День рождения майора Пронина. Серебристый металлик. Детективы

Окуневский посмотрел на Токарева и тихо добавил:

– Вот и всё, товарищ полковник… Похоронили майора Пронина во вторник на Восточном кладбище, рядом с домом. Супруга настояла. Она отказалась перевозить тело мужа в посёлок Сокол, и предавать земле на местном кладбище, рядом с его родителями. На похоронах присутствовали соседи по Прощальной улице, наши ветераны из Зареченского отдела, помнящие майора Пронина и его родственники: супруга, дочь. В общем, народу было много.

– И ты там присутствовал?

– Пронин был моим учителем. Он меня, после окончания средней спецшколы милиции, на участкового стажировал. А в оперативники я уже потом перевёлся. Так что проводил учителя. А вот на поминки никого не приглашали. Говорят, их и не было. Я с нашими пенсионерами у могилки рюмочкой помянул покойного, на этом и разбежались.

– И со вторника дело Пронина числится у нас в глухарях?

– Так точно, товарищ полковник!

– И ничего подозрительного в этом печальном событии ты, Сергей Викторович, не обнаружил? Чего-нибудь такого, за что можно будет зацепиться?

Окуневский пожал плечами.

Токарев утвердительно кивнул и достал из ящика стола папку скоросшиватель.

– Вчера я попросил подполковника Ракова переправить мне дело о гибели майора Пронина и ознакомился с имеющимися документами. Передо мной лежит хороший, я бы сказал: очень полный материал для прекращения уголовного дела в связи с естественной смертью нашего коллеги. И совершенно сырой, ещё не начатый к реализации комплект отписок, знакомясь с которыми трудно понять, кому было выгодно погубить человека… Или смерть Пронина есть результат несчастного случая? И как он реализовался, этот коварный эпизод?.. Виктор Сергеевич, ты ничего не заметил, когда составлял протокол осмотра места происшествия?

– А что не так, товарищ полковник?

– Вот протокол. Прочти из него некоторые фрагменты вслух.

Окуневский взял папку.

– С чего начинать?

– Сначала.

– Протокол осмотра места происшествия, – начал капитан. – Дата – пятнадцатого сентября сего года, время – 19.45, место – город Энск… Я, оперуполномоченный Зареченского отдела капитан полиции Окуневский…

– Стоп, про себя не читай! Читай про Пронина. Его данные огласи.

– Пронин Григорий Васильевич, родился пятнадцатого ноль девятого…

– Опять стоп! Ничего на слух не рифмуется?!

– Не понял, товарищ полковник.

– Дата осмотра места происшествия и день рождения майора.

– Пятнадцатого сентября и… пятнадцатого ноль девятого…

– Ну?

– Выходит, что Пронин получил удар по голове в день своего… рождения?!

– И ты об этом узнал только что?

– Я как-то… не придал этому значения… Там, в доме Пронина, было не до дней рождения. Жена рыдает, соседки пришли, плачут. Дочь приехала и сразу в крик.

– И ты скоренько накатал протокол и ходу оттуда?

– Ну, вроде того, товарищ полковник. Скрывать не буду.

– Объяснение Прониной Александры Сергеевны тоже записал на ходу?

– На другой день, в воскресенье… Она немного успокоилась и рассказала мне, как обнаружила мужа.

– Как же?.. Пожалуйста, подробнее. В объяснительной записке всего-то пара слов об этом. А здесь важны детали.

– Приехала Александра Сергеевна в Энск на рейсовом автобусе без четверти пять дня. До дома на Прощальной улице дошла пешком. Входная дверь в терраску была заперта на внутренний замок. Открыла её своим ключом. Дверь в дом тоже была закрыта, но не заперта. Пронин лежал на диване в одежде. Будто бы спал. Ничего подозрительного жена не заметила. Разделась и стала готовить ужин. Говорит, что примерно через час попыталась разбудить мужа… Ну и обнаружила, что тот мёртв. В доме есть телефон. Она позвонила в скорую помощь, а врач после осмотра сообщил о смерти Пронина в полицию и в свою контору.

– И в доме, кроме покойного, Александру Сергеевну ничего не встревожило? Может быть, приметный для глаз беспорядок, накрытый стол с остатками спиртного и закусками. Всё-таки день рождения!

– Нет, ничего такого… Александра Сергеевна об этом мне ничего не говорила.

– А ты и не спрашивал?

– Нет, на эту тему, я не говорил. Повода не было. Умер человек своей смертью. Лежал на диване одетым и в обуви. Может, устал, прилёг отдохнуть.

– Ну да, иди теперь спроси у майора Пронина, сам он прилёг, или его собутыльники уложили!.. Так что, Виктор Сергеевич, за прошедшую неделю, ты так и не приступил к работе по раскрытию данного дела!

– Так ведь другими делами нас загрузили, товарищ полковник! Всю неделю боролись с наркоманами и наркодилерами.

– Намекаешь, что живых наркоманов нужно спасать? А праведные покойники подождут?

– Да ни на что я не намекаю, Пётр Петрович! Просто не было времени поработать над этим материалом.

– Ладно, не нервничай! Теперь у тебя два помощника. Ты им прямо сейчас покажи место преступления, познакомь с Александрой Сергеевной, озвучь свои предположения и догадки, выдвини возможные версии неочевидного события, а молодёжь уж сама разберётся, что к чему.

Токарев встал и протянул руку за делом. Окуневский передал ему папку. Мы с Мишей тоже встали. Я посмотрел на Петра Петровича. Он хладнокровно поглядывал на вход в будуар, откуда так соблазнительно веяло кофе «Карт нуар». Странная гибель коллеги его не очень-то расстроила. Или он умело скрывал свои чувства…

Окуневский окинул взглядом меня и Мишу. Из его карих глаз сквозило холодком откровенного недоверия к нам.

Миша в ответ стрельнул в коллегу юношескими синими брызгами и тот, ухмыльнувшись, отвернулся и спросил у шефа:

– Разрешите идти, Пётр Петрович?

Токарев бросил скоросшиватель с документами в ящик стола.

– Значит так: заведёте рабочее дело, составите план расследования, разберётесь с версиями и начинайте собирать материал. Вечером мне покажете. После ознакомления с территорией, то есть с местом преступления, ты Виктор Сергеевич, возвращаешься в свой отдел. Даю тебе полчаса! Там для тебя найдётся работа. Но, до этого – учи помощников! Учи! Всему, чему сам научился! – Шеф указал пальцем в нашу сторону. – Они будут работать самостоятельно. И как молодёжь станет раскрывать преступление, так я буду оценивать твоё, капитан, оперативно-розыскное творчество… Свободны!

– Это! – воскликнул Окуневский вслед исчезнувшему за ширмой Токареву, – Чему я их… за тридцать минут-то?..

Из будуара послышалось, как Пётр Петрович наливает напиток в чашку, стучит по ней ложечкой и начинает шумно прихлёбывать.

Окуневский, потоптавшись возле стола, повторно, с неудовлетворением во взгляде оценил наше с Мишей хладнокровие и махнул «на всё»… То есть поднял правую руку и резко опустил её.

– Ладно, студенты, пошли! – буркнул капитан и первым вышел из кабинета. – На чём поедем? – спросил он у меня.

– На «бригантине», – ответил я.

Электрические часы показывали: 10.09.

Быстро спускаемся по лестнице в дежурную часть.

Капитан притормаживает возле открытого окна в «аквариум» и обращается ко мне:

– Возьми папку с бланками, – Взмахом руки, всё той же, правой, прощается с майором Бабаевым и снова ко мне: – Будете записывать мои «лекции» по ходу дела.

– Уже взял! Она в «бригантине», – парирую я и добавляю для Бабаева: – Я на Прощальной улице, тринадцать…

Глава четвёртая

«Бригантина», это персональное средство передвижения, созданное немецкой компанией «БМВ». Автомобиль вручен мне руководством управления полиции как подарок в день нашего с Зарой бракосочетания девять месяцев тому назад. Думаю, что областное управление внутренних дел не стало бы разоряться на такой дорогой подарок за мои «подвиги». Вполне хватило бы внеочередного звания и ведомственной медали, которые я тоже получил. Тут вмешался адвокат, занимавшийся моим делом. Он своевременно подключил страховую компанию, которой пришлось выплачивать компенсации за вред, причинённый моему здоровью жадными до денег мошенниками, и за сожжённый ими же тридцатилетний автомобиль «Жигули» шестой модели ярко-алого цвета. На нём ещё мой отец ездил по закрытому городу Энску, будучи студентом пединститута.

Так как нашу почившую в огне «шестёрку» отец называл «бригантиной», а «дареный» УВД и страховой компанией автомобиль «БМВ» оказался аналогичного «окраса», то и ему по наследству досталось морское прозвище, благодаря гриновским алым парусам.

На Прощальной улице дома размещены только справа, в глубине покрытых опавшей листвой сквериков. Нумерация нечётная и начинается по ходу нашего продвижения по убыванию, с девяносто девятого.

Мы въезжаем на улицу с кольцевой трассы, и сразу попадаем в «золотой мир». Над усыпанной листвой дорогой мохнатыми лапами нависают ветви могутных дубов, клёнов и лип, ещё не оголённые до наготы листопадом.

Яркие солнечные лучи, едва проникающие внутрь естественного золотистого тоннеля, превращают окружающее пространство в приватный сказочный мирок.

Жилые дома, в основном одноэтажные, воспринимаются как сельское поселение, не испорченное фоном современных небоскрёбов. Город Энск из этого уголка просто не виден. Здесь тихо и покойно. На улице не видно машин. А на широком тротуаре я не приметил хотя бы одного прохожего. Взрослые селяне наводят порядок на приусадебных участках, детвора помогает. Готовятся к зиме.

Слева вдоль улицы тянется высокий металлический забор, давно не крашеный, ржавый и местами накренившийся, или упавший на разросшийся с обеих его сторон густой кустарник. За ним, среди седых стволов лесных гигантов и зелёных клоков ещё не увядшего бурьяна, видны чёрные кресты и надгробные памятники. Это – Восточное кладбище. И его наличие тоже способствует умиротворению в окружающем пространств.

К дому номер тринадцать мы подъехали, свернув на дорожку, соединяющую проезжую часть с широким тротуаром, протянувшимся вдоль невысокой витиеватой оградки, спаянной из арматуры талантливыми сварщиками для обозначения приусадебных территорий.

– Живут прямо на кладбище! – сказал Окуневский и первым вышел из салона. Он сидел рядом со мной, а стажёр сзади. – Не люблю я этот дикий угол!

– А мне здесь нравится! – воскликнул Миша и последовал за капитаном.

Мне тоже здесь понравилось. Но я промолчал и, заглушив двигатель, последовал за коллегами.

Калитка не заперта. Капитан откинул внутреннюю защелку, и мы ступили на красивую дорожку, выложенную в ровном газоне из цветных бетонных блоков. Вокруг дома чисто. Я заметил, что летом за территорией ухаживали. Декоративный кустарник вдоль ограды подстрижен, трава скошена, на окружённых цветными кирпичами клумбах удалены засохшие стебли цветов и почва взрыхлена. Да и сейчас, в период активного листопада, на участке нет такого количества листвы, как в округе. Её убрали. Причём недавно.

Дом тоже выглядит ухоженным, построен давно, из прочного красного кирпича, с ломаной крышей, под которой, судя по большим окнам с тюлевыми занавесками, располагается благоустроенная мансарда площадью не менее чем на первом этаже. Широкая терраса, выкрашенная акватексом под цвет старого кирпича, встретила нас запертой дверью. На звонок никто не ответил и никто не вышел нас встречать.

– Видимо, нас не ждали, – пробурчал Окуневский, стукнув для верности по двери кулаком. – Супруга уехала в посёлок Сокол, дочь тоже где-то обретается. У них свои квартиры, работы. И здесь им делать нечего. А этот уютный домик Александра Сергеевна, скорее всего, выставит на продажу.

Мне ничего не оставалось, как обойти дом и осмотреться.

Миша шёл за мной и с некоторой завистью во взгляде оценивал шикарную беседку в окружении высоких грушевых деревьев, кирпичный барбекю-мангал крытый металлочерепицей, качели под навесом и окружённый плодовыми деревьями и кустами уголок, где можно отдыхать, как на даче.

Я же, ко всему прочему, осматривал сам дом, не имевший каких-либо хозяйственных пристроек, погребов и курятников. Просто дом, без архитектурных излишеств, с большими окнами, укреплёнными резными ставнями, почему-то не закрытыми на период отсутствия хозяев. Казалось, что они где-то здесь, не далеко…

– Ну что, студенты? – проворчал капитан, встретив нас после кругового обхода. – Будем думать о планировании вашей работы?

– Будем, – соглашаюсь я. – Но нужно навестить могилку майора Пронина. Это далеко?

– Пешим ходом – пять минут. Ворота напротив, – капитан взглянул в сторону кладбища. – Пошли, провожу! Мне скоро Токареву докладывать о проделанной работе.

– Что докладывать, Сергей Викторович? – спрашиваю я капитана. – Мы же ещё ничего не сделали.

– Вот об этом и доложу. – Окуневский первым выходит на улицу и с завистью смотрит на мою машину. – Доложу, что ничего не сделали, занимались осмотром места происшествия. Внутрь попасть не удалось… – Капитан на секунду задумывается, а потом добавил к сказанному: – Мне кто-то из Слободского отдела про твоих «тараканов» рассказывал. Ты, старлей, разбуди их, умненьких, и с ними посоветуйся. Может чего-нибудь, и сочинишь… для вечернего доклада шефу. А я сей момент доложу то, что есть.

– Значит, обещанные лекции читать не будет, – таинственным шёпотом оповестил меня на ухо Миша.

– Не буду я читать вам лекции, – ворчит Окуневский, услышав резюме лейтенанта. – Вы оба с высшим образованием. А у меня всего лишь средняя спецшкола. Планированием и сыском займётесь согласно статьям, прочитанным в учебниках. Да и кое-какой опыт у вас уже есть. Не зря же вам звания и медали досрочно вручают. Да ещё и машины в придачу…

Это капитан уже не о нас…

Это он обо мне. Позавидовал что ли? Образование, звание, машина. Он бы ещё маму полковника медицинской службы вспомнил и тестя генерал-майора… Но я не обидчивый! Чего на стариков обижаться!

Окуневскому пора на пенсион. Лет ему за пятьдесят и выслуга на пределе… И чего он такой сердитый?

– Ну, тогда пошли к майору Пронину, – сказал я обоим спутникам, а Мише, тоже шёпотом: – Сами разберёмся. Слышал про тараканов?

– Да! Только я ничего не понял…

– О них, потом!..

И мы пошли за обиженным на жизнь капитаном.

Ощущение, которое я испытываю, ступив на территорию кладбища, можно сравнить с перемещением из пространства, в котором живут, в мир невидимых призраков. Я, конечно, их не вижу, но они существуют. Возможно, что только в моём воображении, ибо тут обитают души погребённых людей, проявляющиеся в сумерках и пугающие впечатлительных посетителей. И те не любят бывать в этих местах просто так, прогуливаясь. Не смотря на то, что здесь – тишина и покой. В городских парках этакой «благодати» нет.

О душах умерших, мне рассказывала бабушка. Она была верующей и занятной фантазёркой, последнее передалось мне по наследству.

Бабушка умерла давно и похоронена на старом военном кладбище. Я и родители навещаем её могилку в дни поминовения усопших. А один я к ней не приходил. Считая себя нормальным человеком и понимая, что всё это – выдумка, входя в мир усопших, всегда ощущал присутствие кого-то рядом…

Чугунные ворота открыты. В сторожке пусто. И, похоже, давно. Она покосилась, окон и дверей нет.

Кладбище для официальных захоронений закрыто. Хоронить разрешается только на участки к родственникам. Об этом гласит объявление на проржавевшем металлическом листе, прикрученном проволокой к ограде.

Значит, у Пронина здесь похоронен кто-то из родственников.

Пройдя метров сто по центральной асфальтированной аллее, сворачиваем вправо, на грунтовую тропинку, поросшую низкорослой зелёной травой, прикрытой ковром из опавшей листвы.

– Ну вот, – говорит Окуневский и показывает вглубь кладбища. – Метров двести пройдёте и увидите. Она справа. А я в отдел. Между домами есть проход. Через пятнадцать минут буду на месте. Если что, звоните!

И он быстрыми шажками засеменил к выходу.

– Вообще-то я мог бы подвезти! – говорю я вслед коллеге.

– Да ладно, старлей, – не оборачиваясь, говорит капитан, – не беспокойся!

И всё. Теперь мы с Мишей получили полную независимость в действиях и суждениях.

Могилка приметная. Потому что вокруг разбросана свежевскопанная земля, венки над рыхлым холмиком, деревянный отлакированный крест в ногах с прислонённым к нему чёрно-белым портретом красивого мужчины.

Рядом старое захоронение. Надгробный памятник из серого гранита с хорошо выполненным абрисом женского лица.

«Градова Маргарита Семёновна». И даты: рождения и кончины.

Умерла девять лет тому назад в возрасте пятидесяти двух лет.

Девушка лет двадцати, в траурной косынке, сидящая на лавочке в стороне от могил, обратила внимание на нас, подошла, ответила на приветствие, поправила ленточку на одном из венков, взяла за могилой дерматиновую сумку, из которой выглядывала ощетиненная кошачья морда, и не торопясь пошла к выходу.

Я прочитал надпись на ленте.

«От дочери».

Там ещё были венки: от родных, от друзей, от коллег.

Возле креста, перед портретом, вазочка с цветами. И фарфоровая тарелка с наполненным гранёным стаканчиком. Наверное, с водкой. Родные поминали. Крошки хлеба и фантики от конфет разбросаны вокруг стопки. Птички угостились поминальными подарками.

Обращаю внимание, что и перед памятником Маргарите Семёновне стоит ваза с цветами. Букеты свежи, возложены сегодня. Наверное, этой девушкой… «дочерью».

Кто эта Маргарита Семёновна? Кем она доводилась Пронину?

– Ну что, лейтенант, начинаем следственные мероприятия?

– Начинаем, Максим Викторович.

Миша извлёк из нагрудного кармана телефон, настроил в нём фото функцию и несколько раз снял венки на могиле Пронина. Поправил ленту с надписью «от дочери» и запечатлел её. Потом, мельком взглянул на меня, сфотографировал и памятник на могиле Градовой.

– А теперь общий вид, – вмешался я, – с обеими могилами.

– Угу! – сказал Миша и, отойдя несколько шагов назад, щёлкнул последний кадр.

– Есть какие-нибудь соображения?

– Максим Викторович, нам бы эту девушки догнать!

– Догоним… Полагаю, она ожидает нас возле дома.

– Это – дочь?

– Пошли, спросим…

Глава пятая

Девушка сидит на ступеньке крыльца, уже без траурной косынки, и наблюдает, как кот, тот, что сидел в сумке, ест из старой алюминиевой миски. Ест с аппетитом. Видимо очень проголодался.

На нас никакого внимания. Но она ожидает гостей. Ведь не зря же моя «бригантина» стоит напротив её калитки.

– Вот и хозяйка дома, – констатирую я. – Или нет? – уже сомневаясь.

– Спросим, – говорит Миша вполне уверенным голосом.

Обходим стоящую на пути «бригантину» и останавливаемся перед девушкой.

Она улыбается нам с нескрываемой грустью в серых глазах.

– Евгения, – представляется девушка.

– Миша, – представляется стажёр.

– А я – старший лейтенант полиции Рощин Максим Викторович, оперуполномоченный из Энского управления.

– Лейтенант полиции Скворцов. – Коллега изображает мину виноватого мальчишки и добавляет: – Михаил Иванович…

– Евгения, – подходя ближе к девушке, говорю я: – познакомимся более обстоятельно. Вы были у могилы Григория Васильевича. В каком родстве вы с ним находитесь?

– Там покоятся мои родители, мама и папа. – Девушка встаёт со ступеньки. – Я – Градова Евгения Григорьевна, их единственная дочь. А это мой дом.

– Вот это да! – восклицает Миша. – А мы думали, что…

Кот слизнул из чашки последнюю съедобную крошку, сел возле девушки, обернулся пушистым хвостом и принялся рассматривать стажёра. Мне показалось, что с уважением, которое отразилось в его зелёных глазах.

– Вам вероятно известно, что у моего папы есть жена и другая дочь? Так это правда. Но они зарегистрированы по другому адресу и здесь не проживают… А вы, собственно, по какому поводу навестили могилы моих родителей, а теперь и ко мне пришли?

Голос у девушки звучит уверенно. По спокойному тону вижу, что она не собирается возражать нашему пришествию в неурочное время. Но и удовлетворения от этого не испытывает. Стоит на страже дома надёжным цербером и терпит наше присутствие.

«А мы здесь, что бы добыть как можно больше информации по делу», – подумал я, но вслух это не произнёс. Не решился что ли?

Капитан Окуневский, словно сговорившись с полковником Токаревым, предоставил неоперившимся полицейским возможность начать расследование с нуля. И в данный момент мы кое-что узнали, что неведомо им.

В материале на Пронина есть упоминание о дочери, мама которой жива. И ни слова об этой симпатичной девушке, у которой мама умерла, а папой был всё тот же майор Пронин.

Вполне возможно, что это очередной «финт» моего учителя. Пётр Петрович знает о погибшем майоре намного больше, чем Окуневский, и способен на «лукавые» поступки по отношению к подчинённым.

«К звёздам, юноша, нужно идти тернистым путём! – сказал полковник как-то, будучи не в духе. – А у тебя всё гладко и с горочки – толкать не нужно – сам катишься!»

Я понимаю шефа и на него не обижаюсь. Наоборот, стараюсь оправдать награды, внеочередное звание и немецкую «бригантину», выданную взамен сгоревшей отечественной «шестёрки»…

А в данном случае, по его «глубокому умозаключению», это – учёба… Или наказание?

Разберусь – опять премия; нет, – огребу по полной программе. И то и другое полезно для меня и стажёра.

Может быть, шеф просто инициирует моих, ещё спящих «тараканов», которые пришлись ко двору в прошлом году?

А сейчас настало время превращаться из штабного писаря в оперативного сотрудника, разыскивающего убийцу…

Я старший в группе, пора начинать работать.

– Евгения Григорьевна, Энское управление полиции проводит расследование по факту смерти гражданина Пронина Григория Васильевича. Нужно кое-что уточнить. Если вы не возражаете, мы зададим вам несколько вопросов, осмотрим место происшествия, начертим план дома. Это нужно для розыскного дела…

Спохватившись, достаю из кармана служебное удостоверение и показываю Евгении. Девушка внимательно изучает документ и удостоверяется в подлинности моей личности. На «ксиву» стажёра лишь бросает взгляд.

– Пройдёмте в дом и побеседуем, как вы говорите, «более обстоятельно», за чашкой чаю. Там вы осмотритесь и начертите необходимый для дела план.

– С вашего позволения мы ещё и сфотографируем отдельные детали.

Миша показал Евгении мобильник.

– Пожалуйста, пожалуйста!

Девушка вошла первой. Кот юркнул за ней. Миша пропустил меня вперёд и аккуратно прикрыл за собой дверь.

В доме уютно. Пахнет по-домашнему. Здесь недавно что-то жарили или варили. И ещё здесь витал аромат лежалых яблок.

– Беседовать будем на кухне, – заявляет Евгения.

Из просторной прихожей мы попадаем в ещё более просторное помещение с кухонными атрибутами. Газовая плита, посудомоечная машина, огромный холодильник из нержавейки. Посреди кухни красивый стол из толстого закалённого стекла. Над ним люстра. Тоже красивая и необычная. Штучное произведение искусства.

– Покажите нам место, где было обнаружено тело… Григория Васильевича.

Евгения оборачивается ко мне.

– Я не знаю… – В глазах испуг. – Я не знаю!

– То есть, как не знаете?

– Я только вчера узнала о смерти папы. Александра Сергеевна позвонила поздно вечером и сказала, что она похоронила отца, и я могу вступать в наследство домом, участком и всем имуществом. Кажется, она звонила из Сокола, где проживает с дочерью Валентиной… Валентина её дочь от первого брака.

– Значит, на похоронах вы не были?

– Нет, не была.

– Вы что, не контактируете с ними?

– С отцом я поддерживала связь: созванивались, встречались на стороне. С Александрой Сергеевной и Валентиной – нет.

– А теперь, чай, – напомнил я. – И ответы на следующие вопросы.

– Располагайтесь. – Девушка указала на стулья возле стеклянного стола. – Я включу чайник и отлучусь на минуту. Принесу документы, удостоверяющие мою личность и дающие мне право вступить в наследство через определённое законом время.

Евгения вышла из кухни.

– Максим Викторович, – зашептал Миша, – расследование может оказаться запутанным, но занятным! Интересно, кто убил майора?!

Кот под столом принялся тереться об наши ноги и громко мурлыкать. Сквозь прозрачную столешницу видно, как он стреляет зелёными глазками и вымаливает ласку. Миша хлопает себя по коленке, и скотинка тут же водружается на предложенное место.

– Это Василий, – представляет кота вошедшая Евгения. – Папа говорил, что Васька его единственный друг. Он от него не отходил. Остальные, это относилось к особам рода человеческого, числились у него в товарищах или в знакомых. Представляете, Васька после похорон папы, всё время пропадал на кладбище. Весь пропах местными мышами. Вечером буду его купать… Я обнаружила его под венками. Александра с Валентиной после похорон уехали. А Ваську оставили. Он старый. Замёрз бы с наступлением холодов. А я вот нашла его. Теперь будем жить вдвоём… Будем скучать без нашего папы.