Историйки с 41-го года

И он показал надпись на кружке всем однополчанам. Они посмотрели и громко захохотали:

– В наш полк еще одна птичка прибыла!

И правда, в их разведывательной группе из бывших пограничников все военнослужащие были с птичьими фамилиями: Уткин, Курицын, Куропаткин и другие.

– Пиши, Гускин, своей Гусыне письмо с благодарностью, – весело заявили они.

И он под озорные шутки друзей стал писать: как его величают, как воюет, и что хотел бы получить от нее обратную весточку. И только он сложил конверт треугольником, вошел командир и громко прочеканил:

– Птички! – так он говорил всегда, когда назревали серьезные дела. – Всем подготовиться. Срочно надо взять в плен немецкого языка.

Через несколько минут все были в полной боевой готовности для вылазки в логово врага. Гускин нацепил на себя и кружку, на всякий случай.

Вышли они в начале дня. Командир то и дело поглядывал на карту, выбирал путь. Пробирались они скрытно – через овраги, кусты, леса. В воздухе стояла духота – вот уже несколько дней была жаркая, сухая погода. С деревьев падали желтые высушенные листья, будто наступила осень. Разведчики прошли несколько километров, прикладываясь к фляжкам с водой. Незаметно дошли до передовой неприятеля, там в несколько эшелонов были траншеи и вряд ли можно было удачно взять немца. Тогда командир решил пойти вдоль укреплений ближе к тылу врага. Он оглядел всех бойцов и приказал:

– Все, что может громыхать, – оставить здесь. И Гускин повесил аккуратно кружку на ветку.

Стало темнеть. Всю ночь они пробирались через чащобу с колючими ветками и вышли на гул моторов. Залегли неподалеку. Рассвет наступил неожиданно, и перед ними показалась армада военной техники: танки и самоходки, охраняемые часовыми.

– Будем ждать кого-то повыше рангом, – прошептал командир.

Духота усугубилась, воды во фляжках не осталось ни капли. А там, откуда они пришли, слышался гром, сверкала молния, шел дождь, и это еще сильнее вызывало жажду. Только к закату солнца прибыли машины и привезли водителей техники. Некоторые фрицы углубились в лес по нужде. И тут разведчики бесшумно схватили одного офицера и быстро стали удаляться.

Пить хотелось отчаянно, рот пересох, губы одеревенели. К концу дня добрались до места, где прошла гроза и где Гускин оставил кружку. И какое было у всех счастье, когда обнаружили ее полной дождевой водой.

– Ну, сержант, – смеялись разведчики, – угодила нам твоя Гусыня.

Выпили все по глотку, и этого было достаточно, чтобы подбодриться.

Гускин опять нацепил на себя кружку, и только они повели задержанного фрица, как рядом послышалась немецкая речь. Видно, враг осмелел, находясь недалеко от своих позиций. Их было трое, они подмышки волокли своего раненого с пистолетом в руке, а впереди них брел красноармеец с катушкой кабеля на спине, видно, наш пленный связист.

Немного пропустив немцев вперед, так чтоб они оказались в окружении, разведчики разом крикнули: «Руки вверх!» Тот, что пистолет держал, успел выстрелить, и пуля угодила Гускину в бедро. Остальные фашисты даже снять автоматы с плеч не успели.

Опять сержанта выручила кружка. Пуля пробила ее, и он получил совсем незначительное ранение, продолжая идти своим ходом.

Связисту передали оружие, чтобы он со всеми остальными конвоировал взятых языков. В полку четыре фрица дали ценные данные о дислокации своей армии.

Война еще долго продолжалась. Кружка у Гускина была непригодна для использования, но он по-прежнему носил ее с собой. Друзья говорили:

– Кружка Гусыни его от вражеских пуль оберегает!

С Гусевой Сашей они продолжали переписываться, она подарила ему свою фотографию. Он носил ее в нагрудном кармане возле сердца. Они договорились, что после окончания войны обязательно встретятся.

И этот долгожданный день настал. Враг был повергнут, и группу разведчиков демобилизовали.

– Друзья мои, птички, – сказал на прощание командир. – Наступило время расставания, мы разлетаемся кто куда по разным республикам. Но давайте договоримся: как только у кого появится птенчик, будем встречаться.

Прошел год, у Гускина родился сын, он оповестил всех однополчан – и все собрались, как и договаривались. Командир, а он и в гражданке был им начальник, оглядел всех присутствующих за столом «птиц», потом посмотрел на своего малыша-птенчика, улюлюкающего и играющего с эмалированной кружкой, и произнес:

– Так вот, друзья мои. Наша «птичья ферма» начала размножаться, и я надеюсь, что вы поддержите этот почин. Постарайтесь плодиться и размножаться. Это я вам приказываю, ваш бывший майор Цапля.

В детской коляске малыш сказал:

– Угу! Угу!

Чемпион

Если бы проходили соревнования по метанию булыжника на точность, то Дима, наверняка, был бы в свои двенадцать лет чемпионом. Он всегда с первого броска точно попадал в цель. Для этого он подбирал камни, которые удобно держать в руке, и всегда, на всякий случай, носил несколько в кармане штанов, если вдруг кто-то из ребят захочет с ним посоревноваться.

Вот и на этот раз он выиграл состязание у своих дворовых товарищей – разбил фонарь, который не горел несколько месяцев. Все играющие разбежались, а его отвели к председателю села. И только стали Диму ругать за недостойное поведение, как неожиданно грянул взрыв, и это повторилось несколько раз. Все вокруг вздрогнуло, задрожало, и небо заволокло черным дымом с гарью.

Это началась Великая Отечественная война.

Дима жил недалеко от границы, рядом с чужой страной, откуда вероломно напал на нашу Родину враг и захватил их село. Немецкие танки с грохотом проносились в разные стороны, распахивая землю. Мотоциклисты подъезжали к домам, выгоняли всех живущих там на пустырь и, разделив на взрослых и детей, сажали по машинам.

Дима успел забежать в коровник и видел, как его маму гонят со всей толпой. Она, было, замедлила шаг, поглядела по сторонам, видно, искала его, но, получив от офицера прикладом в бок, упала. Ее подняли и затолкали в кузов. Он понял, что если сейчас покажется перед немцами, его тоже схватят. Злость у него появилась на фрица, который ударил маму: «Куда же их повезут? – подумал он. – Вот был бы папа рядом, подсказал бы, что надо делать! Да только он далеко в Красной армии служит».

Машины увезли всех сельчан, в селе стало очень тихо. Ночью Дима хотел бежать, но неподалеку стояли двое часовых. Утром в коровник нагрянули немецкие солдаты, увидев его, они вместе с коровой вывели их во двор и громко захохотали, может оттого, что он, как Буренка, был весь в сене. Знакомый уже офицер пальцем поманил его к себе и стал ощупывать растопыренные карманы, потом замахал рукой, как бы приказывая: «Вытаскивай, что там у тебя?» Дима вывалил на землю булыжники.

Фрица, видно, они заинтересовали, и он позвал переводчика, чтобы тот перевел слова для мальца.

– Для чего тебе эти камни?

– Играть на меткость! – ответил Дима.

– Так попади в курицу! – ухмыльнулся он.

– Да я могу попасть даже в древко вашего флага, – невозмутимо ответил Дима.

И он поднял камень, покрутил его, слегка подкинул, как бы взвесив, и резко метнул, точно попав в древко. Знамя со свастикой рухнуло на землю. Офицер бросился его поднимать. Укрепил, с надрывом что-то прокричал, вскинул автомат и пошел навстречу к Диме.

Дима вспомнил, как этот немец прикладом ударил маму, и подумал, что ему точно достанется еще хуже. Он с ненавистью вмиг схватил камень и что есть силы запустил во фрица, точно угодив в цель. Тот схватился обеими руками за глаз и упал. Дима опрометью бросился бежать. Раздалось щелканье оружейных затворов, последовали выстрелы. Он успел забежать за сарай, а там местность знакомая: кусты, лес, болото.

Всю ночь Дима шел, удаляясь от села, а утром повстречал идущий при полном боевом снаряжении отряд пограничников. Он рассказал им о бесчинствах немцев и как к ним скрытно подобраться. Его отправили в тыл, а позже он узнал, что та часть фашистов, что была в селе, уже уничтожена.

Вскоре Дима оказался на Урале в детском доме со многими своими ровесниками. Учился в общеобразовательной школе, а в свободное время показывал свое мастерство, как правильно кидать камень в цель, увлекая ребят этой игрой.

Через некоторое время в школе появились новые спортивные соревнования: бег, гимнастика, плавание, и успевающим, победителям в таких состязаниях, вручали значок с названием «Готов к труду и обороне». Учащиеся стали увлекаться этими занятиями и постепенно потеряли интерес к киданию каменей.

Прошло два военных года. Дима не получил от мамы никакой весточки. А папа его нашел и приехал. Его демобилизовали по ранению. Сын был так рад, что готов был находиться с отцом весь день. Но тот устроился на работу взрывником по добыче полезных ископаемых и всегда возвращался домой поздно. Дима много раз просил папу взять его с собой на работу. Но получал один и тот же ответ: «Подрасти, сынок, окрепни немного, труд очень тяжелый и условия сложные».

А он давно считал себя крепким. От занятий физкультурой Дима стал сильным, ловким, и учителя в школе поговаривали, если у него пойдет так и дальше, вручат ему значок ГТО. И однажды папа сказал:

– Сегодня большой пласт земли будем снимать. Покажу тебе мирный взрыв для благосостояния Родины. Увидишь, как богата наша земля-матушка.

На месте, куда отец привел сына, Дима увидел вдалеке множество ярких флажков, обрамляющих контуры подрыва земляного пласта. Оттуда тянулся бикфордов шнур до самого укрытия, где находились инженеры и рабочие. Папа убедился, что никого нет на опасном участке, и скомандовал:

– Можно начинать!

И только подожгли бикфордов шнур, как увидели, что с противоположной стороны от намеченного взрыва с горы стала спускаться геологическая экспедиция… Видно, с пути сбилась и направлялась прямо в запретную зону.

– И откуда они появились? – закричал отец. – Докладывали мне: все благополучно!

Обстановка осложнилась: до геологов не докричишься, а бикфордов шнур горит, к динамиту приближается.

Дима быстро вскочил, подобрал подходящий камень, кинул – и точно попал в фитиль, погасив его. Это произошло так быстро, что секунду стояла тишина… А потом все, кто стоял рядом с Димой, подхватили его и с радостным криком «Молодец!» стали подкидывать. А больше всех радовался папа, что его сын такой меткий и сообразительный.

С тех пор Дима получил прозвище, вернее звание «Чемпион по метанию булыжников».

После окончание войны мама Димы вернулась из фашистского лагеря. Жизнь продолжалась со своими радостями и заботами. А Дима мечтал в будущем заниматься, как и папа, мирными взрывами.

Гаврош

Войска фашистской Германии вероломно напали на Советский Союз.

Пограничники первыми вступили в бой с противником и с трудом сдерживали его вторжение из-за превосходства фашистов в живой силе и технике. Группа связи разведчиков то и дело докладывала в часть о продвижении врага, и полк менял дислокацию во избежание больших потерь, при этом нанося врагу неожиданные удары.

Однажды после очередного изматывающего дня, пройдя по болотам и через чащобы, связисты возвращались в часть. Решив перекусить, разложили под кустом паек: хлеб, тушенку. И тут вдруг в зарослях показалась маленькая чумазая голова пацаненка в большой кепке, закрывающей даже уши. Он вышел навстречу солдатам, худой, в рваной одежде, с огромными глазами, остановившимися на еде.

– Ну, что стоишь, малыш? Иди поешь! – первым сказал ефрейтор Степан.

Пацаненок сразу признал своих, сел посередине солдат и стал быстро поедать хлеб с тушенкой.

– Ты не торопись, – смеются солдаты, – это все твое.

Утолив голод, пацаненок продолжал сидеть посередине. Степан его спрашивает:

– Ну, теперь отвечай, откуда ты?

Он, не задумываясь, стал быстро говорить:

– Немцы, как вошли в село, взрослых и детей в разные стороны развели, забрали тятеньку, маманю и, тыча автоматами, куда-то погнали. Меня с ребятами стали сажать в вагоны. Я побежал. Немцы стреляли, вот, в кепку попали, – и он показал ее, простреленную насквозь. – Бежал долго и заблудился, чуть в болоте не утонул. Вас встретил, никуда отсюда не уйду! – выпалил он.

Солдаты задумались, лица их посуровели:

– Что будем делать с пацаном? – спросил всех Степан.

– Давай заберем его к себе, а там видно будет, – ответили ему.

В части доложили старшине о случившемся, он посмотрел на мальчугана, оглядел его с ног до головы, взъерошил грязные волосы и строго скомандовал (хотя у самого в глазах искорки радостно сверкали):

– Помыть его, переодеть, накормить и нехай живет. Будет всем сынко, наш Гаврош! А ты, Степан, раз привел его, так сшей ему форму.

С тех пор к мальчугану прилипло имя Гаврош.

Он оказался смекалистым, любознательным и скоро знал по имени всех солдат и старался разобраться в работе связиста. Ему это легко удавалось. Где бы часть ни находилась, он всегда был при старшине, помогал ему в деле. А Степан в свободное время сшил ему форму, одной иглой без швейной машинки, она получилась немножко нескладная, но была настоящая, солдатская. Когда отделение стояло в шеренгу перед инструктажем, старшина сначала останавливался перед Гаврошем, поправлял ему гимнастерку и только тогда давал всем указания. Словно это был ритуал на счастье связистам, идущим в логово врага, который продвигался в глубь России.

Однажды старшина, принимая данные от разведки, то и дело хватал то одну, то другую трубку телефона и передавал донесения в полк. Тут быстро вошел майор и с ходу заявил:

– Я срочно еду в полк. Гаврошу тут оставаться опасно, надо переправить его подальше.

И, вытащив из планшета два пакета, отдал один старшине, другой положил обратно. Старшина, не отрываясь от аппаратов, обнял Гавроша одной рукой и с теплотой в голосе проговорил:

– Надо, сынко. Надо!

Мальчуган хотел было расплакаться, но сдержался. Майор посадил Гавроша в машину, дал полный газ, и они помчались, подпрыгивая на ямах и кочках. Только тут Гаврош дал волю слезам. Ему было обидно покидать друзей в самое тяжелое для них время.

Проехав километров шестьдесят, майор остановил машину и вышел зачем-то. Гаврош воспользовался моментом, открыл противоположную дверь и, пригнувшись, побежал к опушке леса. Скрываясь за деревьями, он видел, как майор бегал, окликал его, потом посмотрел на часы, сел в машину и рванул с места. Гаврош побежал назад по дороге, по которой только что проехал. Чем ближе к части, тем сильнее чувствовался запах гари. Слышались взрывы снарядов. Оказавшись еще ближе, увидел зарево горящих зданий. Ноги у него болели от не по размеру больших сапог.

Когда он пришел в часть, какой-то солдат, испачканный копотью до неузнаваемости, выносил связное оборудование. Старшина то нажимал на зуммер, то крутил вертушку аппарата и кричал в трубку:

– Звезда! Звезда! Отвечай!

При виде Гавроша он явно удивился, но у него не было времени даже что-то сказать, и он продолжал вызывать:

– Звезда, отвечай!

Гаврош посмотрел на уставшего старшину, на кабель, тянувшийся от телефонного аппарата куда-то в неизвестность, и пошел вдоль него, крадучись, словно маленький зверек: через заросли, через болота. Когда он был весь уже мокрый и в грязи, провод наконец-то привел его к возвышенности. Ползком, незаметно он взобрался на нее и увидел много ям от взорвавшихся бомб. В одной из них лежал ефрейтор. Гаврош бросился к нему.

– Степанька, вставай! – тормошил его Гаврош.

Степан шевелил губами, но слов не было слышно. Одна рука у него висела, как плеть, другая была привязана к вертушке телефонного аппарата, видно, сил у него не было даже прокрутить ее.

Тут стал нарастать лязг гусениц и шум моторов. Гаврош выглянул из-за укрытия. По направлению к ним, словно полчище тараканов, ползла колонна танков, рядом шли вражеские солдаты, будто большой рой муравьев. Мотоциклисты с ревом приближались все ближе и ближе. Гаврош подумал, что там, за горой, никто не видит врага – ни солдаты-однополчане, ни старшина.

И он взялся крутить вертушку:

– Я Звезда! Я Звезда! – кричал он звонким ребячьим голосом.

В трубке раздалось:

– Слушаю тебя, Звезда. Ответьте, какая обстановка.

– Рядом со мной много всякой техники, живой силы не сосчитать сколько.

– Как ты там оказался, Гаврош? – кто-то спросил испуганно.

– Стреляйте! Стреляйте по ориентиру, где нахожусь. Они уже рядом!

На этом связь прервалась, в трубке принимающего связь послышался треск.

Когда орудия полка перестали стрелять по указанному месту нахождения врага, было уничтожено большое количество разной техники неприятеля. Враг бежал, преследуемый нашими бойцами.

Гавроша нашли присыпанным землей и накрытым телом Степана, видно он из последних сил спасал мальчугана. Гаврош лежал, как бугорок земли, без движения, крепко сжав в руке телефонную трубку. Старшина поднял его, прижал к себе и побежал к транспортеру, ожидавшему их. Гаврош открыл глаза и тихо сказал:

– Тятя, я знал, что ты придешь первым.

Скоро Гаврош был представлен к ордену Славы с лентой – черно-оранжевой полосой, цвета доблести и славы, и ему было присвоено звание ефрейтора.

Сержанту Степану было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Гаврош прослужил в отделении связи у старшины до конца войны, до самой победы над врагом.

Демобилизовались они вместе.

Для старшины Гаврош навсегда остался сынко.

Крепко взявшись за руки

Капитана Волина выписали из госпиталя после ранения руки. Дали ему отпуск на месяц, чтобы отдохнул и кисть потренировал. Если движение не восстановится, не избежать ему увольнения из армии.

Он стоял в раздумье. «Куда ехать? Родители в эвакуации. Дома нет никого. Может, остаться при госпитале?» – размышлял он.

– Поехали ко мне, – предложил ему сослуживец майор Сечин. – Я в этих краях родился, тут и хата моя. На домашних харчах сил быстрее наберешься. Птичек послушаешь. Успокоишься. А за это время родителей разыщут, и в часть вернемся вместе.

Подумал Волин: «И правда, куда я с одной рукой?» – и согласился. Собрал форменную одежду, положил все в чемодан. Мундир на себе поправил. Фуражку надел зеленого цвета – цвета своей части и вышел во двор.

Возле госпиталя их уже ждала телега с унылой лошадью, в повозке сидела девушка, одетая по-мужски: в сапогах, брюках, телогрейке и нахлобученном до самых ушей картузе. Она бросилась к майору и расцеловала его.

Знакомься! – сказал Сечин Волину. – Моя сестра.

– Лена, – тихо отрекомендовала себя девушка, быстро села в телегу и всю дорогу до дома разговаривала с братом, изредка поглядывая на Волина.

В доме жизнь была спокойная. Сладкий запах хвои доносился из леса и приятно дурманил голову. Пели птицы, кудахтали куры – все это было странно видеть после шумного фронта. Майор Сечин каждый день что-то делал: колол дрова, чинил дом, забор, и везде ему помогала сестра в своей неизменной мужской одежде. Погода была сырая, грязь и огромные лужи были повсюду. Видно, ей было не до нарядов. Капитан наблюдал за их работой и хотел бы помочь, но кисть причиняла боль при любом движении.

– Поможешь, когда выздоровеешь, – говорил ему майор, а Лена делала вид, что его не замечает.

Обедали все вместе. Брат и сестра, помыв руки, не переодеваясь, перекусив, спешили опять трудиться.

Прошла неделя, как капитан прожил в этом местечке, но стал тяготиться, ему казалось, что он тут бездельник. И решил: «Уеду! А оставшиеся дни проведу в родительском доме».

– Спасибо за гостеприимство! – сказал он. – Отдохнул и хватит.

Майор уговаривал капитана не спешить с отъездом, но тот заявил, как отрезал: «Еду сегодня!»

Телега, скрипя, подъехала к крыльцу. На ней сидела молодая, красивая, в шерстяном платье, стройная, крепко сложенная девушка. Капитан не сразу опознал в ней Лену, а потом оторопел. Он сел в телегу и не оторвать от нее взгляда. Ехали они долго, молча, он все смотрел на нее, а она ни разу не повернулась к нему лицом.

– Стой! – закричал Волин. – Поворачивай назад! Душа разрывается, не могу дальше ехать!

Она обернулась, и тут он увидел ее заплаканное лицо. Он понял, что нравится ей, да и она ему в душу запала. Капитан снял ее с телеги, не почувствовав даже боли в руке, взял за руку, и они не спеша пошли рядом. Телега скрипела позади них, но им казалось, что это радостная мелодия.

Прошло время, закончилась война, капитан стал генералом. И где бы он ни был с женой, они всегда шли вместе, крепко взявшись за руки.

Отличный пограничник

Это была цирковая династия: Лёня с папой и дедушка. Раньше они выступали, занимаясь джигитовкой на скачущих лошадях. Но папу забрали в армию, и дедушка перешел на дрессировку волчонка. Волчонок вырос большой, сильный, сообразительный, и назвали его Серый. Дедушка подогнал волку сбрую, будто он лошадь. Лёня садился верхом на него и махал саблей. Делая акробатические упражнения, он мчался по арене под ликование зрителей. Лёня был мал росточком, но физически развит. Ему шел седьмой год.

Самый главный номер у них был, когда дедушка с кожаным портфелем обходил зрителей и раздавал им листочки с буквами. А волк позже обходил посетителей, находил у них листочки и нес на арену, складывая в слова:

– Цирк начинается!

Зал рукоплескал, а дедушка из портфеля вынимал что-то вкусное и давал Серому в качестве вознаграждения. После этого Лёня верхом на волке уезжал, а дедушка, собрав все буквы в портфель, бежал за ними, догоняя своих партнеров.

Как-то дедушку и Лёню пригласили выступить с концертом в погранотряде недалеко от границы. Они уже не первый раз там выступали и радостно согласились. На их представление собрался полный зал: офицеры, солдаты и штатские. Зал дружно смеялся, увидев, что волк лошадью стал, и восхищался лихим седоком – мальчиком, мчавшимся на нем по арене.

На следующий день с раннего утра дедушка, Лёня и Серый поехали на машине давать концерт в комендатуре. Проехав несколько километров, они услышали над собой гул и рев пролетавших самолетов. И первый снаряд, выпущенный с противоположной стороны границы, взорвался прямо рядом с машиной. Это началась Великая Отечественная война.

Машину перевернуло. От взрывной волны Лёня обо что-то ударился и потерял сознание. Он очнулся, когда кто-то стал его сильно трясти. Лёня открыл глаза. Солнце уже шло на закат. «Видно, я долго лежал без сознания», – подумал он и увидел рядом кованый сапог. Над ним стоял солдат в немецкой форме. Лёню подняли за воротник курточки и повели мимо хохочущих фрицев, мимо тарахтевших мотоциклов и военных, расквартированных уже по хатам. Его привели в просторный дом, за столом сидел человек в блестящих погонах.

«Наверно, это начальник, офицер», – решил Лёня.

А тот поставил на стол открытый портфель и спросил:

– Твой?

Лёня узнал свой портфель и поэтому ответил:

– Мой!

– Что за секрет в листочках с буквами? – задал вопрос офицер.

– Да это цирковой реквизит. Мы с дедушкой концерт давали.

Начальника, видимо, Лёнины слова заинтересовали, и он спросил:

– А много зрителей было в зале? И что ты там видел?

«Так он по количеству людей хочет определить, сколько военных здесь!» – сообразил Лёня и ответил:

– Я на арену смотрел, мне было не до этого.

Тут Лёня получил затрещину и упал.

– Отвечай, когда спрашивают! – с надрывом закричал начальник, позвал солдата, что-то прочеканил ему по-немецки и вышел, а часовой остался.

Лёня вытер опухшую губу и задумался: «Что бы мне придумать? Как удрать отсюда? И где сейчас дедушка и Серый?»

Обычно, если Лёне нужен был волк, то он свистел ему и тот немедленно прибегал. Но сейчас опухшая губа не слушалась, он и хотел бы это сделать, но получалось одно гудение. Превозмогая боль, Лёня сложил губы и еще раз сильно дунул. Вначале свист получился слабенький, но затем звонче, и он повторил его еще раз. Часовой оглянулся. Тут дверь резко распахнулась, и в помещение влетел Серый волк. Был он страшен: огромный, шерсть взъерошенная, пасть раскрыта, язык висит до груди. Часовой как стоял, так и обмер. Леня прыгнул на спину Серого, ухватил его за ошейник, и волк каким манером влетел, таким и вылетел – только их и видели.

Пришел начальник. Увидел: нет мальчика! Спрашивает: «Где он?» Часовой стоит, глаза вытаращил и бред несет: «Его волк унес!» Сочли, что солдат умом тронулся.

А Серый с Леней уже мчались в отряд. Там их встретили. Волк где-то поранился, рана кровоточила, ее промыли, подлечили. Лёня же рассказал сколько видел вражеских фрицев, и даже нарисовал, где что находится.

В эту ночь пограничники отбили у врага хутор, дали время подойти нашим войскам ближе к границе. Но неприятель был силен.

Лёню и Серого решили отправить в тыл. Волк от еды отказался и все прислушивался к шуму надвигающейся канонады, а потом вдруг неожиданно исчез, и никто этого не заметил. Связисты даже позвонили в полк, предупредили: «Если увидите собаку или волка, не стреляйте!»