Яблоко раздора. Сборник рассказов

Была бы в наличии валюта: евро, доллары, российские рубли, гривны, и можно целый день нежиться в жемчужных ваннах в тщетных поисках жемчуга, заказывая шампанское, пиво, водочку, боржоми или нарзан…

Солнце, море и целебный воздух раскрепощают чувства. И поэтому, гармонично сочетая приятное с полезным, женщины прячут обручальные кольца и превращаются в незамужних, а мужчины – в холостяков. Вспыхивают бурные, но короткие, лишь на время путевок или курсовок, курортные романы, подтверждая постулат: бес в ребро, седина – в бороду…

Довелось испить сию чашу капитану третьего ранга в отставке, подводнику Максиму Кряжу, мужчине статному, не утратившему морской выправки, приехавшему отдохнуть душой и телом. По теории вероятности так совпало, что в тот же срок в пансионат пожаловала экзальтированная дама бальзаковского возраста Одарка Скеля с крупными телесами, бюстом шестого размера, живым весом, эдак килограммов под 120. Обычные весы, используемые во время медосмотра при заполнении санаторно-курортной книжки, зашкалило. Пришлось даму взвешивать на больших весах, используемых в столовой пансионата для приема продуктов питания.

По поводу своего телосложения и пышных, далеких от классики форм, она не комплексовала. Охотно удовлетворяла потребности объемного шлунка (желудок) Постоянно, что-то жевала, перемалывала массивными, выпирающими вперед челюстями, словно жерновами, то гамбургеры, то хот-доги. В довесок к меню на камбузе пансионата Скеля стала завсегдатаем Макдональдс, где ее встречали с распростертыми руками, как неприхотливого и ненасытного поглотителя канцерогенных блюд, уминавших за один присест за двоих-троих посетителей. Ни в чем себе не отказывала, не по дням, а по часам прибавляла в живом весе. Обильные мясные, мучные и десертные блюда формировали ее богатырскую плоть. Неизвестно, какой недуг приехала лечить пышногрудая дама, но очень обожала поваляться в грязи и попрыгать с вышки. Поджав под себя ноги, зажмурив глаза с восторженным кличем «Виват!», бомбой падала вниз. Вода в бассейне после встречи с ее тучным телом выплескивалась через парапет на плитку и долго не могла успокоиться, исходя кольцами из эпицентра.

Кто-то из персонала пансионата порекомендовал Одарке для сжигания избыточного жира и достижения оптимального баланса веса комплекс процедур: сауну, плавание, в т. ч. прыжки с вышки и обязательно активный секс, ради которого, собственно и едут на ЮБК. Если с первыми двумя процедурами все шло, как по маслу, то с партнером дело не заладилось. Мужчин охватывал панических страх при виде ее телес и мысленного моделировании поз и нештатных ситуаций, когда партнер в экстазе, мог быть, словно железобетонной панелью перекрытия, раздавлен на любовном ложе.

Не смущали Одарку варикозные узлы и вздутия на ногах, похожие на наросты на стволах деревьев. На это у нее был оптимистический ответ: «Что Бог дал, все мое». Всем Скеля была довольна, если бы ни одно обстоятельство, а точнее, гормоны и инстинкт не столько деторождения, сколько наслаждения. В тех же объемах, что и корм, ее плоть требовала бурной сексуально-эмоциональной разрядки. А этот акт без участия крепкого, неутомимого мужика был невозможен. Оценив физический потенциал, потенцию кандидатов в ухажеры. С первой же встречи в столовой, а затем и в бассейне она положила свой шальной черный, словно агат, глаз на Максима, проявив к нему неподдельный интерес. Атлетически стройный и энергичный с большим и горбатым носом (признак высокого темперамента) офицер-подводник стал объектом ее неукротимого вожделения. Это лишь кажется, что сексуально озабоченные мужчины волочатся за каждой юбкой, бывает и наоборот. Но, вопреки ожиданию Скели, стального цвета зрачки капитана, лихорадочно не заблестели. Она ощутила его равнодушие, хотя настойчивых попыток завладеть вниманием не оставила. Напротив, это разожгло в ней азарт, подтвердив пушкинский постулат о том «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей».

Кряжу, в отличие от измученного нарзаном монтера Мечникова, утомленному тысячами миль подводного плавания, больше нравились женщины тонкие, стройные и звонкие. Предпочитал девиц намного моложе себя, чтобы ощутить музыку пылкой юность и утраченный вкус жизни. Поэтому, когда он стал проявлять знаки внимания к блондинке тридцати лет от роду, это не то что возмутило, а взбесило Одарку, считавшую себя эталоном красоты.

– Может, ему зеньки выпучило, какую изюминку он нашел в этой швабре? – вслух негодовала она. – Сухая, как вобла, ни кожи, ни рожи, не за что схватиться, чтобы потискать, а я очень важная, интересная дама.

По мере того, как роман между офицером и блондинкой приближался к кульминации – неизбежному постельному апофеозу, в крупногабаритной душе соперницы раскаленной магмой закипала ненависть. Сначала, узнав, что объект ее неразделенной любви женат, имеет дочку и сына, намеревалась сообщить о его амурах семье. Но посчитала, что это довольно примитивный способ мести, к тому же, на курорте время стремительно, дорога каждая минута.

Чтобы завоевать сердце Кряжа, другая на ее месте, перешла бы на диету, ограничила в меню калорийную пищу, предпочитая соки и овощи. Но Скеля своим вкусам изменять не стала. Часто, затаившись в номере, в антрактах между завтраком, обедом, ужином и сном устраивала себе дополнительное питание, известное по библии, как чревоугодие, а в просторечии как обжорство. Среди ночи, ощутив тягучие позывы ненасытного желудка, бревном скатывалась с широкого ложа и торопилась к холодильнику, забитому продуктами на случай ЧП. Почти до утра клацала стальными зубами-протезами, уминая и грубую, и пикантную пищу, будь то цыбуля, редька, чеснок или маслины и крабовые палочки. Едва она, отрыгивая и икая, медленно, как статуя, выбиралась из-за стола, из всех щелей сбегались столь же прожорливые рыжие прусаки и крупные черные тараканы. Их, по версии несчастной горничной Кристины, уставшей бороться с нашествием насекомых, Скеля привезла в старом, коричневого цвета советского производства чемодане с металлическими уголками и заклепками.

Во время бессонных ночей, злясь на отсутствие достойного Афродиты тела партнера, Одарка нашла себе занятие. Ей доставляло истинное удовольствие в темноте давить тараканов своими слоновьими стопами, испытывая радость от специфического хруста. Тем не менее, неистребимое племя стойко сопровождало обладательницу антикварного шедевра во всех поездках. Благо в чемодане, среди ночных рубах, лифчиков и прочего нижнего, верхнего белья и пакетов с харчами хватало затаенных мест для откладки яиц и интенсивного размножения. В отчаянии Скеля однажды хотела окатить чемодан кипятком, но вовремя хватилась из-за опасения испортить вещь, к которой прикипела и душой, и сильной рукой.

Вскоре ее осенила идея. Скеля выбрала удобный момент, когда бодрый, довольный общением с темпераментной пассией Максим появился в бассейне и погрузился в воду, радуясь прохладе. Одарка в оранжевом купальнике, подчеркивающем ее формы, объемную талию с пятью жировыми складками, поднялась на трехметровую вышку для прыжков. Ничего не подозревающий отставник оказался поблизости. Стиснув зубы, чтобы не вырвался крик, она, сконцентрировавшись, тяжелой бочкой прыгнула вниз и со снайперской точностью угодила в своего «возлюбленного». Под многопудовой тяжестью, ощутив богатырский удар, Кряж, словно субмарина при экстренном погружении, пуская пузыри воздуха, камнем ушел на дно. «Что это было? Может, торнадо, якорь или мина?» – промелькнуло в его сознании. Лишь на дне, придя в себя, ощущая сломанные ребра, боком, как краб подполз к металлической стремянке и увидел ухмыляющуюся, злорадно-ликующую прыгунью.

– Ой, ой, Макс Савелич, какая неожиданная и приятная встреча! Как вы здесь оказались? – вытаращила она на страдальца свои лупатые наивно-наглые глаза. У Кряжа от потрясения перехватило горло, а она, куражась, продолжила: – Вы, наверное, под водой охотились на рыб, крабов и раков и свою белобрысую русалку? Где акваланг или гидрокостюм?

– Сама ты гидра. Что ж ты, стерва, наделала? Глаза бы твои повылазили,– с трудом, превозмогая боль, выдавил он из себя травмированный подводник.– Скалой с неба свалилась. Какая в бассейне может быть рыба. Это ты за мной охотишься, проходу не даешь. Скеля ударила широкой, как лопатка, ладонью по воде, окатив его брызгами.

Кокетливо рассмеялась и, не моргнув глазом, заявила.– Благодари Бога, что я с пятиметровой вышки не прыгнула. Раздавила бы в лепешку, костей не собрал.

Женщина огладила свои богатырские, как у метательницы ядра, бедра.

– Ты у меня попляшешь, по судам затаскаю, – в отчаянии пригрозил Максим. Предстоящие судебные разборки ее мало занимали, уязвленное честолюбие было отомщено. Действительно, если красота это страшная, то ревность – дикая сила. Мужчины ее после этого случая опасливо обходили Скелю стороной, мало ли что, чокнутой бабе на ум взбредет?

РЕЗВЫЙ КИНОЛОГ

Шли динамовские соревнования по служебному собаководству. Кинолог (не путайте с киномехаником, это разные специальности) старшина милиции Виктор Криничный с четвероногой подругой немецкой овчаркой Пальмой вышел на старт. Едва прозвучал выстрел – хлопок, крепко держа поводок Виктор рванул вперед, вместе с Пальмой преодолевая стенку, лабиринт, ров с водой… Выскочил на финишную прямую и на какую -то долю секунды обогнал даже служебно-розыскную собаку…

Такой победный финиш не был неожиданностью для сослуживцев, ибо за свои динамические качества старшина давно заслужил прозвище Лось, которым, без ложной скромности очень гордился. В его долговязой высокой фигуре действительно было что-то от лесного животного. На коротких, да и длинных дистанциях, не было ему равных, и поэтому Криничный постоянно участвовал в республиканских соревнованиях по легкоатлетическим видам многоборья. Привозил кубки, медали, призы, грамоты и дипломы, что очень льстило начальству.

В вольере дела были не столь успешны. Дрессировкой собак Лось занимался через пень-колоду, и от долгого безделья и скудного кормления (Виктор в своем личном подсобном хозяйстве выращивал свиней за счет собачьего меню), псы деквалифицировались, утратив остроту нюха. Лишь Пальма, обладавшая природными способностями, была востребована при выездах на места преступлений.

Оперуполномоченные угрозыска, для которых во все времена остается незыблемым постулат: волка ноги кормят, брали ее для задержания преступников по «горячим следам», если к моменту выезда следы не успевали остыть.

Кинолог не был слишком обременен заботами, и однажды вместо ушедшего в отпуск сотрудника его поставили в суточный наряд помощником дежурного по городскому отделу милиции. Этот, обычный в практике, факт остался бы незамеченным, заурядным. Но неожиданно из главка нагрянул с проверкой майор Константин Плахин и с ходу, не дав опомниться, принялся инспектировать сотрудников дежурной части.

– Назовите номер приказа, регламентирующего вашу работу, – подступился он к старшине.

– Не знаю, – насупился тот.

– О чем говорится в приказе номер ..? – потешался майор, демонстрируя свое превосходство в знаниях.

– Не знаю, – выдавил из себя Виктор.

– Дело твое табак, старшина, ни в зуб ногой, – подвел итог инспектор. – Я отстраняю тебя от дежурства, пока не наломал дров.

Криничный вначале помрачнел, потом с ухмылкой спросил:

– Товарищ майор, скажите, о чем приказ №..?

Офицер опешил, рано облысевшее чело покрылось испариной, зрачки потускнели.

– Ага, не знаете. Подсказываю, о том, как принимать роды у суки, – весело произнес старшина. – Как, как?! – побагровел Константин и направился с жалобой к полковнику, который находчивость своего подчиненного свел к юмору и правильно сделал. Кинолог прослыл не только быстроногим, но и смекалистым.

РАЗНАРЯДКА

По привычке полчаса, час начальник городского отдела милиции подполковник Валентин Кулешов посвящал изучению поступившей корреспонденции: приказов, директив, указов, жалоб и прочей бюрократической продукции, еще ни разу не попавшей в разряд дефицита, потому как во все времена чиновников разного ранга в конторах хоть пруд пруди – неистребимое племя чинуш-бюрократов. Валентин взял очередной документ и замер в недоумении.

– Вроде бы нам адресовано, – вслух уточнил он. – Но при чем здесь милиция? Наше дело охранять правопорядок, ловить преступников, повышать процент раскрываемости, за который генерал на «ковер» вызывает.

Что же его так обескуражило? В разнарядке за подписью градоначальника и печатью с «трезубом» личному составу милиции предписывалось заготовить 40 тонн сена.

Кулешов прикинул, чтобы выполнить это задание, иначе на исполкоме не поздоровится, шею намылят, надо на неделю всех сотрудников, включая следствие, угрозыск, участковых, ГАИ и ИДН, вооружить косами, серпами и отправить на сенокос. Но за отвлечение сил на несвойственные милиции функции тот же генерал «стружку снимет». Вот и выкручивайся, как можешь… Невольно вспомнилось: «Коси коса, пока роса. Роса – долой и мы домой…».

Подполковник вызвал начальника ГАИ капитана Виктора Ивняка и подал ему разнарядку с резолюцией «исполнить».

– Придумай что-нибудь, чтобы и волки сыты и овцы целы.

– Будет сделано! – бодро ответил Ивняк и через пять дней он доложил. – Заготовлено сорок шесть тонн сена. Свезли во двор МРЭО. Продолжить заготовку или достаточно?

– Каким образом?! – удивился Валентин, которого трудно было чем-то удивить.

– Элементарно, – ответил капитан. – Дал команду госавтоинспекторам останавливать гужевые повозки, мажары с сеном, фуражом, чаще всего управляемые цыганами. Спрашивают таких возниц, где косили траву? На поле. А поле чье? Колхозное – отвечает цыган. Госавтоинспектор лихо делает вывод: если поле колхозное, то и сено колхозное и без лишних слов конфискует душистое разнотравье.

– Жалобы есть? – поинтересовался Кулешов.

– Кое-кто из слишком горячих было рогом уперся, так пригрозили пятнадцатью сутками ареста за неповиновение представителям власти и конфискацией повозок и лошадей, и это быстро охладило пыл, – пояснил Виктор.

– Благодарю за службу.

– Рад стараться, – четко ответил офицер.

В воскресный день группа свободных от службы сотрудников все же выехала на сенокос, ради пикника на природе. Итог: небольшая копна свежескошенной травы и три сломанных косы и один потерянный серп, не считая нескольких литров выпитой водки, вина и пива и съеденных шашлыков. И вновь отличились работники ГАИ. Направили из ближнего села трактор «Беларусь» с фрезой. Шустрый тракторист оказался под хмельком. Так вошел в азарт, что принялся фрезой срезать молодой кустарник в лесопосадке. Едва остановили, пригрозив лишением водительского удостоверения.

На заседании исполкома начальнику ГОВД была объявлена благодарность. Благо, нынче никому не взбредет в голову требовать от милиции, прокуратуры или службы безопасности заготовки сена, сбора металлолома, макулатуры и прочее, а ведь доходило до абсурда.

ТРЮМО

—Левее, чуть-чуть правее, – Зося стояла посреди комнаты и энергично дирижировала руками. Ее надежда и опора – Павел, согнувшись в три погибели, уже полчаса перетаскивал из одного места в другое громоздкое трюмо. Пот катил с него градом. Он угрюмо бросал взгляды на свое злое, с всклокоченными волосами лицо, отображенное в зеркале. «Черт меня дернул купить эту рухлядь, хотя она поверила, что красное дерево в стиле ретро. Мол, Галка теперь лопнет от зависти», – размышлял он.

– Нет, не годится, – покачала головой жена, когда терпеливый супруг сдвинул трюмо к стене. – Ковер закрывает, интерьер портит. Попробуй-ка его сюда переместить.

Он усердно поволок трюмо по маршруту, указанному благоверной. С той поры, как судьба свела и окольцевала его с Зосей, он познал ее неукротимую страсть – переставлять мебель в квартире. Через каждые две недели, по рекомендациям неугомонной жены он менял интерьер, сооружая из сборной мебели непостижимые уму конструкции или передислоцируя их.

Однажды было возроптал, но супруга в слезы: «Не любишь ты меня, не жалеешь. Последней радости хочешь лишить». Грозилась отлучить от знойного сладкого тела.

Слез он не переносил, до чего жалостлив – муху не смел обидеть. Чаще всего, зеленая и назойливая, его кусала и обижала. А тут Зосенька – сокровище ненаглядное. Вскоре перестановка мебели стала семейным ритуалом, что-то вроде производственной гимнастики. Наблюдая за упражнениями мужа, она ласково приговаривала: «Тебе же на пользу, чтобы животик не рос и шея жиром не заплывала. Я тебя сделаю настоящим атлетом без всяких тренажеров и допинг. Между тем он снова перетянул трюмо к противоположной стене. Жена присела на пуфик, разглядывая в зеркале свое милое личико. Тут же достала пенал с тушью и стала подводить ресницы. Раскрыла пудреницу и розовым тампоном провела по лицу. Затем помада соблазнительно заалела у нее на губах. Злато-карие глаза весело заблестели. «Ну, слава Богу, угодил. Теперь засядет на час», – выпрямил спину Иван. Но его прогноз не подтвердился. В следующее мгновение он увидел на женском личике капризно поджатые губки.

– Хоть бы стоящий подарок мне купил, – упрекнула она. – Везет же людям. У Галки муж идеальный – из загранки вернулся, одежды, косметики привез – глаз не оторвать. Она вся в импорте ходит, духами благоухает, как майская роза. А я у тебя дешевой «Лесной фиалкой» пропахла, как в цветочной лавке.

– Зося, так ведь я не депутат и не министр, – робко возразил он. – Трюмо, чем не подарок? Ты давно о таком мечтала?

– А, трюмо, да ему место в каком-нибудь казенном доме престарелых «божьих одуванчиков», – поморщила она носик. – На трельяж поскупился, я большего внимания заслужила. Нет, здесь трюмо не место. Слишком света мало, надо передвинуть к окну.

– Можно люстру включить, – посоветовал он.

– И эти колокола ты называешь люстрой? – хмыкнула жена. – У Клавки бы увидел, вот это люстра – серебро и хрусталь, как в театре или музее.

Она театрально воздела руки вверх:

– О-о, господи! За что мне такое наказание. Ни оклада тебе не прибавляют, ни премии не дают. Погубил ты мою красу девичью, молодость цветущую. Лучшие годы на тебя положила, видно, не дожить до золотых дней.

– Зато до золотой свадьбы, даст Бог, доживем.. Зося, не надо, не рви сердце,– голос Павла дрогнул. Он отчаянно схватился за трюмо, чтобы передвинуть его к окну. Поднатужился и… вдруг зеркало плашмя рухнуло вниз. Женщина едва успела отскочить, как осколки рассыпались по полу, сверкнули снопом лучей. Молчаливо опустилась на тахту. Супруг угрюмо смотрел на трюмо. Лишь выбежавший на звон стекла мини-Пашка резвился, припевая:

– На счастье, на счастье …

СВОЯ МЕТОДА

Постовой изолятора временного содержания (ИВС) старшина Пантелеймон Кириллович Блудов очень гордился своей доморощенной методой перевоспитания правонарушителей. Главное достоинство его авторского новшества состояло в том, что мало кто, находясь под его «отеческой опекой, выдерживал 15 суток ареста. Примерно на пятый-шестой день отсидки их одолевал зуд и мужики, а случалось, что попадали на нары и скандальные бабы, ошалело метались по камере. Такая бурная реакция лишь убеждала старшину в том, что его метода действует отменно, а значит профилактический эффект гарантирован. Более того, после удачного эксперимента он вправе претендовать на авторство открытия, патент и вознаграждение. Замысел у служивого созрел неожиданно. Однажды он подметил, что ушлые бродяги без определенного места жительства (бомжи), возраста, племени и рода занятий норовят попасть в ИВС (изолятор временного содержания), как на зимние квартиры. Тут тебе зимой и ночлег, и казенные харчи, хоть и скудные, не до жиру, быть бы живу, и мороз за пятки не щиплет. А к разным « ароматам» бомжи давно адаптировались, каждый из них – сам шедевр парфюмерии. Пока холодно, перекантуются на нарах, а чуть потеплеет, ищи ветра в поле. Холодной осенью и зимой, едва отсидят 10-15 суток, выйдя на мороз, смачно выругаются в присутствии милиционера и вновь за мелкое хулиганство в камеру. Приходит Блудов на дежурство и слышит знакомый хриплый голос:

– Лежу на нарах, как король на именинах..

–Так дело не пойдет, – вздохнул старшина, мужчина грузный, мешковатый, в летах, внешне добродушный, занозистый. – Два года до выслуги осталось, а здесь столько хлопот с админарестованными. Вольготно, когда камеры пусты – ни забот, ни хлопот, кемарь себе на посту, а служба идет. Я вам покажу кузькину мать, устрою королевские именины.

Вечером, после отбытого наряда, изрядно уставший от занудливых бомжей, Блудов навестил старую знакомую бабку Кулябу в ее ветхом доме на окраине города.

– Не перевелись еще кровопийцы?! – едва переступив порог, в расчете на старческую глухоту, крикнул старшина.

– Что им станется, – ответила бабка. – В хате тепло, топлю печь углем и дровами, поэтому живут, как на курорте, никто их не беспокоит. Только меня норовят укусить коварные и неблагодарные твари, кровососы…

– Мне бы несколько десятков для служебного пользования, – по привычке попросил Пантелеймон.

– Хоть сотню, – усмехнулась старуха. – Этого добра мне не жалко, сколько надо, столько и забирай. Не вызывать же мне санитаров со станции. За дезинфекцию платить надо, а у меня пенсия, что кот наплакал.

– Ну, спасибо, выручила, – обрадовался старшина. – Буду ходатайствовать перед начальством о поощрении за активное содействие в работе по охране правопорядка и воспитанию бомжей.

И принялся ловить клопов в заблаговременно приготовленные пустые спичечные коробки со злорадством приговаривая:

– Я вам покажу королевские именины, вы у меня полежите на нарах с кровопийцами в обнимку. Кто-то скажет: выдумка, фантазия. Сущая быль. Одни ветеран милиции, то бишь, сам Блудов поведал.

ХАРЧИ ИЗ РЕСТОРАНА

– А ты, я гляжу, не бедствовал, за пятнадцать суток холку наел, щеки, как у хомяка, и второй подбородок появился, да и трудовой «мозоль» выпирает, – похлопал по животу Леонида в затрапезной куртке, отбывшего срок ареста за мелкое хулиганство, его собутыльник Семен. И переведя дух, продолжил:

– Как на курорте, поди, побывал. Наверное, тебя на нарах кормили до отвала, а я здесь на свободе чуть с голодухи ноги не протянул.

– А ты, Сень, знаешь из какой растакой кухни нас, пятнадцатисуточников кормили?– оглаживая выпирающее брюшко, с интригой спросил Леонид и с блеском в осоловевших глазах заметил. – Ни за что не догадаешься.

Семен, переминаясь с ноги на ногу, озадаченно потер ладонью узкий лоб, проворчал:

– Признавайся, где холку наел, не томи душу.

– Из ресторана!– с пафосом заявил еще недавний обитатель изолятора временного содержания. – Не может быть такого, брось заливать, не вешай мне лапшу на уши, иначе я ее тебе намотаю на рога, – возмутился Семен.

– Вот те крест, – неуклюже перекрестился Леонид. – Кормили нас трижды в сутки, как полагается. Пищу доставляли в термосах, в добавке никому не отказывали, а наоборот, хвалили за хороший аппетит. Ведь тот, кто хорошо ест, и работает, как вол.

– Ну, если так, то я не прочь отдохнуть на вольных хлебах, – произнес Семен.

– Нет ничего проще, – усмехнулся Леонид. – Увидишь где-нибудь поблизости милиционера и выругайся матом, но волю рукам не давай, иначе по другой более суровой статье в колонию загремишь. А так за мат, мелкое хулиганство дадут тебе суток десять– пятнадцать, вот и отдохнешь, откормишься на дармовых, казенных харчах. Я то ж малость отдохну на свежем воздухе от вонючей камеры и снова туда. Если хошь, то вместе и пойдем…

Леонид не солгал. В одном из городских отделов милиции кормежка административно арестованных, действительно, осуществлялась из ресторана. В термосах привозили пищу – ассорти смеси борща, супа харчо, разных гарниров и салатов. Обнаруживая в этом кулинарном «шедевре» пробки от бутылок из-под шампанского, водки, коньяка или вина, остатки торта и фруктов, дольки лимона, маслины, смятые салфетки, губную помаду и даже мелкие монеты, арестованные шибко огорчались, что их обделяют спиртными напитками. Под такую закуску и одеколон «Тройной» был бы нарасхват.

Смакуя ассорти, они повторяли: «Остатки всегда сладки ». Часть харчей у них урывал кинолог старшина Криничный, для свиней в подсобном хозяйстве. Тем не менее, ресторанной пищи хватало на всех. Нынешние обитатели изолятора, живя впроголодь на куцем меню и скудном пайке, конечно же, позавидовали бы советским бомжам, вкушавшим деликатесы из ресторана.

ШАРМ

К пятидесяти годам от роду Матвей Челобит, пользовавшийся с младых ногтей головокружительным успехом, сначала у юных пигалиц, а затем у зрелых женщин, одаренных горячим темпераментом, стал замечать, что уже не по годам, а по дням и часам, утрачивает былую привлекательность. Покатый лоб из-за глубоких раздумий над бременем быстротекущей жизни прорезала сеть морщин и кожа пожелтела, как пергамент. Седина посеребрила не только виски, но и некогда кудрявый чуб и поползла до самых корней. На темени волосы поредели и появилась плешь. «Когда по телеку на всю страну бесплатных советов Алан Чумак воду и кремы чем-то заряжал, а Кашпировский седых превращал в чернявых молодцев, а лысым —наращивал волосы, в их услугах не было необходимости, – посетовал Матвей. – Теперь бы и рад воспользоваться колдовством, но их на экран не пускают».