Сельское солнце

– Софья Филипповна отдыхает. У неё выходной. А у меня ремесло.

Ангелина Фёдоровна на всякий случай кивнула и поплотнее прикрыла за собой дверь…

А тут вот – дед Ермолай. Простой, добрый, синеглазый, в клетчатой рубахе.

– Подождём малость, – подмигивал он, – вдруг выйдет из всего этого толк? Сказать по правде, я и не знаю, верно ли пишу. Словно нашёптывает кто: «Расскажи, Ермолай Севостьяныч, что в сердце твоём делается, когда смотришь на эти поля!»

– Это конечно. Не хотите ещё чайку?

– Да Вы не слушайте меня. Заболтался совсем… Может, помочь чем? По хозяйству…

– Всё ладно, – Ангелина Фёдоровна куталась в шаль, – тепла только нет.

– Починять требуется?

– Нет-нет. Душевного тепла нет как нет.

– Ведь приезжали недавно Ваши-то…

Знакомиться с родными Ангелины Фёдоровны дед Ермолай тогда не стал. Зачем молодым его общество? Да и гостили недолго.

– Вот-вот, – соседка верно истолковала молчание Севостьяныча, – некогда им…

– Лексей скоро обещал заглянуть…

– И хорошо. Хорошо, когда все собираются вместе.

… Внук приехать не смог. Зато во вторник над забором показалась голова Серёжки. Тот сиял, будто начищенный пятак.

– Ермолай Севостьяныч! Письмо Вам! А конверт какой огромный, поглядите-ка!

– Неужто опубликовали? Да так быстро! – старик заволновался. Даже забыл поблагодарить почтальона. Серёжка не спешил уходить. Остановился у калитки, перевесил сумку с одного плеча на другое, вытянул шею и замер.

Алексей писал: «Вот и напечатали твой рассказ в журнале, дед! Читай с удовольствием! Гонорар привезу на выходных. Лично в руки отдам!»

На самом деле плата за произведение не предусматривалась: редактор долго сомневался, прежде чем включить рассказ в очередной выпуск журнала. Наконец согласился, но предупредил: «Гонорара не ждите. Затрат на корректирование много». Алексей не стал разбираться: опубликуют – и ладно. А деньги он деду сам отдаст. Честно заработанные. Разве старик не заслужил?

Тем временем Севостьяныч достал журнал – новенький, свежий, пахнущий типографской краской. С обложки мечтательно смотрела в пространство старушка. На земле перед ней лежали запылённые баклажаны. «Хвала урожаю!»

– Что там? – напомнил о себе Серёжка. И смутился: – Если не секрет…

– Да вот… Почитать прислали… – дед Ермолай растерялся.

– «Дачные радости»? Хорошее название! А чего ж Вы на почте не заказали? Журнал московский, но и у нас выпускается! Пенсионеры и труженики села – це-ле-ва-я а-у-ди-то-ри-я!

Почтальон с удовольствием произнёс непривычные слова.

– А? – очнулся Севостьяныч. – Да всё недосуг как-то… Спасибо, Серёжа, за твою работу!

– Наше Вам почтение! Пошёл я…

Серёжка отправился разносить письма, а дед Ермолай развернул журнал – так бережно, словно от прикосновения бумага могла обратиться в прах. В содержании было указано: «Сельский рассказ – с.6-7». Севостьяныч с удивлением рассматривал свою фотографию и читал:«Пенсионеру Зорянову Е.С. скучать некогда! Изо дня в день он занимается творчеством, чтобы оставаться бодрым и здоровым. Пенсионер делится своими произведениями со всеми желающими. Следуйте его примеру и вы!»

И ещё много фальшиво-жизнерадостных слов. Рисуйте, мол, сочиняйте стихи и песни для профилактики болезни Альцгеймера.

– Да я вроде как не об этом пишу… И не за этим… Душа просит! А старение тут при чём? – бормотал дед Ермолай.

Разворот содержал советы «для тех, кому за…» и комментарий врача. Интервью в статью не вошло. Рассказ занял скромные три четверти страницы. Его было не узнать – исчезли все «может статься», «да вот как оно всё и делается», «вы, братцы, только вообразите»…

– Неграмотный я, – вздохнул Севостьяныч, – вот и вмешались знающие люди… Но…

Но и стиль изложения изменился совершенно. Сквозившие в каждой строке теплота, душевность, искренность точно испарились. Остался лишь набор жизнеутверждающих фраз. Всё было правильно, академично, строго… и скучно.

«Просторы села необыкновенно привлекательны не только для отдыхающих, но и для самих жителей! Я вспоминаю прошлые годы: много рыбы в реке, россыпь ягод и грибов в лесу, свежий воздух, животные резвятся… Хорошо летом!

Цените моменты единения с природой! Скажите спасибо минувшим дням! Смотрите в будущее с оптимизмом! Заботьтесь о здоровье! А мир вокруг вдохновит вас на новые свершения!»

– Да такой мир, пожалуй, никого не вдохновит, – сокрушался дед Ермолай, – люди скажут: «Ты чего, старый дурак, жизни нас учить вздумал? Тополя, рощи, цветы… Радуйтесь, благодарите… В священники али проповедники записался?»

Всё красиво, а только автору верить не хочется. Так пишут те, кто приехал в деревню на пару дней на побывку. Вроде бы и слух не режет, а… Реклама какая-то. Не рассказ.

Севостьяныч вспомнил недавний разговор с внуком. Чудное дело – телефон: маленькая коробочка с кнопками, соединяющая людей! Даже провода нынче не требуются.

– Дед! Есть такое правило – автор перед публикацией должен прочитать свой рассказ и сказать, согласен ли он с окончательной редакцией. Тебе отправить?

– Это, наверно, долго идти будет, – сказал Севостьяныч.

– Ну почему же… Как обычно. Или сам привезу, когда смогу. А?

– Не тревожься, Алексей. Люди лучше знают, как напечатать… Разве могу я их учить? Ещё, чего доброго, опозорюсь на всю столицу!

– Подумай хорошенько. Или хочешь, по телефону прочитаю? Сейчас Серёга пришлёт текст – и я сразу…

– По телефону не надо! – деду Ермолаю не терпелось получить свежий номер и всё увидеть самому. Да и связь дорого стоила…

…Теперь Севостьяныч корил себя. Куда спешил, дурень? Мог хотя бы проверить, сохранился ли смысл. И ведь сердце не подсказало!

– Я-то думал, надо только ошибки исправить… – он развёл руками.

Алексей прислал целых два журнала – позаботился о втором экземпляре. Дед Ермолай снова изучил разворот. «Репортаж Ренаты Солем»… Конечно, она много умнее старика. Но тогда уж писали бы: «Рассказ Ренаты Солем».

В конце концов Севостьяныч решил: сам виноват! Не умеешь излагать мысли красиво, ясно и грамотно – не лезь в прозаики! И в поэты тоже. Сиди и… сочиняй тексты для профилактики деменции.

Значит, прав был Игнатьич, отвергая статьи незадачливого писателя одну за другой. Кому нужна эта бездарность? Ведь рассказ, которому полагалось стать вершиной творчества, оказался ни на что не годным. Что говорить об остальных, менее проникновенных!

Позвонил внук. Поинтересовался весело:

– Ну, прочитал? Как тебе?

– Спасибо, Лексей! Всё на славу удалось, – дед Ермолай вздохнул.

– Ой ли? Ты как будто расстроен…

– Разве ж могу я расстраиваться? Ни в коем случае! А вот у тебя голос усталый. Отдохни хоть. Все дни напролёт пашешь, пашешь…

– Успею ещё. А здорово получилось, дед! Талантливо!

– Ты читал первый вариант? – осторожно спросил Севостьяныч.

– Конечно. И первый, и окончательный. Оба в духе времени…

– А тебе не показалось, что смысл чуть-чуть изменился?

Алексей задумался.

– Ну… Я обратил внимание на стиль. Оригинал поживее, для сердца приятнее и трогательнее, что ли… Но получившийся рассказ соответствует тематике журнала и носит в какой-то степени назидательный характер. Вписывается в формат, понимаешь.

Снова формат…

– Это Рената… Как бишь её? … Солем – постаралась. Вот кто талантливый!

– Всё как надо, дед! Не забивай голову всякими мелочами. Твоя задача – глаголом жечь сердца людей. Задача редакции – работать с текстом. Даже то, что идёт прямо из глубины души, просто так не напечатают. Есть определённые требования. Не будем соблюдать – останемся без публикации…

Дед Ермолай окончательно запутался. Вариант Ренаты содержит полезную информацию и может помочь старикам взглянуть на жизнь с оптимизмом. Он небольшой, правильно составленный, актуальный… Не останется в памяти надолго? Да такой цели, кажется, и не было… А рассказ Севостьяныча для печати не подходит: много просторечных выражений, нет никаких советов… Хочется поделиться с людьми впечатлениями об окружающем мире? Что ж! Стоит научиться делать это яснее.

***

Жизнь пошла своим чередом. Не осталось в ней места черновикам и рукописям. Зато огород требовал внимания. Полоть надо, копать, поливать… Приводить в порядок маленький домик.

Ангелина Фёдоровна держалась в стороне. Конечно, она предлагала свою помощь, угощала соседа вареньем и компотами, поила его душистым чаем и, тихо улыбаясь, смотрела, как он работает – остановится, задумается, тряхнёт головой и опять за дела принимается…

Правда, и у неё хлопот прибавилось – пора было выращивать цветы и зелень. Вот приедут родные в гости… А ну как чудо случится – не на день, не на два, а на целый месяц останутся они в селе!

– Отдохнут хоть по-человечески, – объясняла старушка Севостьянычу, – здесь всё знакомое… А в Испаниях что? Быки свирепые да пальмы эти разлапистые? Нет, верно сказано: где родился, там и сгодился. Своя сторона сердцу милей.

– Так ведь они не здесь родились, – рассеянно замечал дед Ермолай.

– Но и не за границей! В нашей стране, средь такой же вот зелени. – Ангелина Фёдоровна вздыхала. – Как случилось, не пойму: не трогает их красота родной земли. А без них и мне неспокойно. Жить – небо коптить.

– Вот и я говорю – в чём смысл? – соглашался Севостьяныч. – Зачем-то ведь нам Господь отмерил нам такой срок. Детей-внуков вырастили, работу свою выполнили. А дальше..?

– Отжили своё. Но и расставаться с этим, – соседка указала куда-то за горизонт, где холмы и домики с разноцветными крышами сливались с небом, – не хочется. А?

– Не узнать простым людям, в чём промысел Божий, а всё ж не просто так, не случайно делается! Вот покрасил я забор, да? Прополол огород. Скоро морковь в рост пойдёт. И помидоры, и огурцы… Много ли надо старику? Мог бы и в магазине покупать.

– Там же химия сплошная, – возразила Ангелина Фёдоровна.

– Не всё ли равно на склоне лет? А вот копошусь, занимаю себя делами разными, чтобы правды не видеть.

– Зато внукам своё полезно. И домик потом их будет. Нельзя же сидеть да ждать, пока всё быльём порастёт!

– Эх, соседка, да им проще и дешевле в магазине овощи купить, чем к нам сюда ехать! Нынче, говорят, в супермаркеты фермерские продукты завозить стали. Свежие, качественные. А здесь или неурожай, или жуки колорадские, или ещё ерунда какая-нибудь приключится.

– Фермеры… Слово-то не наше.

– Мы испокон веков крестьянами звались: сами вырастили – сами пользоваться будем. А вот фермерам полагаются государственные дотации. Чтобы сельское хозяйство развивать.

Старушка посмотрела на соседа с любопытством:

– Вы интересовались этой темой?

– Да так… По вечерам делать нечего – сажусь новости смотреть. Лучше б не начинал, ей-богу! Взрывы, пожары – катаклизмы сплошные.

– Раньше Вы всё в саду сидели…

– Было время… Холодно теперь в саду. А дом, – сказал он ни с того ни с сего, – долго простоит. Что ему сделается! Раньше ведь как строили? Не на годы – на века.

***

Неторопливо вставало солнце, роняло лучи-перья в реку, золотило дороги и поля. Ветер шумел в кронах деревьев, лохматил волосы.

В доме напротив всё пришло в движение: хлопали дверьми и калиткой, выносили огромные мешки. Рядом останавливались машины, выгружали новенькую мебель.

Дед Ермолай с удивлением наблюдал за этой суматохой. Городские приехали! Вот уже полгода дом стоял без хозяев. Наверное, покупатели наконец нашлись.

Да, событие было важное – люди не просто приобрели участок земли с домом, а, по всему видать, собрались обосноваться в селе. Всерьёз и надолго. Хотя кто их знает! Может, на лето останутся и потом в город укатят…

Ангелина Фёдоровна подтвердила:

– Купили! Не кто-нибудь – новый глава администрации!

– В такой глуши?! – изумился Севостьяныч. – И домишко небольшой…

– Что Вы! Главная дорога неподалёку, магазин за углом. Всяко сподручней, чем с окраин ездить… А что домик маленький… – соседка наклонилась к его уху и зашептала:

– Петровна говорит – золотой человек! Вежливый, сдержанный, исключительно положительный!

– Петровна – стрекоза, каких поискать, – беззлобно отозвался дед Ермолай, гляди-ка, уже познакомиться успела!

– Вот и нет! – торжественно объявила Ангелина Фёдоровна. – Он ей сумку до калитки донести помог. Представляете?

Севостьяныч недоверчиво усмехнулся: прежнего главу администрации даже Петровна не назвала бы положительным человеком. Всякий раз, появляясь на сельском празднике или митинге, тот куда-то спешил и не отвечал на вопросы. Правда, охотно давал интервью журналистам. Рассказывал интересные истории, делился планами… Только к жизни села его рассказы не имели никакого отношения. Зато дом прежний глава построил – всем на зависть. Целый замок! Белый с красной крышей. Двухэтажный. На самом верху красовался флюгер в виде петушка. Птица почему-то особенно не нравилась жителям села.

– Символично, – бросал на ходу Валерий Кузьмич, агроном со стажем.

– Петух-то в чём виноват? – спрашивала его жена. – Хорошая птица.

– Ни в чём, – рассуждал Кузьмич. – Одно слово – петух.

Дед Ермолай в душе был согласен с агрономом, но вслух ничего не говорил: не наше это дело – судить ближних своих. Хотя ругать власть Севостьяныч себе позволял. Куда это годится? «Урбанизация, – передразнивал он, – новые технологии!» А кто будет поднимать село? На нём всё и держится! Так что дед Ермолай скептически относился к кадровым перестановкам в администрации. Конечно, новая метла по-новому метёт. Да только новое – не всегда лучшее.

Как там говорится? Поживём – увидим? И то верно…

***

Сергей Анатольевич Порядин оказался высоким седовласым мужчиной в очках. Он всегда был при галстуке и только дома носил тельняшку. Со стороны это смотрелось комично, но, впрочем, у глав администрации свои причуды. Разве он не человек, в конце концов? Может, на флоте служил…

Шумно в доме: Людмила, жена, по хозяйству хлопочет. Детей почему-то не видно.

Дед Ермолай наблюдал за соседним домом. Это получалось как бы случайно. Севостьянычу очень хотелось написать о том, как весело теперь прыгают по крыше длинноухие солнечные зайчики, как заливисто звенит колокольчик у двери, как соседский дом пробуждается к жизни. Но к чему душу травить! Всё одно не получится складно, стало быть, ненужный это труд. Слово должно побуждать к действию, а коли ты пишешь для удовольствия своего, так и нечего выдавать это за литературное произведение…

Ангелина Фёдоровна не соглашалась. Она долго уговаривала деда Ермолая прочитать что-то из его рассказов.

– Хоть немножко! Пусть и мудрёно, а всё ж любопытно мне!

– Почему мудрёно? – удивлялся старик.

– Не знаю, – задумывалась соседка, – надо, чтоб сердце отзывалось, а ежели оно молчит? Значит, перемудрил автор. Или мы совсем тёмные стали, не поспеваем за мыслью…

– То-то и оно. Вишня символизирует молодость, цветы граната – любовь… Как там ещё пишут? А звёзды – вот, рядом! Ничего они не символизируют, просто смотришь на небо и чувствуешь: счастливый я человек!

– Верно, верно…

– Смотри, – Севостьяныч принёс стопку листов бумаги, перевязанных верёвочкой. Он спешил, руки дрожали, справиться с узлом никак не удавалось.

– Дай-ка я попробую! – вмешалась Ангелина Фёдоровна. Вот как ловко у неё всё получается! Любое дело спорится. Бывают же такие хозяйки, такие добрые, верные и понимающие друзья. Что бы ей такое приятное сказать? Думал-думал дед Ермолай, да так и не сообразил. Слова куда-то разбежались.

«Ну и писатель!» – посмеялся он про себя. – «Курам на смех!»

Сели под яблоней.

– «Холодные зори нынче. Небо далёкое, тёмное, хмурое. Гремит где-то. Неужто дождь собирается? А выглянет солнце, улыбнётся ласково – и расцветёт земля ответною улыбкою, потянется к теплу, задышит. Вместе с ней и мы воспрянем. Переменчива погода, да светило наше – вечное. Резвится, точно дитя малое, и силы жизненные в нём такие же».

– Ну вот! Ладно получается! – поддерживала Ангелина Фёдоровна.

Литературные вечера вошли в привычку.

– Рада я слушать. Будто поднимается что-то в душе и обрывается. Понимаешь больше, видишь лучше… Может, Петровну позвать, а? На ней и проверим, действует ли твоё слово на людей.

– Ни в коем случае! – пугался Севостьяныч. – Не хватало ещё позора на мою седую голову! Игнатьичу не приглянулось, московским тоже… Пора заканчивать эксперименты.

– А мне? А Лексею твоему? Нам приглянулось! Да и потом, в редакции оценили! Мало ли – переиначили. У них формат.

– Нет, боюсь я. Пускай остаётся так, как есть.

– Зря, – вздыхала Ангелина Фёдоровна.

На следующий день, когда дед Ермолай читал вслух рассказ о малине, из-за калитки показалась маленькая круглая голова с двумя задорными хвостиками. Серые глаза смотрели внимательно и лукаво.

– Глянь-ка, – кивнул Севостьяныч соседке, – девчушка. Чья такая?

– Может, познакомиться хочет. Узнать надобно.

Дед Ермолай отложил рукопись и поднялся. Серые глаза теперь взглянули настороженно.

– Простите, дедушка! Я только послушать хотела!

– Да ничего, ничего. Не убегай, куда ты!

Девочка остановилась.

– А Вы не обижаетесь?

– На что ж тут обижаться?!

– Про малину очень интересно! Я люблю чай с малиной, – поделилась девочка и придвинулась поближе к калитке.

– Вот какое совпадение! Мы с Ангелиной Фёдоровной как раз его и пьём. Присоединяйся! Медовик попробуй. Вкусно.

– Можно?

– Почему ж нет. Рады будем. Если у тебя нет никаких дел.

– Какие дела! – отмахнулась девочка. – Я вон из того дома. Гуляла-гуляла и пришла к вам.

– Так ты Сергея Анатольича дочка?

– Точно! Анна Сергеевна.

– Сколько лет тебе, Анна Сергеевна?

– Восьмой пошёл. У меня весной день рождения! Тридцать первого мая. Очень удобно.

В чём заключается удобство празднования дня рождения тридцать первого мая, Севостьяныч спрашивать не стал. Право слово, неудобно держать гостя у дверей и задавать вопросы! Надо и к столу пригласить, и угостить…

– Проходи, не стесняйся! Папа-то разрешает по деревне бегать?

– Разрешает, – беспечно отозвалась девочка, – он говорит, что я хорошо чувствую людей.

– Это как же? – заинтересовался дед Ермолай. Но Ангелина Фёдоровна вмешалась:

– Здравствуй, гостья дорогая! Садись, я сейчас чайку налью… С малиной. Здесь и медовик, и пряники, и сушки… Выбирай! А лучше пробуй всё сразу. Тоненькая какая! Тебе надо больше кушать.

– Спасибо, – девочка благодарно посмотрела на своих новых знакомых, – но не в коня корм! Папа так говорит и смеётся. Это значит, что у меня энергии много.

– А раньше тебя здесь как будто не было видно?

– Я у бабушки в соседней деревне гостила. Теперь вот приехала. Тут веселее! А Вы, дедушка, сами про малину сочинили?

Севостьяныч кивнул. Он не переставал удивляться: какая дочка у главы администрации! Весёлая, сметливая!

Тем временем Анна Сергеевна аккуратно, стараясь не ронять крошки на жёлтый сарафан с цветочками, ела медовик. Но по ссадинам на коленках можно было определить, что она не всегда столь ответственно относилась к своему внешнему виду.

– Очень вкусно, – сказала гостья, – спасибо. Я тоже учусь готовить. Недавно мы с мамой пекли пирожки… По-моему, с яблоками – самые чудесные! А вы как думаете?

– Ягодные пироги тоже хорошие получаются, – мечтательно сказал Севостьяныч.

– Например, ежевичный. Или вот с малиной можно сделать, – поддержала Ангелина Фёдоровна. – В следующий раз приходи на чай, попробуем!

– Обязательно! А про малину Вы сами, да?– обратилась девочка к деду Ермолаю.

– В некотором роде… Да.

– А можно дальше? У Вас так забавно получается. Не сказка, а похоже.

– Неужто тебе это интересно? – удивился Севостьяныч. – С нами, со стариками, не поговоришь, не повеселишься. Лучше с друзьями играть или на велосипеде кататься…

– Конечно, интересно, – Анна Сергеевна рассмеялась, – иначе зачем бы я пришла? Друзей пока нет. А велосипед трёхколёсный, представляете? Папа обещал купить двухколёсный, но с этим можно подождать… Зато у меня есть Мыша.

Она показала вязаную мышку в пёстрой рубашке и брюках на пуговицах.

– Мама сделала.

– Вот это да! – воскликнула Ангелина Фёдоровна. – Как живая.

– Мама и Вас научит, – с энтузиазмом продолжила девочка, – хотите? Приходите в гости! Будем рады.

Старики переглянулись. Милые, милые дети! Как легко они заводят знакомство с разными людьми! И знать не знают о том, что пенсионерам и представителям власти вряд ли удастся найти общие темы для разговора. Обсуждать положение дел в родной деревне? Ну, кому она родная, а кому и чужая. О стихах говорить, об огороде, о ценах? Неискренняя получится беседа. У каждого свои вопросы, свои интересы. Свои цели.

Но новая знакомая доверчиво и простодушно улыбалась. Может, ещё рано делать выводы? Отец её не давал невыполнимых обещаний, не отлынивал от работы. Здоровался при встрече, в конце концов.

– Лучше ты к нам! – нашлась Ангелина Фёдоровна. – Если родители не станут возражать.

– Не станут!

Так и повелось. Дед Ермолай читал рассказы сразу двум слушательницам. Вскоре Аня привела Кольку Быкова – второклассника, который не любил сидеть на месте и с завидной регулярностью придумывал новые развлечения и шалости.

– Вот! Мой новый друг! Тоже хочет послушать сказки, то есть рассказы!

– Ты, Колька, честно скажи, – усмехнулся дед Ермолай, – яблоки собирать пришёл? Или клад у меня в огороде искать? Аль ещё что?

Быков обиделся.

– Чуть что, сразу Колька виноват! Не искал я у Протасовых никакого клада! Это кроты! А яблоки у Маринки Евсеевой градом побило! Разве Вы не видели, какой давеча град был?

Аня перебила:

– Нет-нет, он на самом деле пришёл послушать. Может, и перевоспитается заодно. Ведь всё то, о чём Вы говорили, происходит потому, что многим детям в деревне скучно. Колька! А ты, оказывается, ещё и врёшь!

– Да правда кроты! – гость вскочил и возмущённо посмотрел на свою подругу.

– Ладно, – примирительно сказала Ангелина Фёдоровна. – О чём сегодня будем слушать?

– Может, о кошках и о ёжиках? О том, как они гуляют ночью? – предложила Аня.

И зашуршала бумага, и запыхтел самовар, и были разложены по тарелкам порции ежевичного пирога. Дед Ермолай читал рассказ и чувствовал радость и спокойствие: они – понимают! Они – верят! Значит, всё не зря.

***

Любителей литературных дней и вечеров в саду становилось больше и больше. Не раз уже, проходя мимо и видя детей, которые, словно галчата, сидели вокруг Севостьяныча и Ангелины Фёдоровны и внимательно слушали, глава администрации ласково улыбался. Он даже был немного удивлён: что это за встречи такие? Никто не хулиганит, не кричит, не дерётся. Послушать бы… Но у Порядина неизменно находились свои дела. Собрание актива, например. Да и мало ли забот у руководителя?

Однажды, когда дед Ермолай поливал цветы возле дома, пришла Аня. Хитро улыбнулась:

– Помочь Вам?

– Спасибо, – сказал Севостьяныч, – как-нибудь управлюсь. Вёдра тяжёлые. А ты, егоза, как отдыхаешь-то?

– Хорошо! Я пришла спросить: можно папе тоже прийти, когда Вы будете читать свои рассказы?

Старик растерялся:

– Зачем это?

– Ему тоже интересно! В общем, так. Возвращаюсь я домой, а он спрашивает: «Ну как, Анюта, освоилась в деревне? Друзья появились?» Говорю: «Ещё какие!» и про Вас рассказываю, и про Ангелину Фёдоровну, и про Кольку, и про Таню Тришину, и про Митьку с Советской улицы… В общем, про всех. И папе это очень-очень понравилось! Особенно то, что Вы сами пишете. «А меня примете к себе?» – спрашивает. Примем?

– Отчего ж не принять, – неуверенно ответил дед Ермолай. Он не знал, что делать. Петровну, значит, не позвали, а Порядина примем? С другой стороны, Петровна никогда не интересовалась искусством. Но тем хуже! Опозориться и перед администрацией, и перед селом! Вот и объясни этой смешной девчушке, почему не хочешь приглашать её отца на чтения!

– А разве он любит рассказы? Мои неинтересные, – попытался выкрутиться Севостьяныч.

– Конечно! – уверенно сказала Аня. – Мы ведь и переехали сюда, чтобы отдохнуть от города и послушать, как бьётся сердце деревни. Или деревьев? – Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. – Наверное, всё-таки деревни, ведь у деревьев много сердец. Да, что-то такое папа и сказал.

– Отдохнуть? На курорт, что ли?

– Нет! Навсегда. Там шумно, грязно, а здесь хорошо и привольно! В общем, Вы согласны? Спасибо!

Она поспешила домой, а Севостьяныч остался стоять с опущенными руками. Теперь всё пропало. Придёт Порядин, нахмурит брови и скажет: «Нечего заниматься ерундой и забивать детям головы! Работайте! Дело себе найдите».

И раскрошится в пыль хрупкое счастье.

***

Аня привела отца. Он выглядел смущённым.