Рваные судьбы

И потом, когда я лежала, как колода, полностью парализованная и молчаливая, словно немая, они ухаживали за мной вместе с Иветтой. Целый месяц, что я потом ещё лежала, они выхаживали меня, кормили, поили, были всегда рядом. Усаживали меня на постели, расчёсывали волосы, умывали лицо, растирали мне кожу на руках и ногах, чтоб разогнать застоявшуюся кровь. Мне так хотелось обнять и поцеловать их, но я по-прежнему не могла пошевелиться. И только слёзы нескончаемыми потоками лились из моих глаз, но и их горячую солёность я не могла ощутить.

Верочка плакала вместе со мной, а пятилетний Вена старался держать слёзы, хмурился и насупливался, чтобы не заплакать. Старший брат сказал ему, что маму их слёзы расстраивают. И Вена держался изо всех своих силёнок.

Наконец, наступил тот день, когда в моё тело полностью вернулась жизнь. Первыми я ощутила свои руки, чуть позже ноги, затем почувствовала всё своё тело целиком. И, хотя я всё ещё не владела языком, а тело моё весьма ослабло и «раскисло» за долгое время болезней и неподвижности, и впереди ещё предстояло много работы, прежде чем я смогла полноценно двигаться и разговаривать – всё равно, это был самый счастливый день в моей жизни и в жизни нашей семьи. Каково было удивление и счастье Ольды, когда, приехав домой на выходные, он застал меня сидящей во дворе на скамейке. Он чуть не танцевал от радости.

Ольда переменился за это время, повернулся на 180 градусов в сравнении с тем, каким был. Это снова был любящий и внимательный Ольда, заботливый, добрый и весёлый, как в самом начале нашего знакомства. Окружённая любовью и заботой мужа и детей, окрылённая надеждой, я быстро шла на поправку и восстанавливалась. Со временем я даже стала прибавлять в весе. Речь вскоре тоже полностью восстановилась, и я смогла всем сказать, как сильно их люблю, и как я счастлива, что они у меня есть – и Ольда, и дети, и Иветта. Она стала практически членом нашей семьи, и мы уже не отделяли её от себя. Я считала её своей названной сестрой и ангелом-хранителем.

Через год после моего полного выздоровления у нас родилась Анечка. И всё у нас теперь хорошо и замечательно. Вот только…

Рая задумалась.

– Что, Рая? – осторожно спросила Вера.

– Да так, – вздохнула Рая, – просто все те события не прошли бесследно. Физически я выздоровела, морально со временем тоже восстановилась. Время всё лечит, я смогла простить мужа, смогла забыть многое и не вспоминать никогда. Но вот беда – умерла во мне женщина. Безвозвратно и навсегда. Поначалу я ещё думала, что это последствия болезни, что со временем всё пройдёт. Но… не прошло. Меня больше не волнует близость с мужем, мало того, мне даже неприятно всё, что с этим связано. Ласки, поцелуи, близость – всё это оставляет меня равнодушной, несмотря на то, что я люблю Ольду. И он меня любит, я знаю. Но многолетними издевательствами и несправедливыми обидами ему удалось убить во мне женщину. И я знаю, что он-то первый от этого страдает, а ничего сделать не могу. Противно мне, и всё тут.

– Вот беда, так беда, – вздохнула Шура.

– Доченька моя, – сказала Лиза, как бывало ещё в детстве. – Сколько же тебе пришлось всего натерпеться. – Она утёрла слёзы.

– Да разве только мне одной? – вздохнула Рая. – А Шуре с Верой? А вам в жизни мало досталось? Много вы счастья за свою жизнь повидали?

Лиза взглянула на Раю, на Шуру с Верой, которые притихли, слушая старшую сестру – вот они, все три её дочери, сидят сейчас рядом с ней, а вокруг тихая летняя ночь, яркие звёзды и тонкий серп месяца в небе. В воздухе разлился тонкий аромат маттиолы, расцветающей каждый вечер перед домом, и убаюкивающий звон ночных цикад и сверчков.

– Всяко бывало, – ответила Лиза, полной грудью вдыхая ночные ароматы, – одно знаю: теперь я счастлива.

Она снова глубоко задумалась. В памяти всплывали самые яркие моменты её долгой, такой непростой жизни: счастливые рождения всех её четверых детей, первые шаги, первые слова, первые классы в школе. Смерть маленького Павлуши, Нюры, Гриши, отца. Нелёгкая, но счастливая жизнь в их маленькой, низенькой, уютной хатёнке. Она вместе с дочерями, таким же, как сейчас, тёплым летним вечером, под яблоней пьёт из самовара чай с мятой и вишнёвыми листочками, да с сушками… Затем осень 32-го. Голод, смерть, ужас, отчаяние. Матвей… Тёмное пятно в её жизни. И наконец, через столько лет, счастье избавления от тирана. Наверное, один из самых счастливых дней в её жизни: словно тучи разошлись на небосводе, и снова засияло солнце. Затем Мирон. Два коротких года любви и счастья. Вот когда Лиза была по-настоящему счастлива. Вот где была её судьба. Зачем он так скоро покинул её, оставил одну? Зачем он погиб, так нелепо и несвоевременно?

Лиза вздохнула.

Что дальше? Дальше война. Снова голод, холод, смерть… много смерти вокруг. И страх – леденящий душу, парализующий тело и волю, страх. И ожидание. Тревога и ожидание. И вот, наконец, все её тревоги, ожидания и надежды оправданы. Все три её дочери вернулись одна за другой домой. Счастливые моменты встреч – пусть бы длились вечно. Одиннадцать лет назад, когда вернулась Верочка из Германии, да не одна, а целой семьёй. И сейчас, когда через четырнадцать лет разлуки и неведения она вновь видит свою Раечку. Это ли не счастье?

Лиза закрыла глаза. В ушах зазвучала песня из далёкой молодости: «Хас Булат удалой, бедна сакля твоя. Золотою казной одарю я тебя …». И вот Лиза снова молодая, красивая, задорная, полная сил и надежд. Бежит босиком по мягкой шелковистой траве, бежит к реке, где шумно и весело гуляет молодёжь. Там снова праздник, и у Лизы на голове венок из полевых цветов и трав. И свежий ветер несётся ей навстречу, развевает юбку, бьёт прохладной струёй в лицо, отчего перехватывает дыхание и кажется, что вот сейчас оттолкнёшься от земли и полетишь – так радостно и легко на душе.

КОНЕЦ.