В закоулках ушедшей эпохи

Частный знаменатель

В провинции

Просторные лежат снега в отчизне,

Среди лесов широкие поля,

И думается: нет предела жизни,

Жить хорошо – и это знаю я.

Спокойные в полях мерцают дали,

Когда луна, когда сухой мороз.

И этот вид, как должно,

чуть печален,

Но только чуть, а вовсе не до слёз.

Вон там огни далекого селенья,

Где жители в своих делах мудры -

Они не знают праздности и лени,

Не грезят про заумные миры.

Они работают.

Для них земля надежна.

Им время есть. И думы их просты.

Да по-иному им и невозможно -

Земля не терпит лжи и суеты.

И вижу я, чем взгляд уходит дальше,

Тем дальше мысль в глубины бытия,

И если нет в душе ни зла, ни фальши,

Жить хорошо – и это знаю я.

Лыко не в строку

У каждого в памяти что-то свое -

Различные точки отсчета…

Душистое поутру в поле жнивье,

Автобус у поворота,

Обильная к встрече для гостя еда,

Река с окунями и щукой…

Пожарищем вылизало навсегда

Деревню. Ни взгляда, ни звука.

И по миру тихо ушли старики,

Покрылась бурьяном дорога…

Но с лыком в строку:

кабаки, бардаки -

Не ладится что-то у Бога.

Блаженны, которых лишил Он ума.

А в разуме много ли толку?!

От века в России то мор, то чума,

То царь, а то из лесу волки…

Еще не осень

Казалось, что лето уже не придёт,

Весна уступала морозам,

Студёное солнце наметилось вброд

Скользить за окном по берёзам.

О, как это было сегодня давно -

Надежды и сны остывали,

Подглядывать утро училось в окно,

В углах тараканы сновали.

Пустой холодильник напрасно урчал,

Урчал, ему вторя, желудок.

Я снова проснулся в начале начал,

Не зная, куда и откуда.

Меня пригвоздило молчание стен,

Как будто я ночью стрелялся.

Наверно, я ждал для себя перемен,

Возможно, я их не дождался.

Но, собственно, кто я такой на земле -

Рассчитывать на перемены?

Недвижимы рукописи в столе,

Однако пульсируют вены.

И вот уж ещё одна ночь позади,

Хорошая или плохая,

И день, поселившийся на день в груди,

Я вновь вознесу и охаю.

Я буду искать продолженье себя,

Свои тупики сортируя,

Не сбросив, но в клочья растеребя

Намерений прежнюю сбрую.

Запутаюсь и заплутаюсь опять,

Измотанный к вечеру в лоскут,

Но в сон погружаясь

и дёрнувшись вспять,

Нащупаю света полоску.

Я к ней потянусь и увижу в окне -

За ним происходит движенье, -

Что лето наступит, что дело к весне,

Ко всяческому продолженью.

Чечевичный менталитет

Когда в квартире всё наперекос,

Еда худая, мебель из опилок,

Вопрос мудрён, ответ, однако, прост:

Ослаб наш лоб, зато окреп затылок.

На нём удобно держится хомут,

И сколько нам на холку не навьючат,

Кто правит – прав, пускай порою крут,

Спасибо и за то, что жизни учит.

И мы умнеем с горем пополам,

И бытия не называем горем.

Глотнув вина, смелеем по углам,

И о свободе меж собою спорим.

И будем спорить год, и век, и два;

Но всё равно – на всех её не хватит.

Ну а когда опухнет голова,

Мы переляжем с печи на полати.

А поутру опять впряжёмся в воз,

И напрягаться не найдём посылок.

Вот потому-то всё наперекос,

Еда худая, мебель из опилок.

С пятницы на субботу

В левом боку стучит календарь,

Иногда болит, но нечего плакать -

И семьдесят лет назад был февраль,

Посмотришь вперёд –

всё равно ты лапоть.

Нет звонков на сотовый телефон.

И слава Богу, и не звоните,

Не нарушайте прекрасный сон

Поковыряться в своём корыте.

Мы уже нахлебались тюремных щей

С тридцать седьмого года,

И почти не вычесать сексотов и вшей

Из нашего народа.

Вот и приходится зачастую молчать

И жить в одиночку,

Не то прилепят каинову печать,

И даже могу поставить точку.

А как ещё хочется пожить,

Увидеть, что будет завтра.

Но склочными бабами

становятся мужи

И делают мир дешёвым театром.

Одни только дети честны и прямы,

Если не стаей.

Но нельзя же всю жизнь

петь псалмы,

Свои пороки листая.

Мне и так плохо, когда нет сигарет,

А без них не пишется до икоты.

Но хочется оставить какой-то след

С пятницы на субботу.

Тема свободы

Что нас на этой земле бережёт

В дни непогоды?

Более прочего мучит и жжёт

Тема свободы.

Если подумать, совсем не важна

Тема наживы.

К жизни она не добавит звена

Зря ли мы живы?

Зря ли дерёмся не каждом шагу

Жизни в угоду?

Так ли, не так ли, но все мы в долгу

Темы свободы.

Неповоротливы с носа до пят,

По уши в дряни,

Славные люди в неволе сидят,

Ждут указаний.

А те, кто указывает, в плену

Собственной воли.

И никому не поставить в вину

Ни крестик, ни нолик.

Ах, среди прочего тема судьбы

Неразрешима.

Все мы когда-то ляжем в гробы,

С гримом, без грима.

Души оставим свои нагишом,

Может быть, небу.

Кто нашей глупости будет лишён,

Тот будет с хлебом.

Случайные строки

Меняем квартиры, меняем друзей,

Меняем любимых и нелюбимых.

Мы все – и пролаза, и ротозей -

Жертвы гонителей и гонимых.

Теряем находки, находим судьбу,

И жизнь свою этим питаем.

И опыт, порою подобный горбу,

Рожаем и обретаем.

* * *

…Но все мы дети до седых волос,

И далее, до дней вконец потёртых.

И жизнь нам – то показывает нос,

То лупит в лоб, и оставляет мёртвых.

Но остальные продолжают путь -

Наивно верят, что идут на праздник.

А праздник позади. Не повернуть,

Не увильнуть к нему.

И тем он дразнит.

Автопортрет

Ни одной родной души,

Ни одной на белом свете.

Заточу карандаши,

Нарисую снег и ветер.

Назову «Автопортрет»

Это грустное смятенье.

Друга нет, а, значит, нет

Радости для воскресенья.

Как же так? Зачем я жил?

Был сей акт неправомерным,

Как у всех, кто обнажил

Душу для вранья и скверны.

Потому и не с кем мне

Сокровенным поделиться.

Предложите свет в окне -

Впору будет застрелиться.

Одиночеством плесну

На холодную бумагу.

Но кого я обману?

Грусть свою, или отвагу?

Или черствое нутро?

Или друга? Неизвестно.

Но поможет нам добро

Чувствовать себя воскресно.

Наука и жизнь

Всех нас тянет на места

Юношеских прегрешений.

Все мы жили без креста

До свершений и крушений.

Не задумывались мы

О поступках и проступках,

В дебрях сладкой кутерьмы

В стопках путались и в юбках.

В первых воду не толкли,

За вторыми волочились.

Горы сдвинуть мы могли,

Только жить не научились.

Сошествие из пантеона

Мы были героями сплетен,

Мы пищу давали молве,

Мы жизнью играли, как дети

Играют мячом на траве.

С друзьями легко пасовались,

Легко забивали голы,

Куда не просили, совались,

И нас не пугали углы.

Мы против течения плыли,

Ходили шутя на руках,

Мы так безоглядно любили…

И всё же, увы, в дураках.

И свечи почти догорели,

И трепет уходит из рук.

Как быстро же мы надоели

Друг другу и всем вокруг.

Поблекли цветы на обоях,

И к ужину некого звать…

Вот так и уходят герои,

Что впору вослед им зевать.

Каждому своё

Конечно, счастья нет,

етит в подкову…

Живите в радости,

хлебайте лаптем щи.

Писать стихи

о жизни бестолковой

Не больше пользы,

чем давить прыщи.

Но интересней,

чем ворочать шпалы.

И хоть на свете

каждому своё,

Нет, не о вас

тоскуют пьедесталы,

И не о вас газетное враньё.

Удел ваш весел,

хоть и глуп отчасти:

Марать бумагу,

геморрой в гузно.

Но суета же всё,

и нету счастья,

Ну нет его,

и всех нас ждет одно:

Болезнь Альцгеймера,

иль Паркинсона,

А может быть

банальный паралич.

Мы вне литературного закона,

Хоть упади на голову кирпич.

Поэтому, пардон, свою муру

Мы не предложим

даже пародистам.

Кто мечет кабачковую икру,

Тому не блещут звезды

в небе мглистом.

Кропать стиши никто не запретит,

Вино, однако, не заменишь квасом,

И лошадь никогда не полетит,

Хоть каждый день зови её пегасом.

Отходная

Юность кончилась гусарская,

Срок пришел иной поре.

Разговоры о лекарствах

В октябре и ноябре.

Сквозняки, радикулиты,

Это – можно, то – нельзя…

С голосом давно пропитым

Песенка иссякла вся.

Спотыкнёшься, поскользнёшься,

Еле встанешь, в пальцах дрожь…

Над собою посмеёшься,

Выпьешь с горя. И помрёшь.

К перемене погоды

На мансардах

Как спиваются художники -

Это трудно рассказать.

Так срывают подорожники,

Чтобы раны зализать.

К тёплой старости готовясь,

Им людей не ублажить.

Им болеющая совесть

Не даёт нормально жить.

Не судьба по трафарету,

Всюду вывих да излом.

У стены – квадрат багета,

И стена пустая в нём.

На мольберте… так, чего там…

Мелочи и чепуха…

Слишком всё-таки по нотам -

Ни штриха, чтоб от греха.

Отраженье серых буден

На холсте – не в зеркалах,

Чтобы оплеухой людям

И восторг, и зыбкий страх.

Но не так оно выходит,

Всё выходит, да не так…

В голове сумбурный бродит

Образ – предвкушенья знак.

Может, бред. Но только годы -

Годы-птицы, годы-дни…

Холст, и мёртвые уроды

Ждут расплаты и резни.

Стали замыслы горбаты -

Да пошли они в гробы!

Холст сгодится на заплаты

Жизни, сорванной с резьбы.

Напиваясь каждый вечер

В захламлённых мастерских,

Им оправдываться нечем,

Обошла удача их.

Был талант, и были силы,

Было всё у них всерьёз.

Музы их отголосили,

И пропали – псу под хвост.

Вот и пьют теперь безбожники,

Даже смысла не связать.

Так срывают подорожники,

Чтобы раны зализать.

Божий дар

Повседневная гитара,

Семинервная моя…

Божий дар сродни угару,

А гитара – это я.

Сердце прыгает под грифом,

То взорвётся, то замрёт…

Я – корабль, лечу на рифы…

Что сейчас произойдёт?!

Ничего не происходит,

Кроме смерти корабля.

Капитан с него не сходит,

Погибает. Это я.

Ямщиком и плотогоном

Я мотался в городах.

Расплодились эпигоны,

Все там будем, все мы – прах!

Каждый к сроку отпирует,

Тем наш ужин и хорош.

Что хранить багры и сбрую?

Всё с собой не унесёшь.

Кто я есть? И сам не знаю.

А узнаю – ошибусь.

Всех бессмертье принимает,

Воплотившись в слово Русь.

Я актёр. Я только Гамлет.

Сцена, рухнув, поплыла.

На плащах вперёд ногами

Уберут с неё тела.

Но в театре остаётся

Выкрик: быть или не быть?!

Смерть хохочет и смеётся -

Не добьётся нас добить!

Зимняя дорога

Поле и дорога, человек…

Он идёт к определённой цели.

Цель неведома. И так весь век -

Еле-еле, еле-еле-еле.

Выбиваясь медленно из сил,

Не поймёт и сам, чего он кружит.

Вот уже и путь ему не мил,

Подгоняют ночь его и стужа.

Он дойдёт, конечно, к очагу,

И у очага того согреется.

А другой замерзнет на снегу,

Хоть на это вовсе не надеется.

По весне его оттает труп

В заскорузлой грубой телогрейке.

А дымок идёт из тёплых труб -

Нечего шататься без копейки.

Не случилось, стало-ть, пятака.

Что теперь сказать про бедолагу?

Да пятак-то был, да вот рука

Весь его потратила на брагу.

А который к очагу дошёл,

Славно ли на этом свете прожил?

Что ж так на душе нехорошо?

Что же так терзает и тревожит?!

Гимн голодранцев

Нас преследует бессонница,

Смутных мыслей кружева…

Кто ещё за нами гонится?

Беспокойная молва?

Вон она несётся, лается,

Держит злобу про запас.

Коль случилось нам ославиться,

Значит, слава не про нас.

Нас кормили чёрствым пряником,

Угощали нас кнутом.

Но не бросились мы в панику,

И не запили потом.

Оставалась нашим принципом -

Эка мелочь – красота.

Голодранцы мы, не принцы мы -

Кто ж возьмёт в мешке кота?

Нас признание сторонится,

Мы стоим себе в тени.

Лишь любовница-бессонница

Продлевает наши дни.

Тост за Павла Луспекаева

Не с похмелья болит голова -

За державу обидно и тошно.

Снег зимою, а летом – трава,

А что поверху, всё скоморошно.

Не увлечь нас мышиной вознёй,

Не прельстить этикеточным раем.

Чем задумываться над фигнёй,

Поживём-ка мы, да погуляем.

Постучит ещё в левом боку.

А к столу – не в столицу за песней.

Не с руки помирать дураку

На крюку от весёлой болезни.

Если ж в сумерки, подло шурша,

Подползает хандрою забота,

Или праздника просит душа,

Для друзей отворите ворота.

Да хранит вас общение с ними!

Не пропейте лишь доброе имя…

Сосед

Штиблеты скинув на паркет,

Носки на батарею,

Бухает за стеной сосед,

И никого не бреет.

Сивуху цедит до утра,

И в гордом одиночестве

Ему поэзия сестра,

И спать ему не хочется.

Провинциальные миры

Тесны хмельному гению,

Он льёт в налитые шары

И тешит душу пением.

Он не включает новостей,

И отвергает общество.

Он зол на сильных всех мастей,

Он сам себе высочество.

За всех униженных он зол,

За всех обиженных…

Век технологий, произвол,

Дворцы и хижины.

Перестройка

Всколыхнулось движение масс…

Что-то в этом во всём нездоровое.

Помяни себя, правящий класс,

И элиту свою бестолковую.

Мы ещё нахлебаемся с ней

В доме собственном неразберихи.

Зреют гроздья рекламных огней

Розовее любой облепихи.

И почём нам ни всучат мечту,

Мир не будет пушистым и белым.

Но уже пересохло во рту

От любви к виртуальному телу.

Что ж я так безнадёжен и квёл,

На болоте картофель сажая?

По весне листопад не расцвёл,

Избавляя нас от урожая.

Но голодными будут не все,

И никто не придёт на подмогу.

Перепуталось всё на шоссе,

По которому едем мы к Богу.

Кто-то по миру, кто-то по миру,

С думой: как бы набить кошельки.

Рядом бездарь насилует лиру,

И художник ваяет горшки.

Вот уже и двух слов не связать,

Всё одно – лабуда да напраслина.

Потому и уместно сказать:

Листья тополя падают с ясеня.

Ничего себе!?

Прощание с 20-м веком

Как давно всё это было,

в прошлом веке.

Ну а в сущности – совсем вчера.

Россияне, алкаши, почти калеки,

похмелиться не успевшие с утра,

очумевшие от цен и олигархов,

в теле-шоу погрузившие мозги,

разменявшие Платона и Плутарха,

кроме долларов не видели ни зги.

Да и долларов не видели, конечно;

Разве только в криминальных новостях.

Эх, страна моя, разбитая скворешня,

что бы ни случилось – всё пустяк.

Захотелось воли каждой птахе –

на мякине птаху провели.

Слава Богу, при своей рубахе,

и в карманах есть ещё рубли.

Нам любую вдолбят ахинею,

может и оденут – лет на сто –

в яркий шарфик (петелькой на шею)

и в смирительное модное пальто.

Мы нацепим сами под одёжку

новые нательные кресты.

Подожди, дружок, ещё немножко,

отойдёшь и ты.

Элегия

Страна моя патриархальная,

Как быстро ты идёшь вперёд!

Понты корявые вокзальные

Уже освоил твой народ.

Блок-бастеры и саунд-треки

Сомкнули плотные ряды –

Продвинутые человеки

Вручают нам свои труды.

От них ни холодно, ни жарко.

Когда в другом формате рос,

Считай, что мёртвому припарка,

Живому – не в коня овёс.

Мы привыкали, где напевней,

Понятней было и теплей.

Да, все мы родом из деревни,

Мы родились среди полей.

Уже межи не перемерить,

Коржей лежалых не жевать.

Но в будущее нужно верить,

И грех на прошлое плевать.

И нас спасёт любовь-злодейка

Среди паскудной маяты

В которой наша жизнь – копейка,

А дети наши – не цветы.

Они прилипли к мониторам

В кирпичных камерах квартир.

На кой им шут полей просторы,

И прочий вздор, и прочий мир?

Они гуляют в Интернете,

Резвятся в сайтах, в чатах спят…

Похоже нет уж мест на свете,

Где б не гонял Макар телят.

Нам нет резона этим париться,

Не вписываясь в поворот:

Кому положено – состарится,

Чему назначено – придёт.

Никто природы не обманет,

И ей начхать, что вы круты.

Как ни крути, а солнце встанет,

И это вовсе не понты.

Отдушина

Надоела толкотня,

Круговерть и бестолковщина.

Вьюжит среди бела дня

Чертовщина да поповщина.

Всякий на своей тропе

Видел много разной дряни.

Одиночество в толпе -

Лучшее из состояний.

«Все равно любой из нас

Умирает в одиночку» -

Вспоминаю каждый раз,

Вздёрнув крестик на цепочку.

Но подумать о душе

Надо тоже всё же вроде.

Каждый год, как шаг уже

К вечной и большой свободе.

Похмелясь, ушли они,

С кем справляли новоселье.

Где вы, творческие дни?

Где ты, юное безделье?

Глаз не выклюет бабьё,

Благо, молодость нарушена.

Одиночество моё -

Моя радость и отдушина.

И неважно, кто кем был,

Важно, с чем пришёл к финалу

И насколько кто любил

То, чего извечно мало.

Шахматная партия

Не вписываясь в бытиё

и мучаясь своей никчёмностью,

теряю всякое чутьё,

заболевая ложной скромностью.

Подраться бы, но не дерусь

за место тёплое и сытое.

Неумно погружаюсь в грусть

и рифмы пользую избитые.

Во мне сидит вчерашний день -

покойник жив и неуместен, -

обрушилась давно ступень

назад, хоть вы себя повесьте.

Вчерашний день – чтоб не соврать -

он был сегодняшним когда-то,

и от него нам не удрать

вперёд, хоть изругайтесь матом.

И вот уж кто-то норовит

меня плечом подвинуть жёстко.

Я не задумывал гамбит,

попав на шахматную доску.

Но быть последней из фигур,

что первой списывают с кона!

Не лучше ли, воруя кур,

подсесть нечаянно на зону?

Или, найдя себе вдову

с сопливым выводком детишек,

держаться как-то на плаву,

считая это даром свыше?

Нет, участь жалкую сию

принять свободный дух не может.

Я б согласился на ничью,

но кто же мне её предложит?

Наше время

То ли отзвук пустой,

то ли отклик густой -

Наше время

под временным плеском знамён

Окрестили-отрезали словом «застой»,

И поставили к стенке с десятком имён.

Сквозь завалы гнилья

и железной трухи -

Мне не стыдно того, что я троп не торил.

Хороши они были или плохи,

Лодки плыли -

в безветрии и без ветрил.

Меня тоже несло, и я вёсел не знал,

И кружился в воронках

на пьяной воде.

Веселил, но бессмысленным

был карнавал,

Потому что не виделось смысла нигде.

Население портили по головам

Деревяшками слов из бумажных цитат.

Хоть, бывало, мы вторили

этим словам,

Диссидент диссиденту был циник и брат.

А кто вовсе был смел,

размечтавшись бежать,

Получил и свои, и чужие срока.

Нашей Родине-маме рожать да сажать

Не привыкнуть,

нашлась бы владыка-рука.

Урбанизация

В деревне не хватает мужиков,

И баб, конечно, тоже не хватает.

И, к сожалению, наш мир таков,

Что чахнет население и тает.

И некому возделывать поля,

Месить навоз,

крутить хвосты коровам,

И у последнего в подворьях кобеля

Существованье боле, чем сурово.

Наверное, сельчанам быт не мил,

Плодиться не с руки им от обиды,

Что город их финансово забыл.

А может, виноваты пестициды.

Да как бы ни было,

но городские, мы, -

Пройдохи, чистоплюи, тунеядцы -

Оголодаем как-то средь зимы

И вспомним наконец о гравитации.

Пятый сезон

Посиделки

Почто такая мутотень,

Что ни рубля тебе на блюде?

Сижу на кухне целый день,

Гоняю ложкой суп в посуде.

Ах, эти тягостные дни,

Ах, незапамятные строчки…

И кто кому и где сродни

До запятой или до точки?

О смысле или о судьбе?

И кем и кто тут помыкает?

Сижу, вяжу слова себе

И рифмы расставляю с краю.

Накручиваю на плетень

И вывожу опять по строчке.

К чему такая мутотень,

Когда ни запятой, ни точки?!

На перепутье

Куда мне, ну куда идти?

И кто поможет, хотя бы заочно?

Кто сигаретой угостит в пути?

И мудрым словом

встретит досрочно?

Одни вопросы.

В дзен буддизме – коан,

И не достичь сатори,

А может, сàтори,

ведь не полезешь в карман,

И смысла нет спорить.

И нет философии,

когда пора спать,

И нет разума,

если хочется выпить.

Главное, чтобы жива была мать,

Но тебя другим

уже никто не вылепит.

Таким, каков ты сегодня есть,

Таким, каким ты родился…

Но снизойдёт, быть может,

благая весть,

И слава Богу, если ещё не спился.

И слава Ему, что пока выручает,

И дорогу показывает к просветлению,

И собою не очень-то докучает -

Раз в году, в дни рождения.

Мысли на закате

Мне б только взойти

на вершину большого холма,

Мне б только увидеть, что там,

позади и внизу…

Свобода сияла там

или же мрак и тюрьма?

И что в себе я несу?

Мне долго внушали

о нашей прекрасной стране,

А также о странах,

где царствуют зло и печаль.

Но я не вникал,

и, конечно, не верилось мне,

И всё же на это

потраченной юности жаль.

Я брел, но, клянусь,

промежутками славно брелось,

Я видел бредущих

и бредящих рядом с собой.

Откуда в карманах

на выпивку только бралось?

А утром, с похмелья,

делились мы общей судьбой.

И было плевать на страну,

да и в целом на мир.

Мы знали спектакль

и что мы на последних ролях.

Тошнило от бубнов с трибун -

Мы бежали с квартир

Туда, где палатки,

на воздух в лесах и полях.

Мы там без оглядки судили

о том и о сём,

И пели те песни,

что были нам запрещены.

Но всё же не знали,

чего в себе мы несём,

Почём мы обходимся,

каждый из нас, для страны.

И вот мы уже у подножья

большого холма,

И скоро увидим

и ясно себе различим,

Насколько прожить нам