Фуга. Кто бы мог подумать

1

Андрей не любил английский. И он не понимал, почему в школе нужно учить именно английский, такой сухой, безликий язык, а не польский, к примеру. Ломота согласных польского его завораживала, ласкала ухо! Румынский и молдавский тоже хороши. А какие у них имена! Люминита Щербан, Анна-Мария Константин! Или, вот еще, Мариус Возняк – это уже на польском. Не имена, а песня! Но в школе не преподают румынский с польским, словно прячут занятность других языков за ширмой деловой доступности английского. Правда, тут Андрей вспомнил, что в школах бывают еще немецкий и французский, но это никак не меняло того, что он-то вынужден мучиться именно с английским. Однако, помимо изучения языка, у Андрея и другие мотивы сказать:

– Сашка, – так звали старшего брата, – я хочу записаться в кружок английского, который открылся в школе. – Андрей заметил, как Богдан бросил на него лукавый взгляд, но не поддался на провокацию, а тем же тоном продолжил. – Для этого мне нужна копия п-п-паспорта мамы или отца. Где ее можно раздобыть?

Сашка дернул плечом:

– Вот и спроси об этом родителей.

– Ты же знаешь отца, он велит самому разоб-б-браться с этим, – ответил он и направил мысок утюга на складку. Да, Андрей недолюбливал английский, но еще больше он не любил, когда стрелки на брюках отглажены не идеально! В добавок, рубаха измялась.

– Скоро ты перестанешь дымить утюгом, и так жарко! – огрызнулась на брата Марина.

– Я не дддымил бы им, если бы Лика вчера выгладила мою школьную од-дежду!

– Я выгладила ее вчера и повесила тебе на стул! – отозвалась Лика.

– Богдан все измял, – Андрей сурово взглянул на брата.

– Все было бы цело, если б ты убрал свои брюки в шкаф, – как всегда спокойно ответил Богдан.

– По всему получается, что ты сам виноват, Андрей! – заметила Марина.

– Тебе жарко от того, что Лика тебе волосы на м-м-м-макушке нннатянула! – Андрей нашел ответ, потому что терпеть не мог быть виноватым.

– В самом деле, Лика, – вскрикнула Марина, – что ты там вытворяешь!? У меня аж глаза окосели!

– Я не виновата, что у тебя волосы, как у негритенка! – Лика ловко вильнула расческой, подхватила прядь коротких кудряшек и затянула второй хвостик. От этого Марина стала похожа на румяную недоволтную белку.

Лика взглянула на Сашу:

– Тебе тоже стоит причесаться, – она протянула ему расческу, к которой пристал шоколадного цвета вьющийся волосок. Саша, нехотя, взял ее и несколькими резкими движениями провел по волосам. У него были темно-русые густые волосы до плеч и искристые серые глаза. Высокий, осанистый, красивый лицом, но излишне худой, так, что казалось в свои двадцать три он еще не перерос подростковую угловатость. Старший сын, опора, надежда и гордость семьи – все это он тщательно воплощал в себе и был дома главным, после отца, разумеется. Одно его слово, зачастую, перевешивало даже мамино мнение! Хотя, это не мешало ему, время от времени, дурачиться с младшими или перекидываться ядовитыми остротами с Ликой. Последнее держалось в секрете!

– Доброе утро, – в столовую ввалилась Женя и плюхнулась на стул. Ее как раз не смущали мятые полочки рубашки.

– Ты так в школу п-п-пойдешь? – изумился Андрей. – Я думал, в этой коричневой рубахе ты возишся в саду!

– Не придирайся, – бросила ему Женя.

– И штаны какие-то мужские, – заметила Лика.

– Лика, отстань! – одернула Женя и потерла заспанное лицо. Они с Ликой были на удивление похожи! Невысокие, светловолосые, с тонкими чертами лица, но это сходство только внешнее – девочки не были между собой близки. Если Лика отличалась веселым нравом, щепетильностью в хозяйстве и любовным вниманием к внешности и нарядам, то Женя, рядом с ней, смотрелась неряхой. Она была себе на уме и любила общаться прямо, без намеков, чем часто отталкивпла собеседников.

Андрей хотел было возразить что-то еще, но из коридора послышался звук тяжелых резмеренных шагов и все разом затихли. В столовую вошел отец. Лика поморщилась, заметив, что полы его рясы с тихим шерохом волочатся по полу и уже не в первый раз подумала, что неплохо бы подшить ее вечером, чтоб не протерлась.

–Надень портки, Андрей, – зычно пробасил отец и Андрей поспешил одеться. – Евгения, собери волоса! – Женя стала заплетать косу, но не так расторопно.

Отец Иоанн выудил из складок рясы стародревние золотые часы-медальон на цепочке и взглянул на время. Он очень дорожил этими часами, они достались ему от отца, тому – от деда, деду – от прадеда. Прадед, в свое время, получил их в счет уплаты долга. Вот уже больше столетия часы работали исправно! Иоанн каждое утро скурпулезно пристегивал цепочку вглубь складок рясы и убирал медальон за пазуху. Часы были семейным наследием, реликвией! Отец захлопнул крышку, спрятал медальон и покровительственно оглядел детей. Кого-то не хватает. Ах да, Люба! Уже полгода старшая дочь живет с мужем, а он по привычке ищет ее среди остальных. В столовую просеменила мама – матушка Анна – полная деятельная женщина в пышной юбке.

– Что же вы не рассаживаетесь? Садитесь за стол, ребята! – прощебетала она. Все поспешили занять свои места. Саша принес из кухни большую кастрюлю и хлеб, Лика принялась раскладывать еду по тарелкам. Завтрак начался.

Завтрак и ужин – вот и все, что объединяло эту семью. Между ними каждый был предоставлен себе целиком и полностью. Мама днями на пролет была занята интересами волонтерского движения, обустройством центра адаптации бывших наркологических больных, готовила в столовой Бесплатной трапезы, а также хлопотала о множестве общественных организаций, которые у нее хватило выдумки приютить под властной рукой церкви. Сашка работал в столярной мастерской, а вечерами обхаживал многочисленные строения старого монастыря, где мама развернула свою деятельность. Отец занимался собственно делами церкви и прихода. Присмотор за детьми и домом оставался за Ликой, что она выполняла успешно, но не очень усердно, оставляя силы для себя. Андрей, Богдан и Марина были очень благодарны ей за сдержанное внимание, которое Лика проявляла к их персонам. Это было неизмеримо лучше, чем в те времена, когда Люба жила дома! Люба всегда отличалась исполнительностью, вечерами на пролет таскалась за младшими, лезла в их тетрадки и вообще совалась не в свое дело!

Семья была такая большая, что в кухне все не помещались, поэтому по рядом обустроили просторную столовую. Это была вытянутая комната, обшитая деревянными панелями, с окнами во всю стену. В середине стоял овальный стол, рядом – лавка, множество стульев, у двери ютились старые напольные часы и, конечно, иконы! В углу богато обустроен иконостас, венцом которого был старинный образ Архангела Михаила. Вот, пожалуй, и все, что было. Ах да, еще имелась гладильная доска – больше для нее в доме места не нашлось.

Отец восседал во главе стола. Темно-серо-седые волосы гладко зачесаны назад без пробора и собраны в ровный хвост, пышная борода покоилась на груди. Даже сидя огромный рост позволял отцу возвышаться над детьми исполинской громадиной. Лика черкнула что-то в блокнот, который висел на холодильнике и юркнула в столовую на свое место. Следом за ней Сашка оторвал этот лист, сунул его в карман и тоже уселся за стол, на против отца.

Отец Иоанн провел ладонями по бороде и груди, что говорило о добром расположении духа, и пробасил:

– Яства великолепны!

Андрей не мог с ним не согласиться! Он считал себя покладистым и примерным сыном, но ощущать легкость, радость, торжество Успенского поста – впрочем, как и любого другого – так и не научился. И как бы он ни силился, как не взывал чувства к восторгу, а разум к чистоте, все одно – это была лишь голодовка. Но Андрей ни в жизни бы в этом не признался! В мыслях с ним была согласна и Марина, а Женя, пожалуй, и вслух могла такое сказать! Богдану, скорее всего, было не важно, что есть, он досадовал, что отец не позволял читать за столом.» Ну вот именно поэтому Богдан такой худой и тщедушный – подумал Андрей, – в классе почти вме девченки крупнее его!» Впрочем, эта деталь внешности смущала Богдана меньше всего.

– М-можно мне зап-п-писаться в кружок по английскому? – спросил Андрей у родителей.

Отец поднял на него удивленный взгляд:

– Чтобы сделать хорошее дело, не обязательно спрашивать разрешение!

– Я спросил, пп-потому что мне нужны будут ваши документы, чтобы заполнить заявление.

– Возьми сам, сынок, – проговорила мама, – но поторопись, они мне понадобяться, я сегодня уезжаю.

Мама то и дело посещала всевозможные встречи и семинары, где учили вести группы больных , общаться с трудными подростками или зависимыми людьми. Уже в зрелом возрасте она нашла себя в общественной работе и помощи нуждающимся – это стало ее страстью! На одной только территории бывшего монастыря она открыла множество организаций. Постепенно работа стала занимать все ее время, отодвинув на второй план дом и церковь. Все чаще матушка уезжала, чтобы поделиться своим опытом или почерпнуть новые знания.

– Куда ты едешь? – спросила Лика.

– Я целую неделю твержу, что отправляюсь на семинар, чем же ты слушаешь!

Тут же в разговор включился отец:

– Тебе следует быть внимательнее к словам родителей, Анжелика!

– Ладно-ладно, я просто спросила!

Андрей торопливо доел и встал из-за стола. Поспешно, на сколько позволяла астма, он преодолел кухню, спустился по трем ступеням в коридор, прошел мимо закрытых дверей комнат и поднялся по крутой лестнице на второй этаж. Родительская спальня была маленькая, по мимо кровати, в углу стоял платяной шкаф, комод у стены напротив и красивый туалетный столик. Ну и где тут что искать? Вероятно, все же в камоде – заключил Андрей. Он стал заглядывать в ящички и нашел один с бумагами. Андрей покопался в нем, откладывая в сторону не нужные документы – розовые , коричневые, какой-то засаленный газетный листок… Вот и то, что нужно! Андрей хотел убрать все на место, но его внимание привлекла газета. Лист был явно не первой свежести и сложен вчетверо. Мальчик развернул его. Статья посвящена празднику Петра и Февронии, а на фотографии сияющие лица родителей. Про маму с отцом писали в газете!? Андрей отыскал дату – статья семилетней давности. Он пробежал глазами по строчкам: что-то про семейные узы, детей, усыновление, тяжелые судьбы.... С низу послышался гул голосов, Андрей быстро сложил листок и сунул его обратно в ящик. Было не по себе находиться в родительской спальне, словно на какой-то запретной территории, поэтому он живо уложил бумаги на место и двинулся к двери. Остановился… Обернулся… Рванул обратно, выхватил лист, сунул запазуху и поспешил покинуть родительские покои.

В столовой шел оживленный разговор – снова Лика спорила с отцом. Она говорила несдержанно, сердито, отец отвечал спокойным басом. Лика с отцом находили поводы для ссор везде – пустая коробка, мелкая лужа, драная калоша – годилось все! Андрей не разобрался о чем шла речь на этот раз, потому что свернул в сашкину комнату сделать копию документов. Саша был помешен на музвке! Вся его комната напичкана музыкальными инструментами, блокнотами, тетрадями, куда он записывал стихи и мелодии. Сашкин друг, Толик работает в театре, и они все время придумывают что-нибудь для постановок и выступлений. По сути, не взирая на громады дел в монастыре, только музыка и заботила Сашку по-настоящему! Он всегда старался разделаться с работой как можно раньше, чтобы побыстрее добраться до своей ненаглядной гитары! Андрей никогда не понимал его страсти извлекать из струн шум и радоваться этому, но, если уж, батюшка Иоанн терпел дома раскаты гитарных рифов, то и остальные должны помалкивать. Андрей подошел к столу, чтобы сделать копии. Со входа не заметно, но, если стоять у стола, в глаза бросался яркий календарь неизвестно-какого-древнего-года: загорелая особа в купальнике томно выходит из моря на фоне пальм и беспечной жизни. А внизу подписано: Натали. Сколько раз отец приходил в неистовство! Сколько раз кипел, распылялся о грехопадении и требовал снять со стены срамоту в купальнике, но все впустую! Девица так и красовалась на стене. Сашка даже не оправдывался. Он смиренно выслушивал нотации и просил лишь не трогать Наташу.

Под мерное гудение принтера Андрей отвернулся от календаря и сунул в аппарат газету. Вылезла черно-белая неприметная копия. По коридору с пылающим лицом пронеслась Лика, хлопнула дверь. Если Лика ушла – подумал Андрей, – придется мыть посуду самим.

Перед выходом из дома мальчик придирчиво, но быстро осмотрел себя в зеркало. Андрей обладал классической внешностью греческой статуи : прямой нос, четко очерченные губы, волнистые волосы. Особой красоты в этом не было, зато была некая традиционность. Он еще раз пригладил медно-рыжие завитки и оправил пиджак – идеально! Привычным движением Андрей ощупал ингалятор в кармане.

– Ты принарядился? Мы можем идти? – Марина была уже у двери. Андрей закинул сумку за спину и вышел из дома вслед за ней и за Богданом.

2

Коридор кишел школьниками. Всюду голоса, крики, движение! Казалось, само здание шевелится и елозит, словно беспокойный организм. Андрей нервозно грыз ноготь, стоя у окна. Он мусолил его так долго, что кожа на пальце скукожилась и порозовела. За этим занятием Андрей старался углядеть в толпе своего давнего приятеля Никитку Курицына. Они с Никиткой не виделись все лето, хотя до этого были не разлей вода! Мальчики подружились еще в начальной школе – сколько же всего интересного произошло за это время! Они ночевали друг у друга, пропадали целыми днями на улице, смеялись над учителями, стояли на ушах! Все прошлогодние каникулы Никитка проторчал в Бесплатной трапезе, вместе с Андреем. Они помогали готовить, раздавали еду. Конечно, зачинщиком всегда был Курицын, он выдумывал разные занятия и подбивал Андрея на веселье! И пусть лучший друг не был семи пядей во лбу, а иногда и вовсе проявлял задатки жулика – пусть кинет камень, кто безгрешен! А Андрей был тихоней, он не привык держать камней за пазухой. К тому же, кто станет обращать внимания на такую мелочь, как недостатки, когда жизнь бьет ключом! Никитка был самым главным, самым близким! Даже с Богданом Андрей проводил меньше времени, чем с Курициным. И почему он пропал на всё лето!?

Никитки нигде не было видно, зато от толпы отделилась невысокая девочка, Даша Шестакова. Она славилась тем, что любила по всякому заплетать косы на голове, а также прилежанием и отличными отметками. В классе только Андрей учился лучше Даши.

– Привет, – сказала она Андрею . Тот кивнул в ответ. На Даше было скромное серое платьице, вязаная синяя кофточка, застегнутая на верхнюю пуговку , аккуратные блестящие туфли и косичка вокруг головы. Дашка Шестакова, давняя зазноба Курицина! Никитка млел по ней весь шестой класс, да так и не признался.

– Ты знаешь, во сколько сегодня собрание в художественной школе? – спросила Дашка. Так вот что ей нужно, а то Андрей гадал, зачем она подошла. Они вместе учились не только в школе, но ещё и в школе искусств, и Дашка прекрасно знала, что у стен монастыря есть доска объявлений.

– В т-т-три часа, я видел объявление, – ответил Андрей.

– Спасибо, – улыбнулась она и вернулась обратно в толпу. Андрей почувствовал боль на кончике пальца и понял, что слишком глубоко вгрызся в ноготь. Привычка грызть ногти была у него с раннего детства, также, как заикание, и астма. И плохое зрение. Андрей поправил на носу очки в металлической оправе и взглянул на Богдана. Тот разговаривал с двумя одноклассницами . Удивительно, подумал Андрей, как ловко он умеет расположить к себе собеседников! Наверное это от того, что замкнутые люди более наблюдательны, поэтому и могут найти подход к любому. А Богдан был замкнутым! Совершенный аскет, он любил проводить время в одиночестве с книгой или за долгими прогулками наедине с собой! При любой возможности он старался улизнуть из дома, чтобы побыть одному, побродить вдоль реки, подумать. Иногда, его было не сыскать, пока он сам не решит выползли на свет божий! Разговаривал он мало. Мог за целый день произнести лишь пару слов и был бы этим очень доволен. Богдан не вступал в споры, не участвовал в жизни класса, не общался с большими компаниями – предпочитал укромные углы. Чтобы ни случилось, он был споен и сдержан; нерушимую твердь его безмятежности не пробивало ничто! Ничто, кроме новязчивого общения, конечно! И что только люди находят в одиночестве!?

Где же все-таки Курицин? Андрей почувствовал, как стынет выдох в груди и достал ингалятор. Он всегда старался вдыхать лекарство как можно тише, чтобы не привлекать внимания окружающих, не светить астмой. Вдруг, чья-то ладонь хлестко ударила его по затылку.

– Эй! – только и успел крикнуть мальчик, как уже другая ладонь вышибла ингалятор из его рук и тот полетел через коридор, покрутился в воздухе и угодил в руки какому-то лохматому мальчишке. Андрей завертел головой, высматривая, кто дал ему оплеуху, и заметил, как гогочет Максим Аникин – известный балбес. А с ним Никитка!

–Когда это ты успел насолить Курицину? – удивился Богдан.

– Сам не знаю! – недоумевал Андрей.

– Девченки говорят, у нас новенький в классе. Какой-то второгодник.

– Ладно, – безучастно ответил Андрей и отправился выручать ингалятор .

– Только второгодника нехватало! – ворчал Богдан. – Он наверняка бестолочь!

Андрей усмехнулся. Он знал, как Богдана пугает необходимость знакомится с новыми людьми. Однако, безмятежность брата подавляла все: даже сейчас, его возмущение хоть и было искренно, но достаточно лишь чтобы возразить, а не чтобы растревожится. Потому что ничто на свете не имело право волновать гладь спокойствия души этого мальчика!

– Еще у нас новая учительница по русскому и литературе. – добавил Богдан.

– Откуда ты знаешь? – бросил через плечо Андрей.

– Девчонки сказали, они все знают!

Андрей силился углядеть этого лохматого парня, как вдруг он сам возник перед Андреем и Богданом, а с ним и их классный руководитель – Татьяна Михайловна, учительница математики.

– О, мальчики! – воскликнула она. Тем временем, лохматый молча протянул Андрею ингалятор , тот взял его и благодарно кивнул в ответ. – Мальчики, познакомьтесь! Это Герасимов Михаил, он будет с вами учится! Покажите ему, где класс, а я должна идти.

Герасимов был смуглым, широкоплечим и высоким, с открытым прямым взглядом и озорным блеском карих глаз. Лицо украшал нос с горбинкой. На голове кипа взлохмаченных темных волос, которые не мешало бы постричь. В поношенной водолазке и коричневых штанах на ремне, он подозрительно напоминал хулигана. Андрей сразу же отметил, насколько новенький крупнее остальных одноклассников. Еще бы, – промелькнуло у Андрея в голове, – ему же четырнадцать! Небось, он уже бреется! Андрей приято увидивился, когда Герасимов протянул ему ладонь для рукопожатия . Андрей сжал ее и назвался.

– Михаил, – представился Герасимов и расплылся в улыбки с зубами в два ряда. Богдан стоял, скрестив руки на груди, и таращился в пол, его плечи и локти остро торчали под рубашкой. Настало одно из тех мгновений, которые Богдан избегал изо всех сил – пора взглянуть человеку в глаза.

– Богдан, – представился он и вскинул на Мишку взгляд. Надо отдать Герасимову должное, тот не отшатнулся и не стал делать вид, что ничего не заметил.

– Что у тебя с глазами? – прямо спросил Мишка.

– Такой родился, – не отводя взгляд, ответил Богдан.

– А ты ими что-нибудь видишь?

– Я хорошо вижу, – сухо ответил Богдан. Богдан был невысокий и худой, но не смотря на это, он был красивым мальчиком. Восковую бледность кожи резко оттеняли угольно-черные волосы, брови и ресницы! На лице пунцовой яркостью выделялись губы, но вот глаза… Глаза природа оставила без цвета. Черный зрачек и еле заметная ореола вокруг тускло-белой радужки – это все, что было! Пустота, ничто! Бесконечные терзанья – к чему Господь поскупился на жалкую каплю цвета – беспрестанно изводили Богдана! Он совершенно точно знал, что Андрей не стесняется ни заикания, ни астмы, ни прочих недугов, но сам Богдан так и не смог смириться с мыслью о своем уродстве. А это именно уродство – мальчик был убежден! И эта черта его внешности тяжким грузам лежала на сердце, была его ахилеслвой пятой, больной мозолью! Богдан часто ловил себя на том, что если бы ни глаза, если бы не это отвратительное бесцветье, он был бы целостной личностью; был бы полным, завершенным человеком! Но стоит ему взглянуть в зеркало или встретиться взглядом с незнакомцем, как неловкость и стыд тут же начинают проедать завесу безмятежности и спокойствия за которой он тчательно прячет душу. Богдан никогда не подвергался издевкам, но замечал, что пугает людей! За спиной шептались, ходили небылицы; он слышал, что его прозвали Антихристом! Прекрасный каламбур, учитывая, что его отец – протоиерей единственного храма в городке.

– Какой у нас первый урок? – поинтересовался Мишка.

– Руууский язык. – сказал ему Андрей.

– А как учительница, не очень зловредная?

– А вот этого не знаю! – пожал плечами Андрей. – У нас новая учительница, мы ее еще не видели.

– Девчонки говорят – молодая . Лет тридцать с хвостиком. – добавил Богдан.

– Отлично! – Мишкино лицо просияло. – Молодые не так замучены жизнью, а значит добрее!

–Ну, не такая уж молодая, – поморщился Андрей, – все-таки т-т-тридцать!

– В каком классе ты п-п-пппробыл два года? – спросил Андрей, когда мальчики уже направлялись на урок.

– Как раз в седьмом. – ответил Мишка и отточенным движением отбросил волосы с глаз.

– Наверное, тебе будет не очень интересно проходить предметы заново!

Мишка пожал плечами:

– Мне и раньше было не интересно.

Ребята вошли в класс, который уже заполнялся учениками. Богдан сидел за партой с Ритой Калашниковой, полной девочкой с тугой русой косой на затылке. Андрей располагался на следующей парте , обычно с ним соседствовал Никитка, но сейчас Курицин пристроился на другом ряду, вместе с этим прихвостнем Аникиным! Они сидели, склонив головы над новым телефоном Курицина и вполголоса шептались. Андрей уставился на макушку своего бывшего приятеля и размышлял: он не мог припомнить ни ссоры, ни размолвки и гадал теперь, откуда в старом друге такая перемена. Тут Никитка поднял голову и их с Андреем взгляды встретились.

– Чего тебе, пижон! – бросил Курицин. Андрей молча отвернулся и сел за парту. В груди поднялась волна негодования, и, чтобы как-то с ней справиться, он отряхнул запылившиеся брюки, расстегнул пиджак, дабы тот не сгрудился на животе и протер очки. Андрей терпеть не мог, когда его называли пижоном и Никитка это хорошо знал!

– Садись со мной, – предложил он Мишке Герасимову – тут место пустует.

Герасимов взгромоздил на парту потертую сумку, выволок учебник и плюхнулся на стул.

– А это что за девченка? – в полголоса спросил Мишка и кивнул в сторону высокой девочки с накрашенными глазами.– Она тоже второгодница?

Андрей мельком взглянул влево от себя, куда указывал Мишка и ответил:

– А, это Кристинка Блаженко. Всегда была акселератом, теперь еще и округлилась!

Мишка нахмурился :

– Что означает это слово?

– Эээ… П-п-п-пппереросток, в общим!

Мальчики еще раз бросили взгляд на Кристинку, которая с безучастным видом жевала жвачку , как вдруг общий гомон утих и раздался звонкий голос:

– Здравствуйте, класс! – в кабинет, стуча каблуками, вошла учительница. Она стремительно сложила на стол книги и проследовала к доске. – Меня зовут Елена Сергеевна, я буду преподавать у вас русский язык и литературу.

Размашестым почерком она написала на доске свое имя и все ребята принялись записывать его на внутренней стороне обложки тетради. Все, кроме Богдана. С первой секунды он понял, что запомнит ее имя без всяких подсказок. Это была красивая молодая женщина в полукгуглых очках и светло-зеленом платье до колен. Шокаладного цвета волосы, уложенные на прямой пробор, дугами обрамляли лицо с двух сторон. Она казалась на удивление одухотворенной и подвижной, а в глазах сиял интерес. Богдан замер. Он не сводил глаз с новой учительницы и успел подумать, что ей очень идет преподавать именно литературу! Она слишком живая, чтоб быть учительницей математике и физике, не такая чепорная для истории и несомненно более грациозная, чем может быть учительница географии. Богдан заметил тоненькие золотистые часики на руке, когда Елена Сергеевна оперлась ей на стол и произнесла:

– А теперь я хочу познакомиться с вами!

И она принялась по списку называть учеников. Богдану стало не по себе, второй раз за день знакомиться с новым человеком – задача не из легких! Он подумал, что может не понравиться этой красивой учительнице, или, того хуже, напугать ее. Тем временем, она назвала фамилию прихвостня Аникина, следом – Блаженко, после поднялся Мишка Герасимов, совсем скоро настала очередь Риты Калашниковой и Курицина. И вот настал их черед.