Письма из прекрасного далека. Книга третья. Малая родина

Письма из прекрасного далека

Книга третья. Малая родина

Валерий Красовский

© Валерий Красовский, 2018

ISBN 978-5-4490-5415-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Что считать своей родиной? Вопрос во многом риторический. Если по душевному чувству – это деревня, поселок или город. Если по гражданской позиции это страна. Я родился в деревне Синицы Витебской области, как написано в свидетельстве о рождении. Если же рассматривать этот вопрос с медицинского аспекта, то местом рождения будет небольшая амбулатория в поселке Островно. Но это не принципиально. У меня со словосочетанием малая родина ассоциируется не одна деревня, а три – Синицы, Белое и Долгое. В Синицах я жил до трех лет, в деревне Белое до окончания средней школы, а Долгое – это обитель моих предков. Там у меня теперь дача.

Укромная, затерянная среди полей обитель жизни для нескольких десятков семей, известная как Синицы, была похожа бытом, обычаями, говором, кулинарными предпочтениями на другие деревни нашей ойкумены. Вдоль улицы, протянувшейся с севера на юг, располагались деревянные, серого облика, испытанные ветрами и зимними стужами, жилые строения – хаты, крытые соломой и другими пригодными для защиты от осадков материалами. По этой причине некоторые прямоугольники крыш смотрелись как лоскутные потрепанные одеяла неунывающей бедноты. Смена растительных кровель на более долговечные покрытия происходила постепенно, по мере обретения сельчанами достатка или связей на домостроительном комбинате областного центра. К жилым и хозяйственным срубам примыкали огороды, завершавшие свое трудовое многолетнее устремление возле ручья, протекавшего по низменности со стороны Лихошино вдоль всего селения и дальше в направлении озера Саро. Между огородами и ручьем были вырыты сажалки, или небольшие водоемы, имевшие особое предназначение. Деревенские жители были мастеровиты: плотничали, столярничали, ковали и клепали металл, делали кирпичи и клали печи, сучили паклю и ткали полотна, пахали, сеяли, рыбачили, по достижении определенного возраста призывались на флот и в армию для защиты рубежей отчизны. Все, что могли делать сельчане, трудно перечислить. Но об одном их умении мне хочется рассказать. В зимнее время любители своего ремесла изготавливали во множестве деревянные бочки, как для своей семьи, так и по заказу соседей. Изделия стягивались сверху и понизу железными обручами, из местной кузни. Чтобы емкости уплотнились и не протекали, в них на некоторое время заливали воду для набухания досок. В летние месяцы деревенские на своих грядах в изобилии выращивали огурцы, промывали их, помещали в подготовленные бочонки, добавляли соль и специи, обычно это был лист смородины и укроп, затем плотно закрывали крышками и погружали на самое дно сажалок. В таком подводном положении продукт выдерживался всю зиму до апреля месяца. Еще не растаявший лед разбивался, баграми доставали консервированный деликатес и по вскрытии тары употребляли в пищу. Излишки вывозили на телегах в город на продажу. На городских базарах в эти дни было оживленно, так как покупателям очень нравились хрустящие в меру соленые огурчики, произведенные и сохраненные таким оригинальным способом в селении с ласкающим слух названием Синицы.

Как выглядел домик, где проживали дед с бабушкой и некоторое время родители, можно представить по этому снимку.

Вход в сени. Начались работы по ремонту строения.

Крыша, как видно, соломенная. Кровлю заменили вначале на гофрированные пропитанные гудроном черные, пахнущие асфальтом листы, а затем на шифер. Дед Григорий к тому времени умер, а бабушка Кристина была слаба здоровьем. Ремонтные работы проводили мы с братом.

Солома с крыши сброшена. Ее убирает приехавшая в гости жена старшего сына Василия. Виден фрагмент дома, покрытый свежей шалевкой.

Солома складывается в стожок. На снимке бабушка Кристина и мать.

Стропила заменены, приколачиваем латы.

Теперь осталось только настелить шифер.

В последующем дом неоднократно ремонтировали, строение было довольно ветхое, пережившее случайно войну.

В две тысяча девятом году, когда еще был жив отец, правда уже едва ходил, я сделал снимок их обители. Мои «Смена», «ФЭД» и «ЗЕНИТ» остались в прошлом. Теперь я пользовался цифровой фотокамерой. Несмотря на довоенный возраст строение усилиями его обитателей имело неплохой вид.

Зимой большинство домов в деревнях, особенной отдаленных, пустуют. В летние месяцы становится оживленней. Пенсионеры покидают приюты у своих детей и перебираются на природу.

Ну, а теперь снова отправимся в прошлое. Мне в наследство достался небольшой, но достаточный для памятных воспоминаний архив фотографий. С помощью сканера и компьютера мне удалось перевести их в цифровой формат. Далее по тексту предлагаю небольшую подборку моих афоризмов на тему прошлое и настоящее.

Человеческое сознание можно представить коммутатором времени, соединяющим прошлое с будущим.

Человек должен быть связующим звеном между прошлым и будущим, а не затычкой.

Прошлое наше гораздо пространнее того, что нам помнится о минувшем.

Природа не ведет дневник событий, она лишь формирует причинно-следственные связи, по которым можно путешествовать в минувшее.

Причинно-следственные связи развертывают структуру природы в направлении вектора времени.

Вначале люди видоизменяют настоящее по принципам удобства и необходимости, а затем по эстетическим представлениям.

Прошлое не только клад для будущего, но и мусорное захоронение.

Кривое прошлое не выпрямишь.

Если прошлое можно спрятать, значит, оно вещественно.

Минувшее неминуемо.

Сколько раз ни возвращайся в прошлое, а моложе не становишься.

Прошлое постоянно на связи.

Некоторые только благодаря прошлому терпят настоящее.

Прошлое – неисчерпаемый клад для будущего.

Одни живут прошлым, а другие прячутся от него.

Это сколько же надо прожить, чтобы вернуться в прошлое?!

Уходя в прошлое, не впадайте в детство.

То, что миновало, для одних – вздох облегчения, а для других – повод для печали.

У живущих прошлое дальше настоящего не уходит.

То, что миновало, не всегда в прошлом.

Какие прекрасные варианты прошлого можно напечатать в типографии!

Если урожай минувшего доверить настоящему, то в бочонках будущего можно получить отменный напиток.

Ну, а как же быть с настоящим?

В настоящем нужно купаться, как в волшебном озере.

Жить только в настоящем могут те, у кого еще нет воспоминаний и планов на будущее, то есть дети.

Реально только настоящее, так как прошлое – это воспоминания, а будущее – представления.

Вкус сладкого ощущается только в настоящем.

Какую наименьшую единицу времени считать настоящим?

Настоящее никогда не проходит и оно неизмеримо.

Настоящее консервирует прошлое, чтобы в будущем было чем питаться вечно голодному воображению.

Настоящее иллюзорно, прошлое искажено, будущее непредсказуемо, а жизнь ошибок не прощает.

Настоящее всегда с нами, и доступно оно только чувствам.

Не откладывай на завтра то, от чего хочешь избавиться сегодня.

Мне восемь месяцев. Ходить естественно не умею, но сижу достаточно уверенно. Снимок сделан каким-то бродячим фотографом и выкуплен родителями.

Я в том же возрасте вместе с родителями.

Мне уже скоро три года.

Мой родной дядя Терентий и его дочь Лена. Снимок сделан в деревне Долгое.

Лена держит подарок, который она привезла для меня из Москвы.

Я с отцом. Потихонечку взрослею.

Снимок того же времени, как и предыдущий. Серьезен не по возрасту.

Родители к этому времени переехали на постоянное жительство в деревню Белое, где продолжили работу по специальности в местной восьмилетней школе.

Один из классов в школе деревни Белое. 1952 год.

Это наша семья. В 1954 году у меня появился младший брат. В это же время родители начали строить дом, а до этого снимали комнату у старика по имени Егор Бонифатьевич.

Я и мой младший брат Вячеслав. 1956 год.

Дом в деревне Белое, который родители строили в течение нескольких лет.

У деревни и озера были одинаковые названия. Озеро называлось Белым, потому что у него была чистая и прозрачная вода. На снимке Егор Бонифатьевич с супругой.

На фоне озера во время полного штиля. Гладь воды, как зеркало.

Один из местных философов. Добродушный отзывчивый старик.

У сельских жителей в семьях было в основном по два ребенка, лишь у некоторых больше. Эта девочка у Калиновых третий ребенок. Вдали виден полуостров с названием Нарог с ударением на «а». Там на озерном берегу когда-то находились панские хозяйственные строения, был посажен большой сад, который щедро плодоносил, потом он стал принадлежать колхозу. Летом местная ребятня охотно угощалась его плодами. Усадьбу сбежавшего пана переоборудовали в сельскую школу. В настоящее время озеро окружено кольцом дачных коттеджей. От панских хором не осталось даже фундамента.

Старший брат матери Василий и я с братом.

Мой друг детства Николай.

Вот и весь наш класс. В то время интенсивно развивались города и в них устремлялось сельское население в поисках достойного заработка и благоустроенного жилья. Детей на селе становилось все меньше. Отдаленные школы закрывались. Из Белое был я один, остальные из соседних деревень: Городно, Пушкари, Вядерево.

Мне нравилось иногда пройтись по деревне с фотоаппаратом и поймать несколько скоротечных мгновений жизни.

Детишки помогают родителям в прополке огорода.

На колхозном поле.

Старшая девочка из семьи Калиновых.

Из окон деревенских домов открывался прекрасный вид на озерное пространство, где волны играли солнечными бликами. Приусадебные участки доходили до береговых склонов.

Бабушка Кристина довольно часто гостила у нас.

Еще одна деревенская бабушка и ее внучка.

Наша команда тренируется перед районными соревнованиями.

За нашими тренировками наблюдал сосед по имени Яков. У него была маленькая миниатюрная, как дюймовочка жена, которая любила сочинять страшные небылицы и театрально их пересказывать. Возле дома Якова росла старая древняя огромной толщины дуплистая липа. В июле во время цветения она была окружена роями пчел.

Необходимо было научиться быстро ставить палатку, разжигать костер с одной спички, уметь ходить по азимуту. Такие соревнования проходили каждое лето.

Тренировки шли успешно.

Наши усилия не были напрасными. Среди немалого числа участников спортивной олимпиады, проходившей в сосновом бору возле районного центра Бешенковичи, мы заняли призовое место.

После того, как родители благоустроили дом, к нам летом стали часто приезжать родственники. Места вокруг были великолепны: неподалеку лес с грибным изобилием и ягодными полянами, рядом с деревней чистое озеро, на километровом расстоянии синел изгиб Западной Двины. В годы, когда рыболовецкий совхоз не тралил водоем, хорошо клевала рыба. Усатыми глазастыми раками были заселены все норки в берегах и мы их азартно ловили голыми руками, несмотря на то, что те отчаянно травмировали наши пальцы своими клешнями. На этот раз в гости приехал брат матери Василий со своей женой и сыном.

На костре варится уха. Солнце миновало зенит и начало клониться к закату.

В те времена было меньше виртуальных миров и люди предпочитали чаще встречаться.

Моя двоюродная сестра Света.

Двоюродная сестра Наталья.

Во время похода за грибами.

Знание грибных мест освобождает от лишней ходьбы.

Экспедиция завершена.

Гости из Прибалтики. В центре двоюродный брат Геннадий, справа его жена, позади отец жены и слева ее брат.

Племянник Виктор изображает себя участником войны с Наполеоном.

В ниже приведенных рассказах в художественной и образной форме представлены эпизоды из жизни сельской детворы и взрослых того времени.

ДЕРЕВЕНСКИЕ ИСТОРИИ

Тонкий лед

Стояла поздняя осень. На улице продолжалось многосерийное грустное течение дневной сумрачности. Облака привычно укутывали продрогшую землю, определить, где точно находилось солнце, не представлялось возможным. Воздух напитался влагой до такой степени, что казалось еще немного, и видимое пространство станет подводным миром. Лицо и руки доводили до сознания четкое ощущение моросящего дождя, но его проявление было неразличимо глазом. Воздушные капельки влаги группировались на безлиственных ветках яблонь, вишен, слив, калины, кустах роз, смородины и шиповника, росших вокруг дома. Иногда серая монотонность неба сменялась ползучим узором тучи похожей на клок беловатой ваты или серой пакли. Хозяйская собачонка грустно смотрела из конуры, положив голову на передние лапы и негромко поскуливая, когда мимо проходили люди, словно прося участия. Звуки человеческих голосов лениво преодолевали насыщенный парами воздух. Несмотря на хмурую погоду, дети возле школы пытались найти применение своей фантазии: играли в жмурки, прятки, пятнашки и просто резвились. Во второй половине дня ближе к вечеру вялые дуновения ветра прекратились, небо возвысилось, стало светлее, влага перестала долетать до земли. На западе над узорчатостью далекого леса появилась розоватая полоска, она становилась все шире, и можно было видеть, заходящее солнце. Воздух, освобождаясь от сырости, начал сжиматься, как высыхающая кожа на барабане, появилась гулкая полнота звуков. По лужам побежали узорчатые кристаллические рисунки льда. Мороз усиливался с каждым часом и ночью уже под звездным небом проявил себя во всей мощи.

Времена года – одно из прекрасных природных колебаний, влекущее вослед и наши чувства. Зримо наступал величественный момент перехода к иному физическому проявлению. Деревня погрузилась в сон. Мерцали звездные маяки, и царственно возвысилась над рощицами луна.

Утром деревья, сухие стебли травы, плетни и частоколы, выступы зданий были украшены белым инеем, сверкающим алмазным блеском от лучей восходящего солнца.

Двое детей мальчик и девочка по возрасту около пяти лет, одетые в пальто, воротники которых были поджаты цветными шарфами, завязанные шапки-ушанки и валенки с запасом по размеру, пробовали скользить по лужам, звеня голосами, словно колокольчики. Потом они прошли мимо школы к берегу озера, покрытому молодым льдом.

– Ура! Озеро замерзло! – послышался веселый голос мальчика.

– Ура! – вторила ему девочка.

Они, словно два мячика, покатились по склону к берегу водоема. Лед прекрасно держал детей, и они резво стали бегать между стеблями камыша, тростника и аира. Промерзшие стебли легко ломались и детишки стали из них делать метелки. Под ледяным покровом хорошо просматривалось дно, зеленые водоросли.

Вдруг девочка остановилась и, показывая правой рукой с надетой варежкой вниз, левой она держала метелку, громко воскликнула:

– Рыбка!

– Точно рыбка! – подхватил восторженно мальчик. – А вот еще одна. Их тут много!

Дети побросали сорванные тростники, встали на колени и стали наблюдать за подводным миром. Мальчик, чтобы лучше видеть, что происходило в глубине, лег и прижался лицом, насколько позволяла шапка, ко льду. Подводное царство было прекрасно.

Деревенские дома стояли на возвышении вдоль северного берега озера. Тимофей Гучков вышел из своего дома и радостно прищурился от солнечных лучей. Сверкающий искорками иней обрамлял каждую веточку и былинку. Он был пышный, щедрый с голубоватым отливом. Озеро до противоположного берега было покрыто льдом. Тимофей увидел двух детей игравших недалеко от береговой кромки и тоже решил опробовать ледяной покров. У самого берега лед его выдержал, но чуть дальше стал трещать и прогибаться. Гучков поспешил назад. Выступившая вода тут же заледенела.

– Детишки! Ну ка марш на берег! – распорядился он. – Лед еще не прочный.

Но дети и не думали его слушать. Они взялись за руки и побежали вдоль камышовых зарослей.

О чадах вспомнили матери и вскоре показались на пригорке. Гучков вернулся к своему дому и взял приставленную к фронтону длинную лестницу. С собой он также прихватил доску и пешню.

– Андрюша, немедленно вернись! – кричала мать мальчика.

– Ирочка, иди к берегу! – вторила ей мама девочки.

Гучков поместил лестницу на лед, сверху доску, уселся, пешней стал отталкиваться. Лед теперь не проваливался, и можно было перемещаться.

Дети, заметив серьезность приготовлений дяди Тимофея, отбежали еще дальше от берега.

Взрослые не на шутку были взволнованы.

Озеро было старое, древнее, мудрое. Еще с доисторических времен. Увидело оно, что дети отдаляются от берега и само обратилось к ним:

– Славные милые детишки, ваши мамы волнуются. Дальше идти нельзя. Там лед тонкий и может вас не выдержать.

Голос у озера был тихий, но проникновенный. Услышали его дети, остановились, а потом пошли обратно. Мамы их не ругали, а только обнимали и почему-то вытирали глаза носовыми платочками.

ДИЧКА

Лето наполнилось нежным солнечным теплом и плеском серебристой озерной волны. По пыльной деревенской грунтовой дороге шли трое ребятишек, весело перекликаясь между собой на языке детства, состоявшем из возгласов, смеха, отдельных слов, прыжков, взмахов руками и неподражаемой мимики. После войны не минуло еще десяти лет, и ребятишки были с небольшой разбежкой одного возраста, рожденные в период послевоенного, как сейчас говорят, бэби бума. Минуя школу, дорога далее шла по самому краю крутого берега озера. На верхней кромке берегового склона росла дикая яблоня. Часть корней яблони в результате вымывания грунта по склону была обнажена и напоминала большую куриную лапу. Дети подошли к яблоне и сорвали несколько плодов, которые оказались очень кислыми и к еде еще не пригодными. Дальше через дорогу начинался огород деда Ерохи, бородатого грузного старика. Конец носа у него был утолщен, как груша и покрыт пупырышками с черными угревыми точками. Из его ушей росли маленькие белые пушистые волосы. Бороду он периодически обрезал ножницами, чтобы не была слишком длинной.

Ероха, заметив, что дети сорвали с дички несколько яблок, пришел в ярость и с прытью не по возрасту, схватив большой кнут, бросился на них. Первый удар кнута пришелся по самому щуплому и доверчивому Стасику. Мальчишки в страхе кубарем скатились с обрыва и забрались по колено в воду, где кнут деда их не доставал. Стасик отстал от двух своих шустрых товарищей, поэтому по его спине пришелся еще один удар. Кожа тут же стала багровой от выступившей крови. Дед был взбешен. От второго удара Маленький Стасик упал на четвереньки в воде, слезы покатились и его глаз.

– Дед, ты очень злой и жадный, – сквозь слезы произнес он.

Ероха взмахнул кнутом в третий раз, но, то ли дрогнула рука, то ли Стасик уклонился, и удар пришелся вскользь. Глаза деда стреляли злобой, рот был приоткрыт, он часто дышал, борода тряслась. И тут Стасик, превозмогая боль и страх, пошел прямо на деда, приговаривая:

– Давай! Бей!

Глаза взбешенного деда, горевшие до этого ровной яркой злобой, после этих слов вспыхнули на мгновение еще ярче, стали еще шире, он вновь приподнял кнут. Стасик смотрел на него, съежившись, ожидая очередного удара, но была видно, что на Эроху свыше было ниспущено сомнение, лицо его трансформировалось в некое переходное состояние от ярости к умиротворенности. Он судорожно вздохнул и закрыл рот, сделал молча несколько непонятных жестов руками, затем грубо и длинно выругался, развернулся в своих больших кирзовых сапогах, в голенища которых были заправлены черные брюки, на нем также была длинная замусоленная серая рубашка, перетянутая бечевочным поясом, и начал взбираться по крутизне назад.