Васильки. Воспоминания москвички

Знакомство с Васей

Поступив в бухгалтерию СМБ, я тут же прикрепилась к комсомольской ячейке, в которой было человек пять. Меня сразу избрали членом бюро. Секретарём ячейки был слесарь Дмитрий Никифоров, а членами были слесарь Кононов Женя, Андрющенко Григорий и Кругов Вася.

Вася поступил в СМБ в ноябре 1928 года, примерно вместе со мной, в отдел снабжения грузчиком на машину.

Нас, комсомольцев, часто посылали загружать и разгружать железнодорожные вагоны то с углём, то с картошкой. За это нам давали билеты в какой нибудь театр, куда мы все вместе ходили.

Вася сразу в ячейке проявил себя грамотным парнем и большим организатором, ведь он окончил у себя в Грибановке среднюю школу с отличием, там вступил в пионеры и в комсомол. Приехал он в Москву к брату Максу, который учился в МГУ на литературном факультете. Он тоже хотел поступить в университет. Жить было негде. Макс жил в общежитии, где-то на Якиманке, но так как Макс часто отсутствовал, Вася занимал койку Макса. Денег у Васи не было, родители ему ничего с собой не дали, надеялись, что он будет жить вместе с братом. Но Макс сам был студентом. Пока Вася ещё не работал, он помогал одной студентке сидеть с ребёнком. Есть было нечего. Он говорил, что когда и у студентки ничего не было, он ел сухую гречневую крупу, варить ему было нельзя, так как он не был прописан.

Он решил, что так долго не проживешь, и стал искать работу. Опять была безработица, и на работу можно было устроиться только через биржу труда. Случайно встретив в Москве своих деревенских, он узнал, что где-то в Москве живёт Андрей Удалых. Андрей Удалых был ему в какой-то мере родственник, так как старшая сестра Васи Настя была замужем за братом Андрея Дмитрием.

Андрей Удалых был членом партии, как будто работал секретарём парторгана на Метрострое, а также выполнял отдельные поручения по партийной работе в Рогожско-Симоновском райкоме партии, где уже работал мой отец Зыков Алексей Петрович. Среди многих членов партии, выполнявших партийные поручения моего отца, был товарищ Цукерник Миша. Цукерник работал начальником отдела кадров СМБ и был знаком с Андреем Удалых. Удалых попросил Цукерника устроить на работу Васю. В это время в СМБ требовался грузчик для перевозки разного котельного оборудования с монтажа на монтаж. Таким образом, Вася в возрасте шестнадцати лет оказался грузчиком, но чтоб его приняли на работу, ему пришлось прибавить себе два года. И вместо 1912 – годом его рождения стал 1910 год (паспорт с этой датой рождения у меня хранится до сих пор).

В 1929 году СМБ было передано в трест «Тепло и Сила», который находился в Милютинском переулке, выходящем на улицу Кирова. Трест располагался на шестом этаже, а на первом был клуб деревообделочников, где мы проводили свои комсомольские мероприятия. Однажды в клубе выступал Маяковский, читал «Клопа».

Вася Кругов с причёской под Маяковского, 02.06.1929 г.

Мы, комсомольцы, часто ездили на экскурсии, в начале 1929 года мы ездили в Ленинские Горки. Вот с этих пор Вася от меня нигде не отставал, часто звонил мне на работу.

Однажды, в 1929 году, я заболела ангиной с очень высокой температурой, и к нам домой на Пролетарскую (так назывался тогда Малый Рогожский переулок), пришёл навестить меня Вася. Я очень была недовольна, ругала его: «Зачем пришёл?». С тех пор Вася стал часто приходить к нам домой.

Наша семья жила на четвёртом этаже большого кирпичного дома, построенного в начале века Саввой Морозовым. Квартира была пяти-комнатная со всеми удобствами, комнаты – сухие, светлые, с высокими потолками. Мы занимали три комнаты, в двух других жили соседи, Гороховы. Четыре окна наших комнат выходили на Малую Андроньевскую улицу, одно окно на Пролетарскую. Улицы были зелёные, вдоль тротуаров росли старые липы.

Вид из окна на Малую Андроньевскую улицу.

В 1929 – 1930 годах одет был Вася неважно, кое в чём. Ещё когда не было квартиры, и он ночевал у разных друзей Макса, у него украли всю летнюю и зимнюю одежду, осталось барахло. Денег на новую одежду у него не было, родители ему ничем не могли помочь, потому что у них тоже ничего не было, они были «твёрдозаданцами». Я всего этого не знала, он никогда не жаловался. Правда, когда он приходил ко мне домой, я видела, как плохо он выглядел, и старалась угостить его чаем и обедом.

Жил он в это время на улице Горького, в Глинищевском переулке, в доме №4. В этом переулке есть дом, на котором установлена мемориальная доска поэту Мицкевичу, другу Пушкина. Ещё в переулке есть дом, где живут народные артисты. В дом №4 Васю прописала временно одна гражданка, которая сама там не жила. Вася только вносил за неё квартплату. А потом эта гражданка выписалась, и Вася остался в комнате постоянно.

Комната была на первом этаже внутри двора, окно упиралось в сарай, в комнате было темно и сыро, на полу были большие щели. Вещей у Васи не было никаких, кроме ржавой железной кровати и столика с табуреткой. В этой квартире было ещё две комнаты, в одной из которых жили две старушки, в другой комнате жил с женой милиционер дядя Серёжа.

Вася Кругов, 10.02.1930 г.

Грузчиком Вася работал с ноября 1928 года по июль 1929 года. С июля 1929 года его перевели в управление треста «Тепло и Сила», преобразованного позже в Московское отделение правления В/О «Котлотурбина», на должность технического исполнителя особого учёта и начальника канцелярии. Он оформлял на работу окончивших вузы молодых специалистов. Многие из них стали потом руководителями: Вася Габриелов – начальником «Мосэнергомонтажа», Гита Исааковна Мушкатина – руководителем проектного отдела ЦЭМа.

Моя учёба в ЦИТе

В начале 1930 года в правлении «Котлотурбины» организовали курсы при Центральном институте труда. Начальство предложило мне пойти на эти курсы, хотя мой главный бухгалтер категорически возражал, он говорил: «Ты у меня будешь впоследствии главным бухгалтером». Но я всё же решила пойти учиться в ЦИТ, тем паче, что нам оставляли получаемую зарплату. Вася тоже очень хотел пойти на курсы, но его начальник по фамилии Музыка (говорили, что он был секретарем у Каменева), не отпустил его. На этих курсах в ЦИТе со мной училась жена Музыки Лина Фёдоровна Музыка.

А Васю в апреле 1931 года перевели на Московский завод «Парострой», начальником которого стал Вл. Ник. Казаков, раньше работавший у нас в тресте заместителем управляющего, а управляющим стал Кириллов Иван Емельянович – «выдвиженец» (печник) с завода «Серп и Молот».

В ЦИТе нам читали лекции: по станковедению – преподаватель Ковалевский, по монтажу теплосиловых установок – наш цэмовский инженер Дунаев Николай Васильевич. Практику по холодной обработке металлов мы проходили непосредственно в ЦИТе. Работали на токарных, фрезерных, сверлильных станках, а также занимались слесарными работами: запиливали, шлифовали металлические поверхности и рубили зубилами. Нам читали лекции по инструментам, по монтажу котельных установок, практику по этим предметам мы проходили непосредственно на монтажных площадках. В ЦИТе нас также учили черчению, а так как я немножко рисовала, черчение мне давалось легко. Я чертила аккуратно и красиво, иногда даже помогала чертить своим товарищам, у кого плохо получалось. И так я проучилась в ЦИТе год: с пятнадцатого января по пятнадцатое декабря 1930 года. Комиссия присвоила мне звание техника – нормировщика по оргоустановочной методике ЦИТа, как по холодной обработке металлов, так и по монтажу теплосиловых установок. После учёбы я вернулась в трест ЦЭМ, где меня зачислили в отдел тарифно-нормировочного бюро при отделе труда. Начальником бюро был Жохов Михаил Фёдорович. Работать мне было легко, так как я была уже хорошо знакома с бухгалтерией. На работе мне приходилось проверять наряды, проверять правильность применения норм времени на монтаж котлов и турбин.

Как я вышла замуж

Василий Кругов с апреля 1931 года стал работать на заводе «Парострой», бывшем «Бари», на котором изготовляли котлы Шухова. Вначале его назначили управделами завода, потом экономистом, потом помощником директора завода по производственным совещаниям.

Мы по-прежнему с Васей часто встречались, ходили в театры. К этому времени комсомольская ячейка сильно выросла, и встал вопрос об освобождённом секретаре.

Освобождённым секретарём комитета ВЛКСМ избрали Васю. До Васи ячейку возглавлял комсомолец Николай Вялков, членом бюро был мой брат Михаил Зыков, он в то время тоже работал на заводе «Парострой» подручным котельщика.

В то время котлы Шухова строили не на сварке, а клепали обечайки котла вручную заклёпками. Наверху котельщик бил кувалдой по заклёпкам, а внутри сидел подручный и поддерживал заклёпку поддержкой. Вот эту самую работу и выполнял мой брат Миша, поэтому у него болели уши, и даже лопнула барабанная перепонка. Котельщиков, кстати, называли «глухарями». Потом заклёпки стали клепать сжатым воздухом, но в барабане по-прежнему сидел подручный. Впоследствии ручную клёпку заменили сваркой.

Однажды все члены старого бюро ячейки во главе с Вялковым ушли добровольцами в Красную Армию, потому что обиделись, что им указали на какие-то ошибки. Ошибки были такие: они в стенгазете написали лозунг «Восемьдесят процентов рабочей молодёжи – в комсомол». Посчитали, что это оппортунистический лозунг, нужно было написать: «Сто процентов молодёжи – в комсомол».

Мой брат был зачислен в лётную школу, которая находилась в Каче, в Крыму. Но так как уши у Михаила были не в порядке, его из лётной школы отчислили, а Николай Вялков так и остался лётчиком, что с ним стало потом, не знаю. Мой брат после отчисления из лётной школы поступил учиться на рабфак.

Время шло, мы с Василием по-прежнему часто встречались у нас дома. Иногда, когда я была в командировке, Вася приходил к нам домой без меня, так как он подружился с моим братом Мишей. К Мише часто приходили товарищи по учёбе.

У нас была большая комната, где ребята на большом обеденном столе играли в пинг-понг, а также часто играли в шахматы. Вася вначале в шахматы играть не умел, учил его играть Миша. Но Вася накупил шахматной литературы, изучил её и стал обыгрывать Мишу. Играли они так, что оба злились, если им мешали. Вася даже участвовал в сеансе одновременной игры с известным в то время шахматистом Рюминым и выиграл партию.

Вася за шахматами в белой рубашке, которую я вышила, как украинскую.

Потом Вася с Мишей начали играть вслепую. Вася сидел без шахмат, а Миша с шахматной доской в другой комнате. Миша говорил ему свои ходы и переставлял Васины фигуры. Вася всю игру держал в уме, помнил все ходы, и партии заканчивались вничью.

Как-то весной 1930 года Вася предложил мне выйти за него замуж, но я не дала согласия. Вася обратился к моему отцу, но отец сказал: «Вы ещё очень молоды, вам надо учиться, а не жениться». Вася по-прежнему уговаривал меня пойти в ЗАГС, но я как-то боялась без разрешения родителей. К Загсу он меня подводил, наверное, раз пять. Но, однажды, когда отец по заданию партии уехал в командировку в Сибирь, мы с Васей расписались. Это было шестнадцатого августа 1932 года. Никаких свидетелей в то время не было, только нужны были справка с места жительства и паспорт. Когда мы после расписки пришли к нам домой, мама очень плакала: «Как это вы без нас одни пошли в ЗАГС?»

С Васей, сентябрь 1933 года.

С тех пор Вася остался у нас на Пролетарской. Мы стали жить в моей комнате. Комната была очень хорошая, восемь метров. Родители с моими братьями жили в двух других комнатах.

Свадьбы у нас никакой не было, так как мой папа находился в командировке. А когда он вернулся, мама ему обо всём рассказала, и папа ответил: «Пусть живут, только дружно». Вася своим родителям о том, что женился, не сообщил. И только через месяц мы пригласили Васиных родителей Фёдора Антоновича и Агафью Ивановну к себе в гости для знакомства. Свадьбу не справляли ещё и потому, что в то время у нас не было денег. Обручальных колец, подвенечного платья и костюма мы не покупали, да тогда это было не модно и трудно было что-либо купить. Я так до самой старости не имела обручального кольца.

С тех пор, как мы познакомились с Васиными родителями, они стали часто навещать нас, да и мы тоже их навещали. Васины родители ко мне относились хорошо.

Наша семья, 1935 год.

Жили мы с Васей дружно, он очень много читал, но и работал много. Я по-прежнему работала в ЦЭМе. О том, что я вышла замуж, на работе я не сказала.

Я взяла фамилию мужа и стала Круговой, но когда я пошла в тридцать третье отделение милиции получать паспорт, обнаружилось, что там написаны две фамилии: Зыкова – Кругова. Так сделали и другой девушке, жившей в нашем доме, она была Образцова, а стала Образцова – Щербакова. Почему так сделали в милиции, я не знаю, меня не предупредили, и так я стала Зыковой – Круговой.

Васины родители

В 1930 году к Васе в Москву приехали из Грибановки родители, отец Фёдор Антонович, мать Агафья Ивановна, и брат Иван, шестнадцати лет. Я об этом не знала, да и никогда ничего не спрашивала. Я у них дома никогда не была. Потом выяснилось, почему приехали родители.

В 1930 году Васин отец получил «твёрдое задание», которое он не смог выполнить. И, так как ему нечем было платить, у него отобрали дом и сломали его. Жить им стало негде, они и приехали в Москву. Отец поступил в качестве плотника на работу в Институт Востоковедения, потом стал прорабом, потом комендантом. Так он проработал до самой смерти, до 1943 года.

По поводу неправильного наложения «твёрдого задания» Вася и Макс ходили на приём к Марии Ильиничне Ульяновой. Мария Ильинична согласилась, что сделали это неправильно, и сказала, что вернёт им дом. Она даже хотела дать им бумагу о возвращении дома. Но дома уже не было, они сказали, что дом им не нужен, и справку не взяли. Потом очень жалели об этом.

Сын

Девятнадцатого февраля 1933 года у нас родился сын Вова. Он был очень хороший, крупный мальчик. Родила я его быстро. В родильный дом меня провожали Вася и мой брат Миша. Роддом им. Клары Цеткин находился недалеко от нашего дома, в Шелапутинском переулке. Вася и Миша ещё не успели уйти домой, как врач спросил их: «Кто тут отец?». Вася сказал: «Я!». «Ну, вот, поздравляю вас с сыном!» – сказал врач. Вася потом рассказывал, что он долго щипал себя за нос и никак не мог прийти в себя: «Неужели я отец?».

Когда мне показали моего сына, оказалось, что на щеке у него большое родимое пятно, а на голове шишка. Я очень плакала и от этого у меня долго держалась температура. Я пролежала в роддоме две недели. Вася меня успокаивал: «И на солнце есть пятна». Впоследствии я увидала такое же пятно на виске у Васиной тёти Маши (Марии Антоновны Круговой). В роддом за нами пришёл Вася. Жили мы в нашей восьмиметровой комнате, кроватки для Вовы у нас не было, так как детские кроватки тогда в магазинах не продавались. Вова спал на двух составленных стульях.

В декретном отпуске до родов я была только две недели, а после родов один месяц, а вообще, в то время декретный отпуск составлял только два месяца. Когда я пошла на работу, я оставляла для Вовы своего молока на один раз, и один раз в обед мама привозила мне его на работу. Я кормила его в женской уборной, так как другого подходящего помещения в ЦЭМе не было. Как полагается, я ходила с ребёнком в консультацию, вроде всё было в порядке, шишка на голове пропала. В июне мы его сфотографировали и поехали на дачу в Перловку. В помощь маме мы пригласили на дачу мою двоюродную сестру Лиду, ей было лет четырнадцать.

После переезда на дачу две недели прошли хорошо, но вдруг заболел Вова, у него поднялась очень высокая температура. В Перловке мы обратились к очень известному врачу Беленькому. Посмотрев Вову, он поставил диагноз: инфекционный менингит. Где мы его подхватили, не знаю, и через несколько дней, двадцать седьмого июля, в возрасте шести месяцев Вова скончался. Хоронили мы его в Москве на Калитниковском кладбище, состояние моё и Васи было ужасное. После смерти Вовы не прошло и полгода, как умерла от ревмокардита Лида, которая жила у нас на даче.

Неприятности

После смерти сына на дачу в Перловке мы больше не поехали. Летом 1934 года отец снял дачу в Царицыно, недалеко от станции. Я помню, мы с Васей обошли весь парк, и он меня фотографировал на фоне Екатерининского дворца.

И вот, как-то в поезде по дороге в Царицыно у меня случился жуткий приступ, я чуть не потеряла сознание. Вася еле довёз меня домой, (мы вернулись обратно), и вызвал врача. Врач Рабинович признал у меня воспаление почечных лоханок. Анализ мочи показал, что лейкоцитов в поле зрения было тридцать при норме один-три. Я проболела недели две или три, находясь на строгой диете. Когда я пришла в поликлинику, врач мне сказал: «У тебя всё хорошо, сделай последний раз анализ и приходи ко мне». Сдав анализ, я пришла к Рабиновичу, и на вопрос, как себя чувствую, ответила, что хорошо. Вдруг он снимает телефонную трубку и вызывает скорую помощь. Оказалось, лейкоцитов у меня в моче было сто. В больницу ехать я отказалась.