Жертва репрессий

Наверняка за мной уже следят. Теперь от этих тварей будет не отвязаться! Как только у них будет достаточно доказательств, чтобы уличить меня в ереси, тут-то меня и возьмут.

Мерзко и противно. Уж лучше б сразу удавили, чем так, когда знаешь, что уже никуда от них уйти и не спастись…

Решил проверить на деле: правда ли за мной хвост? Зашёл вначале в храм, якобы поставить свечку за своё чудесное спасение. В это время здесь обычно мало посетителей. Вот и посмотрим, какой любопытный субъект из богобоязненных прихожан за мной увяжется.

Вышел на улицу, миновал пару кварталов. Ага, вот он, голубчик! Нет сомнений, что это мой опекун. Надо как-то отвязаться от него и перепрятать моё сокровище – книгу.

Пока я брёл в раздумьях, преследуемый агентом полиции, по улице пронёсся правительственный кортеж с мигалками. Парочку нерасторопных смердов, которые не вовремя переходили дорогу, он чуть было не сбил насмерть, но даже не притормозил. За каждый такой рейс в столице княжества погибало до десяти человек. Как говорится: «Князю – князево, а смерду – смердово».

Невольно вспомнился старик-инквизитор и разговор с ним про справедливость.

– Справедливости нет, друг мой! Точнее, она есть, но никогда не остаётся в неизменной форме. С течением времени всё меняется. В наше время справедливость – это иерархия. Каждое вышестоящее сословие имеет больше прав. В какие-то времена возникала мысль, что все должны быть равны, а общество должно быть бессословным. Но потом поняли, что всё это ведёт к анархии, хаосу и неподчинению. Тогда-то нам и помогла Церковь в восстановлении порядка! Незыблемость иерархии есть наивысшая справедливость отныне и навеки. Всё остальное – от лукавого.

Так рассуждал старик-инквизитор. Он прав, и поменять в этом мире что-либо невозможно…

– Берегись! – услышал я за спиной чей-то окрик, но было уже поздно: сановный кортеж не останавливался, когда дорогу переходил какой-нибудь смерд…

5

Тело мужчины валялось около обочины. Тут же собралась группа любопытствующих. Все были взбудоражены происшествием, снимали себя на фоне тела на камеры смартфонов, но никто даже не попытался оказать помощь. Я продрался сквозь толпу, развернул тело лицом вверх, прощупал пульс. Пульса не было.

«А мы ведь, кажется, знакомы, – подумал я. – Это же мой опекун из полиции. Вот тебя угораздило!».

Мысли начали крутиться в голове с бешеной скоростью. «Вот он, мой шанс! Сейчас за мной нет никакого наблюдения. Если уйти в гетто и залечь на дно, то там меня не смогут обнаружить. В гетто даже камер видеонаблюдения нет».

Сказано – сделано. Стараясь избегать мест с большим количеством камер, я пробирался в сторону гетто. Там обретались все отбросы, которые по тем или иным причинам теряли свой гражданский и сословный статус: геи, сектанты разных мастей, беглые работники, скрывающиеся от хозяев. И мне предстояло окунуться в атмосферу этого шабаша.

Территория гетто по периметру была опоясана забором с колючей проволокой. Чтобы туда попасть, нужно знать людей, которые за деньги могли бы провести внутрь. Найти их несложно – все столбы поблизости были увешаны объявлениями: «Попасть в гетто. При наборе экскурсионной группы скидки до 20%». Специально для безграмотных на объявлениях печатался штрих-код, считав который с помощью смартфона, можно было сразу позвонить нужному абоненту. Да, как ни странно, любители экстремальных ощущений тянулись в эту клоаку за новыми впечатлениями.

Набрал первый попавшийся номер. Голос в трубке показался знакомым, но я его не узнал. Договорились о встрече. Ожидание оказалось томительным: чудилось, что вот сейчас появится патруль, и меня повяжут прямо у ворот спасительного гетто.

Но и в этот раз меня пронесло. Вот он, мой человек – точнее, человечек, – который проведёт меня через врата ада!

Человечек был карликового роста. В наше время их много развелось. Я даже сперва не обратил внимания на его сморщенное личико. Сказал пароль, он что-то крякнул на своём геттовском жаргоне, и мы пошли.

Настолько я был озабочен своим спасением от лап инквизиции, что не сразу заметил: ведь это тот самый карлик, что подкинул мне книжку в баре!

– Не отставай! – прикрикнул он, когда я остановился и в изумлении уставился на его нелепую фигуру.

Я вышел из ступора и поспешил за ним.

– Вопросов не задавай. Когда будем в безопасности, сам всё увидишь и спросишь, если надо.

И я подчинился.

6

Пробираться на запретную территорию пришлось по сетям канализации старой Москвы. Нынешние строители не особо заморачивались, отводя все стоки прямо в реку. Наверное, от этого у нас развелось столько карликов и уродов.

Плутали мы достаточно долго, так что под конец я совсем выбился из сил. Карлик же был вынослив как чёрт. Когда мы, наконец, остановились, он заговорил первый:

– А теперь немного лирики, приятель. Вижу, ты уже устал. Во-первых, ты мне кое-что должен вернуть. У тебя при себе то, что я любезно одолжил?

Речь, конечно же, шла о книге.

– Всё здесь.

– Отлично. Ну, и как тебе? Удалось почитать?

– Прочитал, но не всё. Вначале не всё было понятно, но старик-инквизитор разъяснил мне, что к чему.

– Ты и с инквизицией уже успел поговорить о литературе? Шустрый парень! И как же они тебя не сожгли?

– Это был общий разговор, про литературу не было речи. Старик мне только рассказал секретный догмат о справедливости.

– Да, далеко ты продвинулся. Хвалю за успехи! Ты так преуспел, что уже сейчас сотни краснорясников с ищейками бегут за нами по этим старым тоннелям, ублюдок! Ты что, не знал, что они приставят за тобой хвост, идиот?!

В гневе карлик был ужасен, но я сумел осадить его:

– Эй, полегче! Если и был за мной хвост, то он отвалился сам собой, когда правительственный кортеж его переехал.

Карлик вздохнул с облегчением.

– Ладно, проехали. Видишь вон тот тоннель? Если пойдёшь по нему, никуда не сворачивая, то дойдёшь до колодца, из которого выход будет прямо в гетто. Но боюсь, там ты долго не протянешь. Попадёшь или в секту, или в бордель, ну или как вариант пойдёшь на органы. Богатые дяденьки не брезгуют брать себе органы от смердов… Вообще, гетто – идеальное место, чтоб делать деньги любым известным природе незаконным способом. Ты ещё с этим столкнёшься. Если бы гетто было невыгодно в экономическом плане, его б давно разнесли до основания, а затем построили элитный район.

От этих рассказов у меня кровь застыла в жилах. Не очень приятное дело – пойти на органы и на собачий корм!

Карлик заметил моё смятение и продолжил:

– Есть ещё один тоннель. Пойдёшь туда со мной и окажешься в нашем братстве. Будешь учиться жить по-новому, с новым именем и даже предназначением. Больше ничего тебе не скажу, и так сказал больше, чем надо. Так что выбирай!

Выбора, по сути, не было, поэтому я согласился вступить в таинственное братство. А там поглядим.

7

Братство базировалось в пещере, которая оказалась заброшенной станцией метро. Карлик, или Брат 839, как его называли другие братья, провел меня к предстоятелю.

– Случайности не случайны, вот ты и с нами. Когда-то я был первым, кто обосновался здесь. Потом ко мне присоединились другие. Так возникло наше братство. Я – Брат Ноль. Тогда, у истоков, я предопределил, что нас будет тысяча братьев при одном предстоятеле. Ты станешь Братом Тысяча.

– Спасибо вам за то, что спасли меня! Но мне было бы интересно узнать о принципах вашего братства.

– Обращайся ко мне и ко всем братьям на ты. Прочитал книгу, которую тебе передал Брат 839?

– Да, прочитал.

– Так вот. Когда я был молод, как ты сейчас, я работал программистом в одной нелюбимой тобой конторе.

– В инквизиции, что ли?

– Именно там. На их серверах хранилась, пожалуй, вся информация о жизни в печатную эпоху. Там были фильмы, газеты, журналы, комиксы, книги, статьи – всё, что несло информацию в мир до окончательного перехода на цифру. Тебе, конечно, эти явления незнакомы. Но не суть… При наступлении цифровой эры вся информация, в том числе научные знания, была зашифрована в ячейки памяти всемирной компьютерной сети в виде цифрового кода. Позднее сеть компьютеров организовали как автономную систему, способную принимать решения. Ей дали право управления и возможность самообучения. С тех пор история человечества как таковая прекратилась. Всё, что происходило после – результат действий нейронной сети. Она самообучается, используя нас как материал… Ты говоришь, что читал мою книгу. Там был краткий экскурс в историю: первобытный строй, Средневековье, Новое время. Помнишь?

– Угу.

– Ну, так вот, сейчас искусственный разум проходит для себя этап Средневековья. О первобытном строе было мало источников, поэтому он сразу перешёл к средним векам и организовал всё наподобие того, как было в ту эпоху.

– И что, дальше будут Ренессанс, Новое время, Просвещение?

– Будут. Но спешу тебя огорчить. Эпохи начнут сменять одна другую, и это будет дурная бесконечность, потому что после капитализма мы опять свалимся в феодализм. В этом дефект программного кода системы, который я обнаружил, работая в инквизиции. Коммунизм, о котором писал Маркс, один из древних учёных, не наступит, каким бы ни был уровень развития общества. Система не воспринимает понятие справедливости – ей понятна только иерархия. Как там тебе сказал старик-инквизитор? Всё остальное – от лукавого?

– Как, вы и это знаете?

– Это не сложно, брат мой. Мы можем подключаться к системе и наблюдать за любым смертным на этой планете.

– Но тогда почему же вы не установите контроль за самой системой, раз к ней так легко подключиться?

– Видишь ли, система защищена от посторонних вмешательств в программный код. Её можно только обвалить путём вирусной атаки, и это наш единственный шанс. Если она столкнётся со множеством одновременных воздействий, которые не сможет квалифицировать и дать им чёткое определение, она попросту встанет, зависнет.

– И вы знаете, как это сделать?

– Нет, пока не знаем, но обязательно найдём. В этом и заключается та самая цель нашего братства, о которой ты спросил в начале нашего разговора. Теперь тебе понятно?

– Да, Брат Ноль. Я всё понял.

Жертва репрессий

1.

Сердюкова забрали 24-го марта, во вторник. Милютина – в апреле, не помню какого числа. Потом опустели кабинеты Серпенко, Каледина и Терёхина. Я остался с несколькими коллегами в полупустом офисе. Все стали друг друга избегать. Даже в курилке уже невозможно было собраться и непринужденно поболтать как раньше.

Бывало, войдёшь туда – хоть топор вешай! Мужики стоят и ржут над чем-то. Менеджер по логистике Смирнов опять травит анекдоты или рассказывает истории из жизни. Что сказать, душа любой компании, балагур и бабник этот Смирнов! А сейчас в это даже не верится. Смирнов теперь закопался в работе и даже материться себя отучает… Вот захожу как-то к нему в кабинет. Куда только делся прежний Смирнов? Он как будто весь вылинял. Огненно-рыжая копна волос и та поблекла.

Мы же офисные хомячки! Кто устроил за нами такую охоту? Если и есть от нас какая-то польза, то только здесь, в офисе. Без нас не выживут интернет-форумы. Мир станет серым и неприглядным.

Вообще я мечтал стать историком. Писать монографии, выступать на семинарах и симпозиумах, давать лекции – вот о чём я грезил в юные годы. И семья у меня была такая интеллигентная: мама – учительница, отец – инженер. Я с блеском окончил истфак, немного потом поработал на кафедре и… сбежал от нищеты и ненужности. Устроился работать офис-менеджером в одну приличную фирму. И платили здесь неплохо, да и работа – не бей лежачего.

Можно было не учиться столько лет. Через год работы весь накопленный багаж исторических знаний где-то растворился и осел. Зато я с жаром спорил на форумах об исторических путях России. Особенно мне нравилось заходить на сайты, где общались либералы, и троллить их там своей сталинистской дубинкой. Однажды во время одного такого спора я пытался убедить этих безграмотных ослов, что сталинские репрессии были не результатом деятельности Сталина, а провоцировались активностью низовых партийных и хозяйственных работников.

Конечно, убеждать их в этом было бесполезно. Но они хоть побесились в своём змеином логове. А я был доволен: всё-таки не зря учился – есть ещё порох в пороховницах! Могу любого либерала уделать.

Запомнил комменты одного форумчанина – уж больно интересные они были. Какой-то вундеркинд под ником Пушкарь, видимо, почитав мои едкие и остроумные реплики, пришёл к выводу, что массовые репрессии можно организовать, используя пассивную энергию хомячковых масс.

Потом, когда началась вся эта движуха по борьбе с коррупцией, с пиратством в интернете, с пидорасами, с гомофобией – со всем, что можно и чего нельзя, – я часто вспоминал слова Пушкаря.

2.

Захожу 24 марта на работу, и тут бац! Сердюкова арестовали. В курилке ажиотаж.

– Ребята, что такое? – спрашиваю.

– Кирдык Сердюкову. Вчера вечером он, как всегда, остался допоздна работать. Пришли двое в штатском и увели его под белы рученьки. Никто больше ничего не знает, – сообщил Смирнов с нервной дрожью в голосе. Он недолюбливал Сердюкова и считал его своим конкурентом.

А буквально на днях правительство запустило новый сайт, с которого можно было отправлять анонимные жалобы и доносы на любого человека.

Думаю, даже если Смирнов что-то там написал про Сердюкова, ведь не могли же того арестовать? Но меня всё-таки стало одолевать любопытство. А вдруг и правда можно? Что, если моя жалоба в какие-то непонятные госструктуры обернётся арестом неугодного лица?

Я только попробую. Чисто для эксперимента. Всё равно это бред.

Чтоб не палиться на работе, дождался окончания рабочего дня и уже с домашнего компьютера нашёл необходимый сайт. Серенький такой, официальный. В специальной форме для заявления представился Иваном Пупкиным и написал следующее: «Велемудрыя и досточтимыя господа! Моё почтение! Стало мне известно, что гражданин А. О. Алексеев барыжит наркотиками, сам сии зловредные вещества употребляет и, находясь в непотребном состоянии, ходит на работу аки сомнамбула. Искренне ваш, Иван Пупкин».

«Ваше сообщение успешно отправлено», – ответил мне бездушный компьютер.

Я лёг спать с чистой совестью, даже не думая, что этот прикол может навредить нашему Лёше Алексееву. Он и правда покуривал “травку”, но это же ерунда…

За Лёшей пришли уже на следующий день. Я был в шоке. Это было даже хуже и неожиданней, чем если бы пришли за мной.

Нужно что-то делать. Спасать надо человека! Ведь это по моей вине он оказался в таком дерьме. Я отпросился с работы и поспешил в районное отделение полиции, куда должны были привезти бедного Лёшу.

– Вы по какому вопросу? – недружелюбно спросил меня оперативный дежурный в форме старшего сержанта.

– Я хотел узнать, сюда ли доставили моего коллегу Алексеева Алексея? Можно мне сделать заявление по его делу?

– Подождите, – дежурный что-то долго выискивал в журнале.

– Да, Алексеева допрашивают сейчас. Вы что-то хотели заявить? Пострадали от его противоправных действий?

– Нет, вовсе нет. Я хотел сказать, что это не он. Он не виноват. Это всё я! То есть я тоже, конечно, ни в чём не виноват, но это я отправил анонимный донос через госсайт. И вот видите как получилось…

– Вы о чём вообще? Гражданин Алексеев готовил государственный переворот. Идите отсюда, гражданин, пока мы Вас тоже не привлекли за пособничество государственному преступнику.

«Что за фигня?! Какой, на хрен, государственный переворот? И как это в него могла трансформироваться невинная “травка”?». Мне стало жутко не по себе.

«Это ведь любой дурак может зайти на сайт, нагородить там какую-нибудь ахинею, и мне потом тоже государственный переворот пришьют».

Было от чего ужаснуться и впасть в уныние! Я пришёл домой, занавесил все окна, спешно удалил все свои аккаунты из сети. Если подумать, то за все мои блоги, комментарии, демотиваторы меня можно упечь далеко и надолго. Так, что даже имя моё будет удалено из всех документов.

Страх одолел с ещё большей силой. Я накрылся одеялом с головой, а своей девушке сказал, что, мол, заболел и не стоит ей ко мне пока приходить. Мысли были разные.

«А может, нечего так беспокоиться? У нас ведь всё как всегда. Цензуры в государстве нет – свобода совести и собраний; госканалы крутят всякую чернуху и дебильные шоу; народ счастлив в своём неведении и бесправии. Значит, истории с Сердюковым и Алексеевым – просто совпадение. Наверное, и правда был какой-то план переворота. Маленького такого переворотика. Скорей всего, они хотели кинуть тухлыми яйцами в какого-нибудь чиновника, а дело раздули… В общем, я здесь не при делах. Моя хата с краю!».

Стало немного спокойней. Я даже вылез из-под одеяла и осмелился включить телик. Вдруг в новостях что покажут про Алексеева и переворот? Но в телике жевали всё ту же однообразную жвачку: ВВП подрос, где-то что-то прорвало, но виновные наказаны, пенсии повысились. И так далее. Такой приятный бодрячок, и вроде жить хочется. С этим я и заснул.

3.

Несколько дней прошло вполне спокойно. Все работали в обычном режиме, на перерывах по-прежнему собирались в курилке, чтобы предаться приятному и лёгкому общению. Однако, что ни говори, оно уже не было таким лёгким: начала ощущаться натянутость и подозрительность в коллегах. Я сам стал подозрительным, а когда покидал рабочее место, блокировал компьютер и все приложения. Старался поменьше распространяться о своих личных делах и планах. Мало ли чего?

И тут началась веселуха с посадками. Каждый день мы приходили на работу, ожидая, что сегодня опять кого-нибудь не досчитаемся. Но ещё хуже было осознавать, что тем, кого не досчитаются, можешь быть ты сам! Я так боялся этого, что под конец, когда в офисе осталось всего несколько испуганных от своей безнаказанности человек, совсем перестал бояться. Мной овладели лень и апатия… Видимо, это меня и сгубило. Действуя по принципу «не донесёшь ты – донесут на тебя», мой однокашник и добрый приятель ещё по студенчеству сварганил на меня донос, обвинив в тунеядстве.

Люди из ФСБ пришли за мной на дом. Я уже был готов. На кровати лежала стопка аккуратно сложенной одежды. Я только что побрился и благоухал ароматом лосьона после бритья.

Фээсбэшники оказались вовсе не плохими ребятами. Деликатно позвонили в дверь. Представились и сказали, что меня обвиняют в разглашении гостайны.

«Во как! Оригинально», – подумал я. По такой статье из наших никого ещё не сажали. Я буду первым. Во мне даже взыграла гордость, что к моей персоне отнеслись не как к ординарному преступнику. Поэтому я предложил фээсбэшникам выпить чаю, но они отказались, ссылаясь на загруженность работой.

– Понимаешь, мы вот вас, врагов государства, сейчас пачками ловим. Работаем сутками, без выходных и отпусков. Служба такая, – устало объяснил старший.

– Да, тяжело вам приходится, – согласился я. – Куда меня определят, вы не знаете?

– Туда же, куда и всех государственных преступников.

– А где это место?

– Слишком много вопросов! В своё время всё узнаете. Но поверьте, Вам там понравится. Люди там реально исправляются и оставляют потом только хорошие отзывы.

«Значит, поработаю пару лет на благо государства, а потом, может, амнистия какая случится. Может, там даже есть интернет-точки».

Суда как такового не было. Мне зачитали обвинение. Я ознакомился с заявлением от имени Ивана Пупкина. В нём достаточно подробно описывалось, где, как и по каким мотивам я разглашал государственную тайну. Доказательной базы у обвинения не было, но это не помешало судье вынести приговор: десять лет колонии строгого режима без права посещения Интернета.

После этого конвоиры завязали мне глаза и посадили в автозак. «Зачем такие меры предосторожности? Подумаешь, везут осуждённого! Но зачем скрывать от него то место, куда его везут? Непонятно», – подумалось мне.

Долго мы плутали по московским улицам. Я это ощущал по особому московскому запаху, по биению сердца огромного города, по этим подземным утробным вибрациям, без которых я уже не представлял себе жизнь.

Из Москвы мы, похоже, так и не выехали. Тем не менее, машина остановилась, и я понял, что мы прибыли в конечный пункт.

– Выходи!

Я вылез из тесного кузова по-прежнему с повязкой на глазах. Конвоир подтолкнул меня автоматом. Мы двинулись вперёд. С каждым шагом всё сильнее слышны были звуки большой стройки.

4.

Сердюков умер 13 февраля. Серпенко, Смирнов и Милютин умерли один за другим в марте. Остался один я и тысячи других неизвестных мне строителей.

Мы строили самое грандиозное и бесполезное сооружение в мире – пирамиду-усыпальницу. Никто не знал, кому она предназначалась. Но каждый день сотни строителей гибли от истощения и утраты способности к жизни. Строительство шло, не прекращаясь ни днём, ни ночью. И постоянно привозили всё новых строителей.

Однажды в мой барак поселили тощего очкастого парня, похожего на студента. Обычно мы не называли здесь друг друга по именам – только по фамилиям или номерам. Этот же назвался Сергеем.

– Тебя по какой статье осудили? – спросил я.

– Девяносто девятая – шпионаж, – ухмыльнулся он. – Знаешь, когда я только разрабатывал этот вирус, ещё подумал: какие преступления записал бы он на мой счёт?

– Что ещё за вирус?

– Непростой вирус! Когда правительство запускало программу с электронной подачей жалоб, мне пришла в голову безумная идея. На форуме прочитал у одного сталиниста, что в репрессиях на самом деле были виноваты партийные низы и активность масс. Вот и решил я направить энергию наших хомячковых масс против них самих.

– Слушай, это ведь ты писал под ником Пушкарь?

– Да, я, – с удивлением ответил Сергей. – А ты, стало быть, тот самый сталинист? Вот те на!

Мы оба были поражены такой удивительной встречей.

– Так вот, я создал этот вирус, который должен был автоматически менять показания жалобщиков и приписывать преступления против государства людям, на которых они жаловались. Я запустил его на сайт правительства. Неожиданно программа заработала. Не знаю, с чем это связано, но только людей по ложным доносам стали сажать, причем так лихо… Кому-то это, видимо, нужно. И это не прикол, что все мы здесь оказались.

– Я это уже понял, – с горечью ответил я. У меня не было в душе ненависти к этому человеку. Он здесь – такая же жертва, как и все мы.

5.

С каждой тонной песка, перевезённой мной на тележке, с каждым мускульным усилием на этой дурацкой стройке я всё больше проникался её величием. «Нет, в этом определённо что-то есть! Вот не будет нас, а Пирамида останется стоять. Изменится государственный строй, а она не шелохнётся».

Очищение от дурных страстей давалось мне нелегко. И всё-таки каждый день давал поводы для маленьких радостей. Закончили укладку фундамента. Ура! Я уже забыл, когда так радовался в последний раз. О той, другой жизни теперь вспоминалось лишь изредка. Она была какой-то серой и далёкой. Только то, что происходило сейчас, казалось осмысленным и правильным. Будущая Пирамида заслонила в моём сознании всё остальное. Я даже был теперь благодарен Сергею за то, что с помощью созданного им компьютерного вируса мы все оказались здесь.

«Нет, нет моих желаний. Ничего нет. Только она. Пирамида! Моя прелесть!».

Я умер от утраты способности к жизни 1 мая. Умирал с верой в то, что Пирамида во славу Великого человека будет достроена, поэтому расставаться с жизнью было легко.

Страх помещика Трофимова.

В П-ской волости Н-ской губернии проживал в своё время знатный помещик Павел Александрович Трофимов. Было у него имение в тысячу душ крепостных. Центром его являлась старая усадьба, построенная ещё в эпоху Екатерины Великой по проекту Растрелли. Если кто читал различную романическую литературу, тот должен знать, как протекала жизнь в таких богатых усадьбах: скука деревенской жизни разбавлялась различными охотничьими забавами; барская праздность и лень маскировалась хозяйственной предприимчивостью, хотя чаще всего речь шла лишь о показном увлечении сельским хозяйством.

Павел Александрович, как и многие помещики в окру́ге, одно время по модному тогда веянию пытался вводить в своём имении английские способы хозяйствования, но быстро охладел к предпринимательству. И им овладела обычная деревенская скука. Надо, однако, отметить, что при всех своих слабостях человек он был замечательный, но очень боязливый. Бывало, заберётся с утра в чулан и боится там, а чего – и сам не знает. Но особенно сильно он боялся Льва Толстого и Фёдора Достоевского, поэтому часто ездил к ним в гости.

Приезжает, значит, как-то раз ко Льву Николаевичу в Ясную Поляну. А знали друг друга они хорошо, поэтому общались между собой просто, запанибрата. Вот Павел Александрович и говорит: