Бесполезная книга и волшебное время года. Том 2

– Почему? Следую твоей логике, сказать об этом наверняка нельзя – улыбнулся Дракон – Мне проще, Драконам не нужна логика, мы оцениваем происходящее по результату. Если твои мысли тебя так сильно зацепили, значит они важны для твоей Жизни. Таков результат этого момента Жизни. Смотри сколько разного ты уже надумал! – Дракон махнул рукой и Петров увидел телегу с одной оглоблей. На телеге, в беспорядке валялось разное барахло. Это было похоже на что угодно, но только не на мысли. Но ведь мы никогда не видели мысли вне головы – Есть еще что добавить?

– Конечно – поспешил сказать Петров и понял, что мысли о ценности его Жизни закончились. Он несколько дней мучал себя, сна лишился и казалось, что не было размышлениям конца и края. И вот…

Телега заскрипела. Одинокая оглобля поднялась. И груженная мыслями телега, сама подкатила к камину и въехала в него. Даже не попрощалась. Сгорела и всё.

– Красиво горела. Годные были мысли – Дракон поворошил угли кочергой.

Петров и до этого не был компанейским. А после этого разговора люди попросту перестали обращать на Петрова внимание. Куда-то пропала привычка делить Жизнь на важное и не очень. А вместе с этой пропажей, пропал интерес к Петрову. Но это его не беспокоило. Он смотрел и видел. Слушал и слышал. Прикасался и чувствовал. Вдыхал запах и ощущал его. Что могло иметь вкус, дарило вкус. Это было так просто.

Неправильная сказка

Вот, что с этим делать? Еще мгновение тому назад не было даже слова. А теперь мир перед тобой качнулся, за тобой захлопнулись все двери и нет пути. Нет пути. Никуда. И ничего не остается кроме как попытаться записать слова и по ним, как по ненадежным кочкам на топком болоте, выбраться в реальность, которой давно уже нет.

– И сделал он своей возлюбленной великий подарок. Даровал свободу от себя. Не изменив своему слову. Тут и сказочке конец – Дракон захлопнул книгу и чинно сложил руки на коленях. Все замолчали.

– Это неправильная сказка, с неправильным концом – принцесса шмыгала носом, готовая вот-вот расплакаться – Он её спросил? Нужен ей его великий подарок? Тоже мне даритель нашелся! Гад, он. Принц ваш.

– А по-моему принц поступил как и положено поступать в таких случаях – осторожно вступил в разговор Петров – Всё равно бы у них ничего не получилось. А так красивый финал. Вместо дурацких про «жили они долго и щастливо»

– Кому положено, Петров? – воскликнула принцесса – Конечно, он весь из себя такой великодушный. А девушке, что с этим делать? Она же любит его!

– И пусть любит. Кто ей запрещает. Какое это имеет отношение к свободе? – пожал плечами Петров. Он уже был не рад, что влез со своим мнением, когда его никто не просил об этом.

– Зачем нужна свобода, если в ней нет любви? – и принцесса зарыдала. Горько-горько. Оплакивая всем несчастных, которых вот так бесчестно освободили.

– Свобода без любви. Любовь без свободы – Дракон легко дунул и дрова в камине моментально загорелись – Вроде просто всё, да, Петров? А принцесса плачет. И нам с тобой ее не успокоить. Такие дела.

– Да ну её – возмутился Петров – Нашла о чем реветь. О какой-то сказке. Ладно бы о настоящем!

Дракон и принцесса переглянулись и ничего не сказали. А что тут скажешь? По всему прав Петров. И принц-красавчег, тоже прав. Только вот от их правоты совсем тошно становится. Даже Дракону.

Свобода без любви? Любовь без свободы? Записал сказку….

Больная сказка

Жили-были, человек и его болезнь. Неразлучно. Они может, и рады были бы разлучиться, да кто их спрашивал. Раз уж встретились, то будьте вместе.

Болезнь заботилась о человеке, как могла. Напоминала о себе. Иногда ласково и нежно, часто больно и не вовремя. Забота – штука занятная. В заботе главный не тот о ком заботятся, а тот, кто заботится. И он в своей заботе не особенно церемонится. Болезнь так и поступала. Человек терпел. Пытался избавиться от болезни. Забывал о ней, заглушал её лекарствами. Но болезнь не отступала. Она была очень верной. Как может быть верным тот, кто считает заботу своей судьбой. И кому кажется, что он лучше знает, что для другого лучше.

Иногда болезнь отпускала, давала облегчение. И тогда человеку казалось, что всё уже позади, и дальше будет только лучше. Какое наивное заблуждение. Дальше никогда не бывает лучше. Дальше бывает иначе. И болезнь возвращалась, принося человеку нечеловеческие мучения.

Им бы поговорить. Хотя бы однажды. По человечески. Выяснить, что и как. Пожалеть другого. Выслушать. Поддержать. А они бились, как заклятые враги. Человек против болезни, болезнь за заботу о человеке. Грустная история. Победителей в ней не будет. И сражаться было бесполезно с самого начала.

Кто-то сказал человеку, что его болезнь дает ему уроки. Эти уроки человек должен усвоить и выучить. Человек бросился учить уроки болезни. По обыкновению не поговорив с нею, не выяснив ничего. Болезнь не знала, ни про какие уроки. Она заботилась еще сильнее. А человек думал, что он учит урок плохо, старался еще сильнее. Им вместе становилось только хуже.

Жили-были, человек и его болезнь. И умерли в один день. Как самые близкие, родные и дорогие друг для друга. И чего, спрашивается, сражались? И могло ли быть как-то иначе?

29 февраля. Непривычная сторона реальности

Это была страшная сказка. Пропитанная ужасом и будничной жутью. Она брела по заснеженному городу, заглядывала в окна, в глаза прохожих. Собаки начинали скулить и искать защиты за ногами хозяина. Коты выгибали спину, шипели, сверкали взглядом и убегали, не оглядываясь. Сказка искала Сказочника. Так повелось с начала времен. Сказка не может сама войти в мир людей и животных. Сказке нужен проводник.

Петрову понадобилось срочно снять наличных денег. Время поджимало, ему уже давно нужно было быть там, где его ждали, а какая-то тетка возилась у банкомата минут десять. Она снимала внушительные суммы, воровато оглядывалась и прятала пачки денег в своей сумочке. Время от времени с подозрением посматривая на Петрова. Создавалось впечатление, что она грабила банк, с помощью современных технологий. В такие моменты, когда кто-то делает что-то медленно, время начинает вести себя безобразно. Минуты тянутся подобно сонным часам, а часы пролетают подобно обезумевшим мгновениям. И лучше не уточнять сколько прошло времени, от этого сумасшествие момента только усилится.

По левую руку вход в аптеку. В нее Петров частенько заходил прежде, чтобы пополнить запасы необходимого. Но аптека почему-то закрылась, перед входом красовался внушительный сугроб и ни одного следа. И тут появилась она. Молодая женщина с ярко рыжими, почти красными волосами. Она умела прятала свое лицо, одета была во что-то неопределенное. И Петров вдруг засомневался, а человек ли это. Однажды Дракон, в шутку, показал Петрову как распознать нелюдей. Это был поучительный и пугающий урок.

Не секрет, что люди в своей массе невнимательны и рассеяны. Они пребывают в сонном состоянии, больше доверяя своему воображение и привычкам. Воображение послушно подсовывает знакомый образ даже там, где происходит необычное. Привычки оберегают от поступков, которые могут привести к нарушению хорошо заученных правил. В итоге человеку кажется будто он живет в одном и том же мире, даже не подозревая, что видит бесконечный сон.

Вокруг же кипит другая Жизнь, и часто человека используют как подручное средство для достижения каких-то целей. В мире других реальностей никто не заморачивается вопросами морали и нравственности. У пробужденных нет правил.

– Фрол Кузьмич! Осторожно посмотри налево, не поворачивая головы – Дракон перешел на всеобщий язык и со стороны могло показаться, что он сначала сладко зевал, а потом оглушительно чихнул

– Кто это? – Петров «увидел», и не понял, что именно увидел. Существо было похоже на тень от дерева. Оно исчезало и появлялось, вызывая приступ тошноты.

– В языке известных тебе образов нет подходящего названия – хмыкнул Дракон – Это древнее существо, совершенно безобидное. Они почти не прячутся, люди же предпочитают их не замечать. И напрасно. Это хорошие врачеватели и мудрые наставники. Те кому удавалось их случайно и мельком увидеть почему-то называют их ангелами.

– С ума можно сойти! – чуть не заорал Петров – Это же…?

– Да, это он – пробурчал Дракон – Прикинулся для вида бомжом, не особенно маскируясь. Люди избегают даже смотреть на такое, а потом не могут понять, почему неожиданно лишились сил.

Петров очень быстро понял принцип. Смотреть лучше всего рассеянным взлядом или мельком. Помогал взгляд через тень. Иногда – быстрое моргание. Людей вокруг оказывается было не так уж и много. Но множество тех, кто маскировался под людей. Было непонятно зачем нужен этот странный маскарад. Настоящие люди выглядели как отмороженные, двигались они медленно, часто замирали на месте. Скоро Петров понял, что не было никакой маскировки. Это его воображение и его ум пытались свести увиденное к известному. Человеку вбивают в голову с детства, что он единственно возможное разумное существо. Он венец мироздания, и все вокруг призвано служить ему. Поэтому человек просто не в состоянии понять, что он всего лишь один из возможных вариантов, часто далеко не самый удачный.

Дама с красными волосами подошла ко входу в закрытую аптеку и замерла. Петров уставился под ноги и через голубоватую тень посмотрел на существо. У него был один глаз, вместо второго глаза было что-то живое и словно бы кипящее. Рот нарисован криво. Вместо носа болталось что-то растрепанное и невнятное. У существа не было ни лица, ни головы, но оно легко маскировалось за копной кудрявых волос.

Женщина у банкомата закончила упражнения с наличностью и окликнула Петрова. Он отвлекся лишь на короткое мгновение, а когда оглянулся, то увидел лишь спину входившей в закрытую дверь. На снегу четко отпечатались следы лап с тремя пальцами. Петров попытался открыть дверь. Она бы надежно закрыта. Он обернулся к банкомату, там никого не было.

Петров не только не опоздал, но пришел с запасом времени. И еще долго боялся смотреть на свое отражение, опасаясь увидеть там не то к чему привык за годы.

Март

Сказка про невозможность

Невозможность мирно спала на макушке пушистой елки. Спала и спала, чего ей мешать.

Воронам приспичило. Отработка параллельного пилотирования возможна при наличии правильного стимула. Стимул и явился. В виде белоснежного бумажного самолетика, который осторожно выскользнул из распахнутого окна пятого этажа.

Самолетик обалдел от открывшегося ему простора, но его счастье длилось недолго. Серой тенью закрыло небо и мощный клюв нежно, но крепко, ухватил бумажного летуна за тонкое крыло. Парочка виражей для начала и аккуратная бочка. С соседнего дерева раздался богатырский «кар» и закрутилось.

Вороны передавали самолетик друг другу, не снижая скорости. Орали при этом так, что снегиря, аккуратно обедавшего на яблоне-дичке, замутило. Невозможность проснулась. Потянулась и стала увлеченно наблюдать за воздушными хулиганами. Ох. Когда невозможность принимается наблюдать, это открывает путь для непредсказуемых возможностей.

Кот Фрося хотела забраться на дверь. Любой нормальный кот знает, что сидеть на узкой двери это хорошо. Потому что далеко видно, бодрит и можно дотянуться куда-нибудь. Пару раз удалось уговорить людей, но потом они уставились на стену, где мелькали какие-то картинки и никак не хотели подсаживать. Фрося помяукала на дверь. Дверь олицетворяла равнодушие. От такого отношения залезть хотелось еще сильнее. За окном раздалось отчаянное карканье, и промелькнуло что-то пестрое и головокружительное. Кот понял, что милостей ждать больше неоткуда и огляделся.

Оглядывание относится к одним из верных способов решения неразрешимых проблем. Во-первых, когда оглядываешься, то разминаешь шею, что улучшает снабжение мозга свежей кровью. А в семнадцатых, во время оглядок, замечаешь неприметные мелочи. А мелочи – главное при поиске решения. Фрося приметила стол, рядом со столом какую-то коробку, на двери кстати висело полотенце. Несколько несложных расчетов и прикидочных прыжков (конструкция кота, позволяет падать чаще удачно, чем нет) и все было готово.

Перед решающим трюком нужно мяукнуть или хотя бы мурлыкнуть. Это убирает остатки сомнений и обостряет нестерпимое желание сделать. Легкий прыжок на стол, потом на коробку и в момент, когда коробка начала падать, рвануть навстречу невозможности. Полотенце сдалось и упало на пол, но свое дело сделало – кот смог удержаться на двери. Дверь неторопливо покачалась и успокоилась. Как тут интересно. Шкаф уже не кажется таким далеким, но это в другой раз. Зато как близка аппетитно отклеенная обоина. Кот напружинился и прыгнул на стену, стараясь зацепить заветный лоскут бумаги…

Невозможность утомилась наблюдением за гонками ворон и решила продолжить просмотр прерванного сна. Нашла время. Зря она так. Потому что коту не хватило всего пары сантиметров.

Обои показали язык, пустота раскрыла объятья. Кот повисел немного в воздухе и рухнул…

Сказку не удалось досказать. Можно конечно все свалить за засоню невозможность. Но это не наш путь. Причина проще. Кота жалел. Фрося сидела на коленях, подставляла разные места себя для почесываний и поглаживаний, и рассказывала, как она почти смогла. Ничего не почти. Смогла она. Смогла покорить высоту многократно превышающую собственные размеры.

Перед чистым листом

Намечался официальный праздник. С обязательными выходными и непременными поздравлениями. В офисе чувствовалось напряжение. Одни ждали, когда и как, их обрадуют, другие волновались, чтобы управиться с поздравлением побыстрее и выдохнуть.

Жена ждала Иванова дома. Достойно накрыла стол, отправила детей к своим родителям, обеспечила уют и готовность к нежности. Все было готово, не было только Иванова.

Иванов. На службе была кутерьма. Начальство решило непременно сегодня что-то согласовать, запланировать и устроило затяжные совещания. Требовал к себе ритуал поздравления коллег, где без него никак. И жена ждала дома, настойчиво намекая, что давно пора бы уже и поспешить. Ему нравилось, когда вот так – ты всюду нужен. А что не успеваешь, так это даже волнует.

Сегодня Иванов не поспевал нигде. Совещания слушал рассеяно, жене отвечал невпопад, коллег поздравить не получалось. Суета превращалась в нервное дергание во все стороны, и уже не радовала. И тут шеф вызвал к себе. Нашел же время, за полчаса до окончания рабочего дня.

– Садись – шеф выглядел устало возбужденно. Странное сочетание – Виски. Им лет, больше чем нам с тобой. Все берегу, берегу, берегу бутылку. Повод жду. А он все не подходящий. Давай выпьем.

– Не могу – выдавил из себя Иванов – За рулем. Да и пост сейчас.

– Такси вызовешь. Машину потом со служебной стоянки заберешь, под присмотром переночует. А пост? Да простит тебе Господь этот грех. Сам он воду в вино превращал, значит не брезговал.

– Домой уже бы надо – Иванов чувствовал себя как распятый на булавках жук, над которым склонился ученый по жукам. У ученого в руке последняя булавка. И внимательно так примеряется этот ученый, чтобы всадить булавку наверняка. Служба, поздравления, жена – все это растянуло Иванова во все стороны и он обреченно пытался дергаться.

– И мне надо – шеф буднично открыл заветную бутылку и плеснул на дно стаканов. Тонкий и приятный аромат поплыл по кабинету – И я за рулем, хотя с постом как-то не сложилось – Будь!

Вечер осторожно прокрался за окно. Опустел офис. В огромной комнате сидели два человека и молча пили виски. Иногда перебрасывались короткими фразами, чтобы основательнее замолчать.

Где-то далеко и высоко дежурный Бог перед чистым листом бумаги. Любил Он вот так посидеть перед невоплощенным. Никто Его не торопил (не потому, что торопить было некому, а просто не имело смысла торопить Бога) и значит можно было себе позволить посмаковать Вечность.

Жена Петрова трещала по телефону с женой шефа. Им было о чем пожаловаться друг другу, как и о чем поболтать. Было важно и неважно, когда вернуться домой мужья. Потому что заветное время уже просрочено, а другое заветное время неизвестно. По небу гудел невидимый самолет. На ветке орала в ожидании снегопада ворона. Истерила сирена какой-то срочной аварийной машины. В домах и квартирах люди накрывали столы, ругались и любили друг друга. С экранов телевизоров пугали страшным будущим и безуспешно пытались развеселить в настоящем.

Однажды он наступит, это неуклюжий момент. И ты раскупоришь невпопад заветную бутылку и нарушишь то, что нарушать категорически не рекомендуется и опоздаешь повсюду. Спроси тебя, а почему? Только пожмешь плечами.

Необратимость

Ворона читала стихи. Петров огляделся по сторонам. Вороны он не увидел, но слышал отлично.

Сначала стихи были на всеобщем языке, понятном любому существу в окрестной Вселенной (даже некоторым людям, которые не слишком умничают). Потом птица увлеклась и перешла на какое-то варварское наречие. И это было правильно, потому что нужные слова нашлись именно в этом языке.

Как правильно читать стихи вслух не знает никто. Наверно поэтому существуют исчерпывающие руководства и авторитетные школы. Вам исправят дикцию, настроят дыхание и научат точно интонировать. Вы познаете где следует делать паузы, а где говорить без остановки. Если вы проявите старание и воспользуетесь способностями, то сможете читать стихи хорошо или даже очень хорошо, а возможно и блестяще. Но при этом так и не поймете, как же читать стихи правильно. Потому что когда нет правил, то нет и правильного.

Ворона отчаянно картавила, проглатывала слоги, а иногда и целые слова. У птицы были проблемы с чувством ритма, что приводило к невнятным зависаниям или тарабарщине. Но при этом читала она гениально. У Петрова перехватило дыхание. Сердце куда-то заспешило в груди.

Чувство переполняли Петрова, бросая его то в бездонную печаль, то в запредельный восторг.

Ворона выдохнула финальные строки, помолчала, потом пробормотала что-то вроде: «Да и ладно», и улетела. Она оказывается сидела на крыше ближайшей пятиэтажки. А Петров остался.

Он стоял и не знал кто он. В голове неспешно покачивался какой-то разноцветный туман. Хотелось обнять кого-нибудь и признаться в любви. Приближался приступ немотивированного счастья. А ему, как известно, невозможно противостоять. Петров вскинул руки в небо, набрал полную грудь воздуха и хотел заорать, что было сил, но вместо этого едва слышно прошептал: «Я Люблю Тебя». И заплакал горько, горько, как плачут дети, пока еще не научились врать самим себе.

Если бы Петрова спросили, а о чем были стихи, прочитанные вороной, то он бы ничего вразумительного не ответил. Как можно вразумительно сказать о Любви, о уходящей в Вечность зиме, о неисправимо ускользающей Жизни и ответах без вопросов? А еще о грусти, радости и бездонному счастье Быть.

Много о любви

Вроде бы две вороны на дереве. Банальная городская картинка. Если бы не ранняя весна. Если бы не пряный аромат безрассудства и разлитого вокруг счастья.

Он – влюбленный идиот. Орет песни на жуткие мотивы. Таскает разные подарки и читает такие слащавые стихи, что клюв сводит. Она «не такая девушка». Но обязательно глянется в ближайшую лужицу. Каждое перышко на своем месте. И характер…

Характер нетакойдевушки весной – штука внелогичная и мимоголовная. Каким местом думает это создание? Этого не знает никто. А тот, кто пытается узнать и понять, сходит с ума самым увлекательным и залихватским способом. Девушка очень хочет. Алчет практически. Любви, внимания и непременных ухаживаний. И она готова ответить взаимностью. Но. Характер. Ибо, не такая.

Он рад бы остановиться. Он понимает, что еще немного, и средств разумности на обратный билет в здравый смысл, ему не хватит. Но весне нет дела до его сложностей. Весна входит в силу. Потому что скоро апрель, а в апреле надо лупить из всех стволов. Иначе не будет красивых и шаловливых деток. А это невозможно. Вот его и прет. Да так, что он садиться на почти невидимую березовую макушку и орет в пустоту, пока не потеряет голос и остатки разума.

У них отношения. Так уж решил случай. Они постоянно рядом, регулярно вместе и с этим ничего не поделать. Весна, чтоб ее. И редкий случай, когда у ворон понятно кто мальчик, а кто не мальчик. Ворона девочка она такая девочка и такая ворона. Не спутать с другим явлением природы.

Поневоле потянет на примитивные ассоциации из мира разумных приматов. Ведь сам же был, и не раз, в роли влюбленного кретина. И в ладони твоей грелась прохладная лапка барышни. И от запаха этой барышни ты превращался в просто примата. А она конечно же не такая. И мотала нервы всему вокруг, а тебе в особенности. Но как же ты был счастлив от этих сладких мучений.

У него сдали нервы. Ну как сдали? Позорно капитулировали. И он воспользовался ситуацией. А она вроде как растерялась. Потом удивилась, возмущенно каркнула и блаженно отряхнулась. После чего намекнула, что скоро птенцы (ага, через пять минут после свидания), а где гнездо и вообще…

Две вороны на дереве. Картина слегка забродившим маслом. Машу им рукой. Но меня не замечают. Весна, не до расшаркиваний. И это самый правильный сценарий событий. Обожаю Сценариста этого Мира.

На расстоянии кошачьей лапы

На пушистом облаке сидели Человек и Смерть. Облако летело неведомо куда и это всех устраивало. Отличный повод для неторопливого разговора. О чем разговаривали эти двое догадаться нетрудно. И это затрудняет возможность рассказать об этом. Слишком соблазнительно додумать что-то свое и сделать неутешительные выводы.

У всего есть срок. У всего есть срок? У всего? Есть? Срок? Вопросы еще какое-то время менялись местами, потом устали и оставили все как есть. Ответы не спешили к ним навстречу. Толкались где-то вдалеке, о чем-то негромко переговаривались и устраивались на ночлег. При таком раскладе жди в гости тягучую бессонницу. Не случайно у этого слова две сдвоенные согласные.

Для расширения границ восприятия необходимо много сил, терпения и неограниченный запас смелости. Для утверждения приятия понадобится всё, что имеется в наличии, и это только в качестве первоначального взноса. Потом придется заложить остаток Жизни и еще кое-что, о чем до поры лучше не думать. Смерть при таком раскладе уже не выглядит злом.

– Но ведь этого не может быть? – Человек чуть не свалился с облака. Хотя всякий, кто хоть однажды путешествовал на облаках, знает, как это удобно и безопасно – Ты шутишь?

– Я люблю добрую шутку, но это не тот случай – На губах у Смерти играла легкая улыбка. Улыбка подпрыгивала и пыталась поймать маленький парашютик от одуванчика.

– Значит есть какие-то условия? Не может же быть все так просто? – Человек подвинулся поближе

– Какие условия? Все, что необходимо, озвучено на старте. У человека немного возможностей для выбора. Но умирать или нет, он выбрать может – улыбка на губах Смерти наконец-то смогла дотянуться до пушинки и о чем-то с ней зашепталась.

– Странно, что ничего неизвестно о тех, кто воспользовался этим выбором – человек озадачено посмотрел в бездонное небо. Фраза улетела в бесконечность и обратно ее уже не дождаться.

– Известно достаточно, но это неинтересно, да и бесполезно, тем, кто выбрал умереть.

– А как я могу сделать такой выбор?

– Легко. Но, если ты спрашиваешь о способе, то его знаешь только ты. В этом твоя уникальность. Если вместо праздности, лени и обязательности мысленных разговоров, ты поищешь нужный способ выбора, то обязательно найдешь. Это легко.

Облако исчезло. Бездонная тайна – куда и почему исчезают облака. Только что летело себе по небу и вдруг решило растаять. И где, интересно, летевшие на облаке? Они тоже исчезли? Что-то не верится. Ведь сказка про них рассказалась? А значит они где-то есть? Не может же быть такого, что сказка есть, а героев сказки нет?

Кот сидел у раскрытого окна балкона и считал мысли. Для того, чтобы видеть чужие мысли, усмири собственные. Кот ничего не знал о таких тонкостях. Он иногда поднимал лапку, чтобы подтолкнуть зазевавшуюся мысль. Пусть летит дальше…

Ты, чего?

– Ты чего? – мысль сидит неподалеку. Болтает ножками и рассеяно смотрит по сторонам – А?

Неизвестно откуда берутся мысли. Если рассматривать пространство, где происходит мыследвижение, как пустой зал (без стен, окон и дверей), то мысль возникает в этой пустоте. И все. Этого знания достаточно, чтобы не сойти с ума или не просветлеть, пытаясь разобраться.

Эта мысль имела привычку объявляться в минуты праздности и покоя. Появлялась, начинала бесконечные разговоры ни о чем. з Крутила смыслы, жонглировала фразами и играла эмоциями. Понятно, что подобная карусель не приводила ни к чему. Вроде бы думал, о чем-то размышлял, что-то формулировал, но в итоге пустота и досада.