Фенечка. Цикл рассказов

– Это проще, чем ты думаешь, – Анна улыбнулась. – Просто порой нужно взять перерыв, успокоиться и продолжить начатое. Ты со мной согласен?

Рон пожал плечами.

– Давай соберем игрушки, а там, глядишь, и бойца твоего найдем, – Аня принялась собирать разбросанные вещи по комнате, а мальчик все сидел и глазами пытался найти свою цель. Дверь в квартиру внезапно захлопнулась.

– Это мама? – спросил Рональд.

– Да. Ушла. Снова… – прошептала Анна. – Нужно скорее все собрать, пока не пришел папа. Рон, за дело!

Мальчик словно опомнился, его тоска тут же пропала, и он в спешке принялся помогать сестре. Слишком много вещей было разбросано по комнате, они все не кончались. Вдруг дверь в квартиру снова загремела.

– Рональд, прячься! – шепнула Анна, указывая на шкаф. Она дала ему свой телефон, чтобы он не боялся темноты внутри, и Рон залез внутрь, оставив маленькую щелку, через которую следил за своей сестрой.

Отец тяжелыми шагами вошел в комнату, он с трудом стоял на ногах.

– Что за чертовщина?! – проговорил он невнятно.

– Дай мне минуту, пожалуйста, я все уберу, – сказала Анна, но он видно не слушал ее. Отец настойчиво направился в ее сторону и вдруг нанес удар по лицу своей дочери, она упала.

– Ненавижу вас! – вопил он.

Анна попыталась встать, но он снова ударил ее, и на этот раз она с грохотом ударилась о пол. Рон внезапно вскрикнул, но тут же закрыл рот ладонью. Тем не менее, отцу удалось услышать непонятный звук из шкафа. Он уставился на него дьявольскими глазами, и медленно начал приближаться. Рональд пролез глубже и спрятался за вещами, в надежде, что он не найдет его там. Внезапно тяжелые шаги за дверью стихли, все замерло: стоны Анны, плач соседского малыша из-за стены, крики детей за улицей, даже, казалось, сердцебиение самого Рона остановилось. Дверь шкафа резко открылась, и Рон снова испугался и снова неожиданно вскрикнул. Сквозь одежды, за которыми скрывался мальчик, протянулась рука и вытащила юного Рональда из его убежища.

– А вот и маленький засранец! – он кинул его к сестре, и она обняла его, пытаясь защитить собой.

Отец подошел к детям и яростно начал запинывать ногами обоих. Анна кричала, отбрыкивалась руками и ногами, пытаясь защитить брата, но тщетно. Рону доставалось не меньше сестры: он сжался клубком, закрывая голову от шквала ударов, а отец все не останавливался. Казалось, в него вселился сам бес. Он беспощадно бил, не останавливался ни на секунду. Внезапно Анне удалось поцарапать его лицо и удары на какое-то время прекратились. Воспользовавшись этим, она откинула от себя брата, приняв оставшийся гнев отца на себя. И он с еще большей силой напал на нее. Рональд спрятался за диваном, прижав колени к груди. Вдруг телефон в его руке зазвонил: входящий вызов от мамы.

Рональд поднял глаза и обнаружил, что стоит около Брестской 33г. Возможно, там он найдет какую-то зацепку о местонахождении Савелия? Он рванул к подъезду, но вдруг остановился. Сердце его бешено заколотилось, на лбу выступили капли пота, дыхание участилось. Знакомый голос в голове спросил его: «Зачем ты это делаешь? Ты желаешь насолить отцу, или помочь матери? Ты ведь знаешь, что она мертва, так за чем же ты гоняешься? Анне помочь уже не удастся, она окончательно сошла с ума. Неужели ты до сих пор не простил и не отпустил отца? Он в прошлом, Рональд, оставь его. Что ты хочешь?»

– Заткнись! – выкрикнул он на всю улицу. Прохожие ошарашенно вылупились на него. Рональд почувствовал это и закрыл за собой дверь, отправившись на нужный этаж.

Дверь в квартиру была открыта. Медленно открыв ее, Рон тут же почувствовал жуткую вонь, что витала в воздухе. Прикрыв лицо рукой, он вошел в комнату, где еще недавно разговаривал с отцом. Посреди комнаты стоял стол, на котором лежали стеклянные бутылки, чашки, тарелки с различной закуской и несколько столовых приборов. А вокруг стола и под ним лежало несколько человек, включая отца Рона, видимо, уже не в сознании.

– Так будет даже проще, – сказал вслух Рональд и принялся обыскивать квартиру.

Единственное место, где могли храниться какие-то документы у отца – это шкаф, что располагался вдоль всей стены. Открыв нижний ящик, служивший, видимо, помойкой, Рон нашел там грязные тряпки, скопление всяких бутылок и огрызков овощей. Тошнота тут же подобралась к горлу, и он мигом закрыл этот шкафчик, отвернувшись в сторону окна. Рон открыл второй нижний ящик – тут лежали одни пустые стеклянные бутылки, от полутора литров до маленького пузырька из-под настойки. Следующий отсек – средний, самый большой, поскольку располагался от потолка до нижнего ящика. Там висели одежды отца, которые не стирали, видимо, несколько недель, и которые были чуть ли не старше самого Рона. Он помотал головой.

– Как он живет?..

Оставив верхние ящики, Рональд открыл второй средний шкафчик – там было несколько полок, а на полках лежало несколько стопок бумаг. Взяв одну, он принялся изучать документы. После двухчасовой возни с листками, Рон окончательно отчаялся: он ничего не нашел, что могло бы быть связано с Савелием, да и вообще с его семьей.

– Неужели он все уничтожил? – спросил он себя.

Рон взял последнюю стопку, как вдруг из-под бумаг выпало фото, на котором был он рядом с отцом и Анна на коленях у мамы. На фото все были счастливы. Тут же он вспомнил тот день.

Вспышка.

– Готово! – сказал Савелий, стоя за фотоаппаратом.

– Наконец-то, – пробурчал отец.

– Не хотите взглянуть на фото? – спросил дед.

– У меня дела, – сухо ответил отец и быстро ушел из дома.

Савелий даже не смотрел в его сторону. Казалось, он спрашивал всех, кроме него.

– Конечно хотим, – с улыбкой ответила Сара и подошла к нему.

Рон усмирил свое любопытство и просто пошел в свой уголок, а Анна уселась на диван. Выглядела она потерянно и тоскливо, что даже ее брату стало ее жалко. Савелий тут же заметил грустную внучку и, отдав фото Саре, сел рядом с девочкой.

– В чем дело, ангел? – спросил он ее. Мама непринужденно оставила деда с внуками, покинув комнату.

– Неважно, – обронила она. Голос ее почему-то дрожал.

– Тогда почему ты так печешься об этом? – спросил Савелий со своей доброй улыбкой. – Люди слишком большое значение предают мелочам, но не замечают самого главного, – дед раскинулся на весь диван. – Вчера ты был где-то там, завтра ты будешь где-то впереди, но где ты сейчас? Ты не будешь на это отвечать, потому что для тебя это не столь важно, сколько прошлое или будущее. Разве не так? И ты мечешься, стараешься сделать что-нибудь, чтобы в будущем ты была счастлива, обрела покой, но твое будущее уже сегодня, Анна. Сегодня ты можешь быть счастливой, сегодня ты можешь обрести внутренний покой. Как правило, люди не заглядывают дальше этих желаний, не знают, что последует за этим, потому и гонятся, бессмысленно пытаются догнать свой хвост. Поверь мне, чужие люди не стоят того, чтобы горевать по ним; таких просто нужно отпускать, с той теплотой и добротой какая была. И совсем неважно, что там впереди, и никакого смысла не имеет копание в прошлом – сегодня именно тот день, когда ты исправила свои ошибки, когда ты стала счастливой из твоих мечтаний о будущем.

Понимаешь, жизнь состоит из взлетов и падений. Возможно, сейчас ты падаешь, но скоро тебя ждет взлет, ну, а сейчас ты свободна. Свободна от своих мыслей, от своих мировоззрений, идущих из детства, от своей морали и принципов. Поистине завораживающие моменты. Видела ломанную, что показывает сердцебиение, когда человек в коме? Это и есть наша жизнь. И пока сердце бьется, ты будешь и взлетать, и падать, снова и снова. Наслаждайся этими моментами, потому что когда-нибудь они кончатся. – Анна посмотрела на Савелия – лицо ее было заплакано, она крепко обняла его.

Рональд посмотрел на них, будто вымаливающим взглядом, и дедушка подозвал его к себе жестом. Мальчик тут же прильнул к ним, и они так просидели еще несколько минут. Рон почувствовал ту теплоту, что окутывала его в тот день. Он никогда ее не испытывал ранее. Да, впрочем, как и потом.

– Мне нужно кое-что сказать вам, – заговорил вдруг Савелий. – Я уезжаю.

– Далеко? – спросила Анна.

– Надолго? – почти одновременно спросил Рон.

– Далеко и надолго, – покачал головой дедушка. – Наверное, мы больше не увидимся с вами.

– Как же так? – затрепетала вдруг Аня. – Но ты же сказал, что будешь рядом… я не вынесу упреки отца.

– Что я только что сказал? – строгим голосом отвечал Савелий. – Взлеты и падения. Вас ждет великое будущее. Обоих. И вы справитесь со всем. Я знаю это.

– И ты даже не будешь навещать нас? – спросил Рон.

– Вряд ли это получится, юнга. Но помни, что бы ни случилось…

– …шторм кончится.

Савелий улыбнулся, еще раз прижал внуков к себе и вышел на кухню к Саре. Анна с Рональдом тут же прижались ушами к двери.

– Все готово? – спросил он маму.

– Готово, – ответила она. Голос ее дрожал, что удивило ее детей. – Куда ты направишься?

– Сергиев Дом…

– Что? – мама забыла про шепот. – Но не так же рано, Савелий! Ты еще в своем уме, ты можешь жить один.

– Я не могу, Сара, – тоскливо ответил дедушка, – я устал от этого. Михаил гробит мою жизнь, моих внуков.

– Ты не можешь бросить нас.

– Я сделал свое дело, моя программа выполнена. Твои дети будут счастливы, Сара.

– Но… – мама разрыдалась.

Сердце Рона упало в пятки. Он никогда не видел маму слабой, никогда не видел ее слез или грусти: она всегда была самой сильной, кого он знал. И тут этот сильный человек плачет.

Дверь в квартиру захлопнулась.

Рональд сидел на кресле рядом со столом, на котором лежали бутылки и закуски отца и рыдал. В горле его пересохло, он закрыл рот, чтобы не было слышно его крика, который так и рвался наружу. Успокоившись, он забрал фото и вышел из квартиры. На лестничной площадке по пути ему попались двое сотрудников полиции.

Придя домой, Рон, полностью обессиленный и потерянный, уселся за стол на кухне, не раздевшись. Женя готовила ужин.

– Ты поговорил с ним? – спросила она. Он помотал головой.

– А ты его нашел для начала? – переспросила Женя и уселась напротив него.

– Почему нас с Аней в детстве все бросали? – тихо сказал Рон дрожащим голосом. – Они все уходили от нас, а причиной всему был отец. Как же я его ненавижу… – он шептал едва слышно.

– Почему он?

– Он ненавидел всех нас и всей душой желал избавиться от нас. И все плясали под его дудку…

– Раз твой отец так желал этого, так почему же он просто не мог уйти? – спросила Женя. Рон недоуменно посмотрел на нее. По его глазам было видно, как на него обрушился новый шквал вопросов, на которых не было ответов. Зрачки его метались по лицу его возлюбленной.

– Он слабак, который вымещал свою ненависть на своих детях! – сдерживая вопль, сказал Рон. – Слабак, который не мог…

– Бросить семью? – перебила Женя.

– Он алкоголик!

– На пустом месте алкоголиками не становятся, Рональд. Ты должен разобраться во всем, что-то тут явно не ладно.

Рон снова уставился в глаза Жене. Она верила во что-то хорошее в его отце, она надеялась на то, что он был человеком. От этого глаза его почему-то залились слезами. Может, в глубине души и он тоже желал видеть в своем отце эти качества? Он отвернулся, прикрыв лицо рукой.

– Сергиев дом… – сказал Рон, немного погодя. – Слышала о таком?

– Это хоспис.

– Что? – озадаченно переспросил Рональд.

– За городом. Роскошное, кстати, заведение. А что в Сергиеве доме?

– Савелий… – прошептал квартирант.

– Савелий?! – громко переспросила Женя.

– Адрес, – лихорадочно сказал Рон. – Скажи мне адрес хосписа!

– Он.. э-э, – растерялась она, – поедешь вдоль восточного шоссе, прямо из города. У дороги стоит знак Сергиева дома, мимо не проедешь. У этого знака поедешь направо по проселочной дороге и упрешься в хоспис.

Рональд тут же выбежал из квартиры.

Дома, окна, люди, улицы – все переливалось за окном автобуса. Все они ходят по своим уже заданным маршрутам, их не интересуют жизни других, выгода других, чужое счастье. Они циничны, лживы и трусливы. Они боятся самих себя, боятся смотреть правде в глаза, бегут от самих себя и своих близких только из-за страха. Говорят, любовь меняет людей, но ничто так не меняет людей, как страх. Он сковывает, чарует, дарует им чувство жизни, но в то же время и пробуждает в них дрожащего сосунка, бегущего от этой самой жизни. А правда – лишь оружие страха.

Рон достал из внутреннего кармана то семейное фото. Его глаза не отрывались от улыбки Анны и Сары. Как бы он хотел вернуть те времена, исправить свое отношение к отцу. Может, в этом и было все дело? Тогда и Женя была права: он хотел лишь сохранить семью, быть счастливым, как и все. Но не так строят люди счастье. Не кнутом, уж точно.

Фото внезапно выпало из его рук. Рон потянулся за ним, как вдруг заметил запись на обратной стороне. На ней было следующее:

«Сынок. Мы все скорбим по твоей утрате. Я понимаю, каково это: потерять близкого тебе человека, но не стоит искать ответы на дне бутылки. Ты не добьешься этим ничего, поверь мне. И твои дети… не стоит их винить, особенно Рона. Он явно не хотел этого, он лишь защищал ее. Зачем ты так с ними, они ведь твоя душа, они все, что у тебя есть? Раз Сара ушла из жизни, подари им то тепло, которого не успел додать при ней. Покажи им, что ты достойный отец».

Снизу также была приписка с заголовком:

«Насчет Рональда».

«Он не виноват, ты должен понять это, Михаил. Ты сам виноват в этом, ты снова потерялся и решил выпалить гнев на Саре. Рональд был уже достаточно взрослый и решил защитить свою мать. Не смей его ненавидеть за это. Единственный, кто виновен в ее смерти – ты сам».

Внизу также была подпись Савелия.

Конец второй части

Часть третья

Не надейся увидеть искру в отражении своих глаз в зеркале. Пламя уже догорело. Смирись с этим. Смирись и открывай свой шкаф. Твои маски уже запылились. Пора бы уже ее сменить.

Кто ты сегодня? Активный холерик? Или задумчивый флегматик? Скорее, понявший принявший и отпустивший смертный. Тебе не нужны типы темперамента, если ты и сам уже не помнишь, кто ты истинный, кто ты искренний.

Пепел, мне нужен пепел!

– Рональд! Рональд! – звучало где-то из-за угла.

Рон поднял голову. Это оказалось сделать труднее, чем он думал. Затем он заметил, что сидит в своей комнате у себя на кровати, закутавшись в одеяло. Он спустил его и увидел лицо Анны, торчащее из-за дверей.

– Рональд! Скорей, нужно идти, – сказала она и пропала из виду.

Что он здесь делает? Как он оказался здесь? Это не похоже на воспоминание, это самая настоящая реальность, только вот проблема в том, что ему здесь шестнадцать лет.

Рон вылез из-под одеяла. Ноги и руки его почему-то дрожали, а сердце бешено колотилось, что, казалось, даже мешало дыханию. Медленно он открыл дверь и увидел Анну, наблюдавшую за тем, как Сара говорит с Михаилом на кухне. Разговор их в очередной раз был на высшем закале эмоций и чувств. Рональду стало жутко страшно при виде разъяренного отца.

– Подойди, – сказала тихо Анна. Она стояла недалеко от них, буквально на их глазах, но они не замечали ее: уж слишком оживленная была беседа.

– Ближе, сынок, – раздался совершенно другой голос из уст сестры. Рон недоуменно посмотрел на нее, а она лишь взяла его за руку и прижала к себе. – В который раз они ссорятся. А все знаешь почему? Из-за Марты. Отец не видит ее, хотя и я тоже, но она есть. Иначе, с кем может разговаривать мать? Да уж… Сынок, может, ты кушать хочешь? – спросила она снова неузнаваемым голосом.

Рональд сжался от страха и недоумения. Происходило что-то совсем безумное. Он хотел сказать ей про то, что на кухне сейчас ссорятся родители, и покушать не удастся, но, увидев ее сверкающие глаза, забился в новой волне страха. Лихорадило в тот день его совершенно по-другому, не как раньше. И это его почему-то еще больше пугало. Все, что он смог сделать, это помотать головой. Его будто сковали по всем конечностям, и не дали возможности говорить, отрезав язык.

– Если он не видит Марту, это не значит, что ее не существует, – продолжала говорить своим голосом Анна. – Бога ведь мы тоже не видим, а он есть. Ты веришь в него, Рональд? – он с трудом покачал головой. – В этом вся сила веры. Если веришь, значит, это есть. Потому и Марта существует, если поверить в нее. Как бы я хотела познакомиться с ней… Она, говорит мама, часто проводит время с ней, общается, обсуждают жизни друг друга. С ней всегда есть о чем поговорить. Хотела бы я иметь такую подругу, – на лице ее появилась унылая улыбка, а затем она совершенно поменялась в лице, будто ее снова настиг инстинкт матери. – На самом деле они только и делают, что ссорятся. Сынок, а что если нам поиграть в игрушки? Мы ведь так мало времени проводим вместе, я хочу быть ближе к тебе, как-никак я твоя мать.

Рональда затрясло с еще большей силой. С новой волной его охватил поток горький эмоций и переживаний. Только на этот раз этой волне удалось сломать его.

– Мне шестнадцать! – заорал Рональд так, что даже отец обратил на него внимание. – И я не твой сын! Я твой брат, Анна! Родной брат! – на глазах его отразились слезы. Он повернулся к Саре. – Мама! Что здесь происходит?! Почему я здесь, почему я жив?! Если вы так ненавидите друг друга с отцом, почему вы еще вместе? Я раньше думал, что если вырасту, то пойму вас, но нет! Вы просто грызетесь, как собака с кошкой, только вот кошка – отец! А ты, алкоголик, что ты можешь?! Что вообще происходит между вами? Когда закончится этот кошмар в этой квартире?! – он вопил на весь дом. И уже не чувствовал страха – в сердце его раскрылся его внутренний демон, который питался всем происходящим очень долгое время. И теперь он на свободе.

– Как ты с отцом разговариваешь?! – грозно спросил его Михаил и медленно зашагал в его сторону.

– Я ненавижу тебя! – крикнул Рональд, бросил руку Анны и рванул в сторону кухонного шкафчика. Через пару мгновений в его руке сверкал нож.

– Тише, мальчик, тише, – заговорила снова сестра не своим голосом. – Не стоит так горячиться.

– Ты из ума вышла, сестрица! А ты, – он направил свое орудие на Михаила, – ты получишь по заслугам. За все страдания! – Рональд бросился рывком на отца, закрыв глаза. А когда он открыл их, то увидел, что оказался на коленях матери, руки его держали рукоять огромного ножа, торчащего из груди захлебывающейся кровью матери. Рон оглянулся безумными глазами: Михаил стоял в сторонке, видимо, отошедший от его удара; Анна ошеломленно глядела на него. Руки Рональда были все в крови, как и рубашка, как и душа.

Рональд резко дернулся, когда очнулся и пришел в себя. Он находился в приемной Сергиева дома, в руке его была чашка с кофе, а на часах доходило до пяти вечера. Внезапно ужасный голод ударил в его живот, он тут же вспомнил, что не ел весь день. Также Рон заметил, что его глаза и щеки почему-то были влажными, но он не придал этому особого значения.

– Пройдемте, – сказала милая женщина в халате, возникшая перед ним из ниоткуда. – Я отведу вас к Савелию.

Тут же он вспомнил, зачем пришел сюда.

Они остановились у двери в комнату.

– Должна вас предупредить, – заговорила девушка, – он не в своем уме.

– В каком смысле? – нахмурил брови Рон.

– Он несет, простите, несуразную чушь. Но он безобиден.

Рональд еще больше нахмурился.

– Вы еще хотите его видеть? – спросила женщина.

– Несомненно, – твердо ответил он.

Рон медленно зашел в комнату. На кровати сидел исхудалый, лысый старик, смотрящий в окно. Девушка оставила мужчин наедине.

– Дедушка… – Рональд неуверенно зашагал к нему. Савелий что-то непонятно нашептывал. Юноша присел напротив него и заглянул в его стеклянные глаза. Они были неузнаваемы. Внезапно Савелий дернулся и хриплым не своим голосом заговорил:

– Внучек! Давно не виделись, – лицо его расплылось в улыбке. – Помнится мне, мы разошлись давно, не общались. А здесь хорошо, уютно, тепло, кормят вкусно. Может, ты останешься? Мне так не хватает вас с Анной. Как она, кстати? Выздоровела? Последняя новость о ней не радует. Но она справится, я знаю. Она всегда справлялась.

– Дедушка, я хотел спросить, – заговорил Рональд.

– Спрашивай, внучек, спрашивай.

– Я не знаю, что мне делать. Я забылся. Забыл все, что было. А ответы находятся именно там, в памяти.

– Люди бросаются в болото ненависти, тоски и печали, когда ищут смысл жизни, – отвечал Савелий. – Совершают ошибки, пытаясь его найти, но не могут. А когда поиски заканчиваются, тогда и смысл находится, Рональд. Также и с ответами. Начнешь их искать – они будут уходить от тебя. Подумай, как ты тратишь свое время. Быть может, тебе нужно просто передохнуть, посидеть, поразмышлять? Такая короткая жизнь, и так много событий переносит… Кто-то остается в истории, в памяти политиков, кто-то в памяти внуков, а кому-то все равно на мировое влияние и стереотипы – такие люди самые счастливые. Их не грузит чувство того, что им нужно как-то выделиться, оставить какой-то след в мире. Они живут для себя.

Ты не замечал, как люди ограничены, Рональд? И все мнимо гоняются за значимостью, за самоутверждением, за счастьем. Ведь если я счастлив, значит, моя жизнь удалась, ведь так? Как не прискорбно, все кончается. Время линейно, а потому все бессмысленно. Думаешь, ты оригинально мыслишь? Ты лишь повторяешь те же выводы, к которым пришли еще задолго до тебя. Думаешь, ты тот человек, который откроет миру все его стороны? Увы, все открыто до тебя. Мы родились в тот век, когда атеизм набирает популярность, когда человек перестал верить в свои идеалы, когда человек способен строить свою жизнь по-новому, но этот человек это все отрицает, а знаешь почему? Страх. Страх перед новым. Потому эволюция такая монотонная.

Савелий замолк, уставившись снова в пол и перебирая пальцы.

– Уверен ли ты в своей реальности, Рональд? – заговорил он свежим голосом. – Уверен ли ты в том, что все, что тебя окружает – реально? Может, и не существует вовсе ни меня, ни тех историй и книг, что ты читал, и друзей твоих. Как ты определишь, что это реально, что это происходит именно сейчас? И среди всех людей нет тех, которые смогут доказать это. Каждый смотрит на все своими глазами, и у каждого своя реальность. Это превосходно! – его глаза загорелись. – Только вот есть и обратная сторона. Это лишь твоя реальность, и также понять ее, также просочиться ею, как и ты, никто не сможет. Ты одинок. Одинок во всей вселенной. Одинок не как популяция, а как личность. Как человек, который просто хочет идти своей дорогой.

Савелий снова замолчал. Его веки опустились.

– Дедушка, – шептал Рональд. По его щекам почему-то катились слезы. – А родители… почему они так ненавидели друг друга?

Но старичок лишь медленно опустился на кровать и уснул сном младенца. Рон тяжко вздохнул, затем выдохнул и вышел из Сергиева дома.

В полном смятении он отправился домой.

Ночью Рональду не спалось. Один лишь вид Савелия не вылезал из его головы. А то, что он говорил… как это вообще понимать? Хотя, что взять с обезумевшего старика… Люди проживают жизнь, не замечая мелких деталей вокруг, в которых как раз кроется то, что они ищут. Точно. Савелий до сих пор влияет на него не меньше прежнего.

Рон встал и вышел на кухню, оставив Женю одну в комнате. Налив себе кружку чая, он уселся за стол и взялся за газету. На первой же странице было нарисовано горящее здание и подзаголовок: «Лечебница в огне психопата». Удрученно помотав головой, Рональд перелистнул страницу – «Пострадавшие в огне психлечебницы будут перевезены в областную больницу». Следующая страница – «Психлечебница „Фенечка“ закрывается на восстановление здания».

– Повсюду эта проклятая лечебница! – пробормотал Рон, бросив газету в урну.

Допив чашку чая, Рональд собрался вернуться в кровать, как вдруг заметил дневник Анны на подоконнике. Новая волна любопытства овладела им, хотя он уже был уверен, что изучил в нем все, что ему было необходимо. Взяв тетрадь, Рон открыл ее на первой странице, на которой, как ему показалось, он еще не бывал.

19 Ноября 1989 года

Вау! Они привели нового малыша. Моего братика. Мама такая счастливая! Я так рада, так рада! Я смогу почувствовать себя старшей сестрой. Я БУДУ старшей сестрой! Наверное, каждая девочка хотела бы ощутить это. Это превосходно! А папа! Видела бы ты его сейчас. Он никогда не смотрел такими глазами ни на мать, ни на меня, как на этого малыша. Мне еще не сказали, как его назвали, но он просто ангелок! Такие маленькие ручки, голова, ножки… Ну, все, я побежала, мама зовет посидеть с малышом. Я так счастлива, так счастлива!

25 Декабря 1989 года

Папа злой ходит уже который день. Мне не нравится это, ведь скоро новый год. Как он собрался праздновать с нами с таким настроем? Он может испортить нам с мамой весь праздник.