Сборник стихов. Том 2

Писатель отошел не ставя точку

И лег на сцену в позе, как убит,

Как тот, несчастный, в том же самом месте,

В груди писателя кинжал блестит,

Перо в руке, оно с ним тоже вместе.

Мысли на солнечное затмение

Есть и такое мнение:

В солнечное затмение

Все беды, склоки, тяжбы позабыв

Настраиваемся на позитив.

Внимание! Все мысли в эти дни,

В особенности те, что на бумаге,

Или в рунете, в каждом его знаке,

Материализуются они.

Я в это верю. Я в дисплей экрана

Клавиатурой тщательно ввожу,

Не доверяя их карандашу,

Свои, с далекой перспективой, планы,

Писать стихи, снимать кино,

Сажать и собирать зерно,

Отстроить ферму, сыроварню,

Путевку в жизнь дать сыну, парню,

Любить красавицу жену,

Встречать и провожать весну,

Облагораживать пространство

На всех субботниках без чванства.

Post Scriptum. Мысли всякий раз,

Когда их рой, как в резонанс,

Суметь холодными мозгами

Их здраво обрамлять словами.

Хата с краю

Моя хата с краю,

Садик-огород,

Банька небольшая -

Черный дымоход,

Улица, соседи

С флагом ДНР,

Крики о победе

Про СССР.

Моя хата с краю

Задом-наперед,

Окнами к сараю

С банькой в хоровод.

Мне война не тетка,

Не махнет косой

Ниже подбородка,

Не возьмет с собой.

Моя хата с краю,

Но с утра, чуть тень

Танк броней качая

Въехал за плетень.

Окопался в грядки,

В землю и помет,

Виден на подпятке

Только пулемет.

А к полудню в хату

Угодил снаряд,

Разорвав как вату

Четырех солдат.

Моя хата с краю

Как и не была,

Только догорает

Куча барахла.

В руки дочь и жинку,

И худой баул,

Слезы в пелеринку,

В горло "караул".

Бегство без оглядки.

Сами как снаряд

Под бомбежкой пятки

Над землей летят.

Убежали. Крики:

"Пустите за дверь?

Горе горемыки,

Как же мы теперь.

Киев без работы,

Харьков гонит прочь.

А в Москве, как шпроты,

Нас, таких, точь в точь."

Сядем на ступеньку

У чужих ворот,

Может, в деревеньку,

Кто и позовет.

С краю даст избушку

Окнами на пруд,

Плошку и горбушку

И рубли за труд.

Будет домик с краю,

Сад и огород,

Банька небольшая,

Печь и дымоход.

Средневековый случай

Средневековье. Горы. Два села

На разных склонах заливной долины.

Две небольшие церкви. Две общины,

У каждой свой Святой. Колокола

В их честь всегда бьют одного числа.

В тот день выносят из церквей мужчины

В честь праздника села, свои святыни

И от угла несут их до угла.

Святые на плечах, как на вершине

Взирают на крестьян не без гордыни.

Им сыплют рис, и курится смола,

И громко воздается похвала.

Вдруг замечает кто-то, безымянный,

Что у соседей то, да их Святой

В деснице крестик держит золотой,

Не то, что наш, под бронзой – деревянный.

Другой заметил: – «И длинней на перст,

Чем наш святой животворящий крест.

От их креста безбожие и скверна!»

Тут вся деревня подхватила:– «Верно!»

«Они глупцы! Есть только наш Святой!

Он всемогущ и сотворяет чудо».-

Был тот же шум в деревне и другой,

И те же крики слышались оттуда.

Призыв трубы изгнать соседей прочь.

Оба села сошлись на битву в ночь

И вырезали полностью друг друга.

Это не сказка. Это быль точь-в-точь.

Но нам средневековье не наука.

Монолог алкоголика

Дружище, ну, давай еще по рюмке,

Прошу, не оставляй наедине

Молчать на отражение в вине

Или вздыхать на брошенные сумки.

Домой идти нет смелости. Жена,

Несчастная моя Тереза, дети,

Со мною молча нянчится она,

Даже достанет рюмочку в буфете,

Подлечит малость, снимет тряску, боль

От прожигающих суставы колик,

Я крест ее, ее на раны соль, -

Неизлечимый хроник – алкоголик.

А для детей, какой я им отец?

Чем им могу помочь, каким советом?

Не писаться, не спать под табуретом?

Я если что и знал, пропил в конец.

Четвероклассник сын, вот он в порядке,

Не как его отец, ни пык ни мык,

Я как-то раз тайком в его тетрадки

Взглянул, дружище, там другой язык.

Ты смотришь на часы? Тебя ждут дома?

Прошу, давай поговорим чуть-чуть.

Официант, дай что нибудь съестного,

И принеси еще принять на грудь.

Дружище, за тебя. Любви, союза

Тебе в семье, ты нужен для жены.

Я не как ты, я для своей обуза,

Бездельник, разве что пеку блины.

Пеку блины. Тереза говорила,

Что не замесит так никто, как я,

Без комьев, как сметана, как белила,

Так ровно растекаются в края

Лишь только у меня на сковородке.

Что есть, то есть. Дружище это дар.

А знаешь в чем секрет блинов? В доводке.

Я делаю всегда двойной прожар

И никогда не добавляю соды.

Да, выпекать блины – мой дар природы,

Пустяк? Но как он важен для жены.

Да, я пеку блины. Пеку блины.

Свиные щеки

Друзья, те, кто в Италии бывали,

Те не могли, хоть раз, не есть guanciale,

Свиные щеки, кухня бедняков

Эпохи, так сказать, до ресторанов,

А ныне пища, равно пастухов,

И самых привередливых гурманов.

Увы, в Санкт Петербурге скушать щек,

Я, даже, в Елисеевском не смог.

Но выход есть. Всего за сорок суток,

Замечу, это сказано без шуток,

Возможно щеки сделать самому.

Если рецепт необходим кому,

Вот он. Ступайте на Кузнечный рынок,

Не экономьте дорогих ботинок,

Сторицей возвратится за визит.

Кузнечный рынок, стоит только вид

Его в колоннах с арками фасада

И атрибутами от Ленинграда:

Один – молотобоец-молодец,

Другой, с укладкой голливудской, жнец.

Вверху часы, в них знаки зодиака,

Внизу завсегдатай, почти собака,

Он, вечный пьяница, лицом в фронтон.

Он, даже, в карты Гугла занесен.

Милости просим в боковые двери.

Какие ароматы в атмосфере,

Сыров, медовых сот, кавказских травок.

Уже глазами на мясной прилавок.

Там продавщица юная, она,

Понятно за версту, как влюблена

В Ромео по соседству, как Джульетта.

За ней следит ее грузин отец,

Откладывая хрящ на холодец.

Его огромный нож всегда заточен,

Под ним филейный край, и свеж и сочен

Отходит в сторону, как будь то сам.

Джульетта здесь, ее Ромео там,

Он шлет ей, в знак своей любви, клиента,

Сам оставаясь за день без процента,

Наказанный, уже, своим отцом,

Что кормит конкурирующий дом.

Мясные натюрморты, как с картины,

И вот она, лежит в конце витрины,

Шикарная свиная голова.

Не трачу время в торге на слова,

Плачу за всю ее, беру лишь щеки.

Беру коробку соли по дороге

И черный перец, минимум, кулак.

А дальше щеки делаются так.

Убрать сперва все срезы, заусенцы,

Щека должна быть гладкой, как поленце,

Втереть морскую соль хорошим слоем

И на три дня лежать, доска на коей

Лежит щека, немного приподнять,

Чтоб влаге легче было бы стекать.

Соль позже смыть вином столовым белым

И перцем черным, молотым, не целым

Всю щеку промассировать, и кожа,

Конечно, быть должна под перцем тоже,

И дырочка вверху, где будет нить.

И на чердак, на сорок дней сушить.

Срок подойдет. На стол щека не даром

К аматричанам или карбонарам.

Опус

Автобус номер 3.

Внутри

Тепло,

Надышали в стекло.

Рукой

На дверце

Рисунок: два сердца

С одной

Стрелой.

Автобус 7-мой,

Пустой.

На задней площадке

Перчатка.

Девчонка в дверях

В слезах

До дрожи,

Вся тушь по коже.

Был милым вчера,

Был мужем с утра,

А вечером стал – прохожий.

Автобус 22

Рекламой залит

Как лозунг на вид -

Слова,

Саквояж, голова.

Какой-то чудак

Оставил рюкзак

Висеть, зажатый дверями

И лозунгами – словами:

"Сбывается сон

C Louis Vuitton".

Водитель сердит,

Подняться велит,

Пыхтит

Не закрытой створкой.

Поехал, слегка

Бранит рюкзака

И жестом, и скороговоркой.

Тому ни почем,

Он едет вдвоем

С другим рюкзачком

На подножке.

Под ним,

Золотым,

Две хрупкие ножки

В сапожки.

Была лирика, тереть опус.

Лиловый автобус,

Автобус без номера.

– Идет в депо?

– Нет в оперу.

Шофёр в жабо,

Кондуктор на баке,

Во фраке.

С пробором усы,

В усах баритон,

В брильянтах часы,-

"Вечерний звон".

С ним под руку примадонна,

Корона

И бюст,

Аж пуговок хруст

В застежке ее корсета.

– Эй, ты, без билета,

Тебе по пути?

Тогда заходи

В автобус лилового цвета.

Питерским поэтам

Лафа – быть в Питере поэтом.

Не нужно гнаться за сюжетом

Рискуя задницей своей.

На каждый угол воду лей,

Как это делают собаки

Одетые в манишки-фраки.

Черкнул и в новый уголок,

На сколько пустит поводок

Переместиться для забавы,

Для денег, похвалы и славы.

А номинируясь на приз

Уже сместиться на карниз,

Чтобы заглядывая в окна,

Семейных драм плести волокна,

На благо, в питерском окне

Все шторы собраны к стене.

Порой, кучкуются поэты,

Как птицы метя парапеты,

Уже понятно по следам,

Где больше происходит драм.

Кто лавры ждет и хочет выше

Минуя чердаки и крыши

Взлететь на высоту орла,

Парить в фасадах из стекла

И делать все, что могут боги,

Знай, чтоб не кончить на дороге,

Не надо гадить в купола,

Там своего дерьма до тла.

Оранжевая роза

Как холодно! Кто греется дымком,

Глинтвейном или просто кипятком,

Кто кофем из картонного стакана,

Завтра придет зима. Пора. Не рано.

Гранитный тротуар, шаги, шаги,

В дыхании намек на струйки пара,

И в отражении витрины Zara

Автомобильные гудки.

С кульком из ватмана и каплей с носа,

Так перепуган холодом, что нем,

Черный студент протягивает всем

Озябшую оранжевую розу.

Нет, не берет никто. Сам по себе,

Черный студент в противоход толпе

Бессмысленно идет, уже застужен.

Его оранжевый цветок не нужен.

Исчез за спинами. Народ, шаги.

От холода во ртах все больше пара.

Последний солнца свет, его пучки

Переломляются в витрине Zara.

Вдруг пара. Он ее боготворит,

Она так влюблена в него. Горит,

Как факел, как огонь апофеоза,

В ее руке оранжевая роза.

Фотографы-шпионы

Внимание! Всяк будь предупрежден.

Вдоль Невского из будущих времен

Явились бдить фотографы-шпионы.

Они, внутри своей рабочей зоны,

Снимают нас. Проворно, втихоря,

Из-за столбов и клёнов октября,

С прохожих, за день, тысячами снимки,

Увековечивая их на симки,

Пересылают в следующий век.

Зачем? Как вид исчезнет человек?

Или же Невский весь с лица планеты?

Или же, просто, мода на портреты?

Как бы там ни было, я вас предупредил.

Ну вот. Еще один меня запечатлил.

Бомжу с Лиговского проспекта

Пока есть телефон, надежда есть

На, где то подработать и поесть,

На Лиговке купить две безделушки,

Или букет и подарить подружке,

И, может быть, поехать с ней в Кронштадт,

Найти там бывших морячков, ребят,

Под звезды, под баян и под гитару

Исполнить Пугачеву и Ротару,

И предложить ей стать моей женой,

Чтоб каждый вечер приходить домой,

Где ждет она и чистая одежда.

Пока был телефон, была надежда.

Добрая весть

В кленовых желтых листьях тротуар.

Бегом, с распущенными волосами

Студентки на автобус, каблучками

По плитке, за ударами удар.

Жена и муж. За 50 обоим.

Она на четверть шага впереди

С красивой черной брошью на груди.

Он позади, ревнив и беспокоен.

Два деловитых школьника в очках,

На языке то терминов, то жестов

Перебирают алгоритмы квестов,

Придуманных самими же, на днях.

Мамаша катит руль велосипеда.

Ее девчонка в новых сапожках

Со слоником и розой на боках

С ней за руку. У них идет беседа.

В руке у дедушки, воздушен и пушист

Большой букет. Возможно, хризантемы,

Они завернуты в цветной газетный лист

Из заголовков на любые темы.

Один из них мне удалось прочесть.

Размашистый, почти на пол букета

Шрифт рукописный голубого цвета,

Провозглашает так: "Добрая Весть".

Любовная лирика

Любовь с первой SMS

Всю ночь шёл дождь, а на рассвете,

Когда затих металлофон

На водостоках у окон,

Твой пост зажегся в интернете.

Я пригласил тебя к беседе.

Я был давно в тебя влюблён,

Но нас в подписке миллион,

Мы все мечтаем об ответе.

Был сбой сети, был гром с небес,

Был, твой ответ. Как от текилы

Удары сердца страшной силы.

Наружу вырывалось "yes".

Вот твой ответ: "В тебя, мой милый,

Влюбилась с первой SMS."

Станция метро Спартак

Унылы метропоезда

Однообразием вагона.

Кто спит, кто смотрит в никуда,

Кто на экранчик телефона.

В отсутствии печатных книг

Лицом в планшете и старик

Между стоянок перегона

Качает шеей в такт вагона.

Все отражаются в окне

Заметны сразу и не сразу.

Диспетчер говорит извне

Свою замыленную фразу

Про подозрительный багаж.

Она не придают кураж

Дотошливому, поначалу,

Приезжему провинциалу.

Как журавлиный серый клин

Его маршрут всегда один

Из пункта "А" в пункт назначенья,

И даже в это воскресенье.

Путь изменить нельзя никак?

Нельзя. На станции "Спартак"

Надеется он встретить снова,

С кем разминулся в прошлый раз.

Огонь её миндальных глаз

Испепелил. Его – второго.

Darling

Darling , вот мои слова:

Не дари на именины

Эксклюзивные машины,

Яхты – шахты, острова.

Не дари шотландский замок,

Земли, с правом на налог.

Подари мне тракторок

Выкопать ковшом приямок,

В саване залечь на дно,

Затвориться камнем с поля,

Накатить поверх бревно.

Лучше яма, чем неволя.

Займемся любовью

Займемся любовью. Но сделаем странно.

Нет, я не о позе и виде дивана.

Возьмем два билета на рейс самолета,

Чем дальше, тем лучше, от точки отсчета.

В походе он будет единственный транспорт.

С собой только мелочь на кофе и паспорт.

В пути повстречаются разные люди.

Давай, понимать их язык мы не будем.

В пути попадутся бездомные звери,

Они отведут нас за тайные двери

Долины из радуг, где луч к изголовью

Всегда по утру. Там займемся любовью.

Маша

Ой, воробушек твоей любимой

Упорхнул с ладони в Сахалин

На свободу сопок и долин

Полетать, идеей одержимый.

Или черной ревностью гонимый

Пожелал уйти на карантин,

Далеко от холода мужчин

Оскорблений чувствами ранимый.

Улетая в пёрышках с тоской

Не найти и в кущах Сахалина

Бедному воробушку покой.

Ну а если, вылечит чужбина,

Воротись, воробушек, домой,

Тут твои и клетка, и перина.

Случайное знакомство

Был дождь, и полный бар и вкус ламбруско.

Она вошла. Он предложил ей стул.

Всю ночь они болтали на французском,

Шутя, смеясь до онеменья скул.

Был день зашторенных от солнца окон

С одним лучом в оставленную щель,

Прошедшем через всю ее постель,

Чтоб рыжим цветом перекрасить локон.

Был скорый поезд и его свисток.

Солёных глаз безмолвная беседа,

Вдаль по перрону чемоданный чок.

Браслет, футболка, шорты, полукеды.

Анастасия

Я слышу, поднимая паруса,

Их шелест говорит – "Анастасия",

В раскрытые – врывается стихия,

И снова "Настя" – в мачтах голоса.

Под килем пишет "Настя" бирюза,

Существование – периферия

Земли была бы, в сердце не пусти я

Эти, как море ясные глаза.

Там, за бортом игривые дельфины

Ныряют в воду, каждый на свой лад,

И "Настя, Настя, Настя" говорят.

И "Настя" – имя встречной бригантины.

И только вой сирены невпопад

У сухогруза с фрахтом древесины.

Ксяоэн

Твой рот, как ягоды в сиропе вишни.

Как аромат дыхания – слова.

Глаза, коралловые острова.

В них, словно, виден бог китайский, вышний.

Пожалуйста, закрой их. Третий лишний.

Рубашки дорогие кружева

В груди натянуты как тетива,

Под ними кожи аромат гречишный.

Скажи, ты мне готова сдаться в плен?

Молчи. Не говори, если согласна.

Пусть отвечает сердце пульсом вен.

Налюбоваться на тебя с колен

Немыслимо. О, как же ты прекрасна.

Люблю тебя до смерти, Ксяоэн.

Варвара

Слетелись воробьи на семена

Заброшенного сада-огорода.

Дом заколочен. Призрак садовода

Разбужен чик-чириком ото сна.

Дух вышел сесть на лавку у окна,

Как и всегда, когда была погода,

Один, потосковать ли про кого-то,

Былые помянуть ли времена.

– Скажите, птицы, где моя Варвара?

Танцует для кого она? – Для всех,

От комиссара и до сталевара.

Танцует даже дьякону, на грех.

– Давала клятву, только мне, до гроба. -

– Ну да, она и не жива, особо.

Хорошо, что есть дом

Хорошо, что у нас есть дом,

Дом необыкновенный.

Мы приходим в него пешком

С разных точек вселенной,

Оставляем скафандр в шкафу,

Мир на ключ запирая,

И садимся вдвоем в софу

Выпить чашечку чая.

Поболтаем о том, о сем,

Голос твой как лекарство

От галактики за окном

И от гиперпространства.

Поцелуями оборвем

Ближе к ночи беседу.

То,что где-то у нас есть дом,

Замечательно это.

Дикарка

По сэру Джорджу Дарвину, луна

Была к земле первоначально ближе.

Приливы и отливы, их вина

В смещении луны орбитой выше.

Был у луны диаметр такой:

Раскрытый зонт не закрывал собой

Диск в полнолуние и на две трети.

Скажу не как поэт, как энергетик:

Ночь освещалась в мезозой сильней,

Чем стадион под мачтой фонарей.

Гомоэректусы в ночном дозоре

Сонеты сочиняя под луной

Их высекали прямо на заборе

Не пользуясь лампадой, ни свечей.

Смотрели на луну без телескопа,

На кратеры и горные хребты,

И пели под тамтам "вало-валоба",

Возможно, под эффектом лебеды..

Дичь на костре, серебряные ночи,

По горизонту золотой закат,

Мой недвусмысленно упорный взгляд

В дикарки обжигающие очи.

Пространство между нами все короче,

Она не отстраняется назад,

И тела примитивный аромат

Обнять притягивает, что есть мочи.

Кровь в сердце бьет сильнее, чем тамтам.

В ее груди оно колотит тоже

Как стук колес по рельсовым путям.

Только луна и мы на бычьей коже.

Как хорошо, что не известен срам,

Потомкам будет делать так негоже.

Она

Иду, пока есть улица.

Смотрю, пока светло,

Пока глаза любуются,

Пока белым-бело.

(Здесь летом ночи белые)

Зимой здесь день как ночь,

К фасадом небо делая

Приклеенным на скотч.

Не холодно, но пакостно,

И если бы не вдруг

Она взглянула радостно

Взяв сердце на испуг,

День был бы так, технический.

Теперь кричу ур-ра,

Что с нею ночь, практически,

С утра и до утра,

Безумная, игривая,

Всегда на новый лад,

Конечно, с перерывами

На чай и мармелад.

Она. Post Scriptum

Проснешься утром. Шумный Невский,

Я гарантирую, не заглушит

Сигнальчик этой смс-ки.

Прочти ее, она гласит:

Прощай, увидимся едва ли,

Нам было хорошо вдвоем,

Но все перроны на вокзале

Пустеют со вторым гудком.

Мне на восток, тебе на север

Разводят стрелки поезда.

Но знай, что да. Конечно, да,

Ты в сердце у меня forever.

P.S. На Невском в Книжном мире,

Отдел стихов, второй этаж,

"С /71" – стеллаж,

На полке с номером 4,

Под томиком, где мой портрет

Лежит, обвязан синим бантом,

Припрятанный тебе конверт.

Найди его, в нем брошь с бриллиантом.

Барабашка с Разъезжей улицы

Нет, если бы тайком пошел за нами

Из преисподней самый главный черт,

Споткнулся бы, да об асфальт рогами,

Ничто разбить не в силах наш аккорд.

А что уж там обычный барабашка

С Разъезжей улицы, пугать мастак

Лишь парочки влюбленных, да зевак,

От старичков, и то, ему поблажка.

После обеда, каждый день почти,

Бывает, подкрадется тихо сзади,

Как гаркнет в ухо: "Можно мне пройти?!"

Так неожиданно, что даже дяди

Отскакивают в сторону с пути,

Шля барабашку вслух к такой-то мати.

Кошки с Малой Садовой

Санкт Петербург. На Малой на Садовой,

Отлитые из бронзы не дешевой,

Кошак и кошечка, с карниза на карниз

Поглядывают, перемигиваясь, вниз.

Всяк божий день, как требует примета,

Чтобы удачу получить за это,

Народ булыжники метает в кошака.

Бывали случаи: прицелится рука

Огромная, с навозом под ногтями,

В мозолях-трещинах, и горсть с камнями

Как зашвырнет в него, со взмахом от спины.

Всё в кошака, и штукатурка со стены.

А кошечка смеется, мол, за дело,

Да чтобы не мотался ошалело

По крышам, по подвалам, по чужим дворам,

Парадным, чердакам, за всяческими там

То пуськами, то муськами с породой.

Вообще, тебе замечу с неохотой,

Если еще хоть раз исчезнешь на два дня,

Уйду с Садовой прочь. Всё, не ищи меня.

Ирине Гакен в День рождения

Ветер, ветер, пока

Не играй черепицами,

Не стучи молоточками.

Не гони вереницами,

Не гони одиночками

За окно облака.

Ветер, ветер, с утра

Листья разные-разные,

Листья желтые-красные,

Сентябрем позолочены,

Ночью дождиком смочены

Не гони вдоль обочины,

Им еще не пора.

Ветер, ветер, со мной,

С воробьями-синицами

И последними птицами,

Что скрывают под пение

В путь дорогу волнение,

Для нее, в день рождения

Эту песню пропой.

Стихи о России

Идеальный мир

Утро. В правой руке чашечка чая,

Левая вокруг молодой жены.

Трое детей балагурят играя.

Птицы поют ошалев от весны.

Свежепостриженная лужайка

Пахнет росой и парным молоком.

Трется загривком и нежится лайка,

Лапы раскинув, да пасть с языком.

Кошка, которой, обычно, не видно,

Ну а она, все равно, где то есть,

Вышла на свет, и манерно, солидно

Продефилировала, чтобы сесть.

Солнца луч тянется к каждой крупице,

В воду, в медь флигеля, в окна домов,

В сочное поле из ржи и пшеницы,

В небо из Симпсоновых облаков,

В битум залатанной ночью дороги,

В отполированный кабриолет,

В старенький трактор колхозной эпохи,

В тех, у кого никого рядом нет

Россия

Есть истины пером не прописные,

Но высеченные рубцом в базальт:

В том месте, где кончается асфальт,

Считается, что началась Россия.

Ибо отсутствие автодорог

Уберегает от диктата власти.

Так как ее нет просто в этой части

России, тут свободный уголок.

Увязнуть в глиноторфяном замесе

Здесь не рискнет начальство в мерседесе,

Здесь мотоциклы с надписью «Урал»,

И «Жигули», раздетые до мяса,