Полная версия
Свет ночи
– У меня там гантеля, – поясняет женщина. – Небольшая, на полтора кило. Для усиления удара.
У неё – несмотря на то, что в кабинете прохладно, – над верхней губой с намечающимися усиками мелкие капельки пота. Она садится, хрустит пальцами. Пальцы длинные, руки большие, изящные. От женщины идет волна силы, энергии. Голос у неё музыкальный, он играет, заставляет волноваться. Она красива.
– Вы носите с собой гантелю чтобы отбиваться от живых покойников?
– Покойники не бывают живыми. Вы что, поверили в эту сказку? Поверили, приехали нас спасать? Покойников не надо бояться.
– А кого?
– Бояться вообще не надо.
Женщина легко закидывает ногу на ногу. Предупреждает, что завтра у меня не будет отбоя от пришедших за консультацией, что я буду целый день выслушивать чушь и глупости, но людей с настоящими проблемами сюда, в здание городской администрации, не заманишь, принимай тут хоть сам Перлз или Райх. Я спрашиваю – знакома ли она с работами тех, чьи фамилии упомянула?
– Читали, – отвечает она.
– А зачем пришли вы?
– Предупредить, – отвечает она. – Предупредить, а понадобится – защитить. Для вас тут все может кончиться плохо.
– Для меня лично или для всей нашей группы?
– И так и так. Тут ведь какое дело… Я встретила его на автобусной станции.
– Кого «его»?
– Лебеженинова. Живого. Совершенно живого, как мы с вами. И было это сразу после того, как его встретили те трое. Я ездила в область. Вышла из автобуса, – она поправила кофточку, повела плечами и её большие груди упруго колыхнулись, – и его увидела. Он стоял возле стенда с расписанием. В костюме, без галстука. Бледный такой. Вы поймите – она перешла на шепот, – это всё провокация. Никаких улик, подтверждающих, что Лебеженинов брал взятку, никаких доказательств того, что он приставал к детям, ничего, понимаете, ни-че-го нет!
Она шепчет жарко. Большой рот, розовые десны, налет на вертком языке.
– Лебеженинова надо было как-то опорочить. Ведь никто не верит, что он педофил. Даже наши борцы с педофилами, геями и лесбиянками. А вот в то, что Лебеженинов стал живым трупом, что он зомби, да называйте как хотите – в это все поверят.
– Вы серьезно?
– Что «серьезно»?
– Что поверят в такую… В такую…
– Именно, как вы говорите, в «такую» и поверят. К нему никто не придет в его художественную школу. Ты у кого учишься? А, у того, кого похоронили, а потом он вылез из могилы! Да ни одна мать не отдаст туда своего ребенка. Чтобы оживший покойник учил рисовать. Акварель. Темпера… Нет, на его художественной школе – крест. Жирный крест! – и она удовлетворенно откинулась на спинку стула. – И я знаю, как желавшие опорочить Лебеженинова, провернули эту операцию. Знаю из надежных источников. Знаю кто за этим стоит. И я разговаривала с Лебежениновым. Там, на автостанции. Я…
Она посмотрела на меня, покачала головой.
– Нет, рано. Вы сами разберитесь, а потом я скажу – что у вас получилось правильно, а что – нет. Идет?
Я смотрю в ее большие, выразительные глаза. В них нет ни капли безумия. Она улыбается. От неё исходит аромат здорового, крепкого тела.
– Идет? – повторила она.
– Идет, – сказал я.
Мы вместе мы выходим из кабинета и женщина берет меня под руку. Вернее – притискивает к себе, ведет к выходу из здания администрации.
– Не бойтесь! – жарко шепчет она.
– С чего вы взяли, что я боюсь?
– Чувствую. Не бойтесь!
– Постараюсь. Скажите, а где кладбище, на котором хоронили…
– Инсценировали похороны.
– Хорошо, пусть так. Как до него добраться?
– Хотите посмотреть на могилу? Это можно устроить…
Сонный охранник отпирает тяжелую дверь, на высоком крыльце женщина отпускает мой локоть, чуть подталкивает вперед, сама быстро сбегает по ступеням, после чего – растворяется в темноте…
7
…Я звоню вдове, она путанно объясняет, как дойти до её дома. Чья-то рука или чья-то неясная тень ведет меня по темным улицам, несколько раз, оказавшись на перекрестке, я останавливаюсь, но потом, каждый раз, выбираю верное направление, наконец – оказываюсь на нужной улице, возле нужного дома, вновь звоню вдове, она просит подождать, пока привяжет собаку.
Сквозь щель в заборе видно, как вдова, в белом платье, в накинутой на плечи куртке, спускается по ступеням крыльца. Из темноты сада к ней выбегает огромная собака с коротким, обрубленным хвостом. Собака припадает к ногам хозяйки, отпрыгивает, припадает вновь и начинает хватать голенище резинового сапога. Вдова ловит собаку за ошейник, тянет за дом, потом появляется из темноты, открывает калитку.
Вдова похожа на тощий снопик соломы. У неё кажущиеся жесткими светло-русые волосы. Огромные серые, ничего не выражающие глаза. Большой рот. Пугливая. Тревожная. Голос ровный, слова сливаются, короткие фразы неотделимы друг от друга. Тембр высокий, но иногда басит и тогда чувственные губы чуть растягиваются в невольной улыбке. От неё исходит горький запах. Он смешивается с тяжелым ароматом стоящих на кухонном столе лилий. Лепестки цветков мясисты, пестики эротично изогнуты. Один из цветков кто-то отщипнул, оставив разлохмаченный на конце стебель, кто-то царапал – то ли ножом, то ли острым ногтем соседние с оторванным цветки.
– Вам нравятся лилии? – спрашивает снопик.
– Меня сегодня уже ими травили. В городской администрации. У вас тут они прямо фирменный знак. На гербе вашего города нет лилий?
– На гербе медведь и три маленьких рыбки, – она выносит банку в прихожую, возвращается, и говорит, так, словно продолжает прерванную беседу.
– Мне нужна помощь. Нам надо уехать. Вы должны помочь. Отец болеет. Сердце. Его заставили написать заключение про Бориса. Поворотник предлагал помощь. Это уже как-то слишком. Понимаю, он хочет загладить. Считает себя виновным. Я отказалась. Нам нельзя оставаться. Из-за мальчиков. Я за себя не боюсь. Про Бориса говорят страшные вещи. Всё это неправда. Сначала многие поверили, но теперь уже никто не верит. Бориса подставили. Он ни в чем не виноват. Он ни к кому не приставал. Он умер, заявления забрали. Вы не знали?
Я сижу на шатающейся табуретке у кухонного стола. Стол покрыт старой клеенкой, грязен, заставлен посудой, стоящая рядом плита в толстом слое жира. Я беру из тонких, с вздувшимися венами рук вдовы кружку с жидким чаем. Стенки кружки черны, её по-настоящему никогда не мыли, только споласкивали. Не спрашивая, она кладет в кружку две больших ложки сахарного песка. Садится напротив. На её коленях – ссадины. Она поправляет волосы – на её тонком, с трогательными жилками горле – синяки, её душили, душили в порыве страсти.
– Я подумаю, что смогу сделать, – говорю я и втягиваю в себя сладкую, горячую воду. – Мне надо будет связаться с нашим начальником. Руководителем службы экстренной психологической помощи. У него огромные связи.
– Когда вы позвонили, вы сказали, что поможете сразу…
– Да, сказал. Я имел в виду, что могу помочь преодолеть эту ситуацию на психологическом уровне. Хотя, мне и самому в ней надо разобраться. Она, по своему, уникальна.
– Что тут уникального?
– Она уникальна по последствиям. Слух, будто ваш муж… э-э-э… восстал из мертвых, создает…
– Нам бы хотя бы машину, – она меня не слушает. – Родители Бориса не отвечают на мои звонки.
– У вас с ними натянутые отношения?
Её глаза приобретают выражение. В них насмешка. Вдова выпячивает нижнюю губу.
– Мне не нужен психолог. Мне не нужна психологическая помощь. Я в это не верю.
– Не верите? В помощь?
– В психологию. Это ложь. Обман. Бессмысленность. Здесь просто живут плохие люди. Они такими были всегда. И такими умрут.
Снопик оказывается жестким, своевольным. Она смотрит на меня с чувством превосходства, так, словно обладает неким, недоступным мне знанием. Так, будто видит меня насквозь, и вдруг, необъяснимым для меня образом, я начинаю ощущать себя ребенком, выслушивающим нотацию от родителя. Родитель это Змей. Бёрн все слизал у Блаженного Августина, я всегда так думал. Вдова тянет из пачки сигарету, я щелкаю зажигалкой.
– Они одержимы, – она стряхивает пепел в блюдце со следами варенья. – Всем кажется, что их искушает дьявол. Стремится в них проникнуть. Поселиться. Говорят только о врагах, предателях, изменниках. Все подвержены этому бреду.
– Ну, если это заболевание, оно должно быть процессом. Иметь начало, развиваться.
– Не все, что имеет начало, будет развиваться, – она усмехается. – Вас зря сюда послали. Это не лечится. А мне не убежать. Ни денег, ни возможности. Да и некуда. Мы продали квартиру в Москве. Надо же быть такой дурой!
– А у Бориса кроме родителей ещё остались родственники?
– Брат, семья брата. Они не общались.
– В бумагах, которые мне дали, Бориса характеризуют, как оппозиционного активиста…
– Слушайте, вы же с ним были знакомы! Я помню вашу фамилию. Борис говорил.
– Ну, мы виделись на семинарах…
– Он – художник, художник-педагог. Хотел учить детей, заниматься делом. Ему за это отомстили. Это раньше Борис хотел перемен. Напевал – «Перемен! Перемен требуют наши сердца!» Ненавижу этот старый фальшивый фильм. Ненавижу! Он сказал – поедем в твой город, будем детей учить. Рисовать, лепить, давай двинем искусство в массы, и тогда, может быть, нормальные люди поймут…
Я чувствую резкую боль. Она пронзает снизу, поднимается выше, заставляет поставить кружку на стол. Я будто бы оказываюсь на раскаленной сковороде. Лоб покрывается испариной, во рту пересыхает.
– Борис взял у Поворотника деньги, – вдова продолжает говорить. – Это было, но деньги должны были пойти на всё тот же ремонт. А бюджетных было не дождаться… Вам не интересно?
– Интересно? Это не совсем то слово… Понимаете, мне важно… Уф! У вас нет просто воды?
Она забирает кружку, выплескивает её содержимое в забитую посудой раковину, наполняет кружку водой из-под крана. Вода пахнет сероводородом.
Вдова смотрит на меня, ожидая вопросов. И я задаю тот, после которого она должна на меня натравить собаку или просто – выгнать:
– Скажите, а ваш муж, Борис, он, после того как умер, не появлялся?
– Появлялся, – просто и буднично отвечает она.
– Простите, но вы сказали – Борис мёртв, мы говорили про массовый психоз, а теперь… К вам приходил мертвец? – сердце у меня почему-то колотится так, что его удары отдают в ушах.
На губах снопика играет легкая улыбка. Её щёки розовеют.
– Я услышала, как собака скулит от радости. Так она радуется, если только мой папа выходит из дома. Но это был Борис.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.