Идка

Однажды, она вернулась из командировки (мы в разных городах работали), взяла отпуск и уехала с сестрой (она работала проводницей на поезде из Челябинска куда-то на юга). Обратно вернулась домой в посёлок, на работу не охота ехать. Кто-то из друзей старшего брата был на больничном листе. Они взяли, свели фамилию, имя, отчество на бюллетени, и заполнили его на имя Валентины. Отпуск закончился, а она гуляет еще дни по бюллетеню.

Я приезжаю из командировки, мы встретились, и отправились в следующую вместе, мне она не рассказала историю с бюллетенем, болела и болела. Возвращаемся по окончании на участок, а там дым коромыслом. Нас Тайсаев к себе в кабинет требует.

Зашли, присели. Он как начал кричать на Валентину:

– Ты уголовница! Ты документ подделала! Ты здоровая девица! Посмотри на Иду. На неё дунь, она полетит, а ты здорооовая, позоришь подругу. Тебя посадят!

Оказывается, она сдала больничный в бухгалтерию для начисления, пока пришла пора его обработать, то, что свели, проступило. Ну и поднялось. Хорошо, что она деньги не успела получить. Спасло то, что работы нами выполнялись досрочно, принимались заказчиком на отлично и хорошо. Тайсаев поорал, простил, в бухгалтерии замяли дело.

Отступление невеликое. Видишь ведь, хронологию не соблюдаю, города, может, перепутала, не всех девчат-ребят вспомнила, однако, как и говорила, пишу так как вспоминается, не вру, у меня ото лжи в кошельке не прибавится. Получается написание сухо и бедно. Обвинять в этом приходится только быстротечное время, да не желающее подкидывать прошедшие, пусть и незначительные события, происходившие в моей жизни. А иногда, лезут в голову, теснят положительные эпизоды, те эпизоды, от которых тогда хотелось не видеть свет и сейчас рвётся, плачет сердце, льются слёзы, но память не имеет клавиши Delete. Поэтому пусть и сидят в глубокой чёрной яме моей памяти, нечего им делать на бумаге, то, бишь, компе.

Мы на каждые праздники ездили домой или после командировки. Покупали разных всяких вкусностей. Валюха готовит для своих домашних, я для своих. Понятное дело они как близнецы. В одних очередях стоим, одинаковые продукты покупаем. Иногда две разные очереди, но покупаем для двоих, так быстрее получается. Я в придачу чего-нибудь из тряпок везу – трусы, майки, носки, рубахи, кофты и прочее. Приезжаю домой. Радость встречи, разбор сумки, радость или уууу (не по нраву подарунки). Гостим день-три и обратно. Оставляю себе деньги на дорогу, остальные отдаю маме. Мама быстро их в карман и ни разу, не спросила, а на что сама жить будешь. Девчонки знали об этом, поэтому не жадничали, одалживали до зарплаты или аванса, или до командировочных денег.

Мы с Валей работали почти всегда вместе, пару раз только разлучали.

Время подходит к знакомству с моим мужем Федяковым Анатолием Яковлевичем, вашим папаней. К главной встрече моей жизни, в Верхней Салде.

До встречи с вашим папаней, я уже работала в Верхней Салде, не помню, где. Знаю, что работала одна. Выделили мне койку, в женском бараке-общежитии, около двери слева. Никуда не ходила только работа допоздна и общага, книги. Рядом с моей кроватью, через проход стояла ещё койка, всего кроватей шесть-семь. Я не видела с кем и когда приходила хозяйка этой кровати. Закончив работу, уехала в Свердловск.

Через месяц или два, нас командируют в Верхнюю Салду, для монтажа АТС в воинской части, что стояла в Нижней Салде. Поселили нас девчат в тот самый барак-общежитие. Меня и Раю Хакимжанову (маленькая татарочка, красавица – волосы густоты необыкновенной и чернущие-чернущие, блестящие. Одно слово – красавица) поселили нас в комнату напротив той, в которой я жила в прошлый приезд.

Комната большая, коек семь. Всех наших не помню. Возят на работу автобусом. Езда недалёкая, города рядышком. Пропуска, шлагбаум, досмотр. На территории части стоит отдельное здание, на первом этаже, скорей на нулевом, наш объект. АТС крупная будет, работа надолго.

Заканчивается февраль. Общежитие навещается в основном солдатиками и солдатским патрулём. В коридоре часто шумно, громкий смех, разговоры. Наши кровати расположены так: входишь в комнату, по левую руку стоит две койки, одна у двери, другая в углу у окна, на ней живёт Рая. У окна две тумбочки. С правой стороны окна кровать, на которой обитаю я, впритык к моей, ещё кровать, кто проживает на ней не помню. С справой стороны от двери у стены три кровати. У самой двери справа стоит шкаф – шифоньер, за ним стол обеденный, стулья. Середина комнаты от двери до моей кровати свободна. Готовить можно на кухне, в прачечной постирать, помыться в душевой.

На календаре пятое марта 1968 год. Вечер. Каждая жительница кроватей занята своим делом. В частности, я читаю, в излюбленной позе при чтении, сижу на подушке ноги под себя, накрыты красным красивым любимым платком. Волосы распущены, спадают на лицо. Рая с журналом, так кажется. В коридоре у нашей двери шум, громкий разговор, смех. Вдруг дверь открывается, вваливаются двое в шляпах или шапках, ребят, ржут. Они подшофе, в лёгком. Говорят:

– Девчонки, извините, мы радостью делимся, мы сегодня празднуем, у нас сессия в техникуме, сдали последний экзамен. Стали байки травить.

Я лиц не разглядела, на них внимания не обращаю, продолжаю читать.

Один из них говорит:

– Девчонки, хотите я вам фокус покажу! Дайте хлеба, мякиш.

Дали. Он разламывает его на кусочки, раздаёт девчонкам, просит скатать шарики. Рая в том числе, он с ней познакомился. Я сижу, не двигаясь, но я их слышу. Они меня раздражают – мешают читать.

Моя кровать практически свободна, я ведь на подушке.

Он располагается показывать фокус на моей койке. Через перила разложил четыре хлебных шарика на кровати, да двумя шапками, стал фокусничать.

Я отвлеклась от чтения, интересен фокус стал, лица фокусника не вижу, только руки.

Вижу, что они творят, фокус для меня раскрыт, девчонкам этого не видно. Руки огромные, пальцы не короткие. Мне очень руки понравились, красивые. А он ещё какие-то фокусы творит и всё с Раей между ними беседует. Я за руками наблюдаю.

Закончились фокусы. Он обращается ко мне:

– Девушка, меня Толей звать, приходите с Раей завтра в кино.

Я отвечаю:

– Подумаем.

Ушли они. А я лица так и не увидала, отчего не знаю, наверно руки затмили, лицо не интересно уже было. Райка потом пристала ко мне – пойдём, да пойдём. На завтра мы подошли к кинотеатру. Он нас встречал. Перед кино чуток прогулялись. Он всё старался оказаться со мной, а я упорно двигалась так, чтобы он был с Раей, наконец, он взял её под руку. Сходили в кино он нас до общаги проводил. Спросил можно ли ему прийти восьмого, часа в два, праздник женский, можно прогуляться. Рая на меня смотрит, глазки строит. Я соглашаюсь.

Восьмого марта он пришёл за нами, пошли гулять. Где-то гуляли.

Потом он говорит – девчонки, пойдёмте ко мне отметим праздник. Мы согласились.

Зашли в магазин, купили две бутылки вина, каких-то продуктов для закуси. Привёл он нас домой. Дом двухэтажный, оштукатуренный, белый, на два подъезда.

Его жильё в первом подъезде на первом этаже. Квартира коммунальная. Две комнаты занимает семья из трёх человек, муж, жена и маленькая девочка. Одну комнату занимает он. Кухня общая, негласно разделена на два хозяина, есть печь, топится дровами, угля не видела. Дополнительно во всех комнатах тоже печи, на которых тоже можно готовить еду. Комната очень маленькая: одиннадцать метров. Аквариум, радиола, стол, кровать, диван, шифоньер. Всё это в ней есть. Стена правая разрисована (около неё кровать) ребусами и надписью «спокойной ночи Мина», позднее узнала, была у него такая зазноба.

Спросили, с кем он живёт, ответил, что с племянницей, а сейчас она уехала в деревню к родителям.

Накрыли стол, бражничаем, пластинки крутятся, разговоры ведутся. Что называется, хорошо сидим. За окном темнеет. Почти ещё зима, день короткий. Вдруг стук в окно и через минуту вваливаются к нам в комнату два пьяных парня.

– Ооо, Толя, у тебя хорошая компания, сразу две девушки, а пьёте вино! Ну, у нас есть, выпить, – достают из карманов водку.

Толя вскочил, быстренько водку им в руки:

– Мужики, уходите. Видите, у меня гости. В следующий раз придёте. Они попытались ему возражать, типа – две девушки, а ты один. Он их вытолкал в коридор, что-то там им объяснял. Ушли гости непрошенные.

Мы продолжили застолье. Сколько-то посидели, засобирались домой.

Он говорит:

– Девчонки, оставайтесь у меня ночевать, я утром уйду на работу, а вы отоспитесь и пойдёте домой, я ключи вам дам. Остались. Всею троицей улеглись в кровать. Я у стенки, кавалер посередине, Рая с краю. Не рисуй фривольные картинки – о, Идка и групповой секс. До секса не дошло, мы были девушками другого поля ягоды. Увалились все спать не раздеваясь. Конечно, они с Райкой шептались – разговаривали, целовались, хихикали:

– Идке спать не даём.

Утром проснулись по будильнику. Толя собрался на работу. Сказал:

– Выспитесь, двери обе закроете на замок, ключи возьмёте с собой. Ида, возьми ключи. После работы я зайду за ключами. Ушёл, мы ещё валялись до обеда. Рая всё спрашивает:

– Идка, ну почему он тебе ключи оставил, а не мне, ты с ним и не общалась совсем.

– Спроси у него, мне самой интересно.

Вечером он зашёл к нам за ключом, тары-бары-растабары, потом говорит:

– Ида, проводи меня немного.

Оделась, пошла провожать. Постояли у общаги, поболтали ни о чём. Разошлись.

На следующий день опять зашёл. Рассказал, что раньше ходил в это общежитие, в комнату, напротив, там жила его девушка. Тогда и выяснилось, что эта девушка была соседка моя по кровати, что когда он к ней приходил, присаживался на мою кровать. Я его не видела, а он меня. Так нас разводило что-то, а теперь вот свело.

До сих пор не знаю, был ли у них с Раей разговор на предмет: А, почему?

Зачастил. Как свободен, так ко мне. Как-то раз, вечер уже поздний, часов десять. Кто-то из девчат общежития заглядывает к нам в комнату.

– Ида, выходи, там тебя парень спрашивает.

Выхожу в халатике. Стоит мой кавалерище, на стенку облокотился. Подошла, спрашиваю:

– Почему так поздно?

Понимаю, что он пьян в уматину.

– Уходи, в таком виде никогда больше не приходи, не выйду, – развернулась и ушла. Утром по общежитию говор: чей-то парень в коридоре спал, там у нас выставили кровать, и её долгое время не убирали, вот на ней и почивал горемыка.

Вечером приходит Толя в комнату, говорит:

– Как ты могла меня пьяного выгнать, я мог замёрзнуть на этой кровати.

– Я же тебя не звала и не зову, можешь не приходить.

Однажды, гуляем вечерком. Обычно я дольше десяти не гуляю, а тут уж на часах начало одиннадцатого. А он все:

– Ну ещё немного пройдём.

Я развернулась и направилась в общагу, до неё метров пятьсот. Он вслед кричит:

– Провожать не буду.

Я не поворачиваясь, подняла руку и помахала. Продолжаю идти, мимо меня прошагала парочка. Иду, вдруг мне кто-то делает подножку я лечу на левый бок, и оказываюсь на руках у того, кто сзади меня. Это Толя, он хохочет и кружится со мной. Оказывается, он снял шляпу, сунул её за пазуху, чтобы тень была без шляпы, пошёл за мной и сотворил со мной такую каверзу.

Валентина в этот раз со мной не работала, была командирована в другой город, кажется в Алапаевск. Пишу ей письмо, где говорю, что, Валюха, я, наверно, выйду здесь замуж. Она получила это письмо, быстренько возвращается на участок, меняет свою командировку на Верхнюю Салду. Приезжает, устраивает мне допрос, что да как да почему. Спрашивает, он что, сделал тебе предложение? Нет – говорю, он ещё не знает. Она смеётся. Ждёт, когда придёт Толя. Приходит в воскресенье, я их познакомила, вместе бродим по улицам. Она мне морду строит, что он ей жуть, как не нравится, я в ответ гримасу, что поделаешь.

Он действительно не красавец: белобрыс, чубчик пионерский, на подбородком шрам (в детстве играли, старший брат Василий стрельнул из ружья). Зато, наши с ним дети какие красивые, загляденье. А может это глаза матери так настроены.

Работаем, свиданничаем. Как-то мы договорились с девчонками, нас шесть человек, что пойдём в ближайшее воскресенье к Толе в гости, поставили его в известность. Он согласился, приходите в гости часа в два.

– Я буду на работе, вы обед приготовите, у Иды ключи есть.

Мне же накануне вечером доложил, что приехала к нему мать из деревни, привезла внука на лечение к знахарке, чтоб не стеснялись, мол.

– Мать предупрежу, что вы придёте, но не скажу какая из девчонок со мной. Пусть за вами посмотрит.

Пошли с девчонками, в магазине затоварились. Компания весёлая, со смехом. Перед домом я сказала, что там будет Толина мать. Девчонки согласились с тем, что она нас не съест. Завалились толпою.

Махонькая бабулька в платочке, на кухне сидит, картошку чистит. Поздоровались, познакомились, она в комнату приглашает, там мальчонка на диване прыгает. Руки помыли и в помощь к бабушке. Шутки, смех, когда нас девчат много мы как сороки трещим.

Всё приготовили, хозяина ждём, с бабулечкой общаемся, Александрой Яковлевной называем. Она улыбается, рот рукой прикрывает. С мальчиком пытались говорить, но он заикается, к разговору не склонен.

Мы на диване все уместились, девчата спросили у неё, можно ли покурить или на улицу идти.

– Курите здесь.

Я от подружек не отстаю, закуриваю, затяжку сделала, а дальше боюсь, худа бы не было, исхитряюсь, вид делаю. Сходила на кухню, выбросила гадость. Ключи не демонстрировала, так как открывать ничего не пришлось. Пришел Толя, попировали, поплясали, песни пели. Он со всеми танцует. Меня из толпы не выделяет. Собрались уходить, он с нами, провожать пошёл до общаги.

На следующий день рассказал, что пришёл вчера, а мать ему говорит:

– Тольчик, а твоя-то девка, та что в очках. Хорошая.

– Как узнала?

– Как зашли я её сразу и увидала.

Через несколько дней общения Толя Валентине стал нравиться. Позже Анатолий мне сказал, что Валентина, его пугала, что если он меня обидит, то дело будет иметь с ней и ему не поздоровится.

Потом приехала его племянница Тамара, она девушка рослая, в теле, но не толстая, хохотушка громогласная. Мы познакомились. Пошли в один из вечеров втроём в кино, когда сеанс закончился, мы вышли, на площадку перед клубом. К нам подошёл парень, франт этакий, под градусом. Говорит:

– Толя, можно я пойду с вами? Девчонки, вы не будите против?

– Не будем, дорога широкая, – отвечает Тамара.

Я молчу, он мне не нравится. Толя согласился, вроде это его приятель. Идём, они болтают, смеются. Вдруг парень останавливается, говорит Толя, давай разделимся. Ты с этой девушкой иди, показывает на Томку, а эту (меня, то есть) мне оставь. Толька ему:

– Ты с ума сошёл! Я иду с двумя, так и буду идти, разделяться не будем, иди тогда своей дорогой, отстань от нас.

Мы идём, он за нами и пытается схватить меня. Я отскочила, Толя (он ещё не был Федяковым) его отпихнул. Ну и началась драка. Друг тот нетрезвый, разъярился, кулаками машет. На парне черное пальто, кашне, без шапки. Анатолий развернулся, схватил его одной рукой, другой рукой за воротник и потянул пальто на себя, а потом и другой рукой сдёрнул пальто высоко на голову и толкнул, схватил нас с Томкой за руки и мы побежали.

Собирались Томку проводить до дому, а потом в общежитие. Но Тамара испугалась, не хотела оставаться одна. Стала уговаривать меня остаться.

Осталась. И получилось на всю жизнь.

Слух, что выйду в Салде замуж, распространился. Уехал бригадир, ему на смену, прибыл Ростов Толя. Стал у меня допытываться, правда ли, что я собираюсь остаться здесь. Спросила, ему-то какая разница. Ответил, что никакой разницы, но сам позвонил на участок, доложил об этом. После этого на следующий день его вызвали на переговоры, он получил приказ срочно отправить меня в Свердловск.

Вызвали на участок, сказали, что требуется моя помощь, здесь в Свердловске. Направили куда-то работать (не помню), с незнакомыми людьми, не знаю ни одного человека.

В общежитии все наши разъехались. В комнате я уже знакома с девчатами, постоянными жителями, как-никак два года живу. Развлекают меня историями из своего житья-бытья.

В одну из ночей мне стало так плохо, тошнота, рвота. Девчатки вызвали скорую. Меня повезли в больницу, а по скорой передали, что везут с аппендицитом. Бригада хирургов готовится к операции. Дежурная врачиха не желает меня осмотреть, мол, никакого у неё аппендицита нет. Видимо долго ждут, поэтому приходит старый доктор с усами (потом мне сказали, профессор). Только наклонился надо мной, взялся за живот, да как на врача:

– Вы, что милочка, он с минуты на минуту у неё лопнет. В операционную бегом везли.

Хирурги сидят со сложенными руками, накрытыми коричневыми салфетками, старший, поднялся со словами, ну вот она, долгожданная. Аппендицит у меня определяли ещё, когда я училась в классе шестом, но на операцию не клали.

На участке никто не знает, где я. Из командировки вернулась на два дня Люда Белавина. Прошлась по всем комнатам, где жили наши девчата, никого, нет, дошла до моей, тут уж ей сказали, что меня увезла скорая помощь, она еле меня нашла. Ко мне её не пустили, но передали записку и продукты.

Выписали из больницы через семь дней, ещё длительное время на больничном листе и справка на лёгкий труд, на месяц. Так и осталась работать в Свердловске. Переписывались с Валюхой. Получила от девчат задание, купить для всех заранее билеты на автобус в Челябинск, приближались майские праздники.

Числа 28 апреля. Утро раннее, я читаю лёжа. Приоткрывается дверь нашей комнаты, в неё заглядывает Валюхина морда-лица. Обычно, если долго не видимся, она влетает как вихрь, бросается ко мне на кровать, обнимашки, поцелуйчики. Долго лежим, сплетни разводим, планы строим. Заснём в обнимку. Сейчас бы о нас дурно подумали, но мы чисты перед собой и Богом. А, тут на тебе, скромненько заглядывает. Говорю:

– Валюха, ты что?

– Выйди, я не одна.

Я накинула халатик на голое тело, выхожу. Спрашиваю:

– Что случилось? Что ты такая?

– Я же говорю, я не одна. Вон посмотри с кем, – показывает куда-то за дверь.

Я выглядываю. А там, на шкафчике сидит Анатолий, смущённый.

Потом Валя рассказала, что билет лишний, как раз на него заказывали. Он ехать не хотел до последнего момента, ссылался на то, что уехала внезапно, что ни одного письма не написала. Уговорили.

Устроили его в общаге, в комнате для гостей. Я ещё больна, недавно выписали из больницы, он сидит у моей кровати, держит за руку. На нём вязанный крупной резинкой свитер светло-коричневый, рукава вздёрнуты до локтя. (Руки у него как раз до локтя, сами знаете большие, мосластые.) Часто открывается дверь, заходят по одной девчонки поздороваться со мной и разглядеть его. Всем интересно, кем затворница соблазнилась. Потом говорят:

– Идка, он такой здоровый, ты не боишься, он тебя раздавит.

Веришь, что таким мог быть ваш отец? Был, был.

Повезли его в Копейск, знакомиться с родителями.

Перед отъездом я домой телеграмму отправила, что приедем с Толей. Они подумали с Ростовым, мы часто вспоминали всех и обещали привезти, девчонок привозили и его обещали.

Приехали в Горняк, Валюха отправилась домой. Мы тоже до дому топаем. Дошли до угла, он остановился. Спрашивает:

– Как ты меня представлять будешь?

– Как захочешь, могу сказать, что ты мой приятель.

– Ну, что это приятель?

– Хочешь, скажу, что друг мой?

– Придумала, тоже мне: приятель, друг…

– Хочешь, скажу, что ты мой муж.

Засмеялся:

– Ну, вот другое совсем дело! А то друг, приятель. Пошли.

Я выхожу из-за угла дома, а он сзади идёт. У крыльца Виктор с приятелями стоят, кто-то наклонился над полом крыльца, чего-то ищет. Мама из окна высунулась, им громко говорит:

– Опоздаете, со своим рублём, – а потом увидела меня, кричит, – Да вот она родная!

Все оглядываются. Тот, кто ближе всех ко мне хватает меня на руки, кружится со мной, не ставит на землю, передаёт другому. Я им, говорю:

– Я не одна.

Они на слова мои внимания не обращают, продолжают передавать и крутить меня. У Толи такое лицо, видеть надо было. Кричу, поставьте меня, сдурели что – ли.

Наконец я на земле. Говорю, знакомьтесь, это Анатолий, окружили его, рукопожатия. Наконец поднялись в квартиру. У двери встречают нас отец и мама. Отец тоже меня целует, обнимает, поднимает над полом, поставил. Я говорю, а это мой муж Анатолий. С мамой целуемся, обнимаемся, она спрашивает, правда муж? Да, говорю. На лицах родителей смятение, слёзы в глазах, не верят.

На ночь мама постель готовить собралась, у меня спрашивает:

– Идка, а постель вам одну стелить или разные.

– Мам, я же сказала муж он мне, одна постель.

Таково моё знакомство с Федяковым Анатолием Яковлевичем.

Нахожусь в самом начале семейной жизни. Ещё не знаю, что он женат, что есть сын Женя, и я его увижу один раз, а в начале 1970 года его не станет. Что уже скоро суд на развод. Всё узнаю позже. Как не хотят меня увольнять, как буду приезжать к нему в гости между командировками на два-три дня. Как получу от него синяк, он бил свою первую жену и трезвый и пьяный, признался сам он мне. Как будут допрашивать меня в его цехе – почему я хожу с их Толиком, знаю ли я, что он женат, как удивятся, что девчонка с косичками, с которой он ходит по цеху за ручку, и которой покупает беляши и есть его жена. Что будут у меня замечательные любимые мужчины – сыны. Что продолжится наша жизнь на Урале Южном, на Украине доброй, на дальней холодной стороне, где хотели заработать денег и быть в старости счастливыми, но проклятущий алкоголь, оказался сильнее нас и всё хорошее не пощадил, сгубил. А я так и живу в холодном крае, что стал мне домом родным.

Вот, такие воспоминания, на ваш суд, обвинительный или оправдательный вынесла. Уж, как сумеете понять, такими и останутся с вами мои молодые годы жизни, ну, хотя бы на период чтения.

Между Идкой Берг и Идой Федяковой сейчас уже не поставишь знак равенства. Идку Берг изменила жизнь после рождения семьи, детей. Возможно крохотная, мне так кажется, только осталась частица, глубоко внутри. Ида Федякова только её старшая сестра. И если бы их поменять местами, вспоминашки получились бы другими. Но, опять это БЫ, как заигранная пластинка, заставляет иглу стоять на месте, не желает мелодию продолжить или начать сначала.

Глава 15

Погостили в Копейске на майских праздниках и расходятся наши дороги, хотя начало её с Южного Урала и на Средний Урал. Я остаюсь в столице в Свердловске, а он отправляется на северную периферию в Тмутаракань, и она именуется Верхняя Салда.

Продолжаю работать в Свердловске, ещё не кончился лёгкий труд после операции, да и закончить монтаж на станции надо. Обещали отпуск после сдачи объекта. С Толей переписываемся (он ещё не Федяков), в одном из писем он предложил мне пригласить моих родителей в Салду, в мой отпуск, что я и сделала. Получила отпуск и приехала в Салду.

Тут уж Толя мне сказал, что и его мама приедет для знакомства с моими родителями. Живём, ждём гостей, и между делом открылись для меня тайны Федякова.

Начал рассказ с того, что на девятнадцатом году приехал в Верхнюю Салду к старшей сестре (очень-очень подробно рассказывал, понятное дело, не помню, но в общих чертах близко к нему, сочинений от меня нет, но пересказ своими словами). Работала она поваром. Анна Яковлевна (1931 г.р.) и Виктор Васильевич прописали его к себе, первое время он и жил у них. Анна помогла ему устроиться на работу в магазин грузчиком, через какое-то время его послали от магазина в Ростов на Дону на курсы машинистов холодильных установок. В июне 1961 года он их окончил и вернулся в Салду.

Лето. У него друзья подружки – компания, но близкой подруги не было. Молодо-зелено приключений требует. В городе, как сейчас говорят, большой микрорайон частных домов с огородами, садами. В один из поздних вечеров эта компания развлекаясь, надумала совершить набег на эти сады-огороды. Придумано, сделано. Несколько набегов получились удачными. Аппетит приходит во время еды, решили ещё одну усадьбу обчистить и по домам.

Однако, Бог шельму метит. Забор оказался высоким, но смелость города берёт. Федяков парень деревенский, по обчистке огородов опыт немалый. Залез на забор, а поверху проволока под током, его ударило, он свалился на землю. На какое-то время потерял сознание, очнулся – около него девушка Тамара на корточках сидит, остальные сбежали. С этого времени они стали встречаться.

Она жила в одном из частных домов с родителями. Они украинцы по фамилии Прихода (если правильно помню, у отца в военном билете была запись о жене). Вначале января 1962 года они поженились, были самой молодой парой, через год родился сын Женя. Жили у родителей Тамары Ивановны. Федяков был примаком, то есть жил у жены. После отъезда Анны с Виктором в Красноуфимск, семья Федякова переехала в комнату, где был прописан. С Тамарой жили плохо, часто ссорились, он её бил и трезвый и пьяный, она уходила к родителям, потом возвращалась. Женю любил, но по моим тамошним ощущениям, любовь была холодная, если так можно выразиться. Спросила однажды: