Купание железного коня. Степные рассказы

А мужики заворожено следили за каждым её уверенным движением. Волшебница, не иначе! Или бывшая русалка, и с водяным в сговоре…

У мужиков поплавки дремали, а в головах быстро вращались вопросы: как это? почему? кто она такая?

– Да подкормила она своё место! И ловит в тени! В тени сейчас карась, а мы на солнце сели! – вырвалось у Виктора Ивановича.

Но тут рыбалка закончилась. Местная богиня смотала удочку, положила её к ногам, накинула клетчатую рубашку с коротким рукавом, подняла садок и вспрыгнула на коня в замах, как лихой казак.

В сторону рыболовов она так и не взглянула. Уже за бугром, издалека кто-то окликнул её:

– Дашка, ты чё делала на Копытном?

– Загорала…

Карасиные страдания

Рассказ

Пенсионеры Виктор Иванович и Николай Александрович, а во дворе просто – Иваныч и Саныч, решили как-то оторваться от скучной лавочки у дома и… куда? – правильно, махнуть на рыбалку! Накопали червей, запарили перловки и кукурузы, залили полный бак бензина в мотоцикл. Но утром уехать не получилось – то да сё – провозились до обеда, а в Осиновку приехали лишь к вечеру.

– Ничего, – сказал Иваныч. – Если дело пойдёт или что – тут и заночуем. Видишь крайний дом? С хозяином я договорился недавно.

– Конечно, – подхватил Саныч, – вечернюю зорьку отсидим, утреннюю прихватим. Дома нас как бы ждут, а как бы и не ждут – знают, что никогда не пропадём.

– Да уж! Такие мы умные…

А рыбалка не пошла. Пруд сделался, как стекло, – ни шороха, ни всплеска. Мужики подкормили места, но поклёвок не дождались.

И тут в ближнюю рощицу лихо заехал «Форд». Из него вышла молодёжь. Вся – навеселе. За первой машиной ещё пяток серебристых и блескучих авто подкатил. Молодых стало гуще.

Рыболовы поняли, что ребятки подъехали прямо со свадьбы. Они чего-то выпили меж деревьев, чего-то закусили, что-то спели, посмеялись и полезли в пруд купаться.

Иваныч и Саныч немного взволновались, но знали, что рыба купальщиков не боится, а рыболовов никто не обидит.

Но зря они понадеялись на свои позитивные мысли. Красивая и молодая девушка разделась рядом, чуть позади рыбаков, и шумно рухнула в воду, раздвигая её мощной грудью. Раздвинулись и поплавки. За нею, видимо, муж её побежал по следам жены, и стали они плавать, брызгаясь и хохоча.

Рядом появились маленькие детки – справа от рыболовов, а слева бухались в пруд парни и девчата.

– Всё! Пипец, как говорит мой младший внук. На сегодня отрыбачились. Поехали на ночёвку, что ли?

– Ну, вот как такое понимать, Саныч? Берега им, что ли, не хватает? Ведь это чистое хамство. Ни рыбаков не уважают, ни возраст наш.

– Не чистое, а грязное. Иным хамство не бывает. Это просто полное отсутствие воспитания. Или воспитание наоборот – такой вот вид извращённого патриотизма. Мы с тобой не местные, значит должны соблюдать их уличные законы… А ты помнишь, в Ольшанке подобный случай был? Тогда девчонки тебе тоже прямо под крючки лезли, чтоб в пятнашки поиграть. Им тоже берега не хватало. И не пятнашки им были нужны, а старикам досадить… Так и тут.

– Я вот подумал, пора закон правильный сочинить: пенсионеры везде по стране должны рыбалить бесплатно и безопасно, чтоб их никто не смел обижать. Можно этот закон и не только для рыбалки придумать – для всего! Ладно, поехали…

Крайний дом недалеко. Иваныч пошёл на переговоры к хозяину, но не успел войти в дом. Из проёма двери показался молодой мужик и с порога сказал:

– Привет! Ночевать вы здесь не будете. Тут старики живут. Я их внук. Мало ли чего? Вдруг запьёте…

– Да нам только мотоцикл во дворе поставить, а переспали бы в любой сараюшке.

– Нет. Нам не надо осложнений.

– Ну и ладно. До свидания.

У мотоцикла Саныч спросил Иваныча:

– Что такое? Ты ж предварительно договорился…

Призадумались, закурили. И тут сообразили – на пруду-то тишина. Видимо, молодёжь уехала свадьбу допивать-догуливать. Ничего не стоит вернуться на пруд, на прикормленный бережок, да и продолжить рыбалку.

Вернулись. Точно, как корова слизала всех купальщиков. Рыбаки вновь расположились в избранном месте, забросили снасти в воду. Но клёва, как не было, так и нет. А в небе вдруг исчез месяц, за ним – пропали звёзды. С запада надвигалась громадная туча. Она, словно поджидала рыбаков. Мелкий крап сменился крупной дробью дождевых капель, а вместе с ветром пришла стена сплошных водяных потоков. Да ещё темь!

Иваныч и Саныч побросали удочки, спрятаться некуда: место голое, а редкая рощица, что вблизи, вряд ли чем поможет. Промокать, так промокать! Мокрые до нитки уже…

И тут Илья-пророк на колеснице по туче проехался с таким грохотом, что в него запросто поверишь. Там он где-то! Молнии блеснули в разных местах и рядом, громы ревели уже непрерывно.

Тут Иваныч вспомнил и достал из мотоциклетного багажника старенький плащ. Присели рыбаки в соседнюю ямку, накрылись этим плащиком и замерли, спасая друг друга от сырого холода…

Водяная буря уходила. В ямке на дне плескалась вода. Рыболовы приходили в себя.

– Унесло нечистую силу!

– Бомбёжка натуральная, как в Афгане.

– Ладно, всё прошло. Вот уже и рассветёт скоро – видишь полоску светлую? Солнце встанет, обогреет – переживём.

Но и утром не повезло. Опять никаких поклёвок. Саныч пару окуньков с мизинец поймал и в воду выкинул. А Иваныч очень приличного карася добыл. Только этот карась больше никого за собой не привёл.

– Да что ж это такое? Поехали домой.

– А что, согрелись, поехали…

Иваныч поднял садок, и этот самый килограммовый карась на глазах рыболовов трепыхнулся, нашёл дыру, да и с удовольствием шлёпнулся в родной пруд.

– Вот зверок! Ушёл! Дырка… Больше я сюда не поеду.

Художника обидеть может каждый

Рассказ

Сказать по чести, сначала Иван обидел Марию. Он решительно отказался делать хоть что-нибудь на даче.

– Не хочу и не буду. Мои дела серьёзнее твоих, – заявил он супруге. – Я допишу и продам картину, а на эти деньги мы купим и помидоры, и огурец, и долги раздадим, и на еду хватит. Не за помидорами я сюда приехал!

– Как надоел ты, Ваня, со своими мечтами, – парировала Мария, поджимая губы. – Вот не зря от тебя Надежда сбежала. Жить с таким ненормальным невозможно!

Иван не стал отвечать на выпады Марии – женские дела ровным счётом ничего не стоят, а бытовой круговорот – бесконечная еда, посуда, вещи, платы – утопит любое творчество. Как нормальный человек может жить и творить в обстановке бабских претензий на якобы нормальное существование? Уже вся квартира в её помидорах – ступить некуда, а она опять за своё.

Мария, ворча, занялась сбором урожая. Его надо не только собрать, но и как можно быстрее закрутить в банки. Часть замариновать, часть засолить с капусткой, сделать жгучку с хреном… Она отключила внимание от своего суетливого и крикливого мужа. Дело – прежде всего.

Иван побегал взад-вперёд, как молодой петушок в поисках противника. Уселся на брёвнах и тут же отомстил Марии. Коричневым цветным карандашом он сделал рисунок с натуры – широкий зад жены. Увлёкся, и в альбомчик навечно попали и его «городская крестьянка» в разных позициях, и шикарный пень с раскидистыми корнями, очень похожий на Горгону, и грибы-мухоморы, и собачка Лизка…

О, Лизка – это настоящая, преданная художнику модель из мира животных! Она неизменно позировала хозяину столько, сколько надо по времени, и до тех пор, пока он не скажет: «Всё, Лизка! Пошли за карасями!». С любимой собачки он уже много лет начинал художественную разминку перед любой серией набросков и зарисовок.

А зачем менять годами заведённый порядок? Иван взял с собой удочку, баночку червей, лёгкий акварельный этюдник, заряженный бумагой и инструментами для карандашных дел. И весело направился к ближайшим болотцам, чтобы лишний раз понаблюдать за природой, найти интересные сюжеты из её жизни, высмотреть и зафиксировать что-нибудь неожиданное в свой многотомный альбом.

И тут у Ивана было правило простое, почти как по-Маяковскому: поработал сидя – поработай стоя. И вообще, настоящего художника, как волка, ноги кормят. Ходить по миру надо, толкаться среди людей и деревьев, а не помидоры собирать.

Если не получатся этюды и наброски – будут караси. Не клюёт карась – будут этюды. Чёткая диалектика!

Когда Иван вернулся и с этюдами, и с карасями, он радостно закричал уже от калитки:

– Маша, таких карасей ты ещё не жарила! И этюдов таких ещё не было, а теперь есть!

А Мария, как деревянная, сидела на брёвнах рядом с умывальником. Перед нею стояли корзины и вёдра с помидорами, овощами и зеленью. Она ответила тихо:

– Да что я с тобою только не видела. Я видела всё. Только жизни не видела…

Её замкнуло, она что-то шептала и шептала приглушённо. И хорошо, что Иван ничего не расслышал.

На другое утро Иван опять сделался гневливым и психованным. Он заказал грузовую газель. Машина подъехала, и он загрузил в неё из мастерской кучу этюдов, картонок и готовых картин, взял снаряженный масленый этюдник, дополнительные кисти, тубы с краской, разбавитель-тройник, и тысячу всяких мелочей. И решительно отправился на малую родину. Замысел был простой: освежить старые связи, побывать в школах, в музее, встретиться с творческой средой и написать что-то новое, а в конце поездки устроить выставку для земляков. Успел для приличия позвонить Марии о своём внезапном отбытии в Оренбургскую область.

Ничего не сказала Маша, лишь вздохнула и пожелала доброго пути. А Иван по инерции кричал в трубку телефона из мастерской:

– Когда приеду? Как приеду. Ты лучше не жди. Может быть, я и вовсе не вернусь. Пока!

Иван клацнул трубкой по аппарату, выскочил на улицу, прыгнул в машину и сказал шофёру: – Поехали!

Как выяснилось, в родном краю все его былые родственные и дружеские связи оборваны или утрачены. Иван мыкался на газели то к одним, то к другим – нигде его не принимали.

Родного посёлка и родного родительского дома у Ивана не существовало. Давно. Неперспективным его крошечное поселение оказалось. Родители умерли, хотя и считались долгожителями. На родном месте – одни бугорки, да ямки, да несколько заброшенных крестов неподалёку.

В другом посёлке, где Иван работал в молодости, хороший друг и рыбак Окунев умер года два назад, а его семья переехала в соседний район. Очень долго не был Иван на родине, никому не писал, не звонил – думал, что она, родная земля и твердыня, никуда не денется. Земля и реки, вроде бы, те же, а людей как повыкосило.

В райцентре, где когда-то Иван учился в старших классах, из родных осталась одна единственная изба на берегу реки. И в ней жил его племянник, которого Иван никогда не видел. Однако надо куда-то приземляться.

Иван постучал в дверь. Племянник вышел, но сразу не пустил дядю за порог. Поговорили на улице. Он, племянник, был слишком дальним родственником, чтобы знать и помнить Ивана. Вышел он к художнику в каких-то замызганных трениках, в нестиранной бесцветной майке. На голове – немытые вихры.

А водитель газели уже сильно нервничал – ему пора возвращаться в город, а машина всё никак не доберётся до цели.

– Давай, разгружай, дядя, свои картинки, – разрешил племянник. – Но не удивляйся – у меня больная живёт и братан ещё при мне. Как договорились, ставь литр водки сразу, а потом деньги за проживание.

– Хорошо!

Выгрузили творения Ивана в подобие двора, газель сразу уехала восвояси. Начали груз определять в дом. Многое видел Иван, но такое! В комнате от сенец до печки на полу сплошной слой пивных банок, бутылок и окурков. За столом сидел братка племянника – по внешнему виду его копия, но очень пьяная. Братан очнулся и заявил:

– У нас воровать нечего – у нас всё пропито…

Из соседней комнаты по полу к выходу медленно ползла бабка.

– Ты её не бойсь, – добродушно сказал племянник. – Она давно не кусается, и ничего не видит, и не слышит. Да и не поговоришь ты с ней – чёкнутая она.

Иван долго приглядывался к родственнице и не узнавал её. Седая, в мятой ночнушке, она ползла вперёд, но с места почти не двигалась. И никто не помогал. Иван сделал шаг к ней…

– Не надо. Я сам. Это мать моя. Зойка. Зоя Петровна. Помнишь такую? – спросил племяш.

Да, Иван вспомнил. Зоя – троюродная сестра, сильно моложе его. Они не виделись лет тридцать уже. Страшно подумать. Когда в последний раз Иван приезжал к её родителям, Зоя была ещё молоденькой, шустрой, работала где-то, и вот итог. «Бог мой, что с нами происходит!» – подумал Иван, но вида не подал – воспитание уберегло от проявления эмоций.

Сын спокойно переступил через мать, потом приподнял её и вынес на улицу. А Иван спешно решил прогуляться по селу. Он пошёл улицей к самому центру. Заглянул в парк, где стоял памятник участникам Великой Отечественной войны с перечислением очень знакомых фамилий. На скамейке увидел ладную женщину. Невольно присел к ней, по старой моде испросив разрешения. И как-то разговорились.

Женщину звали Ниной. И она сразу схватила самую суть проблемы художника.

– У меня, к счастью, есть знакомый, тоже художник. Егоров. Не знаете такого – Николай Егоров. Он наш, местный… Сейчас ему позвоню.

Друг ответил быстро: – Пусть немедленно переезжает, я жду. Приезжайте вместе – тебя, Ниночка, угощу чаем, а коллегу крепким чаем. Телефон и адрес знаете. Да-да. Художника обидеть может каждый, а помогут – единицы. Я вас жду!

Всё к лучшему, мой друг…

Фэнтези

Два друга – два ангела парили где-то над Уральскими горами, и один вдруг заговорил:

– Ну что ты будешь! Как их ещё раз свести? Три раза проделал тщательную подготовку и сложную работу: этот Володя решил-таки поступать в военное училище, хотя был явно не совсем готов к подобному испытанию. Я внедрил ему в голову бодрящий марш и заглушил пораженческие мысли.

С Мариной тоже было много возни: она с трудом решилась поступать в горный институт – ни твёрдых школьных знаний не было, ни здоровья, ни желания полюбить геологию и горное дело…

Не знали молодые люди, что им судьба по условиям моей задачи – быть вместе всю жизнь. Нам нужны были их уникальные дети. Такой вариант был просчитан на нашем суперкомпьютере, и результат должен был быть весьма многообещающим. Однако люди всегда сопротивляются богам…

Володя в училище поступил. Он подкупил приёмную комиссию – он вместо обычного грамотного сочинения создал свою первую поэму в стихах на заданную тему, и преподаватели-русаки растаяли.

И Марина в институт поступила. Если в медицинский поступают только девушки, за редким исключением, то в горный институт наоборот – поступают, в основном, романтики мужеского пола. Поэтому приёмная комиссия сразу зацепила девушку в свои сети: в абитуриентском билете стоял особый знак, по которому любой преподаватель ставил положительную оценку заранее, за одно только произнесённое слово – к примеру, «горы…».

Оба пошли за высшим образованием. И в ближайший выходной моя программа свела их среди сосен на горе Уктус. Как они радовались встрече! Увидеть знакомое и почти родное лицо после месячных испытаний – что ещё нужно для любовной вспышки!

– Спасибо, Марина, за то, что ты пришла! – то и дело повторял Владимир.

– Какой ты красивый в этой форме! – восклицала девушка.

Час их встречи прошёл так стремительно, что оба были возмущены произволом нашего заведующего Временем. Но делать нечего – надо расставаться, ибо здание совместного будущего могло разрушиться в минуту.

Они бережно расстались у КПП. Владимир, оглядываясь, бодро отправился в расположение. Марина долго помахивала ему рукой уже за воротами.

Всё было правильно, и вдруг сразу 96-я страница!

…Владимиру курсанты собрали денег в дорогу, вручили общую тетрадь с утешительными пожеланиями и напутствиями, командование вручило документы об отчислении по здоровью. Вот что значит потерять сознание на плацу до приёма Присяги! Он был сражён обстоятельствами, и отправился в дорогу, не попрощавшись с Мариной.

А Марина в следующий выходной опять пришла на КПП училища, чтобы получить известие об отъезде Владимира.

Как же трудно было мне свести несводимое, соединить молодых людей уже в другом городе! И надо признать – моя программа дала сбой.

Он увидел Марину, обрадовался, но у него уже появились чувства к прекрасной Ольге. Откуда эта красавица появилась на пути Владимира?

Марина увидела Владимира, и прежняя надежда на крепкую любовь вроде бы дала новый всплеск желаний. Но в общежитии у неё уже появился знакомый, с которым отношения были в стадии жгучего интереса. Откуда он взялся, зачем?

Надо было выбирать. Они выбирали. При желании в большом городе можно жить годами, ходить одними и теми же улицами, ездить одинаковыми трамвайно-троллейбусными маршрутами, и дома могут стоять рядом, и даже на работу можно проходить через одну проходную, но так и не встретиться. Никогда!

Вот, понимаешь, и провалилась моя генетическая инженерная операция по созданию Человека нового вида. А я так хотел победить в конкурсе!

– Ну, ты сильно не печалься, мой друг. Пока ты занимался своей проблемой, я занимался другой – мне было поручено всячески вредить твоему делу – придумывать препятствия, несуразицы и даже беды этим молодым и перспективным людям. Чтобы они упорно шли к нужному нам результату, сквозь любые тернии, что могут придумать звёзды. И они шли. И дали искомый результат – в итоге получилось, что никакая совместная жизнь им не светила – им нельзя было иметь детей!

Поэтому были исполнены другие варианты: Мария вышла замуж за Валерия; Владимир женился на Ольге. И только поэтому наше Человечество будет жить лишнее тысячелетие… И слава Богу! Чтобы Он ни делал – всё к лучшему!..

– Ну что, посмотрим на Алтай?

– Да. Давай полетим медленно…

Три километра мороза

Рассказ

В лёгком демисезонном пальто, с портфелем в руках Николай вышел в тамбур вагона. А поезд остановился, он ещё не добрался до станции. Остановка против небольшого городка нефтяников… Вот-вот, вот-вот – и родная станция!

Никто в тамбур кроме Николая не вышел, а он разглядел в окно, что между поездом и дорогой много снега. По дороге проехал одинокий автобус с приглушёнными окнами, он, видимо, последний на маршруте.

Николай давно не был дома. Ну, кому как – кому и десять лет не срок, а кому и месяц разлуки в тягость. Очень хотелось открыть дверь тамбура, крикнуть: «Земля родная, здравствуй!» и добраться до вокзала, а там на попутке – домой! Но сомнения остановили его – вдруг в снегу увязнешь, а на улице, чувствуется, очень холодно.

Более двух часов поезд стоял на месте из-за какого-то километра неосвоенного пути. Николай уже продрог в тамбуре, но покорно ждал движения. Наконец, поезд тронулся и быстро добрался до вокзала.

В тамбуре к Николаю никто не присоединился, даже проводник не вышел. Николай самостоятельно открыл дверь, спрыгнул на перрон и двинулся к вокзалу. Никого рядом не было, поезд пошёл своей дорогой. Повезло бы на остановке! Но не судьба – перрон чист, небольшая привокзальная площадь пуста, на остановке никого, и никаких попутных машин.

Николай так торопился, что не сразу осознал – деревянного вокзала уже не было. За время его отсутствия старый вокзал снесли, а новый каменный только начали возводить – вывели стены метра на два. Николай топтался, подпрыгивал, стучал ботинком о ботинок, пытался прятаться в небольшой воротник – бесполезно. Надо где-то спрятаться. Издалека он заметил ещё одно станционное деревянное здание, в которое только что вошёл человек.

Николай быстро добежал до этого здания, дёрнул ручку двери и растерялся: входить было некуда. Сразу за дверью стенкой на него смотрели спины людей. Пар от дыхания пассажиров вырывался наружу. И тут кто-то шумнул:

– Эй! Дверь закрой! Сквозит!

Николай дверь закрыл, попятился к стройке, спрятался в проём между стенок, но понял – тут его хватит максимум на полчаса. Что делать?

Вообще-то, на станции жила родня, можно добраться до неё. Но там одни старики – могут и не услышать стука в окно… Глубокой морозной ночью, под утро, кто тебе откроет двери и впустит в дом?

Лихорадочно, замерзая и плохо соображая, Николай принял единственное правильное решение: пешком дойти до дома, пока силы есть. А что? Тут идти-то всего три километра и триста метров. Бывшего солдата разве морозом испугаешь?

Всё! Николай отправился в путь. До поворота дошёл быстро и хорошо, даже немного разогрелся в движении. Свернул на главную дорогу. И до моста через озеро Большое тоже дошёл неплохо. Но сразу после моста портфель выпал из задубевших рук. Выпал и скользнул вдоль дороги.

Тут Николай смекнул: «Пока руки совсем не замёрзли, надо снять брючный ремень, привязать его к портфелю и к руке, и – вперёд!» Так он и сделал. И даже повеселел: во-первых, руки почти освободились от веса, а во-вторых, портфель покорно двигался за хозяином, как послушная собачка. Скорость движения увеличилась! «Ничего! Дойду!» – утешил себя Николай.

За мостом он почувствовал низовой ветерок. Вроде, слабый, но неугомонный. Шёл, остановился, постучал по ногам – они, как поленья. Чувствительности не было.

Кое-как двинулся далее. И заметил, что справа, параллельно с ним, метрах в тридцати скользит меж кустов что-то тёмное. И мысль первая – волк! А это уже очень серьёзно! Нет, всё же собака, волк уже давно наперед забежал бы или сзади напал. Понял, но на душе легче не стало – уж слишком рослая собака какая-то, и почему бежит рядом, не отстаёт. Встанет Николай – и она тормозит, двинулся Николай – и она бежит рядом. Бежит и бежит…

И тут Николай заметил звёзды. И почему-то реально подумал о смерти. А что, всё сегодня может быть. Особенно бояться вроде нечего: чтобы мы не делали, через тысячу лет от наших дел и от нас останется только прах и пыль воспоминаний. А может быть, и их не будет. На этой самой дороге давно когда-то дембель не дошёл до дома – загрызли волки. А не так давно пьяный водитель ночью на смерть сбил двух парней. Они Афган прошли и остались целы, а тут нелепо погибли… И только звёзды будут висеть на своих местах и подсвечивать путникам заснеженную дорогу…

Звёзды! Вот идёшь по световому туннелю – вокруг темнота, впереди свет! И ты почти один пока ещё тёплый, но уже находишься внутри смертельного космического холода. Что есть наша жизнь? Тонкий подвижный слой, схваченный жутким жаром и таким же жутким холодом. Немного двинься за допустимые пределы, и нет жизни! Минус шестьдесят и плюс шестьдесят, вот и всё, что нам отпущено. Очень напоминает тонкий воздушный детский шарик с радужными разводами…

Тут мысли Николая стали заметно путаться. Впереди он увидел знакомые огни, до них было недалеко. Но это «недалеко» надо как-то преодолеть… Звёзды складывались в узнаваемые геометрические фигуры, иногда мерцали синхронно, двигались по замысловатой кривой вокруг своего центра, и даже – кололись и дробились. «Вот холодина – даже глаза замерзают…» – отметил мимолётно Николай…

И тут ему стало лучше, теплее. Он очнулся у домика-вагончика. В маленькое окошко увидел спящих мужиков… Надо бы зайти в тепло, но и осталось уже пройти мост через реку, потом ещё с километр и – дома! «Останавливаться нельзя – будет хуже. Дойду как-нибудь».

После поворота дорога пошла на подъём. И очень трудно было двигаться – ноги почти не гнулись. «Всего лишь три километра по холоду, и – гибель! Так просто…».

Когда он вышел на прямую улицу к дому, увидел под фонарями какие-то неясные подвижные силуэты. Улица упиралась в ворота больницы, которая и замыкала тупик.

У самого дома Николай понял, что силуэты – это косули. И зачем они забрались морозной ночью в посёлок? Сколько их было? Однако размышлять о животных было уже не под силу – надо себя спасать!

Самое трудное – открыть подъездную дверь. В инее, заледеневшая, без ручки, она замёрзла и не поддавалась Николаю. И всё же он вошёл в подъезд. Портфель на удивление до сих пор следовал за ним, машинально постукивал на каждой ступеньке лестницы.

И вот – третий этаж, родная дверь. Звонок! Пауза, ещё звонок! Заспанная Мария открыла дверь, глянула на мужа и сообразила – он замёрз. Николай сделал шаг, втянул портфель, потом ещё три неуверенных шага и упал!

Мария торопливо искала водку, нашла, раздела мужа, разжала Николаю зубы и влила спасительную жидкость. А потом начала со слезами растирать его тело…

– Додумался, на дворе мороза за сорок, а он пешком… Пешком! Господи, спасибо за всё!

Любви, представьте, не ждала

Очень маленькая повесть

Вчера Валентина Сергеевна влюбилась. Она поняла это по дороге из библиотеки домой. Шла себе тихо по свежему снежку, заглянула, не помнит как в магазин, купила чего-то, как бы во сне, для ужина и потом не смогла вспомнить, как оказалась на порожке собственного дома.