Полная версия
Жизнь точки на карте
– Не отговаривай меня, папа, – Хилари позволила себе улыбнуться. – Я хочу этого мужчину в мужья.
– Но ты выполнишь моё условие?
– Да, папа, я сделаю это…
Глава 8
Красивый темноволосый мужчина, высокий и элегантный, чуть за тридцать, он был неотразим. Перл Фридрих, юная куколка за секретарским столом, смотрела на него не просто нежно или увлечённо, но с откровенной всепожирающей страстью.
– Ты – моя жизнь, Майк! Давай встретимся вечером… у тебя, – еле заметно шевельнулись её ярко накрашенные, вызывающие губы; но руководитель «Ондрада Эвиэйшн» обладал более чутким слухом – уловив тревогу на его лице, мисс Перл тут же сменила тон на холодно-официальный. – Мистер Ондрада, мистер Орти примет вас через десять минут. Соблаговолите подождать.
– Хорошо, мисс, – он отошёл от её стола так быстро, насколько позволяли приличия, сел и безропотно – хотя терпение и не входило в число его добродетелей – приготовился проходить персональное чистилище Джила. Глаза его не останавливались на секретарше – совсем ни к чему было афишировать, кто именно в корпорации «Орти» снабжает его иногда строго конфиденциальными сведениями.
Перл погрузилась в ксерокопию какого-то контракта, время от времени тяжело вздыхая: она позволяла себе любить его, заранее зная, что подобная страсть обречена на безнадёжность. Вряд ли Майкл Ондрада достанется ей, коли уж на него положила глаз такая неразборчивая в средствах дрянь, как Хилари Орти…
Двери на фотоэлементах мягко сомкнулись за посетителем. Джилберто Орти не встал, чтобы приветствовать его. Сделав скупой жест предельно занятого человека, он недружелюбно проворчал:
– Садитесь, Ондрада.
– Мистер Ондрада, с вашего позволения, – мягкий, гибкий, лениво-роскошный, как сиамский кот, с округлой бархатистостью слов и движений и поблескивающими из-под полуопущенных век внезапно острыми зеленовато-серыми огоньками, довершающими его сходство с пантерообразными, гость выглядел на редкость спокойным. Он явно выигрывал во владении ситуацией рядом со взвинченным, злящимся на весь мир Джилом. А тот пристально изучал его, не скрывая своего интереса к внешности молодого человека; они не один раз встречались на бирже или в переговорных, но никогда ещё Джил Орти не смотрел на этого типа под таким углом – как на будущего зятя. К этому просто не было до сих пор оснований.
– Майкл Ондрада… Вы – единственный сын морского офицера британской армии, погибшего во время секретных испытаний. Когда вам было четырнадцать, ваша мать вторично вышла замуж за богатого швейцарского предпринимателя Людвига Йорка, который вас и усыновил. После его смерти шесть лет назад вы твёрдо встали на ноги, Ондрада.
– Это комплимент или..? – с выражением сытого благодушия на лице Майкл иронично приподнял одну бровь.
– Или, – резко оборвал его Джил. – Констатация факта, не более того. Ваша семья вас любит и предпочитает жить за ваш счёт. Больше всего родственников по линии отчима – прочие сыновья, дядюшки, племянницы и племянники… Вам 31 год, Майкл Ондрада, вы любвеобильны, но не до безумия, потому что никогда раньше не были женаты, – он критически оглядел мужчину перед собой вновь. – Пожалуйста, сотрите с губ помаду моей дочери – её оттенок вам не идёт. Вы видели Хилари?
Майкл Ондрада-Йорк благоразумно последовал его совету: он достал платок из кейса, стоящего на полу у его ног, но воспользоваться им не спешил, внимательно разглядывая Джила.
– А, собственно говоря, чего вы опасаетесь, мистер Орти, настаивая, чтобы Хил изменила решение относительно нашего брака? Я думаю, у вас не может быть сомнений, что более подходящей пары вашей дочери не найти: взаимные интересы связывают нас с ней больше, чем даже преходящая страсть…
– Моя Хил слишком рано привыкла держать голову прямо, – не отвечая на вопрос, словно его и не заметив, задумчиво продолжал Джилберто. – Когда остальные дети баловались с куклами и пересыпали песочек, она играла бланками договоров, с закрытыми глазами могла починить компьютер и изучала принципы торгов на бирже. С восьми лет она помогала мне в работе. Я-то был счастлив… только вот принесло ли это счастье ей? Не отнял ли я в своём эгоистическом порыве у неё детство?
Ондрада-Йорк не был склонен обсуждать проблемы морально-этического плана, столь отдалённые во времени:
– Джил, я люблю вашу дочь. Я самая подходящая для неё пара. Не только потому, что нам обоим так выгодно. Она завоевала меня своей беззащитностью и одновременно способностью не дать себя в обиду, умением злить, но и успокаивать людей… Ваша дочь, Джил, соткана из противоречий. Мне кажется, я понимаю её лучше, чем кто бы то ни было… Хилари рассказала мне об условии, поставленном вами.
– И что вы имеете сказать против этого, Ондрада?
Майкл ослепительно улыбнулся будущему тестю.
– Да ничего, Джил. Я понимаю причины, заставившие вас сделать это…
– Неужели?
– Но понимаю и нетерпение Хилари. Ей кажется, она нашла то, что ей нужно; она не хочет больше ждать. Она мечтает о свадьбе, сравнимой с бракосочетанием члена королевской фамилии, цветах, подружках невесты, флёрдоранже… Она хочет в свадебное путешествие, пусть даже не дальше острова Орфея на Большом Барьерном Рифе. Не огорчайте её, пусть едет в свою поездку, возвращается и выходит за меня замуж. Я обещаю заботиться о ней и быть хорошим мужем… в конце концов, вы сможете лично проконтролировать выполнение мной этого обещания, – он успокаивающе улыбнулся. – И поверьте, если б я не влюбился в Хилари, я бы не стал так усложнять себе жизнь ради сомнительного удовольствия взять верх над вами.
– Пусть будет так, – пожал плечами Джилберто, словно протягивая трубку мира недавнему врагу. – Я не могу вас разлучить. Сможете быть счастливы – будьте, я лишь порадуюсь за вас. А если нет, если моей девочке будет хоть в чём-то плохо… Ондрада, я вас утоплю.
Глава 9
Солнце садилось над парком Фицроя, путаясь последними лучами в кронах деревьев, окрашивая экзотические листья в кроваво-красный, бордовый цвет, бросая на стволы и между стволами тени причудливых форм и оттенков цвета гнилой зелени. В воздухе пахло терпким устойчивым эвкалиптовым ароматом, перемешанным с запахом дикорастущих кустов жасмина в полном цвету. Вся природа вокруг навевала мысли о страсти, и, следуя ей, парк всё более заполняли гуляющие в обнимку парочки влюблённых. Они стояли у парапета, удобно устраивались на траве, целовались и шептались о чём-то своём, интимном, на маленьких скамеечках вдоль аллей.
Черноволосая девушка с большим альбомом для рисования сохраняла погружённый в себя вид. Она сосредоточенно водила цветным фломастером по бумаге, дабы не выглядеть одинокой, давая тем самым кому-то основание считать её лёгкой добычей, но… всю мизансцену нарушало то, что каждые две минуты девушка тоскливо вздыхала с поразительной регулярностью. Трагическое выражение на нежном личике могло поспорить со знаменитой статуей Ниобеи, оплакивающей своих сыновей. У Хилари Орти был другой повод: она оплакивала разлуку с возлюбленным.
Украдкой женщина вытащила заложенную среди листов альбома фотографию самого дорогого, самого замечательного мужчины на свете – оживлённого и смеющего, что бывало с Майклом Ондрадой не так уж часто. Хилари провела кончиками пальцев по изображению, закрыла глаза, припоминая вкус его губ и улыбку, любовь, обожание, нежность, ничем не скрываемое желание в его глазах… На обороте фотографии были записаны ряды цифр – адрес Майкла в Сиднее, отделение его фирмы у Великих Озёр, номера пейджеров и телефонов. Хилари потянулась вправо, туда, где в машине у неё под рукой находился сотовый телефон… послать Майклу короткое сообщение, любовную записочку, просто напоминание о себе – Джил ничего не узнает! Наткнувшись пальцами на траву, женщина помотала головой, чтобы вернуть себе трезвый рассудок. Что она делает? Она же обещала отцу… нельзя… Дьявол побрал бы принципиальность Джила вместе с его «благоразумными» условиями! Хилари сразу же устыдилась своих мыслей – отец всегда желал ей только добра… не вина Джила, что его точка зрения давно уже устарела и он не в силах понять, что его дочь хочет жить с любимым мужчиной, а в результате законного брака это произойдёт или нет – вопрос второстепенный…
Не давая пронёсшемуся ветерку вырывать у себя из рук бумаги, женщина в глубокой задумчивости сунула фотографию обратно в альбом, карандаш по-деловому воткнула в нагрудный карманчик блейзера и поднялась с травы, отряхивая короткую юбку. У ворот парка её ожидал взятый вместе с водителем напрокат «порше», не слишком опрятная блондинка с грязными волосами, упрятанными под бейсбольную шапочку, подрёмывала за рулём. Хилари разбудила её.
– Пора отправляться, Анна, проснитесь. Подбросьте меня к отелю и отправляйтесь в свою комнату. Если вы мне понадобитесь, я позвоню.
– Конечно, мисс Орти, – без малейшего энтузиазма в голосе отозвалась Аннет Броугес. Она-то надеялась провести этот вечер повеселее, но что поделаешь, музыку заказывает хозяйка… и платит за неё тоже.
Мотор «порше» недовольно ворчал, иногда постукивая железными внутренностями, – его тоже не привлекала перспектива работать в душный вечер, когда большинство машин мирно поджидают утреннего выезда на работу в вентилируемых гаражах хозяев. Аннет Броугес вполне понимала свою машину, но пассивной воле двух этих созданий весьма уверенно противостояли желания Хилари Орти, рождённой приказывать.
Отель, где временно поселилась леди, располагался на одной из основных улиц Мельбурна – одинаково недалеко от автовокзала и аэропорта, и по праву носил на своём фасаде пять звёзд. Конечно, за время своей учёбы в Штатах Хилари пожила и в мотелях, и в студенческих общежитиях – в самых невероятных условиях обитания. Тем больше было у неё оснований сейчас ценить роскошь – сейчас, когда она могла её себе позволить. Кредитная карточка Орти принималась в любом банке страны безоговорочно, а кредит был неисчерпаем – Джилберто Орти создал дочери все условия, когда на два месяца разлучил её с любимым. Но даже золотая клетка в конце концов приедается…
Целую вечность – наверное, второй час, судя по состоянию сумерек за окном, Хилари Орти расхаживала в пеньюаре из лёгких кремовых кружев по своему огромному, пустому и тихому номеру. Четверть часа назад она пыталась включить магнитолу, отыскать какую-нибудь приятную радиостанцию, но резкие звуки непристойного рэпа и фальшиво звонкий смех ведущей, казалось, осквернили тишину, сколь бы назойливой она ни ощущалась.
Следующим в качестве успокоительного средства стал бренди, и бокал, который Хилари бесцельно сжимала сейчас в ладони, уже не был первым. Алкоголь не помог, лишь слегка затуманив сознание, но не изгнав ощущения гнетущей боли и одиночества. Может быть, Майкл в Сиднее чувствует сейчас то же самое… и тоже не может заснуть, как она? О, пошли к дьяволу все обещания! Нервные импульсы благоразумия коньяк заглушал очень даже хорошо. Индифферентную позу в кресле сменил бурный приток энергии. Вскочив на ноги, Хилари Орти принялась заталкивать в свои чемоданы все вещи подряд, не заботясь об их внешнем виде – дома прислуга всё отгладит, когда будет нужно. Пеньюар кружевным комком полетел следом за платьями и костюмами для деловых встреч, а сама Хилари облачилась в удобную для путешествия и эффектную чёрную кожу.
– Аэропорт? Будьте столь добры, мисс, сказать, есть ли сегодня ещё рейс на Сидней?.. через час? А места?.. да, разумеется, в первом классе. Хилари Орти. Оплата кредитной карточкой. Номер рейса?.. благодарю вас, я приеду.
– Аннет, лентяйка, неужели вы уже спите? Поднимайтесь, поднимайтесь, через тридцать минут мне надо быть к самолёту. Пять минут – и я буду в холле. В аэропорту я выпишу вам чек, Аннет, за услуги. Размер этой суммы зависит от вашей скорости сейчас, – положив трубку на аппарат и проверяя последний раз, все ли собраны вещи – старая привычка студенческой жизни, Хилари по-прежнему улыбалась. Господи, всего полтора часа в самолёте – опыт подсказывал, что они будут тянуться вечность и всё же пролетят незаметно, и она вновь встретится с Джилом, Сайсели… и увидит Майкла! Взвизгнув от радости, австралийка подбросила вверх вазу, которую до того сжимала в руках, и, захлопнув за собой дверь, легко сбежала по лестнице в холл, волоча за собой чёрные замшевые чемоданы, абсолютно непрактичные, но такие очаровательные!
– Администратор! Я уезжаю. Я звонила из президентского номера, просила подготовить счёт. Готово? Отлично! – пробежав глазами строчки, женщина размашисто расписалась и выписала чек на банк Мельбурна. – Если поступит какая-то корреспонденция, перешлите мне её в Сидней. Всего доброго.
– Счастливого пути вам, мисс Орти.
– Ага, – не оборачиваясь, надменная австралийка шагнула в прозрачные двери, уверенно покидая очередной этап свой жизни.
Посадка в самолёт уже закончилась, и лишь имя Хилари Орти гремело под сводами аэропорта Тулламарин. Однако девушка на посадке была вежлива и очаровательна.
– Багаж вам придётся взять в салон, мадам, погрузчик уже окончил работу.
– Не страшно, – пыхтя от нагрузки на сердце – весь аэропорт от паспортного контроля ей пришлось пробежать насквозь в хорошем темпе, пробормотала Хилари. Пока девушка на стойке отмечала билет, Хилари, как ей казалось, незаметно скинула одну из туфель на слишком высоком каблуке и встала босой ступнёй на прохладный пол аэропорта. От боли она заскрежетала зубами. Оглядела свои чемоданы, закрыв на секунду глаза, потянулась к ним.
– «Оззи» не сдаются! – браво заявила она, вызвав тем самым улыбку контролёрши.
Сильная загорелая рука перехватила кожаный ремень из её ладони.
– Позвольте мне, мэм, – голос был глубоким и мягким, как соболиный мех.
Хилари подняла глаза, встретила улыбающееся, необыкновенно располагающее к себе лицо мужчины; промелькнула короткая ужасная мысль, что вся её искусно наложенная косметика давно уже превратилась в стекающие по щекам струйки грязи – от непрерывной беготни галопом.
Пилот легко подхватил второй чемодан, словно в нём был гагачий пух, а не тяжеленный блок документов, вошёл в алюминиевый «рукав» и обратился через плечо к контролёрше:
– Джоан, дорогая, проверь по списку, все ли явились. Если да, пусть передают Лесли, что можно закрывать.
– Есть, кэп! – шутливо отдала честь контролёрша.
Хилари побежала за пилотом, держа в руках туфли. Девушка-стюардесса в салоне тоже ей улыбалась.
– Мадам, ваше место здесь. Багаж мы уберём в специальное отделение, но ваша сумочка может вам пригодиться. Вот, пожалуйста.
Хилари поблагодарила её, пинком отправляя туфли под кресло и падая со стоном облегчения в него же – успела! Устроившийся у иллюминатора седой священник сочувственно улыбнулся ей.
– Утомились, дитя моё? Активная жизнь не всегда идёт на пользу молодым девушкам.
– И их репутации, да, падре? – сверкнула в ответ озорной улыбкой Хилари Орти.
– В некотором роде и это истина, – благожелательно согласился священник. Точными движениями разгладив воротничок, он поудобнее устроился в кресле. – Я чувствую себя, как Иона в чреве кита. Вы не боитесь летать, дочь моя?
– Нет, отец, – фыркнула Хилари, – я хорошо ориентируюсь во всех стихиях. За исключением огня, может быть.
– Счастливица!
– О да, отец, я счастлива, – женщина охотно согласилась, – я очень счастлива. Спустя пару часов я увижу своих родителей и брата, с которыми находилась в разлуке почти два месяца, и возлюбленного, которого не видела ещё дольше. А через пару недель я выхожу замуж за человека, ради любви которого готова была на преступление.
– Вы прелестны, – пожилой священник открыто любовался нежным сиянием её ласковых серых глаз.
– Благословите меня, отец!
– Конечно, дитя моё, и это будет благословение самого Господа. Наш верховный отец радуется, когда его чада так любят друг друга, что готовы прожить вместе всю жизнь.
– Мне кажется, я сплю – уж слишком я счастлива!
– Но вы заслужили это, дитя моё, я уверен. Господь справедлив, он вознаграждает нас и карает лишь за наши грехи и добродетели. Мы всегда получаем то, что заслуживаем.
– Я не знаю, отец… Я не всегда вела праведный образ жизни.
– О, вы молоды! У вас искупление ещё впереди – далеко-далеко за горизонтом. Ваша душа очистится, и жизнь будет долгой и счастливой. Вы такая…
– Какая я, отец мой?
– Вы девочка с распахнутыми глазами, бегущая навстречу розовеющему рассвету; всё вокруг необычно и удивительно… но будьте осторожны, дитя моё, будьте бдительны: в единый миг солнце окрасится ярким золотом – металлом жестоким и жгучим… Я молю Господа, чтобы яркость этого пламени не ослепила ваши чудесные глазки… что-то вот-вот должно случиться, я чувствую…
– Я не понимаю, что вы хотите сказать…
– Во имя Господа, я не хотел напугать вас! Простите меня… Я просто размышлял вслух. Я стар и иногда заговариваюсь… не обращайте внимания. Пусть благословение Господне пребудет с вами. Храни вас Господь, милая! – осенив её лоб, на котором сбежались встревоженные морщинки, крестным знамением, святой отец откинулся в своём кресле. До самого конца полёта Хилари не удалось добиться от него больше ни слова; едва только они приземлились в Кингсфорд Смит, священник растаял в толпе встречающих, словно его и не было.
Повесив на плечо самую лёгкую из сумок, а остальной багаж свалив в гору у ног, мисс Хилари Орти долго крутила головой, высматривая в здании аэропорта знакомые лица, пока не вспомнила, что на самом-то деле она не предупредила ни Майкла, ни Джила о своём возвращении и рассчитывать на красную ковровую дорожку при встрече в её положении по меньшей мере смешно. Ей придётся самой позаботиться о вещах, такси и прочих удобствах цивилизации. На всякий случай Хилари всё же набрала домашний номер телефона, но, услышав короткие прерывистые гудки, сразу же бросила трубку и больше дозвониться не пыталась. Во-первых, придётся дожидаться шофёра сорок минут и ещё почти час, чтобы доехать домой… и потом, какой это будет сюрприз для матери! При мысли о Сайсели лицо молодой женщины просветлело: вот уж кого она не дождётся обнять и зацеловать до смерти поскорее…
– Эй, помогите мне с багажом! Ехать далеко, но я плачу вперёд – с чаевыми, – бросив через плечо сумку на пол салона, Хилари поудобнее расположила ноги и захлопнула дверцу со своей стороны. – В Большой Сидней.
– Довезу в полчаса, мэм, – кинув короткий взгляд на банкноту в её руке, шофёр взялся за зажигание…
– Чёртов кретин, идиот, алкоголик! – бушевало в слуховом отверстии так, что мембрана чуть слышно жалобно дребезжала. – Как ты смеешь звонить мне с такими претензиями, надравшись в стельку?! И если бы это было в первый раз! Мне даже противно считать тебя своим сыном, Анджело Орти, а не то чтобы наследником! Да ты разворуешь и развалишь дело всей моей жизни, моих предков за месяц, если не меньше… Ты наркоман, алкоголик, не способный контролировать даже самого себя, а не только бизнес, слабак и скандалист…
– Я не пьян, – пытался вставить в гневную речь отца блеющим тоном протест Энди. – Ну разве чуть-чуть, для храбрости…
– Для храбрости? Чуть-чуть? Для храбрости тебя надо почаще сажать в кутузку – и чтобы вносил сам за себя залоги. Это Джедедия Макмиллан носится с тобой, как с китайской вазой. Он тебя принцем, видите ли, считает наследным!
Сайсели Орти со страхом поглядывала из кухни на дверь кабинета, откуда неслись выкрики разбушевавшегося мужа. Ну как он не понимает, Анджело всегда был не очень закалённым ребёнком; да, у него слабая воля, всякие дурные девицы крутят им, как хотят… но ведь он же их сын, их ребёнок, их первенец. Почему же Джил не жалеет их мальчика? Сайсели захотелось заплакать, на глазах появились слёзы, что бывало с ней очень редко. Наверное, Джилберто прав, и у Хилари больше способностей и сил, чтобы удержать корпорацию на должном уровне; но ведь её назначение на пост президента будет таким нарушением традиций… не говоря уж о том, как пострадают интересы законного наследника – их сына…
Звонок в парадную дверь оборвал её грустные размышления – трели звучали одна за другой, слишком нетерпеливо; Сайсели вытерла руки о полотенце и покинула тёплую кухню, чтобы открыть дверь.
Молодой человек со странно настороженными глазами улыбнулся ей чисто механической, насильственной улыбкой, прижимая к груди чёрную кожаную сумку так, словно в ней хранились алмазы из кимберлийских копей.
– Миссис Орти? Мне надо поговорить с вашим мужем – он меня ждёт…
Берясь за рычаг переключения скоростей, водитель искоса посмотрел на свою красивую пассажирку.
– Да вы счастливица, мисс… Не каждой выпадает только одно хорошее в жизни.
– Ой, – смутилась Хилари, – я, наверное, совсем надоела вам изложением причин своего эйфорического состояния.
– Нет, что вы…
– Но у меня и вправду всё замечательно: семья и работа, и свадьба на горизонте – а ведь это совсем не далеко…
– Папа, папа… Отец, ну ответь же мне хоть что-нибудь!.. Отец… Господи Иисусе, что же произошло там?..
Такси притормозило у въезда на бетонированную дорожку.
– А вы уверены, что сюда можно? Написано «Частная собственность. Не-санк-цио-ни-ро-ван-ный въезд запрещён».
– Конечно, можно. Я здесь живу. И потом, вы же не думаете, что я потащу всё своё барахло за четверть мили самостоятельно?
– Ну хорошо, вы меня убедили, – не слишком уверенно отозвался водитель, пожал машину назад, чтобы удачней свернуть на подъездную аллею. И уберёг тем самым себя, а, возможно, и свою пассажирку от серьёзной аварии, если не от гибели вообще: в ту же секунду из ворот «Витч-Хаус» на невообразимой скорости вылетел красный седан с тонированными стёклами, едва не врезался в дуб у ограды. Взвизгнули тормоза, но сумасшедший водитель всё же сумел вписаться в изгиб дороги и скрылся в клубах поднимаемой пыли вдали.
Хилари Орти свела в одну тонкую линию строгие брови.
– Мне это не нравится. Среди наших друзей и знакомых нет лихачей вроде этого. Но вывести из себя можно любого. Мне кажется, что-то произошло там… Поезжайте, поезжайте скорее к дому! – она выскочила из такси ещё до того, как машина остановилась. – Ждите здесь, – скомандовала шофёру.
Легко взбежав по пяти ступенькам на крытую галерею, Хилари приостановилась, отшатнулась в изумлении: красивые витражи из кусочков цветных стёкол, в которых всегда так чудесно переливалось солнце, были разбиты жестокими, злыми ударами; дверь приоткрыта. Только тут она по-настоящему испугалась.
– Мама, папа, я вернулась! – голос её от страха звучал пронзительно. – Мамочка, где вы? Папа! Энди?
Хилари осторожно вошла в дом, словно шаги громче звука падающего листа могли бы нарушить неуверенное, робкое тление огонька надежды внутри неё. Дом молчал – той мёртвой и страшной тишиной, встречающей путника, когда в доме давно уже никто не живёт. Отчаяние медленно заползало в её душу.
Хилари кинулась в кабинет.
– Папочка! Папа, где ты?
Джилберто Орти лежал лицом на столе, сжимая в руке телефонную трубку, из которой тоскливо неслись гудки. Он не шевелился. Хилари подбежала к отцу.
– О, папочка, тебе что, плохо?! – лишь вблизи она разглядела лужицы красной жидкости, напоминающей кетчуп, растекающиеся из-под Джилберто по столу. Рассыпавшиеся веером листы бумаги пропитывались ею, на глазах меняя свой цвет.
– Не понимаю, – глаза Хилари широко раскрылись. Она схватила отца за плечи, подняла его. Глаза Джила Орти были открыты, в них застыло выражение безграничного изумления; взглянув на ровные ряды ран, прострочившие грудь Джила, Хилари скорее умом, нежели сердцем, поняла, что любимого человека ей уже не спасти. Глухой звук, с которым голова Джила упала на стол, заставил её содрогнуться. Но где же Сайсели?
– Мама! Мама, мамочка!
Слабый стон донёсся до обострившегося слуха женщины откуда-то со стороны кухни.
– Мама! – Хилари ворвалась в помещение, улыбаясь, но при виде кровавых следов по всему деревянному полу кухни радость её находки угасла. Сайсели Орти сидела, заваливаясь набок, со смертельно бледным лицом и растрепавшимися волосами, ослабевшими пальцами цепляясь за дверь.
– Мамочка, что с тобой? Господи, что же произошло здесь, что случилось… Почему вы не дождались меня, мамочка?! Я не допустила бы этого, – рыдая, Хилари опустилась на колени рядом с матерью, обняла её, раскачиваясь взад и вперёд в безутешном горе.
– Meine liebe mädchen… tochter, – расслышала Хилари хриплый шёпот. В горле Сайсели что-то угрожающе клокотало. – Ты вернулась…
– О, мамочка!
– …где… отец? Он… убил его?.. почему… не понимаю… я… люблю тебя… будь осторожна… береги Энди…
– Я обещаю, обещаю тебе… ты поправишься!
Сайсели слабо ей улыбнулась.
– Нет… но я буду… помогать тебе… я приду, когда… будет трудно… – с усталым вздохом Сайсели закрыла глаза. Хилари не сразу поняла, что её мать больше не дышит и не шевелится, что она мертва. Выпустив ту, что совсем недавно была Сайсели Орти, её замечательной, обворожительной мамой, молодой и красивой, из своих рук, женщина выбежала из дома – казалось, что стены душат её, не выпуская из своего замкнутого многогранника.