Мифы и реальность

Иногда, особенно во время снегопада, в тумане проглядывают узкие улочки исчезнувшего города и белый сказочный замок на склоне горы.

Над белым замком хлопьев хоровод.В пустынных залах – леденящий холод.Повсюду – смерть. И край стены отколот.И снег лежит от окон до ворот.Повсюду – снег. На крыше – серый лед.То – смерть моя вдоль белых стен крадетсяв продрогший сад… Она еще вернетсяи стрелки на часах переведет.24

По рассказам местных охотников иногда в ненастье из под ледника Вайскугель слышится гул большого колокола, рухнувшего с верха Башни. Это двенадцать подземных духов водят хоровод, накликая грозу, и через короткое время на острых гребнях вершин загораются огни Святого Эльма25. От жуткого отблеска, словно исходящего из чистилища и ада, скальные стены гор становятся лилово-красными, остальной мир внезапно поглощает мрак и только грандиозный Шпиль реет словно невесомый в багровом тумане, озаряемый вспышками молний, сопровождаемых оглушительными раскатами грома.

                        О горе Унтерсберг

Унтерсберг – довольно большой горный массив от вершины Berchtesgadener Hochthron (1972 м) до пика Geiereck (1805 м) на самой границе Австрии и Германии. Считается самым загадочным местом в окрестностях Зальцбурга26, которое окутано таинственными сказаниями и легендами о гоблинах27 и гномах, стерегущих свои сокровища, о покоящихся в недрах гор великих императорах, об обитающих там духах. С вершин массива открывается незабываемый вид на долину реки, а самым посещаемым местом здесь является ледяная пещера Schellenberg ice cave.

На склоне горы Унтерсберг карлики-гномы вырыли множество глубоких пещер, в которых спрятали огромные сундуки, доверху наполненные золотом и самоцветными камнями. Вот в этих пещерах и водятся демоны, ужасные духи и злые волшебники.

Поэтому не удивительны случаи пропажи там туристов, влюбленных парочек и даже целиком свадебных процессий, вместе со священниками и оркестрантами.

Предполагают, что в глубине горы есть «червячный» портал между мирами и временными формами бытия, не зря первосвященник ламаистской церкви Тибета – Далай-лама XIV (Нгагванг Ловзанг Тэнцзин Гьямцхо), созерцая как-то Унтерсберг, назвал его «Спящим драконом» и у подножия этой таинственной горы прочел мистическое стихотворение великого тибетского поэта Миларепа (XI век):

«Все составное подобно звездам,Помутнению глаза, миражу и росе,Пузырькам на воде, сновидениям,Молнии, туманам и облакам»28.

Значит не все так просто, и гора обладает действительно таинственной и притягательной силой. Местные жители утверждают, что сам император Карл Великий29 спит в одной из пещер горы Унтерсберг в окружении своего двора, верных слуг и рыцарей, а его гробница в соборе Богоматери в Ахене пуста.

Он сидит, спящий, у огромного стола из розового мрамора недвижный, и только его борода растет постоянно, миллиметр за миллиметром, потихонечку обвиваясь кольцами вокруг стола…

Время от времени император просыпается и отправляет своего воспитанника Эйнхарда наружу посмотреть, летают ли вокруг горы вороны. Если летают, значит все спокойно, и император вновь засыпает. Спать он будет до тех пор, пока борода его не обовьется вокруг стола три раза. Тогда протрубит рог, император воспрянет ото сна, облачится в доспехи, соберет своих рыцарей, торжественно со всей свитой выйдет из недр горы. Развернут они алое знамя восторга с тремя косицами и устремятся в селение Вальзерфельд у Зальцбурга.

«Король велел трубить во все рога.Рать спешилась, в доспехи облеклась.Все при кольчугах, шишаках, мечах,Булатных копьях, расписных щитах.Значок копейный бел, иль желт, иль ал.На скакунов опять садится рать.Бароны шпорят, по ущелью мчат…».30

Поскачут они во весь опор, чтобы начать Судный день Карла Великого. И потянется вереница осужденных на казнь, сопровождаемая молчаливой толпой «Черных кающихся» из религиозного братства, облаченных в кордельские рясы. А веселые, беззаботные дни канут в прошлое, как короткий праздник. ТАК БУДЕТ!

                       О фее воды Ундине

Прекрасная красавица Ундина, пытающаяся обрести бессмертную душу. Она здесь, рядом: «Слышишь? Слышишь? Это я, Ундина, бросаю капли воды на звенящие стекла твоего окна, озаренного унылым светом месяца. Владелица замка, в муаровом платье, любуется со своего балкона прекрасной звездной ночью и чудесным задремавшим озером. Каждая струйка течения – водяной, плывущий в потоке; каждый поток – извилистая тропинка, ведущая к моему дворцу, а зыбкий дворец мой воздвигнут на дне озера – между огнем, землей и воздухом»31.

«И смутно слышу я, блаженно погружаясь в усыпленье, гармонией пленяющее пенье, и шепот, грустный, нежный, ласкает и баюкает меня… Сквозь дрему мне казалось, что тихо – словно волн шуршанье о песок – о чем-то рядом пел печальный голосок, и песня грустная слезами прерывалась»32.

И снова загадочный сон предстал улыбкою Ундины. Но я почти уверен в обманчивости ночи, и все же – ты улыбнись мне, и обмани меня!

В окрестностях небольшой деревушки Криммль, что под Зальцбургом, чуть выше заколдованного хвойного леса со светящимся волшебным мхом, взору путешественника предстает сказочно красивый водопад, низвергающийся с отвесных скал в долину реки. Нескончаемый грохот водопада, переливы гигантских потоков воды, отвлекают внимание туристов от самого важного и таинственного в этом необычном месте. Внизу, у самой кромки горного потока, на камне сидит юная дева, расчесывающая свои длинные волосы большим золотым гребнем. Она и сейчас там. «Слышишь? Слышишь, как плещется вода. Каждая волна – это Ундина, плывущая в струе. Каждая струя – это тропинка, которая змеится к моему дворцу…»33.

Заметившему ее молодому человеку, она улыбается и говорит: «Ты очень смел, коли решаешься возмущать покой моей воды». Затем поет грустную песню о любви и просит принять с ее пальца перстень, и быть ей супругом. Но когда юноша отвечает, что любит другую, Ундина хмурится, роняет на камни несколько слезинок, но тут же смеется и оборачивается в струи теплого летнего дождя. Зимой же водопад умолкает, а слезы Ундины превращаются в ледышки.

Согласно легендам, человек, доставший цветок папоротника, сможет беспрепятственно смотреть на Ундину, не поддаваясь ее очарованию, и даже заручиться ее помощью в полевых работах, так как Ундина может управлять погодой, посылая дожди.

                                Охота

И сказал Каин Авелю,

брату своему: пойдем в поле.

И когда они были в поле,

восстал Каин на Авеля,

брата своего, и убил его.

Бытие, 4:8

Барон Иоганн фон Бельгард был человек приятной наружности, отличался учтивой манерой поведения, был хорошо сложен и весьма охотно смеялся. В седле он держался уверенно, был статен и силен, и прекрасно владел оружием.

К большому огорчению молодого человека, он был беден и полностью зависел от щедрот своего двоюродного брата герцога Фридриха фон Белена, у которого он и жил во флигеле дворца из милости.

Однажды в осеннюю пору братья собрались на охоту.

Герцог согласился на охоту скрепя сердце – ему приснился недобрый сон, да и жаль было молодую жену оставлять в одиночестве на целый день. Дурные предчувствия терзали его, но признаваться в том слугам, загонщикам и ловчим он был не намерен, а потому, поднявшись до рассвета, оделся и теперь отдавал необходимые распоряжения.

«Трубят рога: скорей, скорей! —И копошится свита.Душа у ловчих без затей,Из жил воловьих свита…»34.

День занялся ясный, и воздух был чист и свеж, как поцелуй ребенка. Охота постепенно разгоралась по полям и лесам. Пажи бежали, рога трубили, собаки заливисто лаяли и быстро взяли свежий кабаний след. Тонконогие борзые рвались с привязи, стремясь к погоне. Герцог наблюдал за ними из под шляпы и тревога постепенно уступала место азарту удачной травли.

Оба главных охотника были одинаково одеты – в коричневые облегающие шоссы35, сапоги на шнуровке и котту36 с узкими рукавами, поверх которой была наброшена котарди37 из синего сукна, отороченная волчьим мехом, и перехваченная у талии черным поясом. Плечи охотников прикрывал капюшон-шаперон. Слева на поясе висел меч, в руках у каждого была рогатина.

В свите герцога был также лесник-йомен38, знаток здешних охотничьих угодий:

«С ним Йомен был, – в кафтане с капюшоном;За кушаком, как и наряд, зеленымТорчала связка длинных, острых стрел,Чьи перья Йомен сохранить умел, —И слушалась стрела проворных рук.С ним был его большой могучий лук,Отполированный, как будто новый.Был Йомен кряжистый, бритоголовый,Студеным ветром, солнцем опален,Лесной охоты ведал он закон.Наручень пышный стягивал запястье,А на дорогу из военной снастиБыл меч и щит и на боку кинжал;На шее еле серебром мерцал,Зеленой перевязью скрыт от взора,Истертый лик святого Христофора39.Висел на перевязи турий рог —Был лесником, должно быть, тот стрелок»40.

Главный псарь подвел большую белую борзую и герцог, потрепав любимую собаку за загривок, подал команду: «Вперед, отпускай!».

И понеслось…

Вначале казалось, что травля не продлится долго. Собаки взяли след – одно время даже видно было, как мелькает среди деревьев серо-черная спина кабана, но достигнув большой поляны, с родником меж вывороченных дубов, гончие вдруг остановились – потеряли след. Белая же борзая юлой завертелась на месте, а потом села и жалобно заскулила.

Два брата довольно далеко оторвались от всей свиты и первыми выскочили на поляну к роднику. Откуда ни возьмись появился секач, одним ударом клыков вспорол брюхо белой борзой – и исчез в кустарнике…

Пришпорив коня, герцог влетел в темную гущу леса, настиг вепря, и изо всех сил воткнул острую рогатину в бок зверя. Подскакавший следом Иоганн неожиданно выхватил меч и нанес несколько мощных ударов герцогу, выбив его из стремян.

И охота прекратилась – хоть и ясный разгорелся день, и воздух был чист и свеж, как поцелуй ребенка…

                                   Эхо

Никто его не видывал,

А слышать – всякий слыхивал,

Без тела, а живет оно,

Без языка – кричит.

Н. НекрасовНекрасов. Кому на Руси жить хорошо.

Всем известен древнегреческий миф о нимфе Эхо, которую прокляла жена верховного бога греческого пантеона Зевса – Гера. Эхо заболтала Геру, отвлекла ее, когда Зевс изменял жене с нимфами. И это повлекло за собой печальные последствия.

О болтливости когда-то хорошо написал Джеффри Чосер в Кентерберийских рассказах:

«Господь, во благости своей,Язык огородил у всех людейЗабором плотным из зубов и губ,Чтоб человек, как бы он ни был глуп,Пред тем, как говорить, мог поразмыслитьИ беды всевозможные исчислить,Которые болтливость навлекла…»41

Итак, по воле Геры, Эхо была лишена собственного голоса и не могла начинать разговор первой. Более того, она могла лишь повторять последние слова заговорившего с ней. Древнеримский поэт Публий Овидий Назон в «Метаморфозах» рассказывает о том, что Эхо влюбилась в Нарцисса, однако, не будучи способной говорить с ним, умерла от неразделенной любви, и от нее остались лишь ее голос и кости, ставшие камнями.

В изустном творчестве тирольцев существует легенда о белокурой Лорелей, что жила в небольшом городке Бахарах. Недалеко от этого города, на берегу Рейна, возвышается высокая скала, издревле славившаяся удивительно отчетливым эхом, которое разносит далеко по воде голоса и каждое сказанное слово повторяет несколько раз. Эту скалу называют скалой Лорелей.

Прекрасная девушка родилась в хижине бедного рыбака, здесь она встретила свою любовь – знатного рыцаря из замка Штальэк, и в этом замке, провела с возлюбленным короткие счастливые дни своей жизни. Прошло время – и рыцарь охладел к прекрасной Лорелей. Она вернулась в родной дом и стала жить, как жила прежде, но сердце ее было разбито, и хотя красота девушки привлекала многих достойных юношей, которые предлагали ей руку и сердце, она никому не верила и никого не хотела любить.

Люди начали обвинять ее в жестокосердии, а некоторые говорили, что она завлекает мужчин колдовством, чтобы отомстить им за измену рыцаря.

«На Рейне в БахарахеВолшебница жила,Девиц держала в страхе,Мужчин в полон брала»42.

Эти слухи дошли до местного епископа. Он призвал к себе Лорелей и стал сурово наставлять ее. Несчастная красавица поклялась, что не повинна в колдовстве, а потом высказала свое единственное желание – провести свои дни в монастыре, в тишине и уединении.

Епископ одобрил ее намерение и дал ей провожатых до ближайшей обители. Путь туда лежал по берегу Рейна. Лорелей поднялась на высокую скалу, чтобы в последний раз взглянуть на рыцарский замок, где она так недолго была счастлива. А в это время ее неверный возлюбленный плыл на лодке по Рейну, приближаясь к опасному водовороту у подножия скалы. Увидев его, Лорелей окликнула его по имени. Рыцарь взглянул наверх, забыв про весла, и тут же лодку подхватило водоворотом, перевернуло и увлекло на дно.

Лорелей с горестным криком бросилась со скалы в бурный водоворот реки. следом за своим возлюбленным – и утонула.

Но с той поры, время от времени, она появляется на вершине скалы, обычно на закате, золотым гребнем расчесывает свои прекрасные светлые волосы и поет песни, да так хорошо поет, что ни один рыбак не может проплыть мимо. Очарованный волшебной песней, забывает он о коварных подводных рифах, смотрит только туда, в вышину, и тонет в грозном водовороте. Ни одна лодка не решается подходить близко к Скале Лорелей.

Долгое время эта легенда бытовала лишь в Рейнском крае и Тироле. Общеевропейскую известность она получила в XIX веке, после того как Генрих Гейне написал одно из своих лучших стихотворений «Лорелея»:

«Не знаю, что значит такое,Что скорбью я смущен;Давно не дает покоюМне сказка старых времен.Прохладой сумерки веют,И Рейна тих простор;В вечерних лучах алеютВершины далеких гор.Над страшной высотоюДевушка дивной красыОдеждой горит золотою,Играет златом косы,Золотым убирает гребнемИ песню поет она;В ее чудесном пеньеТревога затаена.Пловца на лодочке малойДикой тоской полонит;Забывая подводные скалы,Он только наверх глядит.Пловец и лодочка, знаю,Погибнут среди зыбей;Так и всякий погибаетОт песен Лорелей».

Смерть барона Вальтера фон дер Фогельвейде

(посвящается средствам массовой информации)

Господи, помоги мне подняться —

падать я и сам смогу.

Из молитвы праведника

«Смерть барона Вальтера фон дер Фогельвейде» – так была озаглавлена статья в вечерней венской газете «Дер Фальтер», которую я захватил с собой на сон грядущий. В статье говорилось, что смерть последовала 26 сентября во вторник в три часа пополудни в результате самоубийства.

Впрочем, насколько я знаю, событие это произошло не с глубокочтимым Вальтером фон дер Фогельвейдом, а с бароном Генрихом фон Трайчке, который покончил с собой в спальне, а вернее, пардон, – он собственноручно застрелил из парабеллума свою дражайшую супругу Ангелину, урожденную фон Рич (Reich). Однако, достоверно известно из рассказа дворецкого барона – старого Алоиза Беккера, что этот трагический случай произошел не в прошлый вторник, как писали газеты, а в среду 10 мая прошлого года, и не в три часа пополудни, а после шести вечера, и не в спальне, а в гостиной. Поводом для столь печального события послужила крупная ссора, которая произошла между супругами.

Барон находился в состоянии аффекта, обнаружив бесспорные доказательства супружеской неверности, и не стесняясь в выражениях, бросил в лицо своей благоверной оскорбительные слова. После чего, благородная Ангелина, не стерпев обиды, пустила пулю в висок высокочтимого Генриха фон Трайчке, хотя я отлично помню, что Ангелины в тот момент в гостиной не было – за минуту до рокового выстрела она выскочила из гостиной в сад, оглушенная площадной бранью несдержанного Генриха. Выстрел же был произведен из пистолета «Манлихер», образца 1905 года, после чего я положил его в карман пиджака и вышел вслед за Ангелиной, предварительно плотно прикрыв двери.

Как бы то ни было: то ли барон застрелился сам, то ли он убил свою супругу, то ли кто-то был соучастником этого преступления и помог барону в тяжелый для него момент жизни благополучно покинуть сей бренный мир, – следствие точно не установило (здесь уместно будет заметить, что деньги при проведении следствия, перевешивают значимость улик).

Я думаю, дорогой читатель, что по моему рассказу вы наверняка догадались, что я не все рассказал. Тем не менее, главное состоит в том, что всякий раз, отправляясь спать, – вы обязательно прихватите с собой вечернюю газету, из которой всенепременно узнаете абсолютно правдивую информацию о событиях прошедшего дня и достоверный прогноз на будущее о том, что если жизнь не улучшается, значит, она обязательно будет ухудшаться.

Спокойных Вам сновидений!

Часть II.

Из записок путешественника

Ночь в Нижних Эшерах

В полночный час, когда прозрачна мгла

и лунный ковш льет серебро на плечи,

Царица Ночь печальна и светла,

как женщина, тоскует недалече…

Alex Tulbu43

Спустилась ночь. Луна расчесывала свои кудри гребешком из самшита, осыпая холмы, долины и леса целым дождем светлячков.

Вначале – как видел, так и рассказываю, – лунный свет протянул золотистую дорожку по стеклянной поверхности уснувшего моря.

Затем – как слышал, так и рассказываю, – завыли шакалы в темном массиве прибрежного леса – их скорбные рыдания и жалобные вопли утонули в свирепом лае разом взбесившихся собак.

Наконец, – как случилось – так и рассказываю, откуда ни возьмись, подул резкий освежающий бриз, неожиданно погас электрический свет, и луна, словно испугавшись, поспешила скрыться за тучей. Ливень, с перемежающимися молниями и мощными порывами ветра, забарабанил по окнам, заплясал по железной крыше.

Неистовые вихревые потоки воды ринулись гигантским водопадом вниз, заслонив плотным покрывалом ненастья окружающий мир.

Внезапно все стихло. Луна разогнала жемчужно-серые облака, гроза ушла на север, в горы, отсвечивая небосклон отблесками молний и оглашая окрестности отдаленными раскатами грома. Обессилевший дождь теперь лишь капля за каплей стекал с крыши, а ветер, распахнув неплотно затворенное окно, сбросил на подоконник, сорванные грозой веточки можжевельника. Душа моя в восторге пронеслась сквозь синеватую паутину ночных сумерек, поверх темных горизонтов, изрезанных раскидистыми кронами эвкалиптов к волшебной лунной дорожке на поверхности спокойного моря.

Итог – как было – так и рассказываю, засмотревшись на луну, я уже толком не мог понять – бодрствую я или сплю, сияет ли то луна или – мерцают небесные фонарики, запущенные лесными волшебниками, потомками ацаны44. Но усталость прожитого дня взяла свое и, едва коснувшись головой подушки, я крепко уснул без сновидений. На рассвете сон мой был потревожен звонкими трелями птиц, радостно встречающих летнее утро.

Жизнь снова вступала в свои права!

Времена года в Нижних Эшерах

Пока есть небо, будь доволен!

Пока есть море, счастлив будь!

Пока простор полей раздолен,

Мир славить песней не забудь!

Пока есть горы, те, что к небу

Возносят пик над пеньем струй,

Восторга высшего не требуй

И радость жизни торжествуй!

Везде – торжественно и чудно,

Везде – сиянья красоты,

Весной стоцветно-изумрудной,

Зимой – в раздольях пустоты.

Валерий Брюсов45                                Весна

Рассвет.

Все прозрачнее силуэты далеких гор, выступающих из ночной мглы. Вот алая заря слегка коснулась самых высоких вершин. Тронутые блестящим глянцем темно-пурпурных шелков, облака тонкими лентами стелются по небу, а затем понемногу тают и исчезают.

Щебетанье птиц усиливается, становится все более громким и радостным.

Мир пробуждается!

                                Лето

Утро тихое и ясное. Море спокойное, будто сверху накинули покрывало из бледно-зеленой парчи.

День длинный и пышит жаром. Хорошо лишь в тени на берегу горной реки или у моря. Постепенно солнце склоняется к западу. Сумерки охватывают лес и прибрежные заросли.

Приятно дышать вечерней прохладой, глядя как очертания холмов и деревьев становятся все более зыбкими и неясными.

Молодой хрупкий месяц смотрит с безоблачного высокого неба на одевшуюся в кипень цветов зелень.

Царица ночь, как всегда таинственна и прекрасна! Земля мирно баюкает уснувшее море, – слышен только бесконечный шорох неспешного прибоя.

                              Осень

Закатное солнце, бросая яркие лучи, степенно тонет в лазоревом море. Его гаснущий свет все еще озаряет вершины гор, а по небу тянутся облака, чуть подсвеченные желтым сиянием.

Стихает ветер и звон цикад – ночь раскидывает свои крылья над миром. Лунный свет пронизывает прозрачный воздух.

Всё легко и таинственно:

«И каждый год… в тиши ночных часовИз волн лазоревых богиня выходила…»46.                              Зима

Зимой тоскливы бесконечные дожди в старом саду. Вокруг туман, небо уныло серое с проседью. Слышен только бесконечный шорох дождя и шум далекого яростного прибоя.

В комнатах полумрак. Луна, закутанная в туманное одеяло, робко улыбается мне в окно на переломе года.

Вдруг крупными хлопьями повалил снег. Слышны возбужденные голоса. Бьют куранты московского кремля. Белесое небо озаряется залпами салюта.

С Новым Годом!

Весь год прекрасен – от начала до конца!

Ведьма Лаштрака

Ведьма по сути – коварная, грозная,

Искоса глянет – ударит гроза.

Слабая в чем-то, а в чем-то – стервозная,

Гневом пылают стальные глаза.

Стелла Митчен47

Расскажу о довольно жуткой истории, которая случилась со мной в верховьях реки Лаштрак (Ставропольский край) под перевалом Адзапш в Главном Кавказском хребте осенью 1982 года. Так уж вышло, что в тот год мне пришлось в одиночку путешествовать вдоль восточных границ Кавказского заповедника, правда, что называется, не от хорошей жизни.

От поселка лесорубов Пхия в верховьях Большой Лабы я добрался до поляны Седьмого поста, что находится почти у впадения Лаштрака в реку Санчаро.

В один из дней с палаткой и небольшим запасом продуктов я направился на юг, к перевалу Адзапш. Примерно в 6 километрах от Седьмого поста встретил минеральные источники, спускающиеся по крутому склону к реке по разноцветным (белым, оранжевым, желтым, буро-красным, бледно-сиреневым) желобам. Это свидетельствовало о том, что на сравнительно небольшой территории здесь находятся выходы разных по своему минеральному составу источников. Многочисленные округлые каптажи минеральных вод были обозначены на камнях надписями, оставленными местными жителями: «От желудка», «Для глаз», «От суставов», «Для сердца».

Поднявшись вдоль реки, минут через сорок, я вышел в верхний перевальный цирк с озерком посередине. Здесь я и остановился на бивак.

К вечеру температура падает, яркие крупные звезды высыпают на угольно-черном небосклоне. Тишина. Только изредка слышны далекие редкие удары отдельных, сброшенных ветром со скал, камней. Но, вот с юга, от перевальной седловины, шевельнул палатку первый легкий порыв ветра, затем еще один и еще. Звезды замелькали в разрывах стремительно наползающих туч. С очередным хлестким ударом ветра прилетела первая порция колючего холодного дождя. Я прячусь в палатку и медленно погружаюсь в сон под монотонный шепот дождя. Мысли сливаются с беспредельностью ночи.

Вдруг отчетливо слышу: «Не ждал, не гадал, а в беду попал!».

Я машу рукой и прогоняю шептуна.

А он с другой стороны: «Беда беду родит. Бездна бездну призывает».

Я опять отмахиваюсь.

А он вновь: «Будешь ощупью ходить в полдень, как слепой впотьмах».

Я сержусь, хочу встать, и вдруг вижу в палатке слабый призрачный свет. Здесь что-то есть, что-то другое, нереальное, неземное, но осязаемое.

Из светлого, полностью окутывающего внутренность палатки тумана, медленно появляется длинная белая рука, вся в слабо звенящих браслетах на запястье.

Затем в таинственном колеблющемся свете появляется женщина в белых невесомых одеждах. Бледные линии очерчивают мраморный овал ее лица. Высокий открытый лоб. Длинные седые волосы как кисея, сливающаяся с туманом, жемчужно-дымной россыпью ложатся на плечи. Глаза закрыты. Тонкие губы преломляются в дьявольской усмешке. Женщина медленно приближается ко мне, а затем, – внезапно впивается руками в горло и начинает медленно стискивать его мертвой хваткой. Ууу, Ууу, Ууу…

Я хриплю, пытаюсь сопротивляться, но тщетно. Задыхаясь, последним усилием отталкиваю ведьму от себя и… просыпаюсь весь в поту.

«Косы растрепаны, страшная, белая,Бегает, бегает, резвая, смелая.Темная ночь молчаливо пугается,Шалями тучек луна закрывается.Ветер-певун с завываньем кликушМчится в лесную дремучую глушь.Роща грозится еловыми пиками,Прячутся совы с пугливыми криками.Машет колдунья руками костлявыми.Звезды моргают из туч над дубравами.Серьгами змеи под космы привешены,Кружится с вьюгою страшно и бешено.Пляшет колдунья под звон сосняка.С черною дрожью плывут облака.48

В кромешной тьме и неестественно пронзительной тишине постепенно соображаю, что палатка моя упала, прижатая сверху чем-то тяжелым. Нащупываю в боковом кармане палатки фонарь, и с трудом расстегнув вход, вываливаюсь наружу. Вокруг сплошной белый покров. Снегу навалило уже сантиметров 30, не меньше. Поднимаю и хорошо закрепляю стойки, отряхиваю крышу палатки от снега и отбрасываю его подальше по всему периметру моего пристанища. Понимаю, что моему путешествию пришел конец.