Краповые погоны

-Отпусти ногу!– зашипел он.

-Чего тебе надо? Иди отсюда!

-Отпусти ногу!

-Давай поговорим спокойно. Разберись сначала.

-Мне не о чем с тобой разговаривать.

-Тогда чего припёрся,  морду мне набить?  Не получится.

Я отпустил его ногу. Он понял, что просто так со мной ему не справиться. После того как постоял на одной ноге, он выглядел уставшим, глубоко дышал, да к тому же был выпивши. Он с силой положил ладонь на моё плечо:

-В общем так, земляк. Ты знаешь, к кому ты ходил? Я таких земляков, знаешь, где видел?

-Да я с ней просто поговорил минут десять и всего-то.

-В общем, ты меня понял, да?

-Да понял, конечно. Это твоя девушка.

-Если я узнаю, что ты туда ходишь, я, знаешь, что с тобой сделаю?

-Что ты сделаешь?.. Не собираюсь я туда ходить, сказал же,– он уже начал мне надоедать. Тем более, что разборка не стоила выеденного яйца.

-Да я только скажу, тебя здесь же, в твоей роте уделают.

-Да что ты?

Это меня даже рассмешило. Уж где, где, а в роте-то я уже давно был одним из наиболее авторитетных сержантов. А сверхсрочников у нас не любили.

Я развернулся  и пошёл по коридору в направлении тёплого кубрика на втором этаже. Корякин же стоял и смотрел мне в след. Когда я прошёл уже весь коридор и хотел повернуть на лестницу, он вдруг спросил:

-Ты, кажется, что-то сказал?

-Ага, я сказал: «Пока».

«Вот самоволочка получилась,– думал я,– ну, Корякин,  рожа самодовольная».

На следующий день мы, как обычно, собрались в курилке вечером.

-Ну как вы вчера сносились на коммутатор?– спросил Резунков.

-Да ничего, – ответил Хаджиев,– так, познакомились.

-Да, ничего,– ответил я,– смотрите,– я расстегнул пуговицы на гимнастёрке и показал большую царапину на груди, оставленную корякинским сапогом, – у меня ночью с Корякиным разборка была.

-Ух, ты!..

Я рассказал им про ночной визит земляка.

-А что ты нам не сказал? Эти сверчки вообще уже обнаглели что ли?

-Да ладно, я сам с ним поговорил. Нормально. Друг друга поняли.

Прослужив полтора года, я стал ездить начальником караула на ЛЗУ за двадцать километров от батальона. К тому времени я стал уже заместителем командира взвода. Не служба, а мёд. У нас в роте служил прапорщик Еламов, бывший пограничник. Его отчим тоже был бывший … зэк и работал шофёром на автозаке. Еламов вместе с отчимом часто приезжал на ЛЗУ на съём как проверяющий от офицеров роты. Но по жизни был прапорщиком, да ещё и не очень порядочным. В один из таких дней он приехал ко мне на съём. На ЛЗУ выделялись два автозака.

Когда его отчим вышел из машины, я заметил, что он нетвёрдо стоит на ногах.

-Старшина, он же пьяный,-сказал я.

-Да ладно, не обращай внимание, он чуть-чуть только выпил.

-Ты что? Как он людей повезёт?

-Нормально довезёт, я тебе говорю.

-Ладно, что ж. Ты ведь старше по званию.

Погрузились в машины. Поехали. Я– в кабине переднего автозака. Еламов с папашей-во втором. Уже стемнело. Я следил за ними по светящимся фарам.

-Езжай потише,-сказал я водителю, чтобы не потерять их из виду. Сначала свет фар постоянно светился в зеркале заднего вида, потом стал пропадать и вдруг совсем исчез. Мы остановились. Подождали. Не видно, не слышно.

-Ну что? Разворачивайся,-сказал я шофёру,-поедем назад, где-то встали.

Подъезжаем, автозак-в кювете, едва не перевернулись, уткнулись носом в кусты. Зэки кричат, злятся, одним словом, паникуют.

-Ну, что? Давай вытаскивать,-говорю водителю первого автозака.

-Давай. Что ж ещё?

Вытащили на дорогу, поехали. Отчим протрезвел, всю дорогу плёлся не более тридцати километров в час. Подъехали  к колонии. Еламов подошёл ко мне:

-Ты не говори ротному про инцидент, родственник ведь, сам понимаешь.

-Ладно. Что с тебя возьмёшь?

Вечером меня подозвал к себе Гришанин. Он сидел в нашем кубрике возле табурета, на котором стояла литровая банка с компотом. Рядом стоял довольный грузин, на год моложе призывом, Глаури.

-Видишь, что стоит на табуретке?-спросил Валера.

-Вижу. Компот.

-Попробуй.

Я попробовал:

-Блин! Спирт что ли? Вот это да!

-Конечно! Чача.

После того, как разделались с чачей, я довольный пошёл к художникам, у них в роте была отдельная комната. Вдруг к художникам забегает рядовой Воробьёв, москвич, он же ротный писарь:

-Товарищ сержант, вас вызывают в канцелярию. Там ротный и Еламов.

-Ёлки-палки, да я же еле на ногах стою.

-Надо идти, товарищ сержант.

Захожу к ротному. Ротный на своём месте. Серьёзный вид. Рядом Еламов, под глазом огромный синяк. Ротный спросил:

-Белов, как сегодня съём производился с ЛЗУ?

-Как обычно. Всё нормально.

Точно?

-Да.

-Да ладно, сержант,-вмешался прапорщик. Я уже рассказал всё. Говори, как есть. Видишь, как нормально?-он показал на подбитый глаз.

-В общем, напиши всё, как было, -сказал командир роты,-что водитель был пьян, мы ему предъявим.

-Есть.

Я побыстрее вышел из канцелярии. Оказывается после того, как привезли осуждённых в зону, прапор с отчимом поехали в Ангарку в ресторан. Там набрались. Что-то не поделили и отчим начистил пасынку его мордашку.

Сынок решил таким образом ему отомстить. Та ещё семейка.

Я пришёл к художникам и сказал Воробьёву:

-Давай, Игорёк, пиши. Ты у нас умелец, я тебе продиктую, как смогу.

Воробьёв написал быстро, сам и отнёс командиру роты. Правда, после этого Еламов и отчим помирились. Да и вообще, в тайге с кадрами не очень-то хорошо было. Отчима Еламова простили.

Зимой служить в Красноярском крае сложнее и нуднее, чем летом, потому что очень холодно. Солдат одет так, что на морозе его пробирает насквозь. Никакой полушубок и валенки не помогают. А уж в сапогах и шинельке стоит только постоять минут пятнадцать-двадцать на сильном морозе, как ноги начисто отмерзают. После разводов на занятия мы частенько забегали в казарму, садились на табуреты, скидывали сапоги и начинали оттирать ломившие ноги. По этому поводу есть хорошая прибаутка: «-Солдат, а солдат, а почему ты зимой в шинели не мёрзнешь?-Так ведь у шинели подклад есть.-Солдат, а почему тебе летом в шинели не жарко?-Так ведь подклад-то тоненький совсем.»

Летом же беспокойство доставляли только дожди, сырость да комары с мошками. Но с этим можно было смириться, тем более, что и служба летом становилась другой: постоянные розыски, благо, бесконвойники не дремали и с наступлением тепла вдарялись в побеги, да и из – под конвоя многие не прочь были при возможности драпануть. Ведь с ЛЗУ, например, бежать куда проще, чем с любого другого охраняемого объекта. Правда, тёплая погода устанавливалась у нас не раньше июня, и в августе уже всерьёз пахло осенью, а в сентябре снег уже тут, как тут. Вот тебе и шестьсот километров от Красноярска.

Но на нашу службу выпал случай, довольно редкий для местных подразделений. Произошло это под осень. Пригреваемые утренними лучами солнца мы сидели в курилке и, как водится, болтали о гражданке и предстоящем дембеле, который был уже не за горами. Я был дежурным по роте. Из штаба в расположение роты быстрыми шагами выдвигался командир роты, которого мы заметили издалека и по его возбуждённому виду поняли, что он хочет нас чем-то удивить,  ведь сам удивлён уже не на шутку.

-Дежурный, строй роту возле комнаты хранения оружия, вооружай всех, форма одежды караульная, построение на плацу.

-Есть.

Построение было общим. Когда батальон построился, вышел комбат. Он был одет в полевую форму. На правом боку пистолет, за спиной снайперская винтовка.

-Батальон, внимание. Только что по оперативной связи поступила информация: из изолятора временного содержания в поселке Ангарка совершили побег двое подследственных, подозреваемых в совершении тяжких преступлений. Оглушив милиционера, сотрудника ИВС, они воспользовались его пистолетом и сейчас находятся на свободе. Вооружены и очень опасны, как говорится. Силами районного отдела милиции их найти очень сложно, поэтому милиция обратилась за помощью к нам, единственному, как вы понимаете, армейскому подразделению, находящемуся поблизости. Задача ясна?

-Так точно, товарищ майор, – ответил кто-то из нас.

-Отлично! Командиры рот, доведите боевую задачу до подчинённых согласно разработанному плану операции.

Так наш батальон оказался задействованным в поиске вооружённых бандитов. Дня три не могли выяснить место нахождения беглецов. И тут проявили себя ангарские оперативники. Их внимание привлёк местный мужичок, который каждый день подъезжал к магазину на мотоцикле, покупал продукты, водку и куда-то уезжал. Выследили. Оказалось, что он возил их за двадцать километров в тайгу, где обосновались известные вооружённые преступники. Ребята время зря не теряли, и как только свежекупленные продукты привозились, они сразу выпивали водку, закусывая конечно, больше им ничего и не было нужно.

Нас на пресловутых 131-х ЗИЛках (как только вижу их, сразу невольно вспоминаю службу, правда, у нас были и ГАЗ ики шестьдесят шестые, и Уралы, и 157-е, и другая техника, даже БТРы в полку и в учебном батальоне, но 131-х было больше всего) доставили к месту недалеко от опушки, где находились бежавшие подследственные, и построили в цепь. Но перед этим в Ангарке подняли вертолёт, в который поместили группу захвата, в неё помимо офицера и двух стрелков вошли ещё инструктор СРС и капитан милиции, тот самый, который "одолжил" беглецам свой пистолет.

Группа опередила основную цепь, передвигающуюся скрытно, перебежками и зигзагами, и  в быстром темпе, задаваемом собачкой, выскочила прямо на жуликов. Один из них крепко спал пьяный. Другой, услышав лай собаки, поднял голову и увидел бегущих на него военных. Он поднял пистолет и начал прицеливаться. Но бегущий впереди группы милиционер опередил его и выстрелил прямо в голову. Пуля снесла бедняге полчерепа , смертельно ранив его. Спящий не успел толком ничего понять, как оказался в наручниках.

 Не успели мы отойти от возбуждения после команды «Отбой тревоге» и залезть в машины, как увидели несущийся по дороге «Беларус». Он выскочил из леса, из-за поворота и, насколько быстро мог ездить, мчался на нас. Мы опешили.

-Стоять!– закричал наш взводный, Москвин.

Вдруг, видимо увидев стоящую перед ним военную машину и солдат, он резко повернул в сторону. Трактор заревел и завалился на бок. Мы подбежали к трактористу. Москвин выволок из кабины совершенно пьяного тракториста:

-Ты что, скотина, совсем обалдел?– заорал он и ударил мужика кулаком по лицу. Тот ошалело смотрел на офицера, пытаясь что-то сказать. Часть солдат осталась с ним, дожидаясь своей машины. Мы же погрузились в свою и, ещё не пришедшие в себя,  отправились в подразделение.

По дороге в батальон, придя уже в себя, между потоком мыслей я вспомнил про бойца, с которым познакомился ещё на КМБ. Он был на полгода старше призывом и уже имел медаль «За охрану общественного порядка», которую получил за то , что участвовал в операции по задержанию бежавших осуждённых. Те были вооружены ружьём и засели в  деревянном балке (домике). Дело было зимой, и они топили печку. По приказу своего командира он выдвинулся к избушке и заткнул дымовую трубу, чтобы выкурить их. Получилось.

Из нас же никому не довелось совершить геройский поступок, чтобы получить хотя бы знак. А так хотелось! Знак "За отличие в службе" 2 степени, правда, Резунков получил, еще у некоторых были, но они ничего отважного не совершили, так: умелое участие в розысках или в караулах проявили себя лучше, чем другие. Да и служба у нас, по большому счету,-не Афган.

Похвастаться нечем. Даже если проявишь себя с лучшей стороны, на гражданке мало, кто поймет. Не в почете такая служба, охранять и вылавливать по тайге своих же сограждан, хоть и преступников, оступившихся.

А сейчас что произошло? Взяли вооруженных побегушников. Да, патрон у одного из них был в патроннике, и он хотел выстрелить. Но, не выстрелил же, не успел. Милиционер реабилитировался. Ведь что было-бы, если бы тот выстрелил и попал в кого-то из нас? Да уж, лучше об этом и не рассуждать.

А вообще, вооруженный преступник оказался смертельно ранен. И зачем только они забрали при побеге этот пистолет?

Вот и совсем немного времени осталось до демобилизации. Пришла весна 1984 года. Я по-прежнему ходил начальником караула на ЛЗУ. Практически без выходных. Но это меня только радовало, потому что в роте время тянулось гораздо медленнее. Чего только не было за эти два года службы? И грустного, и обычного, и необычного, и смешного. Всего два года, а ведь это целая жизнь, отдельная от той, предыдущей, другая совсем.

В один из выходных меня оставили в роте. В караул на ЛЗУ-1, на который я ходил, начальником поехал прапорщик Ерохин. Солдаты были тоже из моего караула. Лесозаготовительный участок – это самый сложный объект, по периметру он достигал километров трёх – четырёх. А линией охраны зимой служила лыжня, прокладываемая караульными, летом же – простая проволока в два ряда, вдоль которой располагалась тропа наряда. Охрана осуществлялась патрулированием и подсчётом осуждённых на территории объекта войсковыми наблюдателями. Они каждые полчаса докладывали начальнику караула, где, сколько человек находилось, и основной контроль лежал на них. Многое зависело от их опыта и личных качеств, ведь постоянно следить за всеми, кто работал небольшими группами в лесу, а кто находился в балках, довольно сложно.

 Часов в 12 дневальный закричал:

-Рота, строиться!Тревога! Форма одежды-караульная!

Что такое? Опять форма одежды караульная? Что ещё, интересно?

Выходит командир роты, капитан Жилов:

-Внимание, рота. Только что по рации сообщили: на ЛЗУ-1 отсутствует осуждённый Будраускас. Побег. Действовать согласно боевому расчёту.

Он сказал это так обыденно, как будто приглашал на прогулку.

Опять побег? Меня охватило непонятное возбуждение. Ещё три недели назад говорили о том, что Будраускас может убежать с ЛЗУ. Зэки говорили, предупреждали, что он проигрался. Ротный давал указание нам не брать его на вывод, на работу. Я даже раз поругался из-за него с офицером из администрации колонии, который требовал, чтобы я взял его, утверждал, что он хорошо работает. Но было указание, и я его не брал, оставлял в жилой зоне. И всё-таки его взяли. И всё-таки он убежал.

Неожиданно в расположение роты вошёл комбат.

-Так, капитан,– обратился он к ротному,– мне нужна группа из трёх человек. Надо пробежаться вниз по берегу Ангары в сторону Народимска. Есть информация, что он двинулся именно в том направлении, хотя это и маловероятно. Добро? Желающие есть?

-Разрешите мне, товарищ майор,– я поднял руку.

-А, давай старший сержант Белов, бери одного бойца, инструктор СРС уже ждёт. Остальным действовать согласно боевому расчёту.

Мы на комбатовском Уазике выдвинулись на окраину Ангарки к берегу реки:

-Так, до Народимска пятнадцать километров, я проскочу немного подальше и вернусь. Ваша задача: исследовать берег реки, включая все прибрежные постройки. Через пару часов я буду ждать вас в Народимске. Задача ясна?

-Так точно.

-Тогда вперёд, мой юный друг,– сказал комбат и улыбнулся.

Сэрээсник, ефрейтор Данилов, дал понюхать Боссу, так звали его пса, тряпку из личных вещей Бруляускаса в надежде на то, что он возьмёт след. Босс был очень хорошей собакой, одной из лучших в нашем батальонном питомнике, самым крупным. Он подвигал своим влажным тёмным носом, принял озабоченный вид, немного растерянно побегал от кустика к кустику, слегка поскуливая, и затем резво помчался вдруг в том направлении, в каком нам и надо было, даже не принюхиваясь. Нам оставалось только поспевать за ним.

-Если он всю дорогу будет во всю прыть нестись, нам надо будет искать крылья,– слегка задыхаясь от неожиданно быстрого бега, высказал второй из нашей небольшой группы солдат, мой земляк и приятель, Олег Дубцов. На его спине удачно расположилась нами любимая Р-105, рация, как я уже говорил, весом в 14 килограмм, и он с трудом поспевал за нами.

Берег Ангары был обрывистый, неровный, сплошь заросший деревьями, кроме того было много заводей, которые врезались в глубь леса, и которые надо было огибать, что значительно удлиняло маршрут. Изредка на пути попадались деревянные строения, похожие на обычные сараи. Подбегая к каждому из них, мы, осторожно подкрадываясь, резко открывали дверь и, присмотревшись к темноте, входили внутрь. Необходимо было осмотреть каждый из них. Босс то быстро бежал, то переходил на лёгкий для него бег. Но не для нас, уже порядком подуставших.

-Попридержи пса, обратился Дубцов к Данилову.

-Он след взял, пусть бежит, а то собьётся.

-Какой след? Мне рация уже всю спину отбила. Может поменяемся? Мне пса, тебе рацию. Он тебя почти на себе тащит.

-Кто тебе мешал в кинологи идти? Когда ты на вышке парился, я все красноярские сопки оббегал.

-Как будто меня кто-то спрашивал.

-Мужики, хватит базарить. По сторонам смотрите. Если б ты устал, ты бы молчал упорно, а ты рот не закрываешь,– прикрикнул я.

Стоял отличный солнечный день. Весна набирала свою мощь. Снег уже сошёл, но деревья стояли голые с набухшими почками. Вид на реку был прекрасный! На солнце лёд блестел всей белизной, кое-где подступала к берегу значительными разливами и отдавая синевой уставшая от оков и стремящаяся к свободе речная вода. А дальше, вниз по Ангаре, возле берега широкой полосой река была полностью открыта, лёд сильно отступил.   Невдалеке , как раз в том месте, где в очередной раз река врезалась в берег, а воды с краю не было, показались рыбаки, последние в этом сезоне, самые рискованные, небольшими кучками облепившие лунки, со стороны похожие на стайку крупных чёрных птиц, собравшихся вокруг гнездовья и клюющих свою добычу.

-Потихоньку огибайте берег,– сказал я ребятам,– я пойду с рыбаками поговорю.

Приблизившись к ним, я увидел, что мужики дело своё знали. Почти возле каждой лунки лежали кучками и в разброс свежевыловленные хариусы разных размеров: с ладонь и больше.

Рыбаки с любопытством посмотрели на меня. Уставший, вспотевший, в запылённых сапогах сверху, мокрых внизу, с автоматом на груди.

-Мужики, как рыбалка? Клёв хороший?

-Да, клюёт немного…

-Никого из посторонних не видели здесь? По берегу никто не пробегал?

-Да нет, ты первый с утра появился.

-Понятно. Удачной рыбалки.

-Счастливо.

На берегу меня уже поджидали бойцы. Они оживлённо беседовали:

-Смотри, недавно костёр разводили.

-Да рыбаки, наверное.

-Что рыбакам на берегу делать?

Подойдя, я увидел остатки довольно большого костра. Рядом валялись две банки тушёнки, бутылка водки, окурки, бумага, в которую, видимо, заворачивались продукты. Кострище закрывали со всех сторон кусты и деревья, со стороны реки он был не виден из-за высокого берега.

-Здесь не один человек был. Группа. Если группа, скорее всего рыбаки.

-Чужие здесь не стали бы костёр разводить.

-Может, охотники.  Наш –то один. Непонятно что-то.  А вероятнее всего рыбаки. Босс, ищи…

Мы вновь двинулись по намеченному маршруту. На связь вышел комбат:

-Как обстановка, воины? Что нового?

-Пока ничего существенного. Обнаружили остатки костра, возле которого, видимо, несколько человек закусывали. Недалеко рыбаки. Они ничего не видели.

-Несколько человек, говоришь? Интересно. Будьте внимательны. Не забывайте выходить на связь. До связи.

-Понял вас. До связи.

Мы двинулись дальше. Данилов держал поводок  с напряжением, стараясь немного придерживать пса, чтобы тот бежал потише. Непонятное ощущение охватило меня после того, как мы увидели костёр. Похоже, что ощущение какой-то тревоги. С чего бы это?

-А ты заметил, какая бумага валялась у костра?-спросил у меня Данилов.

-Какая бумага? Обёрточная.

-А что же она изорвана на неровные клочки?

-Откуда я знаю?

-У меня дед такую бумагу использовал, когда перед охотой патроны для ружья готовил.

-Я не охотник, даже и не рыбак.

-Да, я –тоже так-то.

Меня вновь охватило знакомое уже по таким моментам чувство, знакомое после участия  во множестве розысков, чувство настороженности. В моей практике таких случаев уже было предостаточно. Хотя, когда мы пришли в батальон, в самом начале командир части сказал перед  строем:

-Мы  должны нести службу так, чтобы развивать  и преувеличивать те достижения, которых добилось наше подразделение за восемь лет его существования. Мы не допустили ни одного побега осуждённых из-под конвоя.

А тут за какие-то полтора года три побега. С ЛЗУ уже второй. А сколько бесконвойников мы не нашли, объявляли всесоюзный розыск. Раза три искали своих же, сбежавших солдат. Один из них с автоматом с поста убежал в Ангарск в аэропорт. Автомат в парке закопал. Как собирался улететь? Там его и поймали. Правда, что касается бежавших из-под конвоя, всё заканчивалось тем, что побегушников ловили своими силами.

Незаметно я погрузился в мечты о том, как мы догоняем Бруляускаса, он вооружён двуствольным ружьём, неожиданно открывает огонь из укрытия, мы залегаем, дружно обстреливаем его из автоматов. Он поднимает руки. Размечтался. Может быть, он ушёл вообще в другом направлении.

Босс почему-то всё стремительнее рвался вперёд, и Данилов Толя с трудом удерживал натянутый поводок. На мгновение мне показалось, что  впереди за деревьями мелькнула чья-то спина или тень.

-Осторожно, там… – начал говорить я, как вдруг почти над самым ухом пронёсся леденящий душу глухой свист, похожий на тот, который мы слышали однажды в оцеплении во время стрельб. Тогда мы подошли слишком близко, и пуля как-то отрекошетила в нашу сторону, пролетев над нами. В ту же секунду раздался звук выстрела.

-Ложись!– крикнул Дубцов, падая на ходу.

 Данилов, спотыкаясь выпустил поводок, и Босс легко рванулся навстречу неведомому врагу. Второй выстрел прогремел почти мгновенно вслед за первым. Пуля, врезавшись в ствол дерева, разорвала в клочья кору, оторвала кусок древесины и улетела прочь.

Нас кто-то обстреливал, но явно не из ружья. Впереди была огромная поляна, за которой кусты и деревья. Наш пёс, преодолев открытое место, юркнул в заросли. Через какое-то время раздались крики , последовал выстрел, и собака жалобно заскулила.

-Ах гад, простонал Толя и, выскочив на поляну, дал очередь из автомата по кустам, в которых скрылся Босс.

-Стой, ложись, дурак,– крикнул Олег,– он тоже сделал двойной выстрел по тому месту, откуда вероятнее всего стреляли по нам.

Мы с Дубцовым были прикрыты деревьями, а Данилов бежал по открытой поляне. Вдруг из кустов выскочил мужчина в кожаной куртке с ружьём и, сделав выстрел в сторону Толи, кинулся прочь в сторону Ангары. Это был Бруляускас. Несмотря на гражданскую одежду, я узнал его. Данилов ойкнул и, будто наткнувшись на кочку, неуклюже подпрыгнул и рухнул, вытянув вперёд одну руку и прижав собой автомат.

Узнав Бруляускаса, я выстрелил в его сторону, выпустив три пули. В ответ вновь прозвучал ружейный выстрел, вслед за которым из кустов выскочил ещё какой-то человек с рюкзаком, в штормовке и в резиновых сапогах и кинулся в противоположную от нас сторону, в руках он тоже держал что-то похожее на ружьё, но короче. «Обрез?– подумал я,– нет длинный». Мы подбежали к Толе. Он лежал на животе, левой рукой зажимая правое плечо, мокрое и тёмно-красное.

-Ранен в плечо,– сказал я, – Толя, ты жив? Сообщи комбату,– обратился я к Олегу, – перевязать есть чем?

-Откуда?

-Толя, как  ты?

-Плечо… Онемело… Жжёт.

-Онемело или жжёт?– спросил Дубцов.

-Докладывай комбату!– закричал я.

Я разорвал свою майку и попытался сделать что-то вроде повязки на плечо. Олег вызвал «первого».

-Что там у вас? Какие выстрелы? Вы что ошалели?