей в искусстве владения холодным оружием, но для этого у него был простой короткий стальной меч. Свой же марисийский клинок (по названию провинции далекой страны Ашака-Нир, о которой у графа, как и у большинства эрбенготцев, были весьма смутные представления) он не то что ценил на вес золота, считал даром Фортуны и гарантией своей, в общем-то, безбедной жизни, но полагал, что в нем заключена часть его собственной, по уверению священников, потерянной души.

Совещание закончилось под утро. В открытую никто против графа Ротмунда идти не хотел. Ротебуржцы, уже порядком забывшие, как вообще выглядит их правитель, а многие, даже сомневавшиеся в его существовании, убедились, что он вовсе не выживший из ума душевнобольной и не звероподобный монстр с затуманенным жаждой крови мозгом. Граф Ульш Ротмунд оказался умным и талантливым политиком, спокойным и рассудительным. Выглядел он своеобразно, но не отталкивающе, и, уж тем более, в его внешности не было ничего от мамкиных баек, которыми стращают на ночь детишек Ротебурга уже не один десяток поколений. Его можно было бы даже назвать красивым, но мороз по коже пробегал от его красоты. Он не производил впечатления дряхлого и немощного старца, каким должен бы быть, судя по его внушительному возрасту. Время застыло для него. Резкая складка, очерчивающая рот, пепельная седина, старый шрам – вот всё, чем одарило его время.

К его описанию очень подходило слово 'средний': среднего роста, на вид – среднего возраста, среднего телосложения, волосы средней длины, даже лицо какое-то среднее, незапоминающееся. Запоминались только глаза – прозрачные, с непривычным, бледно-красным цветом радужки, влажно-блестящие, чуть выпуклые, казалось, фантастически огромные и манящие, завораживающие. А когда он говорил, невольно взгляд приковывал к себе его рот. Если бы в зал тогда пришел инквизитор и спросил бы у собравшихся людей, что они чувствуют, то они бы в один голос ответили, что граф-де наверняка наложил на них какие-то чары. Короче, одного вида Ульша было бы достаточно для наскоро состряпанного обвинения во всевозможных 'сношениях с Нечистым'. Но народ собрался деловой, здраво рассудил, что этому дяденьке пальчиком грозить не стоит, неровен час, откусит: загнанный в угол, успеет захватить с собой в Царство Мертвых немало добрых ротебуржцев, – и задумался о заключении нового договора на новых условиях о разграничении полномочий графа и выборных представителей общественности.

Всю кашу чуть было не испортил тогдашний судья. Он затеял с графом полемику на счет земельного права и сроков валидности древних документов. Суть разногласий сводилось к тому, что судья не признавал значимости того самого 'Договора о найме…' от 865 года, утверждая, что за прошедшие три столетья сильно изменились сами люди, их менталитет и цели, а потому такие древние обязательства теряют цену и лишь тормозят дальнейшее развитие общества. Затем спор скатился до угроз, что ежели граф немедленно не уберется вон, то у судьи есть связи при дворе и одного росчерка пера будет довольно, чтобы стянуть к замку войска. Не будет же граф воевать с целой армией? Или он вырастил себе на защиту полчища гнусных кровососущих тварей?! Далее речь судьи и вовсе растеряла видимость взаимной вежливости, унизившись до матерной брани. Горожане с ужасом наблюдали за нападками судьи, не зная, что и делать – мешок на голову, на двор и в колодец?.. но другого сведущего в Законе человека в городе не было. Да и неловко как-то, все-таки пожилой уважаемый гражданин… Ждать, пока у графа лопнет терпение, тоже не хотелось, слишком уж зыбкими были и молодыми демократические принципы этого поколения горожан, а затаенный страх перед неизведанным – слишком силен. Выручил всех священник часовни святой Катарины-Молельщицы. Он взял слово, и всем стало значительно легче. 'Как скажет – так и поступим' – мысленно решили ротебуржцы.

'Церковь своего не упустит!' – отметил про себя Ротмунд, забавляясь всеобщей сумятицей и кислыми лицами горожан. Явной сиюминутной опасности он не чувствовал, а выкрики разъяренного судьи его не волновали. Он давно наблюдал за 'брожением умов', он следил за ростом и бурным развитием города, в конце концов, он слишком долго жил на этом свете, чтобы не понимать, кто на чьем поле играет из здесь присутствующих, и что в корне всех, пускай чисто политических или религиозных на первый взгляд конфликтов, лежит золото, много червонного звонкого золота. Он был абсолютно прав. В этот раз причина крылась в борьбе за управление налогообложением. Если бы налоги контролировал не граф, которому деньги в личное пользование как-то и ни к чему были, всегда оставалась бы лазейка для утечки и составления баснословного капитала. Можно повысить налоги. Придумать новые. Народ все стерпит, им можно сочинить мудреное обоснование возникновения новых налогов. Граф воочию представил тонущую в пустоте цепочку сменяющих друг друга взяточников, наживающихся за счет обворованных налогоплательщиков. Грустно покачал головой. Он, может быть, и 'гнусный кровопийца', но до сих пор не был в тягость никому, кроме самого себя. Нет, уходить запросто, по первому требованию какого-то самодура он не собирался. Но надо было выждать, не сорваться. И он внимательно выслушал поднявшегося отца Бенедикта.

Священник убедил всех в том, что наилучшее решение – разрешить рыцарю, графу Ульшу Ротмунду, призванному в 865 году охранять поселение Ротебург и управлять его хозяйственными, законодательными, судебными и военными делами, владеть замком Ротмунд и проживать в нем, а также пользоваться свободой передвижения, ведения частной переписки, торговых операций и т.п. и т.п. Следует также признать его почетным гражданином Ротебурга, дабы в должной мере оценить его заслуги как мудрого руководителя, вполне оправдавшего возложенные на него надежды. Также необходимо отметить его бесспорный талант в урегулировании разногласий и распоряжении налоговыми сборами, посему граф Ульш Ротмунд продолжит заниматься этими богоугодными и человеколюбивыми делами. То есть, официально рыцарь Ульш, граф Ротмунд, назначается главным мировым судьей города Ротебурга и начальником налоговой полиции. Также он является полноправным хозяином в своем замке, в рамках законов Королевства Эрбенгот, и только ему подчиняется начальник замковой стражи. Но, и это главное, до чего договорились в ту ночь горожане, все остальные дела города находятся в ведении и управлении Совета Города, Святой Церкви и Вольного Суда.

С того дня казнить и миловать, судить, штрафовать, насылать проклятья и отпускать грехи, клеймить и ссылать, награждать героев и призирать убогих, планировать строительство города – стало уделом разнообразных гильдий, управлений и ведомств. С одной стороны, ушла лишняя головная боль графа Ульша. Потому как, если все хорошо – ротебуржцы себя не нахвалят, если возникают неурядицы – виноват граф Ротмунд. Но теперь он оказался изъят из общественной жизни города и сильно потеснен подрастающей элитой управленцев. Правда, горевал граф Ульш по этому поводу недолго и несильно. Он оставался значимой, даже легендарной фигурой для Ротебурга, и, главное, его положение упрочилось благодаря непреложному авторитету Церкви. Народ не понял, с какой радости священник выступил на стороне прóклятого Богом и лишенного Его милости человека, вынужденного скрываться от всех в крепости, которая стала ему тюрьмой, и только ночь может сгладить его страдания, потому что солнце, друг всех земных существ, несет ему боль и смерть. Пошушукались по углам, посмаковали события и мало-помалу утихли. А Церковь получила полгода спустя положенную десятину. То есть, может, десятина и была явлением обыденным для других городков Эрбенгота, но только не для этого. Здесь Церковь испокон веков пользовалась уважением, но не уплатой мзды. Она существовала исключительно на щедрые пожертвования. И вот те на: десятина! Народ поволновался, конечно, для порядку, но быстро смирился с нововведением…

Да, всё в этом мире продается и покупается. Разве что, кроме братской любви…

ГЛАВА ВТОРАЯ.

ЛАЗАРЬ В ГОРОДЕ

Утро было как обычно. Сизые тучи плыли над городом, чуть не задевая брюхом шпиль ратуши. Шел дождь, но и без того промокший до нитки путник не ускорял шаг. Он не ехал верхом ни на лошади, ни на осле. У него и денег не было ни гроша. И везти ему было нечего – все его имущество он нес на себе: серый плащ, узкие черные штаны, сандалии на деревянной подошве, коричневая рубашка. Все самое ценное – за пазухой. Там лежала бумага, заверенная зеленой печатью со знаками креста и меча. Это было удостоверение личности на имя Лазаря, посланника Великой Инквизиции по особым поручениям. Оно открывало любые двери и развязывало любые языки. Кроме бумаги, еще одна ноша отягощала Лазаря. Да, маленькая металлическая трубка с припаянными барабаном, ручкой и спусковым крючком. Изобретатель сего никогда не вернется домой из казематов Священной Инквизиции, зато Лазарь чуть-чуть приблизился к Богу благодаря этой чудесной вещице. Право выбирать между жизнью и смертью теперь перекочевало рабу Божьему Лазарю. С вещицей он сдружился и управлялся с ней ловко. Огромным плюсом для него являлось неведение окружающих, что подобная штуковина содержит в себе семь смертей. Да, семь смертей вошли тихим утром в город…

Он остановился в таверне 'Веселящий шнапс', снял комнату на втором этаже и, не позавтракав, отправился на разведку. Его, как приезжего, интересовало всё – кто чем живет, занимается, кто в городе наиболее влиятельные люди, что любопытного происходило за последний месяц. Народ Ротебурга говорлив и ласков с незнакомцами, так как твердо верует в то, что такие прожженные плуты, как ротебуржцы, обведут вокруг пальца любого и поимеют от того немереную выгоду. К обеденному перерыву город облетела весть, что путешественник в сером плаще расспрашивает про осквернителей могил и колдунов. Так как поведать что-либо вразумительное на данную тему горожанам было сложно, они с радостью переключали разговор на начальника налоговой полиции, графа Ротмунда. Ну, и далее, по кругу – про аббатство Вольфгартен, брата Маркуса, доктора Хехта, экзорциста Константина и палача Анри. Далее – о прибыли питейного заведения, будущем урожае, вчерашнем урагане, смешном случае у Восточной заставы… на этом обычно беседа прерывалась, Лазарь благодарил и растворялся в толпе.

Так прошел день. К вечеру пересуды улеглись, о чужаке забыли за свежими новостями минувшего дня. Ночь была сырой, глухой и безлунной. Она поглощала звуки и скрадывала шум. Что творилось той ночью на кладбище Фалленгард – неизвестно. На утро там были найдены три трупа в черных рясах с капюшонами, на груди у каждого был вышит красным шелком череп с оскаленными в крике челюстями. Рядом валялись заступы и лопаты, испачканные в земле. Две могилы были разрыты, из одной наполовину вытащен гроб с телом усопшего. Работа была явно прервана на середине, и неудачливые гробокопатели убиты. Что за неведомая сила застигла их? Ни синяков от удушения, ни следов от ударов дубины, ни ран от кинжала или рапиры. Горожане, разгоняемые полицией, сошлись во мнении, что либо это кара небес, и некромантов поразила молния, либо граф Ротмунд опередил палача Анри и, не дожидаясь суда, прикончил преступников в свое удовольствие. Сошлись на том, что, по-любому, еретики заслужили наказание.

День пролетел незаметно, в обычных хлопотах и делах. Болтали много, но только повторяли и без того скудные факты да досужие вымыслы. На месте происшествия побывали председатель городского Совета Орелий Линтал, начальник сыскной полиции Максимилиан Харт и доктор Тома Хехт. Они осмотрели тела убитых, посовещались шепотом и оставили все, как есть.

Стемнело. Аббат Маркус с масляным фонарем, как обычно, перед тем, как закрыть главные ворота на ночь, совершал обход сада, что прилегал к часовне Катарины-Молельщицы. Между деревьями пролетали светлячки, сильно пах шиповник. На синем небе пока не было звезд, но погода обещала быть ясной и солнечной. Все было в порядке, и Маркус уже взялся за тяжеленный засов, как створка деревянных ворот легонько приотворилась. В щель протиснулся незнакомец, с ног до головы закутанный в серый плащ. Не проронив ни слова, он вытащил из-за пазухи бумагу и протянул аббату, но не отдал, а держал до тех пор, пока Маркус, подсвечивая себе фонарем, не прочел ее до конца. Аббат пропустил гостя с вежливым поклоном в сад и закрыл за ним ворота. Молча и быстро они прошли по аллее к приземистому зданию часовни, миновали его и с черного хода спустились в полуподвал, где находилась келья Маркуса.

Они расположились в помещении с низкими потолками, заставленном шкафами с книгами. Келья неправильной формы, напоминавшей вытянутую каплю, чья овальная часть являлась входом, а заостренная – кончалась тупиком, служила сносным жилищем своему хозяину. Лазарь презрительно покосился на жесткое каменное ложе, заменявшее святому отцу постель. Вероятно, оно осталось здесь от какого-нибудь основателя-великомученика. Зачем терзать себя подобным неудобством нынешнему аббату – Лазарь не понимал. Они сели за грубый стол, сколоченный из досок примерно в то же время, что и вытесано ложе. Аббат поставил путнику кувшин кваса и тарелку белого хлеба.

– Отведайте, Посланник, потом – говорите. И если вам позволяет обет, снимите капюшон – я люблю, когда глаза собеседника открыты.

Лазарь отпил немного, отломил краюху, но капюшона не снял.

– Не сочтите за грубость, брат, но я предпочитаю оставить голову покрытой.

– Воля ваша, – улыбнулся аббат, сцепив пальцы и поигрывая костяшками четок.

– Я к вам по поводу свершенного святотатства. Были ли вы свидетелем того, что творилось прошлой ночью? Кладбище Фалленгард практически прилегает к северной стене часовни. Вы слышали ночью крики, шум? Вас не побеспокоили сегодня днем расспросами власти, полиция?..

– Посланник, я сплю как младенец! Даже если бы небеса обрушились, я и то не пробудился. Да, ко мне заходили уважаемые господа Линтал и Харт, но, к моему сожалению, ничего путного от меня они не узнали.

– Кто это – Линтал и Харт?

– Председатель Городского Совета и начальник сыска.

– Кто еще пользуется расположением горожан?

– Палач Анри и его сын Константин, экзорцист. Ну, еще доктор Тома Хехт. Они все иностранцы, но живут здесь давно и освоились в городе.

– А как же граф Ротмунд?

– Юлиус?.. – монах на секунду показался смущенным.

– Да, рыцарь Юлиус Ротмунд. А вам известен еще какой-нибудь Ротмунд?.. Насколько я знаю, он один-единственный. Хотелось бы подробнее услышать о нем от вас, служителя культа. Поговаривают, вы с ним очень близки, чуть не каждую ночь навещаете друг друга?.. правда, он нашел ключи к сердцам всех, кроме Анри Клодена?

– Его прозвище в народе – Тень Палача. Так уж повелось испокон веков в нашем благословенном городе, что рыцарь обладает правом присутствовать при казнях преступников и… утолять свою жажду их кровью. Предшественники Анри почитали это за благое дело и устоявшийся ритуал. Клодену, приехавшему сюда лет пятнадцать тому назад, это показалось диким варварством, и, в общем, не нашли они общего языка. Они в ссоре. Дошло до судебной тяжбы при последнем, на моей уже памяти, исполнении смертного приговора.

– Да? И что? – оживился обладатель серого плаща.

– Да ничем закончилось. Суд принял соломоново решение, и арестованный не достался ни одному из них.

– Как?

– Его отослали на каторгу, на Унтермагенские рудники. Там и сдох.

– Где его можно найти, раз тут больше никто не нарушает закон, и у него нет работы по специальности?

– В мясной лавке. Анри мастерски рубит говядину.

– А его сын тоже мясник?

– Нет. Я же сказал: он – экзорцист, изгоняет злых духов, вселяющихся в тела людей. Кстати, они с доктором Хехтом работают на пару. Являются к семье болящего и предлагают свои услуги. Бывает, что родственники не доверяют медицине, но убеждены в дьявольской природе заразы, и тогда…

– А вы? Какого вы мнения?.. – быстро перебил его Лазарь.

– Я-то?.. На всë Воля Божья, Посланник, – смиренно вздохнул Маркус.

– Вернемся к первоначальной теме нашего разговора. Как часто вы видитесь с графом Ротмундом, что обсуждаете и как так получилось, что священник общается с нечестивцем, нежитью?..

– Кхм, – Маркус натянуто заулыбался и закашлялся. – Нет, вы не ошибаетесь, но, согласитесь, Юлиус столь уникален… Не слыхивал ни о ком подобном. Удивительнейшее и чарующее создание… Не следует сваливать на сатанинское вмешательство любое отклонение от нормы в нашем мире. Не почтите за свободомыслие, Посланник, но граф Ротмунд ни в коем случае не злонравный мертвец и не язычник, не богохульник!

– Что же, он – добрый прихожанин? Его никто и никогда не видел на службе в храме!

– Но, Посланник, он не виноват в том, что не выносит солнечного света. И он не так богат, чтобы ежедневно выезжать в закрытом экипаже к обедне и иным службам. И он не желает причинять неудобства тем людям, что окажутся с ним под одной крышей. Он горько шутит, что любовь горожан крепка на расстоянии. Вблизи в их душах побеждает страх.

– Не хотите ли вы доказать, что этот страх безоснователен? Или, что я суеверен и глуп?

– Нет-нет, Посланник! Как можно! Страх – древний и неизжитый враг человечества, но его происхождение – от незнания. Чем больше мы знаем об окружающем, чем мы образованнее, тем меньше в наших душах страха.

– Отрицаете ли вы, что Бога следует бояться?.. – лукавой лисой нырнул в разговор Лазарь.

– Бог – это Любовь, Посланник. Хотите вы или нет, но я и пастве своей повторял, и вам скажу: чем меньше в душах людей страха, тем они сильнее и добрее, тем они ближе к Создателю.

– Враг не ведал страха, когда пошел войной против Бога. То, что вы проповедуете, недалеко от ереси. Бойтесь, брат. Только страх может вернуть вас к смирению, в лоно Церкви. Не Юлиус ли вселил в вас эти суетные мысли? Не он ли смутил ваш разум, посеял темную веру в безграничные возможности человека?.. Вы и я – всего лишь творение Божье, часть Его замысла, и выше нам не подняться.