Полная версия
Виктория
Антонина Иванова
Виктория
5 часов утра. Сна ни в одном глазу. Вика лежала, не шевелясь, стараясь не разбудить Елену Прекрасную и думала о завтрашнем дне. А что завтра… Завтра, нет, уже сегодня, ей, Виктории, исполняется 16 лет. А что потом? Куда она? Что ждет её? Рынок ждет. И все сражения на нём. Уехать бы… Куда?.. Вика задумалась. А ведь у неё нет даже мечты. Вот о чём мечтала она последние годы? Задумалась… Она реально знала, что будет сегодня. И даже это состояние реального наступало только тогда, когда наступало это сегодня. В завтра, через сегодня, она не переносилась. Не перескакивая через время, Вика жила ради одной цели, которую поставила перед собой в детстве, когда поняла, что у нее нет папы. «Мы докажем ему, что можем жить и без него. И всё у нас будет хорошо. Я буду всю жизнь работать, чтобы мы смогли накопить нужную сумму на операцию Елены Прекрасной. Это будет нашей главной победой. И вот тогда мы скажем: Ура! Мы сделали это! Ведь я – Виктория!».
Вместе с ней и той целью рядом шагала вера. Они, цель и вера, как бы, взяв её с обеих сторон за руки, вместе с ней росли, взрослели. Вот так втроём они дошли до сегодняшнего дня.
Даже имя её было целенаправленным. Вика где-то прочитала, что имя в жизни человека имеет судьбоносное значение. «Ну, моё, точно, соответствует одной большой схватке», – с грустью подумала Вика. В ее небольшой жизни уже не раз подтверждалось назначение её имени. В зависимости от ситуаций к победоносному «Ура» добавлялось: «Я смогла…», «Виктория!» Все маленькие победы давались в смеси со страхом, слезами, упорством характера. Мама считает, что Вика свою первую победу одержала, находясь ещё в ее утробе: после долгого и упорного сопротивления отец дал ей, свою фамилию и отчество. И вскоре «капитулировал».
Воспоминания об отце вызывали в душе Вики смешанные чувства: тоску, боль, ожидание. Но никогда не было злости, ненависти. Образ виртуального отца мама пронесла через всю их жизнь. Она не хоронила его, наделяя героическими качествами; не скрывала, что он, как «Дон-Кихот», сражаясь с «ветряными мельницами» за свою свободу, побоялся связать себя её любовью; а она, как верная «Санчо», ждала его возвращения, позволяя ему присутствовать в её жизни, как кораблю, плывущему без компаса. Главное – она его любила. Такого… какого хотела любить. И знала, точно знала, что он любил её, по-своему. «Он ваш отец и мой любимый мужчина», – внушала она им и себе, сопротивляясь восприятию действительности, которая иногда выливалась солёной жидкостью в подушку. Только ночь и картинка на кухонной стене были свидетелями её душевной боли.
Неожиданно слеза скатилась по щеке и остановилась в уголке рта.
Негромко шмыгая носом и слизывая солоноватую жидкость, Вика про себя повторила слова, ставшие смыслом её жизни, целью ее жизни: «Ленка будет ходить!» И будто поставив точку в якобы уже состоявшейся победе, глаза закрылись, и она поплыла навстречу завтрашнему дню.
Вика проснулась от того, что Тяфа, повизгивая, облизывал ей лицо своим тёплым языком. Не открывая глаза, Вика обхватила собаку и крепко прижала к себе.
– Тяфа, Тяфочка, Тяфуля, ты моя собачуля. Я тебя очень люблю.
– А меня, – раздался веселый голос Ленки.
Открыв глаза, Вика остановила свой взгляд на сестрёнке, которая сидела, оперевшись спиной о подушки, и держала в руках лист ватмана.
Вика подскочила к Еленке и взяла рисунок. То, что было нарисовано, вызвало у неё неподдельный интерес: перед стройной девушкой, в белом развевающемся платье, на колене стоял принц, протягивая корону. Девушка на рисунке была очень красивая. В душе волнительно затрепетало. Что-то, чуть уловимое, в нарисованной девушке напоминало её, Вику. Она снежностью посмотрела на Еленку и сказала: «Очень красивая».
Ленка смотрела на Вику искрящимися глазами.
– Я вчера видела сон. Принцессу. На ней было очень красивое платье. Принцессу увёз принц, на белом коне, далеко… Я думала, что подарить тебе на день рождения? Решила подарить свой сон, – взволнованно произнесла младшая сестра.
Вика достала из коробочки кнопки и приколола рисунок над Ленкиным топчаном. Затем отошла в сторону и, сбоку, посмотрела на рисунок.
– Викочка, а принцесса в моем сне – это ты.
– Ага, принцесса, – с рынка. Это ты у нас принцесса. Да и принц у кого-то уже имеется… – поддела Вика Еленку.
Присев на корточки перед сестрой, Вика продолжала её подначивать:
– Чего покраснела? Восточный принц на белом скакуне…
Ленка зарделась, а глаза стали грустные.
– Я во сне танцевала. Так много танцевала, что у меня даже заболели ноги.
У Вики запершило в горле. Но распускаться какие-то там нюни она себе не позволяла. Она была старшей сестрой, а старшая – значит сильная. Сглотнув ком горечи, Вика привычным движением приподняла сестру за руки, а та, обхватив её за шею, повисла на ней. Поддерживая ноги сестры у себя за спиной, Вика закружилась с ней по комнате.
– Мы будем с тобой танцевать. – Вика поцеловала сестру в прохладный нос. Еленка, нежно прижавшись щекой к щеке Вики, тихо проговорила:
– Вика, ты повесь рисунок над своей кроватью. Это ведь твой принц.
– Ну раз ты не признаешь этого красавца за своего, я повешу рисунок, напротив. Каждое утро, открыв глаза, я буду смотреть на безызвестного принца.
– Вика, у нас обязательно будут принцы.
Нежно обнимая сестру, Вика подумала: «Вот у Ленки есть мечты. Они, как картинки в калейдоскопе, сменяют друг друга. Одна краше другой».
Осторожно посадив сестру в подушки, Вика стала массажировать ей ноги. Комплекс физических упражнений, который им показал китайский лекарь, они с мамой проделывали ежедневно. Это занятие больше походило на игру, чем на обязательную лечебную процедуру. Ленка звонко смеялась, будто ей было уж очень щекотно. Вика, поддерживая настроение сестренки, тискала, мяла, щипала не только ноги, но и другие части её тела. А та ещё больше заходилась в смехе.
Тяфа, который прыгал около сестер, поддерживал их возню громким лаем. В квартире стоял такой шум, что приходилось вмешиваться маме. Тяфка понимал, что это его веселье привлекает внимание самой старшей. Но ее показное внушение совсем не действовало на псиный восторг. Сначала Тяфа притих, повел ухом в сторону мамы, будто прислушивался к ее увещеванию, а затем тявкнув в знак примирения, с веселым лаем бросался к сестрам. Радуясь, что он является непременным участником веселья, пес еще с большим рвением подбегал к маме, приглашая и её к их общему развлечению. Кто может притормозить его неугомонное веселье, так это только Вика.
Про Вику говорят, что она сильная, и добавляют: с характером. Однако самый сильный в их семье – это их мамочка. Девочка задумалась. Она вспомнила ночь, когда проснулась от того, что услышала из комнаты мамы странные звуки. Прислушавшись, Вика поняла, что мама плачет. Девочка соскользнула с постели и побежала к мамочке. Забравшись на диван, она прижалась к ней и стала её гладить. Обнимая свою старшенькую дочь, мама стала ей рассказывать о себе, об отце, о ней, о Ленке, о тё Томе.
Истории о жизни излагаются до сих пор.
ЛЕРА и «БРЭД ПИТТ»
Лера, то есть мама Вики и Еленки, родилась в семье военного. Её отец, укрепляя границы Родины: от Кушки до Новой земли, от Калининграда до Сахалина, дослужился до полковника. Вместе с ним «службу несли» жена и дочь. Родители Леры были романтиками. Им хотелось всё увидеть, побывать на всех рубежах необъятной страны. Поэтому офицерская кочевая жизнь им была не в тягость.
Мама, имея диплом Текстильного института легкой промышленности, не смогла в своей странствующей жизни применить этот «легкий» арсенал знаний. В военных городках с работой всегда было напряженно, и, как большинство офицерских жен, мама не работала. И всю заботу о муже и дочери она добровольно возложила на себя.
Папа служил, Лера училась, а мама старалась, чтобы ничто не мешало выполнению их задач.
Потрясение, вошедшее в их семью, мама тоже пыталась спрятать в себе. Когда при выполнении своего долга погиб отец, мама, как тогда казалось Лере, очень сдержанно перенесла это горе. Похоронив мужа, мама твердо решила переехать на свою историческую Родину, в российскую глубинку. Это решение удивило дочь ещё и потому, что ей оставался один год до выпускного бала. Лера не видела никаких причин такого быстрого бегства. Тогда мама не объяснила дочери, что как только полковника похоронили, его семья стала никому не нужна. Начальство полка потребовало освободить их квартиру и переехать в меньшую, без коммунальных удобств. Мама не хотела вливать в душу дочери свою обиду, свое разочарование в людях. Эти недомолвки, не доведенные до сердца дочери, остались пограничной межой в их отношениях. О чём, в дальнейшем, с горечью вспоминала Лера.
Обустроившись в двухкомнатной квартире, оставшейся после бабушки, жизни матери и дочери потекли по двум параллельным колеям. Лера, успешно окончив школу, поступила в Политехнический институт. Мама, без стажа работы, утратив квалификацию дипломированного работника, нахлебавшись душевного опустошения, пыталась изо всех сил выкарабкаться из «моря перемен». Она и сейчас продолжала выполнять свою задачу: ничто не должно мешать учёбе дочери. Но временные подработки в небольшом губернском городке не давали устойчивого заработка, и Лере приходилось иногда по вечерам и выходным дням вместе с мамой мыть лестницы многоэтажных домов. И тогда закрадывалась обида на маму. Лера понимала, что мама ни в чём не виновата, но это чувство почему-то возникало. И только потом Лера поймет, как она была далека от самого близкого ей человека. Но это придет позже…
Институтские годы, в которых осталась страшная памятка о смерти мамы, проходили без излишних усилий. Учеба не угнетала Леру, она всегда училась легко. Однако в студенческой жизни ей чего-то не хватало. Она с легкой завистью смотрела на однокурсниц, бегающих на свидания, обсуждающих со смехом, а то и со слезами, девичьи секреты.
Кратковременные сердечные томления у Леры были, но со стороны кавалеров она усматривала больше мальчишеского самоутверждения, чем понимания серьезных отношений. Поэтому на однокурсников девушка смотрела с легкой иронией «взрослого» человека.
На третьем курсе Лера стала замечать повышенный к себе интерес одного из преподавателей института. Многие студентки добивались его расположения. Но к этим девичьим «посягательствам» педагог относился снисходительно. Однако Лера отметила, что в её присутствии педагог теряется и краснеет. Она понимала, что это обозначает. Но для неё семейные мужчины были «табу». Поэтому симпатия преподавателя не переросла «в служебный» роман.
Своё, то, Лера встретит в другом институте.
Социалистическое общество уже вовсю размывал поток «плюрализма». И считая, что сейчас не до «Альмы Матер», многие студенты стали покидать стены своей «кормящей матери…». Наступила эра: «Куй железо, пока…». Но Леру, от вольнодумного решения, удерживала дисциплина, привитая в семье военного. Да и себя, пока, она не видела нигде, кроме как в ЖКХ. А для этого не надо было четыре с половиной года учиться. Поэтому, следуя народному изречению: «Ученье – свет, неученье – тьма», теоретические знания Лера пошла закреплять в единственный в их городе НИИ, куда её направили на практику.
Руководительница практики Тамара Петровна отнеслась к Лере тепло и дружелюбно. С первых минут знакомства между ними установилось обоюдное понимание. При собеседовании куратор практики провела с Лерой инструктаж «безопасности» взаимоотношений с коллегами.
Сразу у входа в отдел, куда её привела Тамара Петровна, за столом с табличкой «Дежурный отдела», сидел немолодой сотрудник, уткнувшись в книгу. Бросив взгляд в содержание книги, Лера выхватила несколько фраз: «юбка с нее сползла…»; «он резко дернул её на себя…»; «все закончилось очень быстро».
Дежурный по отделу так был увлечен чтением, что совсем не отреагировал на вошедших.
Тамара Петровна, прикрыв ладонью чтиво дежурного, легонько подтолкнула практикантку вглубь отдела. Хлопнув в ладоши, чтобы привлечь внимание сотрудников отдела, она ободряюще посмотрела на Леру.
Из инструктажа своей наставницы девушка поняла, что увидит в отделе около двух десятков работников. При обозрении помещения она, кроме дежурного, увидела только несколько человек. Но это нисколько не смутило Тамару Петровну. Она воодушевленно обратилась к коллегам:
– Господа-товарищи! Это Валерия. Будущий молодой специалист, направленный в наш институт, к нам в отдел на практику.
Из-под стола, стоящего напротив дежурного отдела, показалась женская голова. Окинув взглядом Тамару Петровну, голова снова нырнула под стол и вынырнула с карандашом в руках. Но так и осталась в позе «голова без туловища».
Из-за непонятного загромождения, исполнив каскадерский трюк на стуле, выглянул мужчина. Из разных углов отдела себя проявили ещё двое. Видя обнаружившийся интерес к своему обращению, Тамара Петровна продолжила пламенное выступление:
– Коллеги, от нас зависит судьба молодого специалиста, вверившего себя в наши руки…
– В ваши руки, дорогая Тамарочка Петровна, – весело откликнулся каскадёр на стуле.
Наставница с лёгкой иронией хмыкнула и пафосно продолжила свой спич к малочисленной аудитории:
– Давайте с пониманием отнесёмся к выполнению наиважнейшей задачи: становления научных кадров на рельсы перестроечного локомотива, продвигающего наше государство…
Тамару Петровну перебил голос, донёсшийся из дальнего угла: «Паровоз-то запустили, а про коммуну позабыли. Пролетел тот локомотив без остановки в непросветную даль».
«Женская голова», то ли прониклась речью выступавшей, то ли устала находиться в неудобном положении, села на стул и, как прилежная ученица, подперев подбородок руками, стала внимательно слушать коллегу.
Тамара Петровна, не сбавляя вдохновения, продолжила свое обращение к сослуживцам:
– Господа! Сейчас наш институт, как никогда, нуждается в молодом пополнении. Повторяю, от нас зависит, какие кадры вольются в наше научное сообщество. У нас общая задача – помочь молодому специалисту понять свою необходимость в развитии научного потенциала нашей страны.
Дежурный по отделу нехотя оторвался от захватывающегося чтения и недовольно посмотрел на коллегу. Видимо, раздражаясь, что Тамара Петровна помешала ему сосредоточиться на интимном сюжете романа, с досадой произнес:
– Ну, ты, Тамарочка Петровна, как всегда, в первых рядах и с лозунгом: «Вперед! К победе коммунизма». А он, этот «коммунизм», «тю-тю», даже не родившись. И сегодня, в основном, становление молодого специалиста зависит не от нас, а от денежного содержания научных кадров.
– Виталий Павлович, вы только о деньгах и говорите. Но ведь счастье не в деньгах, и подтверждение тому – ваше, до сих пор, присутствие в стенах нашего родного НИИ. И не омрачайте, пожалуйста, начало трудовой деятельности такой милой девушке, – почти пропела «женская голова».
– Да, когда-то, Великие нас учили – «Деньги – зло». А нынче времена диктуют иное: – «Деньги не роскошь, а средство для выживания». Жизнь поменялась. Сегодняшняя – стала очень дорого обходиться, – огрызнулся дежурный. – Вот дочитаю «житейский альманах», проникнусь пониманием текущего момента, может, и сменю родные стены.
– Коллега! – обратился к Валерии «каскадёр»: – Мы обязательно примем во внимание пламенные призывы Тамарочки Петровны. И окажем вам и дружескую, и моральную поддержки. Мне, например, очень приятно видеть среди угасающей научной интеллигенции молодые и о-очень симпатичные лица.
– Вот-вот, – поддержала «каскадёра» «женская голова», – надо с оптимизмом смотреть в жизнь. А Вы, Виталий Павлович, из своих «опусов» одни страшилки в жизнь переносите.
– Готовлю себя к встрече с нашей реальностью, как говорится «лицом к лицу…». Наше, уже наступившее, бытие в этих «трудах» самыми радужными красками описывается. А молодое поколение скоро само разберётся, что оптимизм, не поддержанный материально, вскоре превратится в пессимизм. И человеки, – тут дежурный обратился к «женской голове», – дорогая, Галина Владимировна, нуждаются не только в духовных наставлениях. Они кушать ещё хотят. Не далее, как вчера вы хотели разнести эти родные стены, когда не вытащили «куриный заказ». Надо смотреть правде в глаза: «Не в деньгах счастье» – это древнее утверждение сейчас стало не актуальным. И не будем прятать голову… под стол.
Вскинув голову, Тамара Петровна окинула коллег снисходительным взглядом.
– Демагоги! Нашли, что молодому специалисту в напутствие сказать. У вас только деньги в голове. «Деньги – не голова, дело наживное». Пойдемте, коллега, на рабочее место. – И обратившись снова к «переполненной» аудитории, громко сказала: – Эти тетеньки и дяденьки – хорошие, они… просто не успели позавтракать.
И как бы ни расходились во мнениях взгляды научной интеллигенции с меняющейся идеологией общества, и им приходилось подстраиваться под неё, согласно народной поговорке: «Хочешь жить – умей вертеться». А как вертелись учёные мужи, Лера познала на следующий день.
Почти ежедневно проходила плавная ротация сотрудников. Тех сотрудников, с кем Лера познакомилась вчера, сегодня на работе не было. А с некоторыми сотрудниками Лера знакомилась только в день зарплаты, которую почему-то стали выплачивать раз в три месяца. Вахтенный метод позволял им коммерциализироваться в местный рынок, выходя из научно-депрессионного состояния.
Тамара Петровна, не забывая загружать стажёрку работой, тоже отсутствовала один, два раза в неделю. Наставница решала насущные вопросы, не падая духом и не паникуя. Своё временное отсутствие оправдывала жизненной реальностью: «Налаживаю связи за стенами института для возмещения финансовых пробелов». С её возвращением в отделе открывался «шопинг», реализовывая чулочно-носочные изделия. Где и как доставались товары народного употребления, когда и «легкая», и «тяжелая» промышленности в одно мгновение перестали выпускать то самое, народное, было известно только русскому человеку.
Однако в погоне за пониманием текущего момента Тамара Петровна в полном объёме отрабатывала свои проценты руководителя практики. Она была не только знающим, толковым научным сотрудником, но и гидом по преодолению жизненной сумятицы. Разглядев в практикантке безопытность самостоятельного бытия, наставница параллельно с научными постулатами вводила её и в курс жизневедения. Тамара Петровна относилась к категории людей, которые легко проникали внутрь выбранной ею души. «Я чую родственную душу, где мне будет тепло и не тесно», – говорила она девушке. И Лера добровольно впустила наставницу в свою душу. Она нашла в этой женщине верную подругу, «теплую жилетку», в которую без стеснения можно было поплакаться. А обращение без отчеств, предложенное попечительницей, стирало возрастные грани.
Свои возрастное границы Тамара определяла своим умозаключением. Она считала, что разумное, осознанное становление женщины начинается с сорока лет. И ей до порога в осознанную жизнь оставалось десять лет. «Меня начать осмысление жизни раньше установленного срока подвигли три «бракованных» союза», – язвила наставница над собой.
Мужчинам, протоптавшим три борозды в её жизни, Тамара, в некотором смысле, была благодарна. Бабник, пьяница, альфонс – были контрастным душем, закалившим её. «Никогда не вини мужика, если ты с ним провела ночь, а на утро не выставила», – вразумляла она Леру.
После потери родителей именно в этой женщине Лера найдёт опору во всех своих удачах и неудачах. С первого дня их встречи Тамара, крепко взяв её за руку, повела по коридорам НИИ и по жизни.
Как «все дороги ведут в Рим», так все коридоры НИИ вели в столовую. Там, как на подиуме, всех можно рассмотреть и обо всех всё узнать. На этом «дефиле» Лера увидела своего единственного.
Сидя за столом и дегустируя столовские изыски, Тамара внедряла Леру в «гламурное» общество сотрудников института.
– Люська продолжает атаку, – тихо, чтобы слышала только Лера, проговорила Тамара, лёгким кивком головы показав в сторону буфета.
Лера медленно оторвала взгляд от любимого «Оливье» и посмотрела на очередь у стойки буфета. Там молодая девушка (Лера поняла, что это и есть Люська) кокетливо разговаривала с седовласым мужчиной. Будто почувствовав на себе взгляд Леры, собеседник девушки повернулся в зал столовой, по направлению их столика. Девушка приятно удивилась: седина сзади, предполагающая почтенный возраст мужчины и его лицо – были в контрасте. Голубые глаза, приятная улыбка, слегка тронувшая губы, обозначили его молодость. Людей по внешности Лера всегда соотносила с какими-нибудь знаменитостями. Голубоглазый походил на американского актера Брэда Питта, фото которого она недавно видела в журнале «Огонёк».
«Симпатичный, около тридцати», – по внешним данным оценила Лера мужчину у стойки буфета. Сердце, будто согласившись с такой оценкой, гулко застучало. «Брэд Питт», продолжая слушать девушку, и по нему было видно, что разговор не был ему в тягость, скользнул взглядом по Лере. Глаза встретились.
– Не поперхнись, – чуть шевеля губами, прошептала Тамара.
Лере пришлось «уткнуться» в салат, чтобы не выдать своего внезапного волнения.
– Давай, Лерик, доедай салат и пойдём. А то дробь твоего сердечка уже слышат за соседним столом. Держись подальше от этого «пожирателя» женских сердец. Этот товарищ, что-то вроде «переходного вымпела», за который соревнуются между собой почти все девицы НИИ, – наставница решила сразу поставить точку на внезапно нахлынувших чувствах своей подопечной, которые явно просматривались в волнительных движениях вилкой по тарелке с салатом.
Лера хотела опровергнуть точное видение наставницей её состояния, но… сердечный ритм, почему-то, не унимался. Девушка отодвинула «Оливье», который утратил свою кулинарную привлекательность, и невинно посмотрела на кураторшу.
Усмехнувшись, Тамара сказала:
– Пошли, всё равно вилкой мимо тычешь.
Приняв небрежно-безразличный вид, Лера направилась к выходу вслед за наставницей. Проходя мимо «бомондной» публики у стойки буфета, Тамара, сделав приветственное движение рукой, обратилась к «вымпелу»:
– Художник, как там моя работа?
– Завтра с утра прошу вас, – с ударением на последнем слове ответил «Питт», не выпуская из поля зрения Леру.
Девушка, развлекающая партнера по очереди, по-родственному, прильнула к нему. Тамарочка Петровна громко хмыкнула. А Лера поняла: «Товарищ занят». Перехватив «дуэль взглядами», наставница, подхватив под руку практикантку, нежно проворковала:
– Не обольщайся. Его глазки не одну Джульетту обманули. А ты – девушка неопытная… – нарочито глубоко вздохнув, она добавила: – Придётся преподать тебе и амурные истины.
Лера искоса посмотрела на Тамару. Еще в первый день, когда она увидела эту женщину, то по внешности, сравнила её с артисткой Мариной Голуб. А чем дальше они общались, Лера всё больше находила в Тамарочке Петровне сходство с героинями той артистки. С Тамарой было легко. Её уверенная поступь по жизни с призывом «no problems», умение без нытья решать наболевшие проблемы – поддерживали в молодой девушке дух оптимизма.
Обычно на работу Лера приходила раньше сотрудников отдела, за исключением дежурного. Дежурство – это святое. Отгулы, прогулы, опоздания засчитывались из запаса дежурств. Но сегодня она не торопилась, потому что дежурной была Екатерина Ивановна, всегда опаздывающая на дежурство. Однако в журнале дежурств время прихода успевала проставлять минут на… раньше своего прихода. Практикантам не полагалось вскрывать помещение отдела, о чём Лера сожалела, особенно в дежурство Екатерины Ивановны. Ждать её прихода, а потом выслушивать её «сказки» про заторы на дорогах (а жила она в пяти минутах от НИИ) Лера не хотела. Подойдя к закрытым дверям отдела, девушка решила подняться этажом выше, где вывешивались стенды с объявлениями об общественной жизни института.
