Краповые погоны

-Ты что так медленно чистишь,– сказал Санаев Неёлову,– вот видишь куча? Чтобы через десять минут она была почищена.

Солдат продолжал молча чистить картошку. Причём сам Санаев почти не работал. Он то выходил, то заходил, то разговаривал с кем-либо, изредка подсаживаясь к ванне с картошкой. Через некоторое время он снова подошёл к Неёлову:

-Ты меня не понял? Я же тебе сказал, чтобы куча была почищена, а ты не сделал. Вот тебе ещё столько же,– он подгрёб часть картофеля в ванной поближе к воину.

Неёлов по-прежнему молчал, сосредоточившись на картофелине, которую держал в руках. Остальные тоже молчали, делая вид, что ничего не происходит. Я не выдержал:

-Что ты к нему привязался? Каждый чистит, как умеет.

Санаев, не ожидавший того, что кто-то посмеет ему перечить, сначала бросил  на меня недоумевающий взгляд. Затем произнёс:

-А что здесь кто-то недоволен?

-Я недоволен,– спокойно ответил я ему, но сердце заколотилось. Я знал, что этим всё не кончится.

– Что ты к нему пристал?– продолжил я.

-А, вот оно что. Ну пойдём на улицу, поговорим, если ты такой смелый.

-Ну пойдём.

На улице было уже темно. Мы встали возле служебного входа в столовую.

-Так ты чем-то не доволен? –  вновь спросил он.

-Я уже сказал, чем.

Санаев думал как поступить. В нескольких шагах от нас стояли солдаты хозвзвзвода: повара, строители, прослужившие по полтора года.

-Что случилось,-Альберт?– спросил у Санаева старший повар.

-Да вот, воин чего-то хочет.

Старший повар подошёл и два раза ударил меня в лицо.

-Зачем ты, Эдик? – сказал Санаев с благодарностью в голосе,– я бы сам с ним разобрался.

-Ну, ты доволен?– обратился Альберт ко мне.

-А что ты чужими руками дерёшься?

-Если надо, я и сам могу. Ладно, ещё поговорим, сказал он и отошёл к солдатам хозвзвзвода, стал с ними о чём-то беседовать.

Возвратившись в комнату для чистки картофеля, я молча сел на своё место и принялся за работу. Подошёл и Санаев:

-У тебя ещё есть вопросы?

-Пока нет.

Отыгравшись на мне, Санаев больше не обратил внимания на Неёлова, как будто того и не было.

На следующий день во время самоподготовки я и ещё несколько человек стояли у двери в казарму со стороны пожарной (запасной) лестницы и курили сигареты. Своих сигарет ни у кого не было, стрельнули у других. К нам подошёл курсант из соседней роты, попросил закурить.

-Нет у нас, – за всех ответил Стародубцев.

Курсант окинул нас взглядом , сказал:

-Курите, а говорите, что нет.

Он подошёл ко мне и стал ощупывать мои карманы.

-Куда лезешь?– зло проговорил  я и оттолкнул его.

-О, да ты борзый,– сказал он  и несильно ударил меня ладонью по лицу.

Я ответил ему тем же. На этом бы всё и закончилось, парень оказался не из любителей подраться.

-Ты кого ударил? Ты моего лучшего друга ударил,– раздался вдруг голос Санаева, непонятно откуда взявшегося.  Я понял, что сейчас что-то произойдёт и сосредоточился. Санаев приблизился ко мне и вдруг резко и быстро стал размахивать кулаками, нападая на меня, пытаясь попасть по лицу. Он напирал своей массой. Мне ничего не оставалось делать, как защищаться и отступать. Он оттеснил меня к стене и обхватив руками горло, навалился всем телом и стал душить. Я начал задыхаться, кровь ударила в голову, непроизвольно  я издал протяжный пискливый звук, сам того не желая:

-И-и-и…

-Что ты делаешь, Альберт? Задушишь!– испуганно проговорил его друг. Но Санаев, вытаращив глаза, всё сжимал моё горло. Что-то на него нашло. Я уже почти  начал терять сознание, но инстинкт самосохранения выдал решающий импульс. Не осознавая своих действий, я  резко и сильно ударил правой рукой по рукам Санаева. Занятия рукопашным боем, проводившиеся в нашем спецвзводе, оказались не напрасными. Он всем телом  отлетел в сторону, теряя равновесие, зацепив меня ногой. Он оказался в согнутом состоянии, чтобы не упасть, упёрся руками в пол. Я подбежал к нему, и, обхватив его голову рукой, придавив телом, расположился так, чтобы он не мог схватить меня за ноги, другой рукой начал лупить его снизу. Альберт был несколько ошарашен, руками он ничего не мог сделать, не доставал, я хоть и намного меньше весил, положение у меня было выигрышное. Неизвестно, чем бы это закончилось,  но очевидно мы подняли большой шум.

-Атас, сержанты,-крикнул кто-то из солдат.

По лестнице бежали Осеев и Федорчук. Я быстро выпустил Санаева из  своей хватки.

-Что здесь происходит?– строго спросил Федорчук. Он оглядел меня и Санаева, наши лица были красные, гимнастёрки не заправлены, оба тяжело дышали.

-Дрались?

-Не дрались мы, товарищ сержант, боролись просто.

-Боролись? У тебя шея расцарапана. Оба за мной!

Мы поднялись на второй этаж. Федорчук подвёл нас к Вострикову.

-Вот, драчуны объявились.

-Не дрались мы, –  чуть ли не в один голос ответили мы.

-У вас лица вон в ссадинах. Царапались что ли?

-Не дрались и не царапались, -ответил Санаев.

-Ладно, я вижу, как не дрались, сейчас я напишу рапорт на имя командира роты. Вы будете исключены из школы и завтра же поедете рядовыми в  линейные роты.

Я молчал.

-Товарищ старший сержант, зачем отчислять, зачем в линейную роту? Не надо,– сказал Санаев. Замок внимательно посмотрел на него:

-Хорошо, Белов иди, Санаев останься.

Не знаю, о чём они там беседовали, но со стороны сержантов никакого наказания вообще не последовало. Что для такого случая было редкостью. Однажды, ещё в тайге, я подрался  с одним из-за табуретки, так, ударили друг друга по разу, дело было перед отбоем, и вместо того, чтобы лечь спать, пол ночи с ним полы мыли в коридоре.

Вечером, когда мы готовились к вечернему осмотру, брились, пришивали подворотнички, ко мне подошёл дневальный свободной смены:

-Подойди к выходу, тебя там спрашивают.

-Кто меня может спрашивать?

-Я откуда знаю, парень какой-то не из нашей роты.

Я подошёл к посту дневального. У входа стоял неизвестный мне пацан небольшого роста.

-Чего тебе?– спросил я.

-Пошли со мной, поговорить надо.

Мы вышли на улицу, было уже темно.

-Пойдём со мной,– сказал парень, направляясь за казарму.  Было тихо и безлюдно. Я пошёл за ним, догадываясь, в чём дело.

Как только зашли за угол, я увидел утреннего знакомого из другой роты.

«Опять двадцать пять»,– подумал я. Он резко дёрнулся, от неожиданности я схватил его за руки.

-Отпусти руки!

 Я отпустил, не сразу, слегка трухнул. Оттолкнул от себя пацана. Мы стояли напротив возле угла. Вдруг резкий больной удар по лицу из темноты, видимо из-за угла. Потом ещё. Никого не видно.

-Ты зачем толпу привёл? -спросил я.

-Я один. Ты не видишь, что ли?

-Меня только что ударили два раза.

-Показалось,– ответил он. Из-за угла ещё пара ударов, один прямо в глаз. Непроизвольно я схватился за больное место.

-Ладно,– проговорил парень,– я б тебя здесь хорошо отделал, да боюсь стукачей, заложишь.

-Я не стукач. Трое на одного? Или сколько вас?

-Я тебя один бил.

-Да ладно… Я что, дурак что ли? Я же видел.

Один погон у меня был оторван, нос слегка разбит, под глазом небольшой отёк. Вернувшись в роту, я рассказал об этом Стародубцеву.

-Понимаешь, Вовчик,– ответил Коля, – что мы с тобой вдвоём сделаем?

-Да я ничего и не прошу, я понимаю. Тебя не собираюсь втягивать в свои проблемы.

Проходя мимо бытовой комнаты, я увидел Санаева, который бросил на меня любопытный, оценивающий взгляд и отвернулся, как ни в чём не бывало.

 После этого между нами возникали ещё мелкие стычки на словах, но до драки больше уже не дошло ни разу. Он понял, что я даже если буду бит, всё равно буду стоять на своём, поэтому решил со мной больше не связываться, тем более, что мы служили всё-таки в одном взводе. К концу обучения у нас вообще установились дружеские отношения.

К завершению учебного курса мы почувствовали, что жить стало гораздо легче. Сержантам поднадоело нас гонять, муштровать и лишь иногда они ещё взбрыкивались. Так наш командир отделения Федорчук однажды, будучи в плохом настроении, за провинность одного из курсантов вывел нас на спортгородок и, дав команду «Бегом марш», заставил  нас тупо бегать часа два, пока мы совсем не выбились из сил. А что мы могли сделать? Занятия по физподготовке положены, мы занимались согласно распорядку дня.

Во время кроссов мы стали «сачковать». На это нас наталкивали сами командиры. Если строй растягивался, то они останавливали впереди бегущих и после команды «Упор лёжа принять» заставляли их отжиматься до тех пор, пока не подбегали отстающие. Самые последние подгонялись пинками. Естественно, что те, кто хоть немного думал и не старался выслужиться, всегда бегал в середине строя, чтобы и не качаться по чём зря,  и не получать пинки под зад.

Когда до экзаменов осталось совсем немного времени, служить стало вообще хорошо. Малина. Может, потому что мы уже всё умели, сержанты совсем перестали вытягивать в струну себя и курсантов, хотя некоторая злость ещё кое у кого и оставалась по инерции. Мы все конкретно привыкли друг к другу.

По вечерам нас стали рассаживать в кузова ЗИЛов и развозить по городу на посты для патрулирования, помогать милиции. Меня высаживали на участок, где патрулировали два молодых сержанта – милиционера. Участок был небольшой. Рядом был магазин, где я каждый вечер покупал конфеты. И жизнь казалась мне в это время просто замечательной. Это было что-то вроде увольнения. Парни попались свойские, даже пытались познакомить меня с одной девушкой. Но девушка, довольно-таки симпатичная продавщица, была постарше меня лет на пять, отнеслась ко мне, как к малолетке, испугалась моей невинности, нерешительности и отталкивающего запаха нафталина, исходящего от моей шинели.

Участок был спокойный. Время от времени приходилось лишь подбирать и  грузить в машину валявшихся где-нибудь возле автобусных остановок пьяных мужиков. Однажды, правда, на моих глазах, не заметив меня, парень сорвал с женщины меховую шапку и бросился бежать. Я кинулся за ним. Долго я за ним бежал, выдохлись оба. Наконец, он не выдержал и бросил шапку, дальше преследовать его у меня не было ни сил, ни желания. Женщина была очень благодарна. А я заработал ещё и  благодарность от командира отделения, а от командира роты – внеочередное увольнение в город. Вообще, по приведённой потом статистике, во время нашего патрулирования преступность в городе снизилась на двадцать процентов. Так нам говорили.

К концу учебки я довольно сильно отъелся, во многом благодаря частым нарядам на кухню и резко сократившимся физическим нагрузкам. Поддерживать форму помогали всё те же занятия в спортивном городке да трёхчасовые хождения в строю, чеканя шаг: готовились к параду в честь 65-й годовщины Октября. На Параде мы прошли красиво, потом показали по местному телевидению в новостях, интересно было впервые увидеть себя в телевизоре. Участие в Параде было событием ярким, приятным очень.

Перед самыми экзаменами командование устроило двухсуточный полевой выход: Предполагалось пройти километров пятьдесят. Сначала долгий переход, включающий разные элементы: розыск, атаки цепью, военная игра между ротами; обед, ужин в поле. Затем ночлег в палатках, продолжение игры, марш – бросок, стрельбы, ночёвка – и в часть.

Я ходил с забинтованной ногой, после того как в лесу ещё искусала мошкара, и пошло воспаление. Но, так как меня дополнительно обучили на радиста, то вручили четырнадцатикилограммовую рацию Р-105 с длинной антенной помимо полной боевой экипировки, и поставили радистом посредника. Когда я узнал, что помимо всего прочего мне ещё и рацию придётся таскать, да ещё и носиться за посредником, который сам как Фигаро должен быть то здесь, то там, следить за ходом учения, мне стало по-настоящему грустно.

Выдохся я примерно часа через три после того, как мы вышли из части. Посредник, офицер, летал налегке от одного подразделения к другому, а тут ещё и пришлось по пашне бегать, сырой после дождя, когда грязь налипала на сапоги стопудовыми кусками. Я понял, что ещё немного, и окочурюсь. Все марш-броски, которые были ранее я переносил, но с большим трудом, на пределе. Меня никогда не таскали, я добегал сам. А эти рация и посредник были для меня последним штрихом, чтобы отключиться.

Я стал заметно отставать от офицера. Наконец, он сжалился:

-Давай автомат, а то мы с тобой не успеем никуда.

-Да не надо, товарищ капитан.

-Давай, давай.

Автомат он забрал, но реанимировать мои силы было уже почти невозможно.

В конце концов, он от меня убежал, оставив мне мой автомат. Никому не нужный я брёл за подразделениями, стараясь не отстать, чтобы не заблудиться.  Из последних сил я еле поднимался в гору, когда мимо меня браво стал проходить наш взвод:

-Привет, Вовка!

-Ты что мешок кирпичей с собой несёшь?

-Что-то у тебя видок бледный.

Настроение у них было бодрое.

Надо сказать, что я не хотел брать эту рацию. Говорил, что у меня болит нога, я освобождён от кроссов ( имел справку, но никогда ей не пользовался, везде бегал со всеми). Но до этого я ходил два раза в неделю к связистам, где меня учили обращаться с Р-105 и вроде бы чему-то научили. Во взводе я считался одним из двух радистов. Я– то был уверен, что сержанты специально отправили именно меня обучаться работе  на этой не нужной мне рации. Куражились. Во всяком случае я так думал. А тут, когда начал отказываться, замкомвзвода разозлился:

-Ах, ты, гад! Закосить хочешь? Чтобы другие за тебя рацию таскали? Да на тебе пахать надо! А ну схватил рацию и вперёд!

Пришлось исполнять.

Когда я добрёл до палаток, то плюхнулся в одну из них, только что поставленную, застеленную соломой, с мыслью, что меня из этой палатки сегодня уже ничто и никто не вытащит. Такое было блаженство!

Дело было уже перед закатом. На ужин я не пошёл, хотя знал, что будет всё очень вкусным и всего вдоволь, как и в обед было: горячий чай, хлеб с салом солёным, которое я уже полгода не пробовал. Но аппетита не было совсем, тем более, что впереди предстоял большой марш. Наедаться в обед было нельзя. Как специально, всего было хоть объешься.

Не успел я улечься, как раздалась команда:

– Строиться! Построение на большой поляне.

Я никак не отреагировал. Казалось, не было такой силы, которая могла бы меня поднять. Но Коля Стародубцев убедил меня пойти на построение, чтобы не искали. Я счёл этот довод разумным и встал с  мягкой соломы.

Построение сделали для подведения итогов первого дня и для объявления дальнейшего распорядка. Комбат сказал:

-Первый день нашего выхода показал, что действовали мы слаженно, выучка, дисциплина – всё есть. Но, в боевых условиях нельзя забывать о взаимовыручке. Вот радист посредника так вымотался , что под конец уже идти не мог. Но ни один боец не догадался ему помочь. Я видел, как его взвод прошагал мимо, посмеиваясь. А ведь там были его друзья, сослуживцы.

На следующий день предстоял марш-бросок до стрельбища. Какой взвод, какая рота прибегут быстрее, те и молодцы. Традиционно первым из всего батальона всегда прибегал наш спецвзвод: 3 взвод второй роты. После предыдущего дня настроение у меня было упадническое. Рацию у меня забрали. Во второй половине дня  на построении перед нашей ротой вышел старшина, прапорщик Гнедко и объявил:

-Освобождённые от кроссов,  выйти из строя.

Освобождённые шагнули вперёд, я, естественно, – тоже.

-Так, внимание. Пока батальон будет готовиться к марш-броску, наша задача – выдвинуться на машинах в район стрельбища и к прибытию основных сил поставить палатки для ночлега. Для этого в роще возле стрельбища необходимо заготовить колья. Мы радовались в душе, закосили от марш-броска.

Когда прибыли на место, прапорщик сказал:

-Так. Оставляем оружие, вещмешки, лопаты и подсумки здесь, аккуратно складываем. С собой берём только топоры и идём в рощу. Без моей команды работу не заканчиваем.

И мы отправились на заготовку. Работали довольно долго. Вот уже начало смеркаться. Старшина что-то пропал из вида. Рядом со мной работал Петя Васильев, сын  общевойскового генерала. Как он к нам попал?

-Володь, темнеет уже. Пошли заберём оружие,– сказал он.

-Да, пора уже пойдём. Где этот старшина?

Когда мы подошли на поляну, то увидели лишь два наших автомата, экипировка – только наша. Они сиротливо лежали на полянке.

-Во,  старшина даёт. Ушли уже, а нам ничего не сказали,– возмутился Петя. Я был тоже недоволен. От нашего старшины это вполне можно было ожидать. Альтруизмом он никогда не отличался. Достаточно вспомнить, как мы в баню ходили.

-Вы что тут делаете?– вдруг услышали мы. К нам подбежал Валера Перевезенцев из второго взвода:

– Скоро стрельбы начнутся. Ротный за вами послал.

-А почему ротный?

-Старшина сказал, что когда он вас звал, вы не вышли.

Когда мы подошли к столикам для чистки оружия, мой командир отделения был уже зол:

-Белов, ты один только ещё оружие не почистил, бегом к столу.

Я подбежал к столу, разобрал автомат и опешил: затворная рама была без затвора. Что за чертовщина?

-Товарищ сержант. За-затвора нет.

-Что? Что ты сказал? Где затвор?

-Не знаю.

Подошёл замкомвзвода, за ним и взводный.

-Товарищ лейтенант, я его сейчас прибью и всё! – высказал Федорчук.

Успокойся,– сказал мне Востриков,– вспомни, где разбирал автомат.

-Нигде не разбирал.

– Где было оружие? Где ты его бросил?

-Я его не бросал. Мы его на полянке сложили, где старшина приказал.

-Кто охранял?

-Никто.

-Как так?

-Гнедко сказал оставить оружие на поляне,  а когда мы подошли, там никого не было.

-Пойдём, покажешь это место. Точно не разбирал?

-Никак нет.

Мы обыскали всю полянку. Ничего не нашли. И фонариком светили, и руками по траве шарили. Бесполезно.

 Уже и взводный был взволнован не на шутку:

-Ты знаешь что за утерю матчасти будет?

Да были случаи, когда после тактических занятий мы по  пластунски лазили по полянам, чтобы найти случайно потерянный магазин от автомата, но чтобы затвор потерять…

Тут подошёл командир роты, капитан Фролов:

-Белов,– возьми свой затвор, за утерю будешь наказан. Готовьтесь к стрельбе, сейчас ваш взвод будет стрелять.

Я был на небе от радости. Отойдя в сторону, ротный сказал моему командиру взвода:

-Самородков  проходил мимо, увидел оружие без охраны и забрал затвор, вытащил из крайнего автомата, уже комбату доложил, не мог просто мне отдать.

Старший лейтенант  Самородков – командир первой роты. По окончании стрельб Фролов построил роту:

Курсант Белов, курсант Васильев! Выйти из строя! За утерю материальной части курсанту Белову объявляю один наряд вне очереди, за сон  в неустановленное для сна время курсанту Васильеву– один наряд вне очереди.

Оказывается, Петя, как только мы пришли из рощи, уснул в только что установленной палатке. Когда только успел? Там его сам ротный и выловил.

Как я уже говорил, Васильев– генеральский сынок. Его отец приезжал к нам в Красноярск, заходил в часть, потом брал Петю на несколько дней в увольнение. Из увольнения он обещал нам принести несусветные лакомства. А пришёл, как и все: соколом, но голым. Ай да Петя…

-Отрабатывать будете прямо сейчас, в оцеплении, охранять стрельбище от посторонних,– заключил ротный.

Стрельбище находилось как бы в котловане, окружённом возвышенностями. Нас поставили на самую высокую точку, обдуваемую со всех сторон всеми неленивыми ветрами. Было около одиннадцати часов вечера ,18 ноября.

Ночью пошёл снег, леденящий ветер пронизывал насквозь. Стоять было невозможно. Мы вырыли по одному окопу для стрельбы лёжа, такую установку нам дал наш лейтенант. Попытались лечь в окопы, чтобы укрыться от ветра. Дуло меньше, но от земли отдавало холодом, как из морозильника.  Вставали – долго не простоишь. В окопе я даже пытался заснуть, и на несколько минут почти удавалось забыться. Так и дежурили: то вставали, то ложились. Ночь показалась нескончаемой.

Наконец, показалась смена:

-Мужики, живы ещё?

-Да живы. Сколько времени?

-Седьмой час.

Кое – как спустившись вниз на онемевших ногах, мы увидели  костёр, возле которого сидели человек пять солдат:

-Мужики, дайте закурить.

Когда я почувствовал тепло костра, то испытал такое удовольствие, которое словами не опишешь!

И, наконец, экзамены. Как всегда начали пугать серьёзностью. Сказали, что те, кто завалят хоть один экзамен, в линейные части пойдут рядовыми. Ну а это-позор, можно сказать. Больше всего я боялся промазать на стрельбе, ведь стрелять нам как бойцам спецвзвода надо было из автомата и из пистолета. А пистолет-вещь коварная.

Принимали экзамены офицеры из штаба дивизии. Чтобы получить сержантское звание, надо было сдать всё на отлично. Хорошо, удовлетворительно – звание младший сержант.

Экзамен по тактике. Теория. За столом важный майор. Между партами ходит не менее важный наш лейтенант, взводный.

-Итак, у каждого из вас билет с вопросами. Но если мне кто-то ответит на мой вопрос без подготовки, я ему сразу поставлю пять баллов. Вопрос… Что такое разведка боем?

Ко мне подходит взводный и незаметно кладёт на парту книгу, открытую на нужной странице. Опять я крайний. Ну, взводный. Делать нечего, надо отвечать. Быстро пробежав глазами, успеваю уловить только первые фразы. Летёха быстро и незаметно убрал книгу. Поднимаю руку.

-Да, пожалуйста.

– Разведка боем – это атака  на  по…позиции противника силами воинского подразделения с це…целью установления его огневых  точек и.....,и выявления  рекогносцировки с целью дальнейшей передислокации.

 -Рекогносцировки? Хм… Во всяком случае, если такие слова употребляешь, значит, наверняка готовился. Ну, и за смелость, естественно. Молодец! Ставлю пять!

Ух… Лейтенант доволен, я-тоже.

На стрельбы поехали опять в тайгу на наш уже ставший родным  полигон. Зачем? Осталось загадкой. Наше стрельбище намного ближе.

Хотя, учитывая, что там были кирпичные домики для офицеров, можно догадаться.

Из пистолета отстреляли нормально. У меня– «хорошо». Осталось из автомата попасть по грудной, лёжа,  и  по ростовой бегушке  – с колена  сходу. Моя очередь. Бегу к огневому рубежу. Потом иду в сторону мишени. Поднимается грудная. Приседаю, вскидываю автомат, отсекаю два патрона. Ещё два. Мимо! Мишень опускается. Встаю. Иду. Поднимается ростовая.

-Стой! Стрелять буду! Выпускаю оставшиеся шесть патронов двумя очередями. Проезжает почти до конца и падает. Успел сбить или нет? Я уложил или уже оператор? Волнуюсь, жду результат. Построение:

-Результаты стрельб: Авдеев – удовлетворительно, Аврамов-хорошо, Белов-хорошо…

Есть! Сдал! Самое трудное –позади! Перед стрельбами нам говорили: «Если сбил свою мишень, а у товарища (стреляли по двое) ещё не сбита, помоги ему».  Не знаю, сбил ли я мишень, помог ли мне товарищ мой Шубин, который раньше отстрелял по своей, или оператор положил, но четвёрке я рад был вполне. Ведь младший сержант-это уже сержант, а не рядовой  и не ефрейтор. Вообще-то, Шубин сказал бы, если бы помог.

Те, кто отстреляли на двойку, стреляли по второму разу. И чего я трясся? В итоге отстреляли все, как надо. И вот подведение итогов, вышел полковник из штаба дивизии:

-Экзамены сдали все! Без потерь. Молодцы!.. Бывшие курсанты, а теперь сержанты.

Впереди ещё полтора года службы.

После получения звания кто-то уехал почти сразу в свою часть, кто-то ждал, когда приедут за ним представители. Я с ещё несколькими сержантами ждал. Несмотря на то, что были уже не рядовые, через день ходили в кухонный наряд, потому что больше некому было. Но нас это не огорчало.  В учебке находиться оставалось считанные дни.