Встречи с прошлым. Стихи

Встречи с прошлым. Стихи

Юрий Машков

© Юрий Машков, 2018

ISBN 978-5-4490-3963-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВСТРЕЧИ С ПРОШЛЫМ

МАРЬИНА РОЩА

Прошлое – тень настоящего. Прошлое постоянно напоминает о себе. Письма, открытки, фотографии – тропинки, ведущие в прошлое. Я выбрал одну из них, и память привела меня в Марьину Рощу. Здесь начало моего детства, дороги во взрослую жизнь.

Слева от окна на стене часы—ходики. Колебания маятника похожи друг на друга, как и дни, приходящие на дни ушедшие. Воздушная тревога, бомбоубежище, вечерняя и ночная проверка документов милиционером, взрослые рано уходят на работу и поздно возвращаются.

В сентябре 1941 года эвакуация в Челябинск. В этом городе нет воздушных тревог, небо без аэростатов и лучей прожекторов, дни мелькают быстрее, чем столбы за окнами скорого поезда.

Неожиданно все изменилось. Почтальон принес похоронку. Я оставил островок детства и отправился плыть по безбрежному морю людских отношений, разлук, встреч. В Москву вернулся летом 1943 года. В комнате было тихо. Часы-ходики не ходят. Маятник намаялся и застыл на месте. Гиря опустилась до пола, отдыхает. Громкоговоритель молчит. На стене справа от окна плакат. На нем два рисунка и под каждым текст. Маршируют немцы. На плечах вместо винтовок большие ложки. «У русских каша есть. Будем кашу есть.» Следующий рисунок. Справа великан красноармеец. В руках винтовка со штыком. Бегут в страхе немцы лилипуты. У одного оголенный зад. «Каша есть, но не про вашу честь».

На полу вижу шляпки гвоздей и вспоминаю, как трудно было оставаться одному в закрытой на ключ комнате. Скучно. Время бесконечно тянется. Дедушка придумал, чем мне заняться. Утром он оставлял для меня гвозди и молоток, днем гвозди забивал в пол, вечером обсуждали мою работу.

Тишина давила. Я встал на табуретку и тянул цепочку часов-ходиков до тех пор, пока гиря не поднялась до упора. Толкнул маятник. Начался отсчет нового этапа моей жизни. Включил громкоговоритель – пела Русланова. Через неплотно закрытую дверь донеслись слова соседки Евдокии Дмитриевны: «Нажрались колбасы – вот и поют». Мы жили в коммунальной квартире, на втором этаже двухэтажного бревенчатого дома с плохо устроенным бытом – вода из колонки, печное отопление, туалет во дворе, приготовление пищи на керогазе. Керосин покупали в лавке на Шереметьевской улице. Там всегда была очередь. Она шла вдоль стены дома, затем по ступенькам опускалась в подвальное помещение. На полу ванна с керосином. Над ванной с длинными ручками два металлических стакана. Везде очередь – за дровами, за хлебом. Хлеб в булочной по карточкам за деньги, дрова за деньги по талонам. Без очереди можно было купить все нужное – на Миусском рынке. Для детей взрослые покупали пугачи, пистолеты с бумажными обоймами. Привлекал внимание сазофон. Игрушка была похожа на саксофон. С боков два отверстия. Пальцем прикрывалось левое отверстие, изменялся тембр звука, правое отверстие – громкость.

Наш двор – сцена театра под открытым небом. День. Мужчина несет мешок. Остановился, кричит: «Покупаю, продаю, меняю старые вещи». Тишина. Уходит. Приходит точильщик, все слышат: «Точу ножи, ножницы, топоры». Желающих нет. Уходит. Поздний вечер. Блатные отмечают возвращение из зоны вора Пятилетки.

В этом дворе я с товарищами играл в двенадцать палочек, пристенок, ножички, расшибец, слона, жмурки, чеканку, хоккей, запускал в небо воздушного змея на всю катушку. Это было опасно, так как нить прогибалась и могла в любой момент оборваться от порыва ветра. Когда змей начинал снижаться, кувыркаться, мы говорили курдыкает, быстро нитки наматывали на катушку. Для воздушного боя змей делали из плотной бумаги, концы планок заостряли, подбирали толстые, прочные нитки. Старались острыми концами планок порвать бумагу, оборвать нить или хвост у чужого змея. Когда нитки с катушки быстро сматывают – змей опускается, если наматывают – змей поднимается. Подергивание за нить приводит к подъему змея. Если змеи запутывались, то нить быстро попеременно правой и левой рукой подтягивали на себя до возвращения змея к хозяину. Иногда нить обрывалась, и змей улетал.

Пришла осень и принесла ненастье. Еще не схватил землю первый морозец, а мы уже перестали ходить в кинотеатр «Октябрь» на Шереметьевской улице. Прошел слух о зверском убийстве семьи на Полковой улице и опера на станции Станколит. Волны убийств и грабежей докатились до нашего двора. На первом этаже соседнего дома убили пожилую женщину, на втором этаже молодого мужчину. Раздели внука соседки Евдокии Дмитриевны, украли деньги и карточки на хлеб у меня. Я переживал и ждал сурового наказания – меня поставят в угол. Было непонятно, как это можно сделать, если все углы в комнате заняты мебелью. Бабушка не кричала на меня и не ругалась. Она сказала: «И на старуху бывает проруха. Ничего, Бог даст – проживем один день и без хлеба». Мы собрали хлебные крошки и приготовили тюрю. Рецепт простой. Вода, соль, хлебные крошки, чайная ложка подсолнечного масла. Я ел тюрю, размачивал в ней кусок твердого жмыха, обсасывал его как леденец. Было вкусно.

Приближалась зима. В оконную коробку вставляется зимний переплет, топится печка.

Постепенно местные новости ушли на второй план. Чаще стали говорить о войне, ждали окончание войны.

Был теплый майский день. К бабушке пришла ее знакомая: «Матвеевна, ты посмотри, что делается. Кому война, а кому мать родна. Вернулся с войны тот, кто под вами жил. Много добра привез, даже собаку». Из окна было видно, как солдаты под руководством офицера переносили большие и маленькие ящики из машины в подъезд.

Быстро пролетело лето. Я иду в школу. Смогут ли в школе объяснить мне удивительное поведение животных?

Над крышей двухэтажного дома зависла луна. Окно на втором этаже привлекает внимание. Комната была освещена светом церковных свечей, в ней покойник.

Под окном на задних лапах сидят три собаки. Они пришли на запах беды, запах смерти. Никогда в этих местах не было видно собак. Откуда они пришли и зачем? Почему, задрав вверх свои морды, они воют? Пытаются сообщить всем о горе, которое вошло в этот дом, на своем языке, недоступным нам? На булыжной мостовой часто встречаются колдобины. Обхожу их и вспоминаю, как впервые увидел лошадь, запряженную в сани. Зима. Булыжная мостовая укрыта снегом. Верхний слой обледенел, блестит. Послышался глухой топот. Увидели лошадь, запряженную в сани. Она быстро приближалась к нам, играющим на мостовой. В испуге убегали от опасности. Один из нас поскользнулся, упал на колени. Лошадь сбила его грудью, не остановилась, продолжала свой бег. Мы стояли оцепеневшие от ужаса. Умчались сани. На снегу лежал неподвижно наш товарищ. Вот он задвигал руками, ногами, привстал на колени, встал на ноги, отряхнул одежду от снега, пошел к нам. Ни лошадь, ни сани не причинили вред ему.

Проехала грузовая машина, затем еще две. Они подпрыгивали, наклонялись то в одну, то в другую сторону. Из кузова на мостовую падали немецкие монеты. Их везли на московский завод цветных металлов для переплавки.

Школа была переполнена. Шесть первых классов. Пришли учиться те, кому исполнилось семь лет, и не ходившие в школу во время войны.

Они учились в одном классе. Одни хотели учиться, другие им мешали, срывали уроки. Перед входом в школу старшие ученики засовывали малышам за воротник рубашки стекловату, в карманы опускали самовоспламеняющуюся смесь. В электрощите под рубильник подкладывали мокрую промокашку. Когда она высыхала, в классе становилось темно. В соске делали отверстие, надевали на водопроводный кран, зажимали пальцами отверстие, заполняли соску водой. Она была похожа на шар. В классе направляли соску на горевшую лампочку, разжимали два пальца, перекрывавшие поступление воды в отверстие соски. Струя попадала на лампочку – хлопок, в классе темно.

Я учился читать, писать, играл с товарищами во дворе. Мы ходили на линию посмотреть сбитые во время войны самолеты. Железнодорожные пути между шестым и восьмым проездами мы называли линией.

На платформе – солдат с винтовкой. Он охраняет то, что осталось от сбитых самолетов – кабины, крылья, хвостовые части.

Осторожно, чтобы нас не увидел часовой, залезали в кабины, собирали гильзы и пули. Школа, звонок, окончились занятия. Иду в раздевалку, долго ищу свое пальто. Оно исчезло, я пришел домой продрогший. Узнав о пропаже пальто, бабушка ушла в школу. Там она провела свое расследование. Выяснила адреса тех, кто мог бы совершить кражу.

Заходила в квартиры, говорила с ребятами, их родителями, узнала адрес воришки. В комнате, где жил воришка, бабушку встретили неприветливо, но пальто вернули. На следующий день воришка избил меня. Он был старше, сильнее. Разбил нос, губы. Из дома не выходил. Ждал, пока заживут губы и нос. Бабушка в это время хлопотала о переводе меня в другую школу.

Есть дни, которые не забываются, не истираются из памяти – я хожу в новую школу. Она другая, чем та, в которую я ходил. Осень 1947 года. К нам приехал Степан Степанович – старший брат дедушки. Они давно не виделись, им было что вспомнить, рассказать друг другу.

Прошло несколько дней. Я пришел из школы домой. На вешалке фуражка и шинель. В комнате Степан Степанович. «Проходи, садись за стол». Он налил в стакан из бутылки водку, выпил. Я обратил внимание на два ордена Красного Знамени. Они отличались от тех орденов Красного Знамени, которые видел у вернувшихся с войны. У них орден при помощи ушка и кольца соединялся с пятиугольной колодочкой. На нижней части лаврового венка находилась лента с надписью «СССР». У Степана Степановича ордена без колодочек, лента с надписью «РСФСР». Я вспомнил, как мы играли в фантики на немецкие железные кресты и медали. В парке культуры и отдыха имени Горького лежала груда немецких железных крестов и медалей. Сверху они были накрыты металлической сеткой. За бутылку водки сторож на несколько минут уходил от охраняемого объекта. Мужчины в это время пытались проволочными крючками вытащить из-под сетки немецкие награды. Они были похожи на рыбаков – если повезет, клюнет. Быстро проходили минуты, возвращался сторож, прекращалась рыбалка.

«Утром я уезжаю. Не знаю, увидимся ли с тобой еще раз. Никому не говори, о чем я тебе расскажу. Многие уже пострадали за свой длинный язык. Я член партии с 1917 года. В Гражданскую войну был комиссаром в армии и на флоте. Воевал – награжден двумя орденами Красного Знамени. Была семья, теперь один, пенсионер». Вздохнул, налил в стакан водку, но не выпил. «Жену зарубили за то, что она была женой комиссара. Сын Евгений в лагере. Его обвинили в предательстве. Меня вызывали, допрашивали. Боялся не за себя, а за всех близких, родных. Любого могли взять и посадить.

Евгений работал во время войны в Италии. Опоздал на встречу с товарищем. Сына задержали на улице и привели в участок. После проверки документов отпустили. В Москве решили, что за время пребывания в участке его могли раскрыть, завербовать». Степан Степанович замолчал, вытащил из кармана кителя листок бумаги, протянул мне. Это был длинный перечень дат и должностей, которые занимал Степан Степанович. Я возвратил ему документ. Он сложил его, положил в карман кителя. Это была первая и последняя встреча.

В декабре 1947 года проведена денежная реформа и отмена карточной системы. Не все верили, что карточная система отменена навсегда. Название папирос «Бокс» расшифровывали по-своему – «благодарим отмену карточной системы, скоро карточки опять будут». Слова о денежной реформе прозвучали как гром среди ясного неба. Все – в панике. Завтра их деньги не будут стоить и ломаного гроша.

Универмаг. Покупателей встречают пустые полки и витрины. Лишь на первом этаже, в отделе музыкальных товаров лежали пластинки с записью речей Ленина и Сталина.

Соседка Евдокия Дмитриевна очень переживала потерю своих денег, которые она собирала по крохам. Экономила на всем, чем могла. Свою печку не топила. Обогревала комнату через приоткрытую дверь теплым воздухом с кухни. У нее не было громкоговорителя, так как за радиоточку надо платить. Мужа дочери Анны она невзлюбила за то, что он очкарик, часто била внука Валерия.

Анна жила на Стрелецкой улице, а Евдокия Дмитриевна на пятом проезде. От дома Анны до дома Евдокии Дмитриевны дорога короткая, но для них она оказалась непреодолимой.

Однажды я пришел в клуб московского завода цветных металлов посмотреть кинофильм. Купил билет. На нем нет номера ряда, места. Каждый садился там, где хотел. Звонок. Вхожу в кинозал. Первые три ряда не заняты. Сел в середине третьего ряда. Слева от меня у входной двери стоит билетерша и внимательно смотрит в зал. Неожиданно справа занял место не знакомый мне парень. Когда погас свет и на экране замелькали первые кадры новостей дня, парень повернул ко мне голову, показал нож и сказал, чтобы я раздевался. Что делать? Резко встал и быстро передвигался вдоль ряда кресел, затем побежал к двери. Билетерша видела все происходящее, приоткрыла дверь в кинозал, затем ключом открыла дверь для выхода на улицу, тихим голосом сказала, чтобы я бежал домой и сюда больше никогда не приходил.

В свободное от учебы время ходил в библиотеку. Чтобы сдать или получить книги, надо отстоять очередь, которая начиналась на лестнице. В читальном зале часто все места были заняты. Приходил пораньше, читал, переносился в другие времена и страны, где идет вечная борьба добра и зла, живут мушкетеры и рыцари.

У нас – гости. Бабушка дала мне деньги, бидон и сказала, чтобы я купил конфеты и сироп. Обошел все ближайшие магазины. В одном была коробка с конфетами на витрине. Прошу продать конфеты, но мне отказывают, говорят, что это бутафория. Я повторяю свою просьбу, говорю, что бабушка разрешила купить любые конфеты. Продавщица смеется до слез, машет руками. Ушел без конфет.

Недалеко от нашего дома стояла бочка с сиропом. Продавщица налила сироп в бидон, получила деньги, дала сдачу. Дома рассказал, как мне отказались продавать бутафорию. Все смеялись. Бабушка посмотрела, сколько принес сиропа, пересчитала сдачу, часть денег отдала мне. «Почему ты не пересчитал сдачу? Женщина ошиблась и, может, уже обнаружила недостаток денег. Иди, верни деньги, извинись».

Началась война, у граждан изъяли радиоприемники. Суровое наказание ожидало того, кто не сдал свой радиоприемник.

После окончания войны запрет на пользование радиоприемниками был отменен.

В 1946 году поступил в продажу телевизор «Т—1 Москвич». Размер изображения десять сантиметров на тринадцать. В 1947 году выпустили на продажу телевизор «Т-1 Ленинград». Размер изображения десять сантиметров на четырнадцать. Телевизоры были рассчитаны на прием первого телевизионного канала и радиовещательных станций. Владельцы радиоприемников и телевизоров вносили ежемесячную абонентскую плату.

В Москве открылись многочисленные школы бальных танцев. Во дворах танцы проходили без происшествий, а в парках отдыха на танцверандах бесконечные разборки. В одной из московских газет мастера спорта по боксу Авдеева обвинили за то, что он избил на танцверанде негодяев, искавших любой повод для драки.

Продолжалась кампания по борьбе с космополитами. Любого гражданина, интересующегося западной литературой, музыкой, модой, могли объявить космополитом. Теперь танго называют медленным танцем, фокстрот – быстрым танцем, джаз-оркестр – эстрадным оркестром. Райкомы комсомола организовали комсомольские группировки, которые нападали на девушек, носивших короткие юбки, и на юношей, имевших длинные волосы и узкие брюки. Юбки и брюки комсомольцы разрезали ножницами, а на голове у парней выстригали машинкой для стрижки волос полоску от лба до макушки.

Конферансье Борис Брунов о моде на короткие юбки сказал: «Раньше лезли из кожи, чтобы юбку показать, а теперь лезут из юбки, чтобы кожу показать».

На Коптевском рынке продавались грампластинки, привезенные контрабандным путем. Был большой спрос на грампластинки с записью песен в исполнении Петра Лещенко. Его творчество замалчивалось, было под запретом. О нем распространялись вымыслы. Его называли врагом народа, изменником Родины, эмигрантом, белогвардейцем. Даже о его последних годах жизни противоречивые сведения. Член Союза журналистов Сафошкин написал: «В 1948 году Петр Константинович тяжело заболел, и ему пришлось оставить эстраду; в 1954 году его не стало». А вот что сообщил лектор общества «Знание» Абрамов В. Д.: «В 1951 году на концерте в г. Брашеве П. Лещенко был арестован румынскими органами госбезопасности. Жизнь Петра Константиновича Лещенко оборвалась в тюремной больнице в июле 1954 года. О кончине его родным – сыну и сестрам – сообщили лишь через два года. В 1952 году наш военный трибунал осудил Веру Георгиевну Белоусову – Лещенко. В июне 1954 года Верховный суд не усмотрел в ее действиях измены Родине, и по амнистии 1953 года она была освобождена со снятием судимости и полностью реабилитирована».

Окончился учебный год. Завтра уезжаю в пионерский лагерь. Что взять с собой? В комнату входит бабушка: «Внизу у подъезда тебя ждет женщина. Надо ей помочь. Монтер заболел, а у нее в комнате нет света. Сходи, посмотри». Пожилая женщина привела меня в дом, где она жила. Длинный коридор многокомнатной квартиры освещался двумя лампочками. Слева на стене электрощит. Женщина открыла дверь, вхожу в комнату. Проверил выключатель, влез на стол, вывернул лампочку, проверил патрон, ввернул новую лампочку. В комнате – темно. Вышел в коридор, смотрю – куда идут провода из комнаты в электрощит. Жильцы коммунальной квартиры следят за мной. Заменил предохранители, в быту их называли пробками, в комнате без изменений – темно. Скрученные провода, на роликах проложены вдоль стены в трех сантиметрах от потолка. Чтобы проверить целостность проводки, необходима лестница, так как от пола до потолка около трех метров.

Деревянную лестницу поставил у электрощита, встал на верхнюю перекладину, левой рукой опираюсь о стенку, смотрю – нет ли повреждений изоляции, затем правой рукой проверяю целостность проводов. Спускаюсь вниз до пола, переставляю лестницу, и все повторяется.

Я слышал – о чем спорят жильцы коммунальной квартиры. Одни утверждали, что я не найду неисправность, упаду с лестницы, другие были убеждены в обратном.

Дверь в комнату, где живет женщина, открыта. Она стоит на пороге и ждет момента, когда загорится лампочка, чтобы сообщить об этом мне.

Что делать, если вся проделанная работа окажется напрасной? Волнуюсь. По цвету стена, провода мало, чем отличаются друг от друга. Смотрю на потолок – вижу справа от меня темное пятно. Спускаюсь, переставляю лестницу. Вот я и на верхней перекладине. Правой рукой медленно прощупываю провода под темным пятном на потолке. Снизу до меня доносятся слова: «Горит! Не горит!». Ножом снял с концов поврежденного провода изоляцию, тщательно зачистил их, скрутил, обмотал изоляционной лентой. Ремонт окончен, любопытные ушли. Женщина протянула мне деньги, я отказываюсь их брать. Она настаивает на своем: «Возьми, ты их заработал». Иду домой, в кармане первые заработанные деньги.

Пионерский лагерь находился в подмосковном лесу. Ежедневно утром и вечером проводятся линейки. Шесть отрядов построены по два человека в ряд. По сигналу горна отряды выходят на линейку. Строем проходят мальчики и девочки в алых галстуках. Дежурные по отрядам отдают рапорты. В лагере проводятся спортивные соревнования, военные игры, прогулки в лес, работают кружки.

После полдника я приходил в пионерскую комнату, включал радиоприемник «Родина» и на коротких волнах слушал музыкальные передачи зарубежных радиостанций.

Отбой. В комнату входит вожатый, выключает свет, уходит. Мы решаем, кто сегодня будет пересказывать содержание книги, которую многие не читали.

На кухне работают местные жители. Ежедневно после ужина из столовой выходила женщина с двумя сумками в руках, оглядывалась по сторонам и быстро по тропинке уходила в лес. Затем вслед за ней шли другие работники столовой. Было заметно, как трудно им нести тяжелые сумки. Я и ребята первого отряда дважды говорили старшему вожатому и вожатому отряда о том, что порции маленькие, добавки нам не дают, а работники столовой каждый вечер воруют еду. В первый раз вожатые на наши жалобы не обратили внимание. Когда мы пришли к ним во второй раз, вожатые потребовали прекратить разговор о еде и не разлагать отряд, иначе будет особый разговор.

Что же надо сделать, чтобы взрослые услышали и поняли нас? О решении, договорились – никому не сообщать. Рано утром встали, оделись, заправили кровати и тихо вышли из спального корпуса.

Лесная тропинка уводит нас от лагеря. Прохладно. Трава и листья кустарников омыты росой, колышутся от ветра, позолоченные солнцем верхушки деревьев. До нас доносится сигнал горна. Надо что-то предпринимать. Решили отправить в лагерь разведчика и до его прихода собирать землянику и малину. Прошло уже два часа, а наш товарищ не вернулся. Мы продолжали терпеливо ждать. Вот на тропинке показался разведчик. Он бежит к нам и размахивает руками: «В лагере все стоят на ушах. Кто-то видел нас и сообщил, что мы ушли в лес. Сюда идут вожатые первого и второго отрядов, с ними горнист. Что делать?» Мнения разделились. Одни хотели вернуться в лагерь, другие были с ними не согласны. Я высказал свое мнение: «Если вернемся сейчас, то нас обвинят в нарушении лагерной дисциплины, распорядка дня, нам не дадут возможность объяснить причину побега из лагеря. Надо еще пару часов пробыть в лесу. За это время все в лагере узнают о нашем отсутствии, будут задавать много вопросов вожатым и начальнику лагеря. Когда вернемся, все объясним и, надеюсь, нам поверят и нас поймут».

Справа послышались крики и звук горна. Засиживаться на одном месте нельзя – нас увидят. Быстро уходим влево. Устали, на краю поляны отдыхаем. Ребята вели разговор о еде, о товарищах, захотели вернуться в лагерь – там хорошо, весело, а здесь комары, паутина, крапива, ветки бьют в лицо. Где-то далеко от нас прозвучала барабанная дробь и горн. Решили быстро идти напрямик к поисковой группе. Вскоре встретились с пионерами из нашего лагеря. Они бегут к нам, кричат: «Нашли! Нашли!» Руководил поисковой группой вожатый второго отряда Олег. Он слушал нас, не перебивал, затем собрал всех вместе, привел в лагерь. Беглецов по одному вызывали на допрос в пионерскую комнату, меня вызвали последним. За столом сидели вожатые первого и второго отрядов, начальник лагеря. «Не стой у двери, подойди к столу. Я знаю, что ты уговорил пионеров первого отряда уйти из лагеря и прятаться в лесу от искавших вас товарищей. Это был необдуманный, рискованный, опасный поступок. А если бы вы заблудились в лесу, или еще что-либо случилось? Приехали родители, а вас нет. Им сообщили причину – в лагере проводится военная игра. Я, начальник пионерского лагеря, отвечаю за всех и за все, что происходит здесь. Почему вожатый первого отряда не доложил, что его пионеры жаловались на работников пищеблока?» В комнате тишина. Вожатый первого отряда встал из-за стола и сказал: «Работать на кухне никто из москвичей не захотел, так как маленькая зарплата, а рабочий день загружен до предела. Поэтому у нас работают местные жители. Если им запретить брать продукты домой, то они откажутся работать». Начальник лагеря попросил вожатых выйти из комнаты. «Сегодня на вечерней линейке ты должен извиниться перед всеми, дать обещание не нарушать лагерную дисциплину. В противном случае – тебя отправлю домой». Я ответил, что согласен извиниться, если начальник лагеря объяснит всем причину нашего ухода в лес. Начальник лагеря молчал несколько минут, затем сказал: «Из всего того, что ты слышал здесь, сделай правильные выводы. Иди». Я вышел из пионерской комнаты, ко мне подошел вожатый второго отряда Олег: «Пошли в столовую, там уже накрыт стол». Настроение плохое, еда не лезет в рот. Я размышлял о том, что произошло сегодня, как закончится день. Но всего не предусмотришь.

На вечерней линейке выступил начальник лагеря: «Каждый вожатый хочет внести свой вклад в жизнь лагеря, чтобы она была наполнена полезными, интересными делами. В первом отряде планировалось провести после завтрака военную игру. Вы все знаете, что в лесу надо быть собранными, внимательными, дисциплинированными, без вожатого запрещено уходить из лагеря. Однако, пионеры первого отряда до завтрака ушли в лес без вожатого. В незнакомом для них лесу они заблудились. Поисковая группа нашла их, привела в лагерь. С каждым нарушителем дисциплины была проведена беседа. Они обещали больше не повторять необдуманных, опасных поступков. Если кто-либо нарушит свое обещание, то будет отправлен в Москву». В оставшиеся дни до окончания смены дежурные по столовой приносили добавки всем желающим.

Последний день пребывания в пионерском лагере, готовимся к вечернему костру.

Когда солнце скрылось за верхушками деревьев, небо стало меркнуть, но еще не зажглись первые звезды, все собрались на поляне у костра. Летят золотистые искры, яркое пламя выхватывает из темноты деревья, освещает лица, руки, звучат песни. После сигнала горна: «Спать, спать по палатам, пионерам, октябрятам» долго слышатся смех, разговоры. Слишком много впечатлений, чтобы сразу уснуть.