Гадкий утенок. Сборник рассказов для женщин

– Понятно.

Четверка уехала. Хмурый мужик, оставшийся со мной, смотрел на меня, как бы спрашивая, чего делать то будем.

– Я бы пошел выпить кофе. А ты? – Предложил я своему сопровождающему.

– Пойдем. – Хоть бы мускул на лице дрогнул.

– А тебя как зовут? – Спрашиваю я.

– Называй Николаем. – Имя явно выдуманное. Ну, и пусть.

– А я – Костя.

По пути я купил газету. Чтобы не скучать. Мы зашли в кафетерий. Сели за столик. Я заказал кофе. Решил попытаться поболтать с этим Николаем.

– Николай, а до города здесь далеко?

– А зачем тебе до города? – Николай напрягся.

– Да не надо мне в город. Я просто так, завязать разговор. Узнать. Может, что интересное в вашем городе есть.

– У меня характер такой молчаливый. И фамилия у меня Молчанов. Подстать характеру. – Фамилию выдумал или все же настоящая.

– А…. А моя фамилия – Скворцов.

– Ясно. Только ты меньше чирикай обо всем этом. – И что они постоянно предупреждают о секретности.

– Скворцы обычно поют по весне. О любви. О другом мы не поем. Не чирикаем. И потом, знаешь, Николай Молчанов, командир послал меня, зная, что у меня есть одна болезнь.

– Какая?

– Амнезией страдаю. Иногда, вот так вспомнить ничего не могу. Очень полезная болезнь. – Надеюсь, теперь эти товарищи успокоятся.

– Болезнь неплохая. – Согласился Молчанов. Усмехнулся.

Мы недолго с ним разговаривали. Николай все больше молчал. Пили кофе, гуляли возле аэропорта. Я понял, что под охраной. Надежной охраной. Николай сопровождал меня даже в туалет. Было впечатление, что я – арестант. Несколько неприятное ощущение. Время близилось к двум часам, а моих пассажиров все еще не было. Откровенно говоря, я начал нервничать. Я помнил приказ майора прибыть в шестнадцать ноль ноль. Наконец, зазвенел сотовый моего молчуна, и мы отправились к самолету. Вскоре подъехала машина. Мои хмурые пассажиры вышли. С ними был пятый. Не скажу, что он был более веселым. Тем более, что его рожу украшал великолепный фонарь. Мы поднялись на борт. Я убрал трап. Запросил у диспетчера разрешения на взлет. Диспетчер сказал:

– Командир, там впереди грозовой фронт.

– Мне все равно, надо лететь.

– Хорошо. Под твою ответственность. Разрешаю взлет.

Мы вылетели. Я соединился с майором. Сказал, что вылетели. Описал обстановку: впереди грозовой фронт.

– Майор, может быть, я обойду этот фронт?

– Ты не успеешь, Костя.

– Хорошо, майор. Я попытаюсь прорваться.

Я открыл дверь в салон и объяснил мужикам обстановку.

Те посмотрели на меня. Старший говорит:

– Что ж, летим командир.

Мы шли в сторону грозы. Минут через сорок я увидел этот грозовой фронт. Сверкали молнии. Нас начало трясти. Старший из моих пассажиров вошел в кабину. Он смотрел на эти молнии и молчал. После спросил:

– Что будем делать? – До мужиков стало доходить вся серьезность обстоятельств. Поняли, чем рискуют.

– Попробуем прорваться. Подняться выше. А если не получится, господа хорошие, не обессудьте. Попытаюсь набрать высоту, если машина выдержит. Займите свое место. Пристегните ремни.

Я понимал, на такой высоте машина может оказаться неуправляемой. Мы можем сорваться в штопор. Двигатели надсадно ревели. Самолет болтало из стороны в сторону. Но забраться выше облаков мне не удалось. Сплошная облачность. Я время от времени оглядывался на своих пассажиров. Дверь кабины осталась открытой. Хмурые ребята еще как то держались. А пятый, с фонарем…. Его постоянно тошнило. Это и понятно, при такой болтанке. Я уговаривал машину:

– Давай, мы с тобой преодолеем это.

Мы вышли из грозы. Но нас изрядно потрепало. И топлива было в обрез.

– Давай, родная, еще немного. Дотянем. Ты же не подведешь меня, птичка моя. Не подводи, – уговаривал я самолет. – Еще чуть, чуть. Мы дотянем до посадочной полосы.

Я даже не заметил, что командир моих хмурых пассажиров снова стоит у меня за спиной. Показалась посадочная полоса нашего аэродрома.

– Сейчас мы сядем. Тебе дадут зернышек. Отдохнешь, моя птичка. Мы летели. Не знаю, на чем мы летели. По показаниям приборов топливо у нас кончилось. Шасси моей птички коснулось земли. Тут я услышал голос старшего из хмурых:

– А ты молодец, командир. Спасибо за полет.

– Не за что.

Я был полностью измотан. Уронил голову на штурвал и прошептал:

– Это ты у нас молодец, пташка моя.

Потом поднялся и пошел опускать трап. Мои пассажиры вышли. Я следом за ними. Пошел доложить майору о полете.

– Как прошел полет, капитан?

– В штатном режиме, товарищ майор. – А что еще я мог сказать?

– Чувствую, в штатном режиме. Молодец, Костяй. Садись.

Я присел.

– Ну, что коньяка плеснуть?

– Нет. Меня и без него из стороны в сторону болтает.

– Представляю. Сейчас езжай домой. Отдохни. Завтра можешь немного опоздать. Иди.

Я вышел. Да, разрешение немного опоздать от нашего майора, это все равно, что получить орден боевого красного знамени. Тут появился Андрей.

– Костя, привет. Мы следили за вашим полетом. Ты молодец, Костя. Вот, держи. – Он протянул мне ящичек. – Это дрель. Если что подремонтировать. Пригодится. Дарю.

Я уставился на Андрея. У него выпросить что-то из инструментов хоть на день просто невозможно. А тут, дарит.

– От сердца что ли, Андрюша, отрываешь?

– Ничего не отрываю. Не хочешь, не надо. – Андрей надулся.

– Ладно, Андрей, спасибо большое.

– Бери, – Андрей улыбнулся.

Я взял дрель и поехал домой. Этот утомительный день для меня почти закончился.

Придя домой, я похвастался Алене дрелью.

– Это мне Андрей подарил. В качестве компенсации за гаечный ключ. – Сам мысленно себя похвалил, надо же какой я хитрый. Гадкий утенок.

– Клади свою дрель. Переодевайся, мой руки, и за стол. Я сегодня твой любимый суп из баранины сварила. И котлетки.

Я сел за стол. Но честно, я так устал, что еле пытался есть. Алена сидела напротив меня. Смотрела.

– Что-то случилось, Костя? Ты плохо ешь.

– Так. Просто устал. – Я чудом вышел из грозового фронта. Чуть измени курс, и Алена осталась бы вдовой. Сын сиротой.

– Трудный день был? – Чего спрашивает, и так видит.

– Обычный штатный день. Полетали немного. – Святая ложь.

– Что-то по тебе не видно, просто полетали. – Хмурится.

Поковырял котлету и отправился спать.

На следующий день в часть я явился без опоздания. Полдня обычной рутинной работы. В обед меня вызвал майор.

– Капитан, сегодня можешь ехать домой. Отдыхать. А завтра начнешь учить летать нашу «Синюю птичку».

Ура, – подумал я, – наконец-то свершилось.

– Есть, – ответил я.

Позвонил Алене, что я заберу Сашу из школы. Я сегодня рано возвращаюсь. Поехал домой. Алене сказал, можешь не торопиться, все будет в порядке. Забрал Сашку. Шли с ним домой отдыхать.

Это здорово, получить немного свободного времени. Я не торопилась домой. Это как-то меня расслабило. По дороге я присела на скамейку, прикрыла глаза и подставила лицо яркому солнцу. Не знаю, сколько я так просидела, как услышала:

– Аленка, ты что ли?!

Открываю глаза, Федька. Ну, Федор. Мой одноклассник. Мы после школы не виделись несколько лет. Его родители разошлись. Мать уехала в другой город и увезла его с собой. Он не приезжал на наши встречи одноклассников. А тут вдруг объявился. Он подсел ко мне, и мы начали вспоминать наши школьные годы. Рассказывать, как жили эти годы. Я поведала ему то, что знаю об наших одноклассниках. Вот так, время быстро пробежало. Я посмотрела на часы.

– Ой, Феденька, я опаздываю. Мои мужики останутся сегодня без ужина.

– Алена, давай, я тебя подвезу. Быстрее будет.

Кто ж отказывается от таких предложений. Я села в машину, и мы поехали ко мне домой. По дороге мы болтали, смеялись. Когда машина остановилась возле моего подъезда, я выскочила из машины и побежала к подъезду. Федька меня окликнул:

– Алена, а телефончик?

– Ой, что же это я. – Я вернулась к машине. Наклонилась к окну водителя. – Давай блокнот, напишу.

Быстро написала номер своего сотового телефона. Федя дал мне свою визитную карточку. Мы обменялись телефонами. Я снова направилась к своему подъезду. Машина не отъезжала. Я обернулась. Смотрю, Федя еще стоит на месте. Я махнула ему рукой, послала воздушный поцелуй, развернулась и побежала домой.

Я стоял на балконе и курил, ожидая, когда придет наша мама. К подъезду подошла машина. Смотрю, из нее выпорхнула знакомая фигура. Вот, приехала наша мама. Но мама вдруг развернулась, вернулась к машине. Наклонилась к водителю. Так, теплое прощание. Это уже интересно. Потом она пошла обратно. Развернулась, махнула рукой, послала воздушный поцелуй. Физического, значит, уже мало, решил я. Оказывается, у нас в семье есть еще одна тайна. Меня охватила злость, ревность. Но я сдержал себя. Я ничего спрашивать не буду. Пусть будет так. Я промолчу. Я принял твердое решение. Внутри все кипело. Алена вошла в квартиру. Веселая, счастливая.

– Как провела время? – Глупый вопрос. В постели с мужиком. Чужим. Новые впечатления. Потрясающе! С волшебником в постели. Наскучил муж. Какая развлекуха!

– Ой, замечательно. Спасибо, что забрал Саню. Я сейчас что-нибудь приготовлю.

Она даже не обратила внимания на мой хмурый вид. Весь вечер молчал, пытался сдержать себя. Мы легли спать. Я сразу же отвернулся от Алены. Не хочу женщину из объятий другого мужчины. Не нищий, есть объедки с чужого стола. Она пыталась прикоснуться к моему плечу. Я стряхнул ее руку.

– Отстань.

– Ну, хорошо. – Растерянно ответила Алена.

Всю ночь я не мог уснуть. Я боролся с собой. Мне рисовались самые ужасные картины. Алена в объятьях другого мужчины. Я пытался убедить себя, все это не так. Все это – дурной сон. Этого не может быть, потому что быть не может. В половине шестого я просто не выдержал. Я встал, начал одеваться. Алена проснулась.

– Ты куда, Костя?

– На работу, – буркнул я.

– Я тебе сейчас чай поставлю.

– Да спи уж. Я сам.

Естественно, никакого чая я не пил. Я оделся, выскочил на площадку. Спустился на пол пролёта вниз. Остановился. Ударил кулаком по стене. Прижался к стене лбом. Застонал. Мне было невыносимо больно. Все. Все! Это случилось.

«Кончай. Кончай переживать, грязная утка! Работать пора». Сел в машину и рванул с места. Хорошо, что в этот ранний час нет гаишников. Уж они-то меня тормознули. Со скрипом колес об асфальт я остановился возле нашей части. Заглушил двигатель и пошел переодеваться, готовиться к полету. Какой денек. Я пытался взять себя в руки. И это мне почти удалось. Перед вылетом подошел майор.

– Что, капитан, готов нашу «Синюю птичку» учить летать?

– Так точно, готов. – А в голове одно: изменила. Тупая боль в висках и сердце. Высота. Рухнуть с этой высоты. Высоты моей любви. И она будет свободна для новой любви, нового чувства. Надо, парень, надо. Если ты любишь ее. Сын. Это удержало меня.

– Ты смотри, Костя, без выкрутасов. Надо просто посмотреть, как она взлетает, немного продержаться в небе. Без всяких выкрутасов. Потом доложишь. – Ах, командир! Что тебе до моей боли.

Я сел в самолет. Разбежался по взлетной полосе и пошел в небо. Птичка, смотри какое небо. Я научу тебя летать. Мы с тобой покорим его. Ты и я. Мы одолеем все. Я летел и тихо разговаривал со своей «Синей птичкой». В какой-то момент мне показалось, что машина отозвалась. Ответила мне. Это было радостное чувство полета, полного контакта. В эти минуты, когда я был в небе, я забыл о боли, которая жила в моем сердце. Мы приземлились. Я пошел к майору. Сообщил, что машина в порядке. Ведет себя в небе хорошо. После пошел к Рите.

Совместный отпуск для меня был более актуальным. У меня оставалась смутная надежда, что я увезу жену в отпуск, и она забудет своего ухажера. Рита сказала, пока все в работе. Ничего утешительного. Как только что-то будет ясно, она мне сразу позвонит. Я был свободен и мог ехать домой. Но я не поехал сразу домой. Просто не мог. Я остановился возле тротуара. Сидел, обняв руль руками. Пытался ни о чем не думать. Еще недавно, полет на «Синей птичке» был бы для меня праздником. А сейчас меня ничего не радовало. Наступил час, когда надо возвращаться домой. Я вернулся. Мне не пришлось объяснять жене, отчего мое лицо сияет, что за радостное событие произошло. Мое лицо не сияло. Я что-то бурчал в ответ на ее вопросы. Пытался отгородиться от нее. После ужина я сел к телевизору. Может быть, этот ящик отвлечет меня от забот. Алена мыла посуду. Тут раздался звонок. Я взял свой сотовый. Это была Рита.

– Рита? Что?

– Костя, почти все удалось. Я подготовила документы. Завтра подойдешь, подпишешь, и попытаемся провести приказом. Только своей пока не говори. Я суеверная.

– Вообще, я тоже суеверный. Глядишь, у нас все получится. Риточка, золотко, – это была единственная сегодня радостная весть, – это же замечательно. Обязательно завтра прибегу к тебе. Целую, до встречи, родная.

Положил трубку.

Я мыла посуду. Струя была не сильная. Дверь кухни открыта. И я услышала этот разговор. Риточка. Целую. У меня тарелка чуть не выпала из рук. Вот его задержки. Вечные полеты. Полеты с Ритой в постели. Вот, они мужики. Все они такие, а я не верила. Кобелины проклятые. Хотелось плакать. Но я сдержалась. Я вытерла тарелки. Сказала, что пойду, искупаюсь. Закрылась в ванной, пустила воду и, сидя на краю ванной, начала горько плакать. Дожила. Костя завел другую. Лучше. Возможно. Моложе. Вот, причина его занятости. Вечно занят, вечно на работе. Так оно и бывает в жизни, думалось мне. Я теперь ему не нужна. Легла в постель, отвернувшись от Кости, охваченная своими горькими мыслями.

Я лег. Надо хоть немного поспать. Отвернулся от Алены. Пытался уснуть. Прислушался к ее тяжелому дыханию. Да, наверное, спит и видит, как этот ее обнимает. Вот и дышит так. Приступ страсти. Недаром говорят, пока женщина с печи падает, она семь раз мужика обманет. Эта уже успела, обманула меня с другим. Так-то, парень.

Утром я заскочил в отдел кадров, подписал бумаги. А Ритка мне напомнила:

– Я выполнила свою часть уговора. Теперь твоя очередь.

– Ладно, когда?

– Завтра днем. Я отпрошусь у майора. Ты у своих. Съездим в кафе, а после решим с рестораном.

– Идет.

Так мы и сделали. На следующий день я сказал, что мне надо зайти к сыну в школу. Я отлучусь на пару часов. И мы с Ритой поехали. Вначале заехали к Рите, она переоделась. Мы выбрали небольшое уютное кафе. Уютный столик у окна. Я слушал Риту. Она рассказывала мне о своих непростых отношениях с мужем. О том, о сем. Иногда она горячилась, иногда улыбалась, шутила. Я слушал и не прерывал ее. Может, в ее истории искал часть своей истории. Мы были увлечены. Сидели так около часа. Потом вернулись в часть.

Я шла по улице, опустив голову. Думала о том, что у Кости появилась Риточка. Такая она, жизнь. Смотрела в витрины магазинов. Бесцельно, только отвлечься от горьких мыслей. И тут я увидела. Там, в кафе, сидел Костя с женщиной. Сердце ударило в груди. Это Рита. Они о чем-то горячо разговаривали. Смеялись. Спорили. В первый момент я хотела войти в кафе и оттаскать эту Риту за волосы. Потом решила, не стану унижаться. Я убежала. Смотри, дура, своими глазами увидела. А ты пыталась не верить. Вот они, задержки на работе. Для меня нет времени, а для Риты всегда, пожалуйста. Тебе, Алена, достаются объедки с чужого стола. Нельзя мужикам верить.

Я вернулся домой в гнетущую атмосферу. Между нами висела стена отчуждения. Даже Саша почувствовал, что что-то неладно в доме. Пытался нас разговорить, развеселить. Но напрасно.

Следующим вечером я задержался. Мы ходили с Ритой в ресторан. Платье у нее было потрясающее.

– Ты права, в таком наряде на взлетную полосу не явишься.

– А я что тебе говорила. – Длинная юбка, оголенные плечи, локоны волос.

– А что там у тебя с твоим? – Она любит своего мужика. В этом я уверен.

– Ничего хорошего. Я пока не решила. Нет, решила, но пусть немного помучается. Пусть это будет для него уроком.

Мы танцевали. Выпили по бокалу шампанского. Просто болтали. И о наших сослуживцах. Мелкие сплетни и уколы. Было весело. Отвез Риту домой, поехал к себе. Этот вечер мне помог отвлечься от своих переживаний. Мы больше решали проблемы Риты. Дома ничего к лучшему не изменилось. Мы так же угрюмо смотрели друг на друга. По большей части старались друг друга избегать. Было просто невыносимо. Я решил соврать.

– У нас в части учения. Я буду на службе. Вы не скучайте тут без меня. – Я просто трусливо сбежал. В выходные сидел в части, ожидал, не зная чего.

Костя пришел поздно вечером. Опять задержался на работе. На этот раз от него пахло не бензином, а духами. Дорогими женскими духами. Еще одно подтверждение моих догадок. Какие догадки, это не было догадками. Это была полная уверенность. Я все поняла. А теперь еще эти учения. Учения с Ритой. Поедут куда-нибудь на выходные. Подальше от постылой жены. На следующий день я позвонила Ольге, своей лучшей подруге. Обрисовала ситуацию.

– Оля, выручай. Мне надо уйти от него, а куда не знаю. К маме не хочу. Можно, мы с Сашей поживем какое-то время у тебя?

– Конечно, у меня квартира пустует. Мы с мужем в коттедже живем. Вот и разместитесь здесь.

– Можно?

– Всегда рада тебе помочь.

– Только, Оля, ты никому не говори, что я у тебя. Я не хочу, чтобы он меня нашел. Даже если будет искать. Хотя, вряд ли.

– Ладно, ты не расстраивайся. Аленка, все образуется.

– Спасибо, Оля.

На следующий день мы с Сашей переехали в квартиру Ольги. Я спряталась там от своей боли. От своей тоски. Саша пытался узнать, что случилось. Не знала, что сказать. Потом решила.

– Сашенька, милый, пойми, мы не нужны больше папе. Не нужны.

Он смотрел на меня, широко раскрыв глаза. С выражением ужаса на лице.

– Ничего, мы с тобой вдвоем. Нам будет хорошо. Правда, Саша?

– Да, мама.

Я вернулся домой в понедельник вечером. Звонил в дверь, но никто не открыл. Пришлось искать ключи. Куда это они ушли? Прошел в комнату. На столе на видном месте записка.

«Я ушла навсегда. Не ищи нас. Алена». В глазах потемнело. Я опустился на стул. Так, он все-таки опередил меня. Увел от меня. Что ж. Прилетел прекрасный белый лебедь и увел от гадкого утенка. Как мне теперь с этим жить? Как? У меня осталось еще небо. Как-нибудь. Будем летать. Летать, летать. И потянулись мои дни. И ночи. Ночи, когда я ложился спать. А рядом лежало безмолвное одиночество. Безмолвная тоска. Только она заполняла мои ночи. Вначале я пытался звонить подругам. Маме Алены. Потом решил, это все напрасно. Учебный год закончен. В школе я ее не мог найти. Она не хочет видеть меня. У нее сейчас медовый месяц. Пусть. Пусть, твердил я себе. У меня были полеты. Но все видели, со мной творится что-то не то. Если раньше я на Андрея никогда не кричал, то сейчас постоянно срывался. И на «Синюю птичку» срывался. Ругал, бранил. Бил кулаком по приборной доске. Не знаю, как жить дальше.

Однажды Андрей спросил:

– Костя, что происходит. Ты сам не свой.

– Отвяжись! Ходите тут! Надо думать о полетах, а вы занимаетесь, черт знает чем!

– Костя, ты чего? Я хотел…..

– Вот и хоти дальше!

Моими спутниками стали отчаяние. Ревность. Тоска. Временами я хотела позвонить ему. Потом отказывалась от этой мысли. Снова хотела позвонить, но как представлю, что он берет трубку, обнимая свою Ритку, отвечает мне сухим чужим голосом. Не буду звонить. Позвоню. Не стоит звонить. Так и металась. Это были кошмарные дни. Мои нервы были на пределе. Иногда заезжала Ольга. И я горько плакалась ей в жилетку. Она пыталась меня успокоить, но покой так и не приходил. Жизнь для меня закончилась.

Наступил день полномасштабных испытаний. Мы взлетели. Начался большой полет.

– Птичка, покажем, как мы научились летать.

– Попробуем, – откликнулась птичка. И мы летали.

Потом птичка сказала:

– А ты ведь не любишь меня, Костя.

– Люблю. Что ты, птичка?

– Не любишь. По крайней мере, так, как я люблю тебя.

– Птичка, ты у меня единственная. Ты моя лебединая песня. – Говорят, лебеди однолюбы.

– Ты любишь ее, а не меня. У меня в сердце незаживающая рана.

– Тебя подлечат.

– Уже поздно. – Машина перестала слушаться меня.

Я не знал, что делать.

– Ну, давай. Давай, родная. Еще немного, у нас все получится.

– Костя, я погибаю. Прыгай! Оставь меня.

– Нет. Нет, птичка. Я с тобой до конца.

– Прыгай, я тебе говорю.

– Нет.

– Костя, ты должен. Ты должен остаться жить. Это моя доля, а не твоя.

– У нас с тобой общая доля.

– Костик, сейчас я дотяну до деревьев. Удар о них может смягчить наше падение. Я хочу, что б ты жил.

Последнее, что я помню, скрежет ломающихся крыльев. В себя я пришел уже в больнице. Не знаю, сколько я пробыл без сознания. Наконец, я открыл глаза. Попытался осмотреться по сторонам, почувствовать ноги, руки. Вроде, все на месте. Появился доктор.

– Как себя чувствуете, больной?

– Спасибо, доктор. Кое-как.

– Ничего. Мы вас тут немного заштопали. Теперь вы поправитесь. Все будет хорошо.

– Доктор, а я смогу летать?

Доктор почесал голову.

– Вообще-то я бы не стал вас выпускать в небо.

– Почему?

– Нечего там делать шальным мальчишкам.

– Я не шальной, доктор. Я просто не могу не летать.

– Сможешь. Сможешь. Только если еще раз попадешь в мои руки. Я разрежу тебя скальпелем на куски. Понял? – Доктор повернулся и пошел из палаты. Оглянулся. – Хотя я и сейчас тебя неплохо покромсал. Лежи, поправляйся.

И вышел. Я был счастлив. Небо не отняли у меня.

Я сидела в кресле, когда раздался звонок. Взяла трубку.

– Алена? Алена Скворцова?

Вот он, этот чужой голос. Он настиг меня. Сердце остановилось. Я все поняла.

– Нет! Нет!!! – Я бросила телефон об стенку. Только, чтобы не слышать этих слов. Не хочу. Не хочу слышать. Я упала на колени и зарыдала. Нет, только не это. Сашка подбежал ко мне.

– Мама. Мама, что случилось?

– Он никогда не вернется.

– Мама, кто?

– Наш папа. – Я обняла и прижала сына к себе. Это все, что у меня осталось от Кости. Какая же я дура! Я должна была быть с ним. А меня заела гордость, глупая ревность. Я оставила его. Хотя бы эти несколько дней побыть с ним. Последних. А я даже этого не сумела. Как я могла, как я могла. Всю ночь я корила себя за это. Плакала, останавливалась. И вновь плакала. Вспоминала его голос, его руки. Теперь это все в прошлом. Утром, ничего не чувствуя и ничего не видя, я пошла в школу. На перемене я собралась с силами и позвонила в часть.

– Алло, – ответили на том конце.

– Это Алена Скворцова. Скажите, когда…. Когда будут похороны?

– Что? Чьи похороны?

– Кости.

– Да вы что, Алена, вы сошли с ума?

– В смысле?

– Да он жив. Жив!

– Жив?!

– Да. Он сейчас в госпитале. Он разбился. Но он в госпитале. Он жив, слышите?

– Да. Да. В каком?

– В военном.

Я опустила трубку. Упала на стол. И слезы вновь потекли из моих глаз. Коллеги удивленно смотрели на меня. Наконец, кто-то сообразил, и меня начали отпаивать валерианой.

– Алена, что случилось?

– Он жив. Понимаете, он жив. Он сейчас в госпитале. Мне нужно туда. Мне нужно.

– Да, конечно, езжайте, Алена, езжайте.

Я вызвала такси и, как сумасшедшая, бросилась в госпиталь. Туда, где лежит он. Я открыла дверь палаты, вошла. Увидела его. Всего перебинтованного.

Я услышал, как открылась дверь палаты. Открыл глаза. Она, Алена. Пришла. Пришла пожалеть.

– Алена, – говорю, – пришла, и он отпустил тебя? Не стоило этого делать. Совершенно не стоило. Мне не нужна жалость. Уходи. Уходи сейчас же. Не мучай меня. Ты мне не нужна. Убирайся.

От этих слов я выскочила из палаты. Захлопнула дверь. Присела на диванчик. Господи, меня просто выгнали. Выгнали. Я сидела. Пытаясь прийти в себя. Хотела встать и уйти. Не было сил. Что он сказал? Он отпустил тебя? Кто он? Не нужна жалость, это я могу понять. Но кто он, кто меня отпустил? Нет, я все выясню. Выясню до конца. Я вошла в палату. Подошла. Села возле кровати на стул.

– Я никуда не уйду. Никуда. Пока ты мне все не скажешь.

– А что тебе говорить? Ты же ушла к нему.

– Ни к кому я не уходила. Я просто ушла от тебя.

– Ну, вот, к кому-то ты ведь ушла.

– К Ольге я ушла. К Ольге. У нее пряталась. У тебя вон, эта, Риточка. Я обиделась и ушла.

– Какая Риточка? – Я был удивлен.

– С которой ты разговаривал по телефону, с которой ты в кафе сидел. Не помнишь?

– Глупо. Рита, это наш кадровик.

– Ты говорил, любимая.

– Это я так. Она помогла перенести отпуск. А кафе – это благодарность за то, что она помогла.

– А как у тебя с твоим, все нормально?

– С кем моим?

– С тем. У подъезда машина. Ты еще вернулась. Наклонилась его поцеловать. Он сидел в машине. Потом махала ручкой. Посылала воздушные поцелуи.