Пасынки лжи. Памяти свободных СМИ посвящается

Помыкавшись после рождения ребенка по разным околотворческим работам, Ирина вынуждена была вступить на путь рекламы. Ее журналистская слава быстро забылась, зато все узнали Скрябину как успешного коммерческого директора, рекламщика и копирайтера. Востребованная специальность.

Ирина работала в рекламе, PR и на выборах, подвизалась в аппарате единой партии. Там она и увидела оборотную сторону властных структур. Но тяготилась такой работой – хотелось по старой привычке встречаться с людьми, разоблачать несправедливость и наставлять на путь истинный. Ни денег, ни удовольствия от работы Ирина не получала. Только гигантский опыт.

Одна знакомая, хорошо упакованная и умеющая создавать впечатление о собственной гениальности, посоветовала:

– Главное – найти того, к кому можно правильно «прислониться». Несмотря на смазливую внешность и бойкий ум, мы не смогли сделать нормальный выбор в замужестве. Сейчас уже поздно. Поэтому есть только одна возможность – выбрать объект и стать для него лучшим советником, слушателем и помощником. В идеале так залезть в душу, чтобы стать «своим человеком» для всей семьи. Интимные связи тут противопоказаны. Любовницу не знакомят с деловыми партнерами, не принимают в семье и относятся все же пренебрежительно. Откупаются деньгами и подарками. Тут другие отношения. Главное не ошибиться с объектом.

Ирина воспользовалась советом. Стала сопроводителем идей руководителя крупного концерна. Так начался ее карьерный рост. Наработала связи в сфере бизнеса и околовластных структур, а потом оказалась в редакции губернаторской газеты на открытой специально для нее должности заместителя редактора – руководителя рекламного отдела.

Редактор, пригласивший Ирину, был ее давним знакомым. Когда-то, находясь на партийной работ, она ему помогала с халтуркой. Для него – административного в том момент клерка – эти деньги были очень кстати. И вот после его неожиданного назначения в редакторское кресло настал черед и его ответной любезности. Любезности, которая была давно согласована в коридорах областной администрации.

Скрябина пришла в издание в сложный момент, когда старый губернатор отчаянно цеплялся за власть, готов был идти на сделку с кем угодно. Ирине иногда казалось, что главное его желание – умереть на рабочем месте, тогда его вынесут из главного кабинета области вперед ногами, и он не увидит приемника. Но смерть не являлась, и ему пришлось при внешнем показном спокойствии делать огромное количество поступков, которые не помогали ему и причинили массу неприятностей ближайшему преданному окружению. В один момент с помощью огромных денег и бепрецедентной комбинации в кремлевской администрации была достигнута договоренность, что губернатора на посту сменит его близкий, преданный человек. Молодой, перспективный и, как ни странно в наших реалиях, порядочный. А значит, передел собственности и перетряхивание кадров области грозить не будут, да и сам губернатор может не бояться преследования по «вновь открывшимся» обстоятельствам. Но губернатор не хотел видеть на своем месте никого, кроме себя, и пытался до последнего изменить ситуацию в свою пользу. В результате уже готовый приказ о новом назначенце был уничтожен и область отдана Алевтине Медведевой. Тем более ее давно было надо убирать из Москвы. Слишком активна и чересчур преданна. Истово преданные веры не внушают. В тюрьму ей было рано, в психушку сейчас не принято, значит, подальше с глаз.

Для области назначение Медведевой стало началом большого передела власти и бизнеса.

Покровитель Скрябиной быстро попал в опалу. Слишком большой кусок власти и денежных контрактов был у него под контролем, чтобы назначенной Медведевой он мог понравиться. Начались обличения, суды, обыски. Ирина была готова встать на сторону патрона, но он сам ее и предостерег – ценил ее преданность, но понимал, что если на его стороне деньги и отличные юристы, то Ирину «пережуют» в несколько мгновений. Пожалел ее. И поэтому, когда к Ирине поступило предложение поучаствовать в разработке избирательной кампании Алевтины Медведевой, она немного засомневалась, но быстро согласилась. Тем более что работу ей предложили не очень «грязную» – писать хвалебные оды и благодарственные письмо от трудящихся. Тошнотворно, но терпимо. Если очень противно, можно в качестве компенсации по магазинам походить. Некоторым помогает. А у Ирины была своя идея-фикс: выучить сына и отправить его за границу продолжать обучение. Хороших инженеров везде не хватает. Главное – туда попасть, а там можно и зацепиться.

От всех этих мыслей Ирину отвлек шорох за дверью, потом дверь отворилась, и вошел Высоков с большим пакетом.

V

Ирина знала Высокова еще с 90-х годов. Скрябина тогда только пришла работать корреспондентом в бывшую партийную газету, а Алексей трудился этажом выше в когда-то комсомольском издании. Журналисты держались вместе, разные взгляды не делали их врагами, а давали повод для дискуссий. Добавим к этому голубую гадость под гордым названием «Блю Карасао» или темную густую жидкость с запахом вишневых косточек «Амаретто», разбавим их спиртом «Рояль» из ближайшего ларька и получим представление о том, как весело и непринужденно было на тамошних посиделках. Все знали друг о друге всё. Позже большинство прочно «забудет» то свободное время и, обзаведясь красивой записью в трудовой книжке, будет строить из себя государственников и консерваторов. Но это потом. А тогда все находились в приподнятом настроении не только от «паленого» спирта, но и от надежды жить в своей, но другой стране.

Ирина и Алексей не были вместе, но и не были порознь. Они были друзьями в классическом понимании этого слова. После разных вечеринок уходили вместе. Ирина с готовностью делилась с Высоковым темами и полученными от своих источников фактами, нужными Алексею для работы. Лешка правил самые важные Иринины материалы, когда она сомневалась в расстановке акцентов, всегда помогал с постоянными переездами по съемным квартирам, выручал деньгами, а когда она болела, приносил продукты и готовил еду. Они даже отпуск однажды провели вместе. Хорошо провели: смешно и непринужденно. И когда друзья в Уфе или Омске стелили им на ночь общую постель, те устало от бесконечных повторений говорили:

– Мы друзья. Путешествуем вместе, а не спим.

Все это было как-то естественно и не обязывающее на что-то дальнейшее. Во всяком случае, Ирина не помышляла о совместной жизни с Высоковым. Может, не видела в нем отца и мужа в классическом понимании, а может, не представляла, что пусть даже из очень хорошего журналиста и классного парня вырастет суперуспешный бизнесмен. Кто из девочек не мечтает о принце с дворцом со всеми удобствами, конем в 1000 лошадиных сил и короной с бриллиантами. А Лешка на принца не очень тянул. Высокий, худой и весь какой-то нескладный. Он не хотел много денег, много читал и быстрой езде предпочитал тихую ночь в палатке. И когда Ирина стала подумывать, как бы сменить журналистику на более прибыльное дело, стала меньше появляться на журналистских тусовках, их и так не совсем ясные отношения стали совсем формальными.

Затем Ирина стремительно вышла замуж. Не за принца, но за того, который очень рассчитывал заработать и на дворец, и на коня с бриллиантами, взмахивая полосатой палочкой. Потом мужа перевели в другой город, и Скрябина поехала за ним. Только все заработанное за пределами родного города недопринц стал тратить не на дворец, а на молодых нимф да на горячительные напитки. Ирина боролась, а потом устала, собралась разводиться, но не успела. Пьяный муж врезался на машине в дерево. Так Скрябина с маленьким сыном оказалась вновь в родном городе.

Столкнулась она с Высоковым после десятилетней разлуки в фойе областной администрации, когда уже работала заместителем Тюленева в «Губернаторских вестях». Алексей практически не изменился, только глаза уставшего человека выдавали возраст.

– Привет, а ты что тут делаешь? – прощебетала Ирина, мысленно окинув себя взглядом и с неудовольствием отметив, что лично на ее фигуре и лице время оставило гораздо больше отпечатков.

Для Высокова встреча со Скрябиной, казалось, не была неожиданностью.

– Звездишь, как всегда, – добродушно улыбнулся Алексей.

– В каком смысле, – деланно возмутилась Ирина.

– В том, что любишь ошиваться в коридорах власти.

– Да, как ни стараюсь из них выйти, опять затягивает. Но я теперь здесь исключительно с коммерческой миссией. Тружусь-верчусь, чтобы «Вести» имели лишнюю копеечку. Сам-то где, как?

– Нормально, подвизаюсь на региональном новостном портале. Работа не пыльная.

– А с деньгами как?

– Для тебя это было всегда важным вопросом. Нормально. Вопрос не сколько получать, а сколько тратить.

Ирина решила было обидеться. Она никогда не считала себя помешанной на деньгах. Она их любила, это так. Но для нее они были лишь средством для интересного путешествия, новой бабьей тряпочки, подарков родителям и сыну. Она не умела копить, тратила деньги на ерунду, и поэтому страх остаться без средств всегда довлел над Ириной. Но злости на Высокова не было. Он всегда говорил то, что думал. Иногда это производило неприятное впечатление, но все знали: Лешка ни на кого зла не держит, просто с тем, что ныне принято называть дипломатией, ему не по пути.

– Слушай, а может, тебе к нам податься. Я знаю, сейчас будет освобождаться одна вакансия ведущего обозревателя, почему бы тебе ее не занять.

– Съели кого-то?

– Нет. Светка Филонова уходит в городскую администрацию, в пресс-службу. Видать, не зря на всех городских пресс-конференциях изображала лояльность и профессионализм. А сейчас выборы близятся. Вот ее и берут повышать рейтинг партии.

– Если Пашка будет не против, можно подумать.

– Приходи. Мне так хочется, чтобы ты разбавил тамошний серпентарий единомышленников. Уровень у всех средний, а гонору на спецкоров «Коммерсанта».

Ирина положила руку на плечо Алексея. Высоков в 90-е обличал и проводил журналистские расследования, затем, когда этот жанр превратился в пародию, Алексей занялся очерками об интересных людях. Среди них были, конечно, и бизнесмены, но они были в меньшинстве среди стариков из глухих деревень, работников сельских школ и детских садов, сумасшедших изобретателей и непризнанных художников. Его некоммерческие материалы терпели, потому что кому-то надо было создавать иллюзию значимости каждого человека. К тому же они были профессионально и интересно написаны.

После того разговора Высоков переговорил с Тюленевым и пришел на работу в «Вести». Он мог писать на разные темы, но и здесь предпочитал работать над материалами об неординарных людях. Такая приверженность понравилась Тюленеву, и вскоре Высоков стал заниматься выпуском еженедельного приложения к газете, заимев при этом двух заклятых врагов – Карманову и Метелину, которые заполняли таблоид дайджестами из других газет, советами хозяйкам, материалами о новых фильмах, списанными из Сети, и настаивали на повышенных гонорарах за весь этот мусор. Высоков сразу же отказался от подобных услуг, и Метла с Маринкой затаили на него нешуточную обиду.

Другим недоброжелателем Высокова стал Касаткин. Главный разоблачитель по заказу. Если надо было на кого-то открыть травлю – звали Гену Касаткина, вручали ему исходные данные и отдавали приказ. Через неделю заказчик мог прочитать гневный материал, разоблачавший обнаглевшего коррупционера, зарвавшегося руководителя или преступно непрофессиональную команду. После внесения правок заказчика, материал печатался в «Губернаторских вестях», а иногда и в других газетах. У «коррупционеров» захватывали бизнес, на место «зарвавшегося» руководителя сажали своего человечка, «преступно непрофессиональная команда» лишалась законного крупного контракта, а Гена получал повышенный гонорар и славу «острого пера». На официальных журналистских конкурсах он всегда побеждал в номинации журналистских расследований. Ему жали руку, говорили о гражданском долге и ставили в пример. Касаткин улыбался, потом пересчитывал деньги и шел к своим людям покупать траву или кокс. О последнем знали очень немногие. Но это было закономерным итогом постоянного копания в грязи не ради справедливости, а исключительно из-за наживы. Никто не сомневался, что Гена в одной и той же истории готов был разоблачать одновременно как одну, так и другую сторону конфликта, если бы эти стороны противостояния хорошо платили и существовали независимые друг от друга площадки, где размещать сливы. Больше всего Гена не любил тех, кто сомневается в его профессионализме и презирает, потому что внутри все равно комплексовал из-за своей роли презерватива. А Высоков не только не скрывал своей брезгливости, никогда с ним не здоровался, но и однажды публично ударил по лицу, когда стало известно о самоубийстве одного из Гениных «разоблаченных».

Однако, пока Высоков не давал Касаткину и Ко повода для гневных писем и открытых нападок. И они нетерпеливо ждали момента растерзать своего обидчика. Тюленев и Скрябина это знали, были на стороне Высокова и не давали перейти конфликту в активную фазу. После отставки Тюленева трио заклятых друзей сразу же стали убеждать Евгения Суздальцева, ставшего исполняющим обязанности главного редактора, отстранить Высокова от выпуска таблоида. Но Суздальцев – матерый аппаратчик – на скоропалительные шаги не пошел. Около месяца, пока команда губернатора выбирала себе нового подчиненного, Евгений вел издание, не делая никаких резких движений и не побуждая журналистов к громким материалам. Надо было пересидеть. И он пересидел это сложное время. Больше всего в жизни Суздальцев не любил принимать решения и отвечать за чужие поступки, поэтому возглавлять газету для него было хоть и почетной, но повинностью, и он с радостью принял назначение нового главного редактора.

Высоков с симпатией относился к Тюленеву и искренне переживал, когда узнал о его увольнении. Назначение Скрябиной он воспринял очень спокойно. Никогда нельзя было понять о его отношении и настроении. Всегда и со всеми доброжелательный, чуть медлительный и немного снисходительный.

После его прихода в «Вести» Высоков и Скрябина часто встречались на работе. Ирине было приятно его видеть. Она знала, что он никогда не предаст и всегда протянет руку помощи, даже если это навредит ему самому. Но на официальное представление почему-то не пришел.

– Привет! Что голова кругом идет от радости?

Высоков вошел в кабинет и, открыв пакет, достал из него большую коробку конфет и вручил Скрябиной.

– Начальнику цветы дарить не положено, так что вместо букета держи шоколад. Мне кажется, он тебе очень скоро понадобится. Уж очень за противное дело ты взялась.

Алексей выдвинул стул и удобно уселся.

Ирина молча открыла коробку, достала конфету и только после этого спросила:

– А почему ты так думаешь?

– Ты поразительный человек, Скреба. Совсем недавно мы с тобой обсуждали, что происходит что-то совсем непонятное. Мы говорили о сходности ситуаций в российской истории и похожей лексике многих лиц, находящихся у кормила власти. Да много о чем мы говорили, а сегодня ты не понимаешь, о чем я говорю. Ирка, а ты уверена, что сможешь ежедневно ломать себя?

– Я и не собираюсь себя очень ломать. Постараюсь сделать газету не только официальным вестником, но и интересным изданием. К счастью, ты здесь есть, Света Капустина, Полухин, Трифонова. Они живые и настоящие. А Метлу, Касаткина и Карманову можно очень легко нейтрализовать.

– Ошибаешься. Сейчас приходит их время, и, возможно, они тебя нейтрализуют гораздо быстрее. Ирка, никакое бабло не стоит того, чтобы, когда подходишь к зеркалу, хотелось в него плюнуть.

– Ерунда это все, – Ирина махнула рукой и подошла к окну.

В стекло билась большая муха. То она спокойно ползла по стеклу, то с недовольным жужжанием пыталась его пробить. Скрябина вынула платок, долго примеривалась, схватила муху платком и выбросила в открытое окно. В комнату ворвался запах осени. Ирина открыла створку пошире. На улице по-прежнему светило солнце, но где-то на горизонте показались облака.

Высоков молча сидел, погруженный в свои мысли. Ирина сосредоточенно рассматривала небо, потом, не оборачиваясь, сказала вполголоса:

– Лешка, я не могла упустить такой шанс. Но пока не знаю, что из этого выйдет. Но ведь в любые времена люди ухитрялись оставаться порядочными людьми. Сохранять достоинство. Почему ты думаешь, что мне не удастся?

– Ты выбрала работу на передовой. Тут надо или очень верить, или быть закоренелым циником. Не уверен, что ты относишься к первым или вторым. Но ведь ты всегда сможешь уйти. Верь хотя бы в это.

– Только ты никуда не уходи. Я очень тебя прошу.

Ирина обернулась, и в ее взгляде промелькнуло выражение доверчивости и некоторого страха, которое было у нее двадцать лет назад, когда она пришла в профессиональную журналистику и столкнулась с Высоковым в коридоре Дома прессы.

Высоков медленно встал и улыбнулся:

– Здесь я, здесь, – и пошел к выходу.

VI

После официального вступления Алевтины Медведевой в должность губернатора Тюленева вызвали и попросили написать заявление об увольнении по собственному желанию. Это было, безусловно, очень обидно, но то обстоятельство, что по трудовому контракту Павел должен был получить шестимесячный заработок в весьма крупном размере скрашивало расставание с теплым, пусть и хлопотным местом.

Его стремительный взлет по карьерной лестнице и такое же стремительное падение оставило ощущение не были, а какого-то сна. Который был приятен, местами кошмарен, но утро прогнало его и ты встаешь таким же, как и уснул.

За месяц деньги кончились. Ремонт, виски, друзья. И теперь Павел думал, куда бы устроиться на работу. За время редакторства он сумел ни с кем не поссориться и теперь, не без основания, прикидывал, что журналистская среда сможет принять его обратно. Выкручиваться, постоянно работать под давлением было хотя и выгодно, но очень хлопотно и нервно.

Лежа на продавленном диване, Тюленев вспоминал другое прошлое, как, бросив учительствовать в школе, он и его друзья по институту оказались на телевидении в начале нулевых. Никого не боялись, кичились своей принципиальностью и по праву считались самой независимой компанией в регионе. Они никому не верили на слово, перепроверяли каждый факт и без пиетета относились ко всяким местным вождям.

В эйфории от собственной гениальности они творили года три. Затем собственнику телекомпании стали названивать не только с тем, чтобы он повлиял на борзых журналистов, но и с тем, чтобы предупредить о проблемах с налоговой инспекцией, прокуратурой, роспотреб и пожнадзорами. Да мало ли проверяющих структур в России. А он, рядовой бизнесмен, которому просто нравилось владеть ресурсом, который так узнаваем и популярен. Да и с коммерческой точки зрения удачен. Рекламодатели дрались за право разместить свои видеоролики на телеканале.

Но никакие рекламные поступления не смогут окупить аппетиты проверяющих органов. И поэтому, когда человечек от партии предложил продать телекомпанию, то бизнесмен назначил очень хорошую цену. В три раза превышающую реальную стоимость. А партийцы немного подумали и согласились. Так популярная телекомпания сменила владельца, а с ним и установки на работу. Жить под диктовку «золотая команда» не захотела. Рассосалась по разным изданиям, кто-то занялся совсем не журналистской деятельностью, кто-то подался в столицу.

Тюленев все эти изменения наблюдал уже издалека, из кресла госслужащего. Однажды в зените телевизионной карьеры ему предложили работу в законодательном органе области. Пресс-пешкой, конечно, но стабильно оплачиваемой. Менять свободное творчество на хлеб с ладони вчерашних оппонентов не хотелось. Но жена ела поедом. Ей хотелось «нормального» статуса мужа. И Павел согласился работать на власть. Но отношений с бывшими коллегами не разорвал и участвовал во всех их междусобойчиках. Даже после стремительного взлета в карьере со стула клерка пресс-службы в кресло главного редактора областной газеты. И вот сейчас он больше всего хотел быть со своей «золотой командой». Но где?

Павел, не торопясь, надел разношенные кроссовки, накинул куртку и направился к рюмочной за углом. Теперь он мог себе позволить забыть про официальный костюм, модельную обувь и прочий дресс-код. Если бы кроссовки могли говорить, они бы сказали тюленевским ногам в носках с дырочкой на большом пальце: «Добро пожаловать домой! Загостились уже».

Тюленев вошел в полутемное помещение и сразу же увидел компанию дяди Миши из соседнего подъезда.

– Павлуха, иди к нам! У нас все есть. Расскажи, как губернаторша три раза ремонт у себя делала да пьяная в коридоре падала.

Но в этот раз столь интересный рассказ не успел порадовать тусовку дяди Миши. У Тюленева зазвонил телефон.

– Павлуха, отмокаешь еще? – раздался голос Андрея Соколова, адепта «золотой команды» бывших телевизионщиков.

– Да нет уже. А что случилось?

– Приезжай ко мне сегодня. Есть о чем поговорить.

Спустя час Тюленев уже потягивал пиво у Андрея дома. Рядом расположились еще пятеро человек из их прежней команды. После обычных воспоминаний Андрей обратился к Павлу.

– Мы тут решили вернуть былую славу. Создать свое телевидение. Как ты на это смотришь?

– Честно, я смотрю на это просто охренительно. Только кто же нашелся такой богатенький и бесстрашненький?

– Никто. Мы сами создадим телевидение в сети Интернет. Вон Серж связался с компанией, они нам сделают супер-пуперский медиапортал за приемлемые деньги.

– А откуда мы возьмем «приемлемые» деньги?

– Скинемся, брат. Вложим свои кровные и будем сами себе хозяевами, – вступил в разговор голубоглазый атлет Сергей Царев, бабник, шутник и монтажер высочайшего класса.

– Но еще надо сделать телевидение популярным. Да и кто деньги будет платить за работу?

– Сами, сами, чудрило! Неужели ты не понимаешь, что у нас появился шанс заниматься любимым делом и самим определять всю подачу, – стукнул Павла по плечу Царев.

Тюленеву еще хотелось возражать, но энтузиазм коллег уже проник в него, захватил все мысли и чувства. Опасностей много, но желание работать на себя и говорить о том, о чем считаешь нужным, перевесило любые страхи. И он подключился к разговору пьяных от идей и возможности их осуществления старых-новых коллег.

Около одиннадцати вечера компания стала разбредаться. И Тюленева теперь беспокоила одна мысль: где взять деньги? Он не смог сказать друзьям, что миллионное выходное пособие растаяло полностью. Значит, нужно было подключать состоятельных и состоявшихся друзей. Павел достал телефон и позвонил бывшему однокурснику, а ныне руководителю крупного холдинга Петру Колосову.

– Петруха, привет! Как дела? Что нового? Что, сразу к делу? Мне надо полмульта на полгода. Да тут задумали одно дело, связанное с телевидением. Да, завтра смогу подойти. Пока.

Тюленев задумчиво закурил. Конечно, он не ждал радушия от человека, у которого постоянно просишь денег. Но тут еще примешивалось опасение, что придется рассказать об идее телевидения. Его предупредили, пока держать язык за зубами. А он вот не может сдержаться. С другой стороны, Петруха свой – он не сдаст. К такому выводу пришел Тюленев, подходя к дому.

VII

Вечером Ирина стремилась и одновременно не торопилась уходить с работы. С одной стороны очень хотелось все рассказать сыну, поделиться с Данилой радостью назначения и реакцией окружающих на него. А с другой, она боялась упустить хоть на мгновение полный контроль над изданием, потерять управляемость механизма, который очутился у нее в руках. Поэтому вышла она из редакции только тогда, когда уехали последние верстальщики, были отсмотрены все полосы, и типография поставила газету в печать.

На улице уже зажигались фонари. Небо на западе отливало сиреневым цветом. Ирина поежилась, становилось прохладно. Как она любила это время, когда воздух особенно прозрачен, деревья еще не сбросили листья, а запах земли, пожухлой травы, увядающих листьев кружит голову. В такие дни хочется бродить по лесу, или смотреть с высоты на вспаханные поля, или сидеть на лавочке в парке и не думать о том, что, по сути, совершенно неважно. Через двадцать лет, даже гораздо раньше, никто не вспомнит о газете «Губернаторские вести», Алевтине Медведевой и всей истории, которая сейчас кажется Ирине судьбоносной и главной.

Данила с кем-то переписывался в соцсетях, но, увидев мать, сразу закрыл компьютер.

– Привет, ты теперь всегда так поздно будешь приходить?

– А ты что не спишь? Думаю, нет. Просто первый день хотелось уйти последней. А у тебя как дела в школе? Смотри, одиннадцатый класс нельзя пустить на самотек.

Ирина повесила плащ и внимательно стала смотреть на себя в зеркало.

– Успокойся, не пускаю я. Только зря ты меня пойти на физико-математическое направление уговорила. Скучно это. Лучше было пойти на гуманитария, а потом на истфак.