Лицо порока. Роман-истерика

Затем, немного попарившись, мы наскоро ополоснулись в бассейне и поспешили к пьяной компании.

– О, кажись, все в порядке! – узрев нас, воскликнул косой Василий. И указывая пальцем пониже моего живота, прибавил: – Теперь он, как все.

Мы упали, как подкошенные, на ковер, стали пить и набивать рты закусками. Неистовый разврат пробудил в нас зверский аппетит. Потоцкий, с ухмылкой поглядывая на то, как мы поглощаем жратву, вдруг щелкнул пальцами, и через пару мгновений обормот-пес влетел в зал, держа в руке поднос с горкой дымящихся шашлыков. Мы накинулись на них, будто изголодавшиеся волки.

– Кушай, Ванюха! Гуляй, японский бог! – заорал пьяный Потоцкий и, приподнявшись, одним глотком осушил стакан.

Пир пошел горой. Водка лилась рекой, закуски таяли, словно мартовский снег. Вскоре опустел и поднос, на котором лежало перед этим добрых полторы дюжины шашлыков. Пьяные мужики хватали девок за что попало, те ржали кобылицами, выставляя на показ свои прелести.

Через какое-то время, раскинувшись на ковре, захрапел Анатолий – хозяин сети супермаркетов. За ним отключились две девицы, потом – Юрась – делец, прибравший к рукам один небольшой, но довольно прибыльный заводец.

Продолжали пировать только четверо: Василий, рыжая, Ася и я. Но этот состав тоже продержался недолго. Минут через десять из него выпал Потоцкий, еще через пять – Ася. Рыжая оказалась крепким орешком, но до краев наполненный коньяком стакан, который я подбил ее выпить, сделал свое дело. Рыжая несколько раз икнула, что-то невнятно пробормотала и вырубилась. Теперь пора было и мне выпасть в осадок. И я от души старался… Но острые впечатления, обильные закуски и закалка старого журналиста мешали мне захмелеть как следует.

Покуривая, я оглядел косым оком спящую компанию. Хороши! Дрыхнут, валяясь между пустых бутылок и объедков. Сливки нового украинского общества, не просыхающие от пьянок. Разжиревшие нувориши и дорогие, знающие себе цену проститутки!

Поодаль от меня, у самой кромки бассейна, поджав длинные, соблазнительные ноги, безмятежно спала белокурая девушка, на прелести которой я раньше не обратил внимания. А теперь они манили меня, влекли, как медовый пряник сладкоежку. Я подполз к девице и начал целовать ее шелковую грудь и гладить бархатные бедра. Когда я влез на нее, она только тихо застонала, но так и не пробудилась.

Впереди была долгая ночь. Я глушил водку и коньяк, временами отключался. Потом приходил в себя, ополаскивался в остывшем бассейне и занимался очередной девушкой.

Перед рассветом я провалился в сон, как отработавший две смены углекоп.

Восемь часов утра. Куда? На работу или отсыпаться в свое гнездышко? Или к Ларисе? Да, лучше к Ларисе. А на работу – потом, после обеда. Если что, скажу, провел полдня в управлении статистики.

Еду к Ларисе.

– Милая, я – будто выжатый лимон! Всю ночь пил с друзьями.

Она смотрит, осуждающе качает пепельной головой:

– Ну и рожа у тебя! Ты весь опухший.

– Цыц, подлая! – стону я. – Налей лучше несколько капель.

– Тебе что, ночи было мало? – ворчит Лариса.

Я трясу головой, прогоняя тошноту.

– Часа в четыре выпил последнюю рюмку. Сейчас нужно стакан водяры и хорошенько поспать.

Лариса одевается и уходит в магазин – спиртного в доме нет, закончилось. А я позабыл купить.

Сижу у окна на кухне, чищу копченую рыбу, затем режу ее на кусочки. Управившись с нехитрой сервировкой стола, тащусь в ванную бриться.

Вот и Лариса. Ставит на стол две бутылки – с водкой и минералкой.

– Пей, золотой, коли охота!

– Балуешь ты меня, распаиваешь! – поддразниваю я Ларису, помогая ей снять пальто, – Так ведь и до алкоголизма довести можешь.

– До алкоголизма? Тебя? – смеясь, она присаживается за стол. – По-моему, ты давным-давно алкаш. Я бы даже сказала, обер-алкаш!

– Это я-то? – делаю обиженное лицо.

– Ну, а кто? Я не припомню ни одного случая, чтобы от тебя не разило спиртным, – в голосе Ларисы больше беспокойства, чем укора.

Налив полчашки водки, залпом выпиваю. Ух! А что, пошла ничего, даже не ожидал. Сейчас полегчает: мир насытится красками, в душе запоют соловьи, захочется жить и любить.

– Лариса, прости старого пьяницу!

Она запихивает мне в рот ложку с печеночным паштетом.

– Закусывай хотя бы, чудо краснорожее! – и вздыхает:– Мужики все одинаковые: то пьяницы, то бабники.

– Я это дело совмещаю.

– Что ты там лепечешь? – не расслышала Лариса.

– Совмещаю, говорю! Пьянку и женщин, – мямлю, пытаясь проглотить паштет.

Она окидывает меня ледяным взглядом. Мне кажется, что меня голого посыпают снегом. Но постепенно ее взгляд теплеет.

Наливаю себе еще полчашки и, выпив, командую:

– Сейчас вымой полы. А я выбью на улице ковровые дорожки и паласы. Нужно освежить квартиру.

– Ты что же, не собираешься поспать? – Лариса удивленно вскидывает перышки бровей.

– Чувствую себя бодрым и молодым! Немного поработаю, а потом уже посплю, – поднимаюсь, иду в прихожую и начинаю скатывать ковровую дорожку.

Работа длится минут сорок. Все! Чисто, убрано, свежо! Завалившись на диван и потягиваясь, зову Ларису:

– Котенок, иди сюда!

Она стоит в нерешительности у двери гостиной, переминается с ноги на ногу.

– А как же твой отдых? Тебе необходимо…

Я нетерпеливо протягиваю к ней руки:

– К черту отдых! Иди же ко мне!

– Ты, правда, любишь меня? – она подходит к дивану.

– А на фиг бы я приходил к тебе? – хватаю ее за руку и привлекаю к себе. – Мы уже два года вместе, неужели ты за это время не поняла, что я влюблен в тебя, как мальчишка?

Лариса не спеша снимает халат и ложится рядом. Ее плечи и грудь – символ совершенства. Меня охватывает желание.

– Нужно задернуть шторы! – спохватывается она.

– Ни за что!

Я глажу худенькое личико Ларисы, тонкую паутинку морщин, залегших у глаз, чуть розовые скулы. Потом целую каждый пальчик на ее прекрасных руках. Вскоре она начинает торопливо отвечать на мои ласки.

Проходит час, и Лариса, уставшая от страсти, засыпает на моей груди. Мне хочется ее еще, но я не решаюсь будить – пусть поспит в крепких объятиях мужчины, как должна спать любимая и любящая женщина. Я только, чуть касаясь кончиками пальцев, глажу ее бедра и живот. И в смутном облике дыхания Ларисы вижу склонившееся над нами лицо блаженства и счастья. Девочка, ну почему ты спишь?

Но вскоре я и сам закрываю глаза, окунаясь в сон, как в теплую воду летнего пруда.

Когда просыпаюсь, растормошенный Ларисой, часы показывают почти два по полудню.

– Господи! Мне же на, работу! – вскакиваю, как ошпаренный, и, кое-как умывшись, натягиваю на себя одежду. Лариса стоит рядом и ласково улыбается.

– Тебе на семь вечера? – спрашиваю.

– Да, я сегодня выхожу в ночь, – отвечает она и помогает мне застегнуть воротник рубашки.

Лариса работает в кассе железнодорожного вокзала.

…В редакции меня никто не искал. Сажусь за стол и принимаюсь за дело. К концу рабочего дня приношу наборщикам обширную корреспонденцию и пару заметок.

Вечер. Я дома. Дети поехали в цирк. Мы с женой одни. Она готовит ужин.

Жены тоже имеют право на счастье, тоже нуждаются в ласке, нежности и заботе. Я помню об этом, и оттого веду себя сегодня с Аней, как подобает любящему супругу. Тем более, что и притворяться мне не нужно.

– Анечка, сделай доброе дело, – прошу вкрадчиво сладеньким голоском.

– Что? – спрашивает она, помешивая в кастрюле закипающий суп.

– Разденься. Полностью! Я хочу тебя видеть голой.

Жена удивлена не шибко, такие просьбы с моей стороны – не редкость. Улыбается ласково и, как мне кажется, с любовью.

– Ты сегодня не в себе, Ваня? Какой-то радостный, праздничный! – в ее голосе чувствуются тепло и благодарность.

– Сейчас я раздену тебя сам! – говорю с шутливой угрозой и подхожу к жене.

Она отступает в сторону, упирается руками в мою грудь.

– Я ведь готовлю ужин… Смешно ходить голой.

– Смешно? Кому? – я хватаю Аню за талию и притягиваю к себе. Она визжит, вырывается, но не так, чтобы уж очень активно.

Я снимаю с нее передник, кофточку, юбку и все остальное. Потом раздеваюсь сам. С минуту мы смотрим друг на друга, и заливаемся громким смехом.

– Если бы сейчас нас кто-то увидел, – жена стыдливо прикрывает руками полные бедра, – сказал бы, что мы сошли с ума.

Я пристально разглядываю Аню – деталь за деталью. Да, она у меня еще хороша и пригожа, у любого нормального мужика вызовет трепет в груди и зуд в паху вид ее крупных соской и стройных, далеко не худых ножек.

– Давай-ка, красавица, отложим пока ужин, – предлагаю я, поглаживая розовые, тугие ягодицы жены.

Она смущенно смеется:

– Так ты, оказывается, кобель!

– О, еще какой! – горделиво выпячиваю я грудь и принимаюсь целовать Анину шею. Рука перемещается с ягодиц в низ живота. – Ты чудо, малышка!

– Полегче, парень, полегче!

Но полегче не получается. Руки вышли из-под контроля и делают, что хотят помимо моей воли.

Глава третья

Пятница. Середина дня. Сославшись на какие-то дела, я ускользнул из редакции. Захотелось наведаться в «Оксамит» и посидеть там с полчасика.

В баре людей было мало, еще не настало время коротать вечер за рюмкой. Володя с сигаретой в зубах сосредоточенно протирал стаканы. Я поздоровался и показал ему три пальца. Он знает, что это значит сто пятьдесят граммов.

– Та дамочка, о которой ты просил справиться, после того ни разу не появлялась. – Володя поставил на стойку стакан с моей порцией водки. – Не заходила…

На его крупных губах блуждала дежурная полуулыбка, а в глазах таилась тревога. Раньше я ее никогда не замечал…

– У тебя все в порядке?

– Как тебе сказать, в общем… – он запнулся. – От жены ушел…

– Почему? Что-то серьезное?

Володя поморщился. Было видно, что ему нелегко говорить.

– Гуляет! – коротко бросил он. И из той же бутылки, из которой только что наливал мне, плеснул в другой стакан. – Пожалуй, выпью…

– Это тебе сейчас не помешает.

Бармен выпил, шумно задышал. Я обратил внимание на его руку, сжимающую стакан. Она мелко дрожала.

– Не думай, я не расклеюсь, – переведя дух и закурив, заверил Володя.

Он облокотился об стойку, какое-то время отрешенно смотрел в зал. Затем откинулся, неловко поворотился и зацепил рукой початую бутылку «Кагора». Она шлепнулась на пол.

– Вот черт! – выругался бармен. – Ну, хрен с ней… Тебе еще налить?

Только теперь я понял, что он изрядно пьян. Но я прекрасно знал, что этот крупный и вежливый мужчина будет держаться до упора и отработает, как положено. Уважаю крепких мужиков! Сколько бы ни выпили – свое дело знают и лицом в грязь не ударят.

Я уходил из бара, пожав на прощанье Володину волосатую руку. У двери оглянулся. Он стоял, задумчиво пыхтя сигаретой. Опущенные шторы его глаз подергивались, а на широком лице ярилась привычная полуулыбка. Он называет ее оскалом сервиса…

Так, а теперь куда? День без приключений, что чай без сахара.

Рвануть, что ли, к Оленьке? Ее благоверный сейчас, кажись, на работе парится. Давненько я у нее не был. А она такая, что любого мужика запросто с ума сведет. Насытиться ею просто невозможно: сколько не употребляй – все равно хочется.

Я запрыгнул в троллейбус и проехал две остановки. Ольга живет у музыкально-драматического театра.

Ее шестилетний пацаненок гулял на улице со сверстниками. А мы лежали на широкой кровати в хорошо обставленной двухкомнатной квартире.

– Скажи, что ты хочешь, и я все сделаю! – страстно шептала мне Ольга.

Я молча – губы были заняты – целовал ее бедра с внутренней стороны.

Потом мы отдыхали, лежа плечом к плечу, и улыбались друг другу.

– Я счастлива! – Ольга не переставая, гладила мой живот. – То, что я испытываю с тобой, с Олегом никогда не приходилось испытывать. Раньше я даже не догадывалась, что так может быть. Пока не повстречала тебя.

– Не вспоминай, пожалуйста, Олега! – мне было стыдно перед ним даже заочно. За то, что совратил его жену. Мы же с ним давно знакомы и поддерживаем приятельские отношения.

Собственно, только поэтому я и мог заваливаться в эту квартиру вот так безбоязненно – Олег, окажись он дома, нисколько не удивился бы моему приходу.

– Что со мной, а? – Ольга потерлась щекой о мою грудь, как котенок о подол хозяйкиной юбки.

– Обычный оргазм, наверно, – я потрогал низ ее живота. – Бурный.

Ольга опять начала заводиться. Навалившись на меня своим монументальным бюстом, осыпала поцелуями все лицо. Ее руки порывисто зашарили по моему телу.

– Да, ты самочка в охоте! – констатировал я, переворачивая Ольгу на спину.

Она тут же затащила меня на себя и забросила свои длинные ноги мне на плечи.

Час бешеного галопа ее утомил. Взмыленная, растрепанная, она задремала, оставив, наконец, мое тело в покое. Я тихо лежал рядом, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить ее сон. Ах, бедная моя женщина! Получается, что ты в свои тридцать лет еще не видела настоящего счастья. Я сделаю все, чтобы ты сполна прочувствовала его. Тебе нужны нежность и ласка? Уж это я тебе дам обязательно, небом клянусь! Их у меня в запасе полная душа.

Пока Ольга дремала, разметав по подушкам каштановые волосы, я на цыпочках прокрался к окну и, присев на стул, покуривал и наблюдал за ее сынишкой. Мальчик шлепал по лужицам, весёлый и беззаботный, гонялся за девочкой, катающейся на велосипеде.

Вскоре я намеренно громко закашлял, и Ольга открыла глаза. Мы оделись, позвали малыша и сели перекусить. Я выложил с пакета конфеты, торт и коньяк, которые купил в гастрономе, располагающимся на первом этаже Ольгиного дома. Она поставила на стол тарелки со спагетти и полную миску кусочков жареной свинины. Мальчик уписывал их за обе щеки. Я – тоже. Ольга смотрела на нас с умилением.

– Вы мои самые дорогие люди, – немного грустно сказала она. – Так хочу, чтобы мы жили втроем. И больше никого с нами не было.

Я вытер жирные пальцы о салфетку и, порывшись затем в карманах брюк, достал несколько купюр.

– Купи Сережке велосипед!

Ольга испуганно замахала руками:

– Что ты! Зачем? У нас есть деньги!

Я почти насильно вложил их ей в руку.

– Хочу сделать ребенку подарок, – и щелкнув по носу малыша, обратился к нему: – Верно, Серега?

Он бросил в тарелку вилку и прильнул ко мне. Я поцеловал его.

– Ну вот, ты и моего сына очаровал! – вздохнула Ольга, ласково улыбаясь. – Давай чаще видеться, я так скучаю… Хорошо?

– Хорошо! – пообещал я и, подцепив вилкой еще один кусок свинины, отправил в рот.

Женщина наклонилась и через голову ребенка чмокнула меня в щеку. Я благодарно погладил ей спину.

Потом – прощание у порога. Вздохи. Влажные глаза Ольги. Поцелуи и объятия украдкой, чтобы поменьше видел Сережка…

Выйдя на улицу, я остановился перед домом и поднял голову. В кухонном окне квартиры на втором этаже в бледном свете настенной лампы виднелись смутные очертания ладненькой фигурки женщины. Я послал ей воздушный поцелуй: пока, Оленька, пока, милая!

Ступая по мокрому асфальту тротуара, я все оглядывался на дорогой силуэт. Всегда, вот уже пятый месяц, уходя от этой ласковой, податливой и такой страстной женщины, я оставляю у ее ног частичку своей души. Я люблю тебя, девочка, люблю за твое наивное, не защищенное опытом жизни сердце. А ты-то меня за что?

…Вечером – обычные домашние хлопоты, разговоры, короткий ужин, телевизор. В одиннадцать я улегся в постель.

Но сон не шел. Над окном, как желтый ломоть перезревшей дыни, висел месяц, источая приторный аромат усталости и покоя. По углам спальни таились зыбкие тени. Рядом, тихо посапывая, спала жена.

В жарко натопленной хате Устина пахнет травами. Мы пьем душистое варево, заправленное медом, и беседуем.

– В раю, как я понимаю, различия полов нет, – рассуждаю я о потустороннем укладе бытия.

– Да, там другие радости, другие потребности и другое понятие жизни, – подтверждает старик.

– А в аду?

По лицу Устина трудно определить, о чем он думает. Сидит, бесстрастно пыхтит трубкой и постукивает костяшками пальцев о краешек чисто выскобленного стола.

– В аду? – переспрашивает дед. – Там все почти так же, как у нас – рождаются и умирают, есть богатые и бедные, господа и слуги. Я расскажу тебе кое-что об укладе жизни темных сил. Всю их цивилизацию, как я уже упоминал, создал Денница. Как архангел Божий, хоть и бывший, он бессмертен. А все остальные обитатели его царства, кроме, конечно, демонов, духов и полудухов, имеют срок жизни. У дьявола есть шесть ближайших сподвижников, они у него, как архангелы у Господа. Каждый руководит тем, чем ему поручено, каждый за что-нибудь отвечает.

– То есть они у дьявола вроде как министры? – перебиваю старика вопросом, не удержавшись.

Он отрицательно качает головой:

– Нет, министры и советники, их по тринадцать, существуют само собой. Они образуют правительство ада и подчиняются царю бесовскому Сатане, которого часто отождествляют с самим дьяволом, и канцлеру ада Андромеллеху. Кроме них, Денница имеет еще четырех черных архангелов: архистратига Ваала, он командует адскими легионами и полками; князя тьмы и демонов Вельзевула; главного духа астрала Люцифера; и ангела-истребителя Асмодея. Вот эти шестеро и возглавляют вместе со своим богом – Денницей – темные силы. Некоторые дьявольские архангелы имеют и другие имена, но эти, которые я назвал, самые известные.

Я слушаю Устина, разинув рот от удивления: откуда он все это знает? Да еще так подробно!

– Вы говорили, что это царство находится глубоко под землей…

– Да, под землей. И в другом духовном измерении – четвертом, – отвечает он туманно.

– Туда живому человеку не попасть! – произношу эти слова утвердительно, понимая, что иначе-то и быть не может.

Но старик, бережно положив трубку на краешек стола, вдруг совершенно серьезно замечает:

– Попасть можно.

– Шутите? – смотрю на него с подозрением: чего это он вздумал меня разыгрывать?

– Какие тут шутки? – ворчит Устин, потирая ладонью потный лоб. Затем оживленно начинает объяснять: – Четвертое духовное измерение как раз и замыкается на человеке. И если бы он имел силу приблизить к себе точку соприкосновения нашего трехмерного мира и четвертого измерения, то оказался бы во владениях царя тьмы, у одного из спусков в ад или даже у парадных врат Тартара.

Я с иронией взираю на старика: как можно верить во всю эту чепуху? А он, похоже, верит. Сидит вон с таким серьезным, даже торжественным видом. Чокнутый, что ли?

– Может, и есть эти точки соприкосновения, только мы не знаем, где они находятся, – небрежно роняю, чтобы завершить этот пустопорожний треп, и, оторвав задницу от стула, тянусь к бутылке с водкой. – Давайте, дедушка, выпьем за то, что пока живы, в ад не попадем!

Он прикрывает ладонью свой стакан и, глядя на меня в упор, в полголоса сообщает:

– А я там бывал! И неоднократно.

– Что вы! – от неожиданности моя рука, сжимающая бутылку, дергается, и водка течет из горлышка мимо стакана.

– Говорю тебе: бывал! В ад – дорога простая. Для посвященного, – повысив голос, изрекает он настойчиво и недовольно.

– Не пугайте, дедушка! – прошу уже с улыбкой: Устин, оказывается, из фантазеров. Есть такой тип людей, любящих рассказывать о себе небылицы.

– И не только я там бывал, – не замечает моей улыбки старик. – В мире живут десятки людей, которые видели Тартар воочию. А некоторые даже прожили там по году и более.

Я ставлю бутылку на стол, беру свой стакан в руку и не выдерживаю – прыскаю смехом.

– Ну, какой нормальный человек в это поверит?

Устин, раздраженный моим скепсисом, резко опускает ладонь на стол:

– Хочешь все увидеть собственными глазами?

Я дерзко вскидываю голову и, насмешливо взглянув в колючие глазки старика, говорю:

– Конечно, хочу!

– Ну что ж, – выдыхает он решительно, – пусть будет так! Приезжай в следующий раз пораньше, и я тебе организую путешествие в ад… Оно тебе не помешает, ох, не помешает!.. Когда тебя ждать?

– В четверг приеду, – я все еще смеюсь.

Устин берет свой стакан и спокойно опрокидывает его. Выпив, вытирает ладонью рот и по-стариковски бормочет:

– В четверг, так в четверг.

C утра пораньше меня вызвал шеф.

– Страничка «Сельская жизнь» в нашей газете скучновата, – начал он, как всегда напялив на нос роговые очки и ворочая в пальцах авторучку. – Всё в ней есть: заметки о новых сортах пшеницы, советы о том, как выращивать поросят, и много другой дребедени. А вот жизни-то как раз и нет! Секёшь? Нужен живой материал о селе, о том, что там происходит, чем люди занимаются.

– Сделаем! – пообещал я.

– Когда?

– Да хоть и сегодня.

– Тогда бери машину и – вперёд! – поймал меня на слове шеф. – Ты область знаешь хорошо, вот и поезжай в интересное местечко, к интересным людям.

Перспектива поездки в село меня обрадовала. Мне всегда гораздо приятнее пообщаться с крестьянами – простыми, бесхитростными людьми, чем сидеть в прокуренном кабинете и высасывать сенсации из пальца. Я позвонил в редакционный гараж, вызвал водителя, и через несколько минут вишнёвая «Лада» подкатила к крыльцу редакции.

Для поездки я выбрал один из центральных районов области.

Дорогой Сергей без устали развлекал меня россказнями о своих похождениях. Говорил он, как я уже упоминал, беспрестанно ругаясь отборным матом, что, безусловно, оживляло и добавляло красок в повествование.

– Девка, скажу тебе, Иван Максимыч, попалась мне потрясная, – тараторил ухмыляющийся водила, дымя вонючей цигаркой. – Когда я увидел ее, то так и разинул хлебальник: глаза, как блюдца, ноги – от ушей, каждая грудь – с мою башку. Говорю ей: «Извините, мамзель, а не согласитесь ли погостить пару часиков у меня на дачке?» Она, смотрю, не против. Зацепаю несколько флаконов водяры, беру эту деваху под белы ручки и тащу на дачу. Ох, и погуляли! На что я парень энергичный и горячий, но по сравнению с ее темпераментом оказался жалким шалунишкой. Укоськала меня эта девка, как Жучка Шарика…

Убаюкиваемый бесконечными байками, я и не заметил, когда мы преодолели больше сотни километров и прибыли на место.

Сначала я решил зайти к председателю районной государственной администрации Олегу Полковникову, моему давнему знакомому. Хотелось разведать, что да как, и посоветоваться, в какое село лучше отправиться, чтобы показать сельскую жизнь, так сказать, с более-менее светлой стороны.

Председателя администрации на месте, однако, не оказалось. Пришлось потревожить одного из его заместителей.

Заместитель, растерянный и издерганный мужичонка неопределенного возраста с лицом товарища Полиграфа Полиграфовича Шарикова, старался выглядеть перед журналистом как можно солиднее. Все куда-то звонил, давал распоряжения, то и дело вызывал секретаршу – ленивую и толстую, как супоросная свиноматка, тетку, размалеванную не хуже любого трансвестита. Я исподтишка наблюдал за ним. Мешковатый, здорово помятый костюм, застиранная рубашка в горошек с невероятно потрепанным воротником. И галстук, как менструация у девственницы, ярко-красный, удалой и совсем новёхонький – только-только из секонд-хенда.

– Ну, с чего начнём? – наконец успокоившись, спросил заместитель.

– Налейте-ка мне для начала вон в тот стакан водки из бутылки, которая стоит за занавеской на подоконнике, – сказал я по-свойски, чем поверг заместителя в замешательство.

Он поёрзал в кресле, пошамкал синюшными губами и серьёзно заметил:

– Ну, та бутылка пустая…

– Тогда из другой, – предложил я.

– Ну да…

Заместитель поднял с кресла свою тощую задницу и, шаркая плоскостопыми ногами, поплёлся к огромному сейфу. Взвизгнула, будто испуганный поросёнок, дверца, и на свет Божий появилась бутылка «Столичной». Прикрывая сей предмет полой пиджака, вроде кто-то, кроме меня, мог его увидеть, заместитель подхватил стакан с пыльного подоконника, поспешил к столу и плюхнулся в кресло. Наклонился. Где-то под столом что-то треснуло, и забулькала жидкость. Воровато оглядываясь по сторонам, заместитель подал мне стакан, наполненный щедрой рукой почти до краёв.

– С утра оно, конечно, нехорошо, – шёпотом сообщил заместитель, втянув начесанную голову в плечи.

– Почему нехорошо? – не согласился я. – Выпить с утра – это же милое дело!

Мужичонка засуетился, не поняв моей иронии:

– Ой, а что же вам дать загрызть?

– Что вы! – возразил я, улыбнувшись ему дружески. – С утра едят только свиньи.

– Ага! – одобрил моё мнение заместитель, опять же шёпотом, и вопросительно посмотрел на меня: – Так я того… и себе плесну?

– Ну, конечно же!

Пообщавшись с этим милейшим человеком, на нешироких плечах которого, как я понял из его рассказа, держалась вся экономика района, я с Сергеем Петровичем укатил в село Божковку. Там бывший директор бывшего совхоза создал частную агрофирму, ставшую лучшей в здешних краях.