Поединок с мечтой

– Какую из футболок я могу надеть? – уточнил Саид.

– Да какую пожелаешь. И вот еще что, носки сними. Запасных нет, но лучше обуй кроссовки без них.

Да, Саид был в носках. Он никогда раньше не носил их со сланцами, но без них он стер бы ноги, пока шел.

– Да топай уже, – прикрикнул на него Святослав.

Саид тут же скрылся в машине. Салон ее был из белой кожи. В нем чудно пахло. Парню казалось, что он оскверняет машину своим присутствием. Грязная одежда, тело, волосы… Он старался мыться при возможности, но разве приведешь себя в порядок, ополаскиваясь в туалетах. Он шел вдоль трассы. По обеим ее сторонам было множество гостиниц, но у него не было денег, чтобы снять номер с ванной хотя бы на пару часов.

Изведя пачку салфеток, Саид натянул на себя футболку-поло небесно-голубого цвета. Она была велика, но не так, как куртка. Просто свободно села – плечи у него были широкими. Саид глянул на себя в зеркало и с удивлением отметил, что выглядит неплохо. Голубой цвет шел ему. К темным глазам, смуглому лицу. Саид приподнял воротник, взъерошил челку и почувствовал себя настоящим мачо. Обувшись в белоснежные кроссовки, он выбрался из салона.

– Это еще что за кошмар? – первое, что услышал он от брата. – Немедленно опусти воротник и пригладь волосы, выглядишь как дешевый жиголо на турецком курорте.

Когда Саид сделал как велели, Святослав закрыл машину и кивком пригласил следовать за собой. Пройдя метров двадцать, он остановился у заведения с названием «Алыча».

– Ресторан кавказской кухни, – бросил Святослав, толкнув дверь. – Баранину для тебя тут так приготовят, что ум отъешь. Или ты и свинину ешь?

– Не ем.

– Мусульманин?

– В мечеть ходил, но вообще я атеист. К свинине я просто не привык. У нас никто не готовил ее, даже в русских семьях ели говядину и баранину.

– Боялись, что их камнями закидают? – вновь не удержался от колкости брат.

– Нет, просто на рынке не продавали свинину, а ехать за ней в город глупо. К тому же в дороге она, скорее всего, протухла бы. Ты наверняка знаешь, откуда пошел запрет на свинину у мусульман?

– Они считали хрюшек грязными животными?

– На территориях, где зарождался ислам, жаркий климат. А свинина – мясо скоропортящееся. Еще в нем полно паразитов, вызывающих разные инфекции. Поэтому люди травились, заболевали и даже умирали. Ради их блага и ввели запрет.

За разговором они пересекли холл ресторана и устремились к одной из кабинок, больше похожей на шатер. Их пытался до нее сопроводить администратор, но Святослав отмахнулся от него. И велел сразу же прислать официанта.

– Что хочешь? – спросил брат у Саида, когда они уселись.

– Супа какого-нибудь.

– Еще?

– Я говорил, что не голоден.

– Анорексик, – покачал головой Святослав.

Значение этого слова Саид не знал, поэтому переспросил:

– Кто я?

– Ты всегда таким тощим был?

– Нет, был нормальным. Твоего примерно телосложения. За последний месяц исхудал. Из-за стресса вес начал терять. Привычно питался, но худел.

– Курагой и черносливом?

– Пловом и мантами. Дед барашков держал, поэтому у нас с мамой всегда мясо было. Мы к нему привыкли. Ели каждый день, а не по праздникам. Когда дед умер, наш стол оскудел, конечно, но мы не голодали.

– Кстати, в меню наверняка есть хинкали, – нетерпеливо отмахиваясь от ненужной информации, проговорил Святослав. – Не манты, но похожи. Хочешь?

Саид пожал плечами. Он не чувствовал голода, но, представив, как бульон, наполняющий вместе с фаршем пирамидки из теста, брызжет ему в рот при первом укусе, мысленно облизнулся.

– Пьешь алкоголь?

– Нет.

– Свинину не ешь, не бухаешь… И хочешь убедить меня, что не веришь в Аллаха? Кстати, что с писюном? Отчекрыжена макушка?

– Если ты хочешь спросить, обрезан ли я, то мой ответ – да. Маме пришлось отвезти меня к врачу, чтоб он удалил крайнюю плоть. Я не мог быть Саидом со шкуркой.

Едва он договорил, в их кабинет ворвался официант. Суетливый, говорливый, он сразу же начал раздражать Святослава.

– Если хочешь чаевых, заткнись и замри, – рявкнул он, отобрав у парня меню. Пробежав глазами по списку блюд, он сделал заказ: – Чечевичная похлебка, салат овощной, шашлык из баранины на две персоны, баклажаны с орехами, хлебная корзина.

– Что будете пить? – робко спросил официант.

– Минералку, гранатовый сок и водку. Вот эту. – Он ткнул в строчку меню. – Ледяную. С закупоренной крышкой. А теперь брысь отсюда.

Паренек унесся.

– Сурово ты с ним, – заметил Саид.

– Я гомофоб.

– Что это значит?

– Не люблю голубых.

– А этот паренек…

– Как небо в июне, – заявил Святослав и поморщился.

Саид в отличие от брата гомофобом не был, поэтому, когда официант вернулся с корзиной, наполненной хлебом, и подносом, на котором стояли запотевшая бутылка водки и «боржоми», ободряюще улыбнулся ему. Парень тут же зачирикал:

– Салатик будет через минуту, баклажанчики и супчик следом, а шашлычка придется подождать.

Святослав тяжело посмотрел на парня. Тот, поймав взгляд, торопливо сунул поднос под мышку и нырнул под балдахин, которым был отгорожен от ресторанного зала кабинет.

– Салатик, баклажанчики, супчик, шашлычок, – передразнил его Святослав. – Уши режут эти уменьшительно-ласкательные суффиксы. – Он взял бутылку и скрутил с нее крышку. – Давай выпьем.

– Я же сказал, что не употребляю. – отрицательно покачал головой Саид.

– Я тоже… – вздохнул Святослав. – Точнее, употребляю редко и никогда в первой половине дня. Но сейчас нужно.

– Ты же за рулем.

– Не проблема.

– Поедешь пьяным? – испугался Саид.

– Вызову трезвого водителя.

Святослав взял стаканы, предназначенные для воды или сока, и стал разливать в них водку. Саид с ужасом на это смотрел. Нет, он слышал, что в России мужики глушат алкоголь стаканами, но где-нибудь в подворотне и алкаши, а не миллионеры в дорогих ресторанах. К счастью, брат налил не по целому. И все равно получилось много – где-то сто пятьдесят миллилитров.

– Ну, давай выпьем! – Святослав подвинул один стакан Саиду, второй взял в правую руку. – Без тоста. Залпом.

– Я не смогу.

– Будь мужиком, – сказал Святослав и опрокинул стакан.

Саид, помявшись, сделал то же самое. Водка, пусть и ледяная, обожгла горло. Захотелось ее выплюнуть, но это за столом непозволительно. Пришлось проглотить. Огонь распространился. Теперь жгло и желудок. Саид закашлялся. Святослав протянул ему хлебную палочку, проговорив:

– Закуси.

Саид мотнул головой и припал к бутылке с минералкой.

Вновь появился официант. Поставил на стол салат и сок в графине. Ничего не сказал, тут же скрылся.

– Ты правда никогда не пил? – спросил Святослав, нанизав на вилку помидор черри и отправив его в рот.

– Было раз. В юности перебрал с друзьями молодого вина. Домой принесли. Мама плакала. Я ничего не помню о том дне, только это… Тогда я дал себе слово больше не пить, чтоб не видеть ее слез.

Саид почувствовал, как защипало глаза. Резко наклонился, сделав вид, что желает потуже затянуть шнурки на кроссовках.

– Чини умерла? – услышал он голос брата.

– Пять недель назад, – ответил Саид сипло. – А перед смертью открыла мне правду.

Он продолжал теребить шнурки до тех пор, пока в кабинку не зашел официант. Увидев его ботинки, Саид выпрямился.

– Ваш супчик, – улыбнулся ему паренек. Баклажанчики же поставил на стол молча.

– Поешь, – мягко проговорил Святослав.

Саид снял крышку с горшочка и окунул в него ложку. Варево было густым и ароматным. В животе заурчало.

– Горячо, – пробормотал Саид, попробовав похлебку.

– Подуй, – улыбнулся брат. И Саид вдруг вспомнил, как делал это в детстве. Ему так нравилось дуть на все, что он даже над ложкой со сметаной вытягивал губы трубочкой и выпускал воздух. – Когда-то мой брат…

– Да, дул на все. Ты меня этому научил.

Святослав как будто смутился. Отвел взгляд от лица брата и тут же вперил их в баклажаны.

– Выглядят аппетитно, – сказал он и принялся поедать закуску.

– Она спасла меня, Святослав.

– А? – Брат оторвался-таки от баклажанов.

– Чини. Горничная семьи Глинки.

– Тогда кто сгорел в том сарае?

– Ее сын. Саид.

– Она его спалила, чтобы ты выжил? – с ужасом проговорил Святослав.

– Думай, что говоришь, – вскипел Саид. Водка ударила в голову, и впервые за свою сознательную жизнь он понял тех, кто под хмелем бьет кому-то рожу.

– Эй, спокойно. Я не хотел никого обидеть. Просто не понял… – Святослав потянулся к бутылке.

– Мама была святой женщиной. И если бы я верил в рай, то ни на миг не усомнился бы в том, что она сейчас там.

– От чего она умерла? Молодая такая? Ей от силы было лет пятьдесят.

– Сорок восемь.

– Рак?

– Нет, сердце не выдержало. У мамы проблемы с ним начались давно, я тогда классе в пятом учился. Я слышал, в России есть поговорка – все болезни от нервов, только срамные от удовольствия.

– Если дословно, то триппер.

– Мамина хвороба точно от нервов была.

– Какие ты слова знаешь… Хвороба, надо же. У нас уже никто их не употребляет.

– Я учился русскому на классической литературе. Поэтому многие слова, что употребляете вы, современные россияне, особенно молодые, мне незнакомы. – Саид увидел, что Святослав снова наливает водку, и запротестовал: – Нет, мне хватит, я больше не буду.

– Помянем Чини. У нас принято за упокой души пить. И делают это даже атеисты. Традиция, понимаешь?

Саид тяжело вздохнул. У него еще после первого стакана все внутри полыхало, даже похлебка не помогала, и перед глазами начал образовываться туман… Но традиции есть традиции. Нужно соблюдать.

– Что нужно сказать, прежде чем выпить? – спросил Саид, взяв стакан в руку. Во второй он зажал с стакан с соком, чтобы запить водку.

– Сначала встать. – И первым поднялся. Саид последовал его примеру. – Пусть земля тебе будет пухом, Чини, – выпалил он и влил в себя водку.

Саид повторил. И слова, и действия. Потом опустился на диван и стал доедать похлебку. Когда горшочек опустел, Саид вытер салфеткой не только руки, но и лицо. Ему стало жарко – то ли от водки, то ли от похлебки, и пот струился по его телу. Зато желудок успокоился: ни жжения, ни голодного урчания…

– Вижу, поплыл, – услышал он голос брата.

– Да, есть немного, – отозвался Саид.

– Значит, пришло время рассказать тебе свою историю. Начинай…

И Саид начал.

Глава 3

Прошлое…

Маленький мальчик сидел на руках молодой женщины и таращил огромные, полные слез глаза в окно. Он не понимал, куда его везут. Они провели двое суток в поезде, где было жарко, как в топке, где воняло потом, гнильем, рвотой, а людей набилось столько, что были заняты даже третьи, багажные полки плацкартного вагона.

– Чини, я пить хочу, – жалобно проговорил мальчик. Буква «Ч» ему пока не давалась, и это прозвучало как «Тини, я пить хотю…».

– Знаю, Мася, потерпи. Будет остановка, я куплю воды.

– Но я хочу сейчас, – захныкал Мася.

Пожилая женщина, сидящая на боковой полке, протянула Чини эмалированную кружку, в которой было немного воды. На адской жаре всем хотелось пить, и жидкость быстро заканчивалась. Естественно, ее можно было купить в вагоне-ресторане или у проводника, но втридорога. В плацкартах же ехали люди, у которых на счету была каждая копейка. Чини поблагодарила сердобольную старушку и напоила Масю. Жажда мучила и ее, но когда становилось нестерпимо, женщина делала несколько глотков воды из-под крана в туалете. Когда же она дала ее Масе, у того начался понос и рези в животе.

– Хочу к маме, – продолжал капризничать измученный ребенок. – Где она?

– Далеко, но ты скоро ее увидишь.

– Мы едем к ней?

– Да.

– И к Сьяве?

– И к Славе. – Старший брат Максимилиана никому не разрешал сокращать свое имя. Настаивал на том, чтоб его называли Святославом. Но брату позволял, добавляя, что поблажка действует до тех пор, пока малыш не научится выговаривать все буквы. – А теперь поспи.

– Не хочу. Хочу к маме. И пить… Дай мне еще водички.

Чини прижала его головенку к своей груди и стала укачивать. До следующей станции еще полтора часа как минимум. Но поезд еле-еле плетется и может где-нибудь встать. Если это случится, придется идти за водой к хапуге-проводнику. Мальчик все же уснул. Задремала и Чини. Но когда открыла глаза, оказалось, что они стоят среди степи, и ее попытка сэкономить провалилась.

…Саид не помнил тех мучительных трех суток, что провел в дороге. Детская память – короткая. То, как они приехали к родителям Чини и как неприветливо их встретили, тоже из нее выветрилось. Осознавать себя мальчик начал в пять. Он уже был обрезан, отзывался на имя Саид и называл Чини мамой. По-таджикски он говорил лучше, чем по-русски, и был уверен в том, что добрый дед, равнодушная бабка, злая тетка, смотрящие на него свысока кузены – его настоящие родственники. Много лет спустя, когда Саид сидел у кровати умирающей матери, она рассказала ему о том времени. И всю правду о себе.

Она была любимицей отца, Юсупа. Самой красивой и умной из всех его дочерей, а их у него было пять. И только один сын. Последыш. В поселке мужчине сочувствовали. Понимали, как трудно ему будет всех девушек замуж выдать. Каждой нужно приданое собрать. Как минимум ткани, ковры, домашнюю утварь, украшения. Без этого никак, но и с этим могут не взять. Только на счет Чини никто не сомневался, все были уверены, что она точно найдет себе лучшего жениха в округе. На нее виды многие парни имели. В том числе из зажиточных семей. Удачное замужество могло избавить от бедности не только Чини, но и всю ее семью, и отец надеялся на нее. Однако не давил. Когда к дочери посватался сорокапятилетний вдовец, единственным достоинством которого было его благосостояние, и Чини его отвергла, он не стал ее принуждать. Хотя мог бы. Его девочка достойна не только достатка, но и любви. Одного требовал – найти единоверца. Когда Чини училась в педагогическом техникуме, то дружила с русским мальчиком. Он был сыном очень большого человека и мог составить ей прекрасную партию, но Юсуп поставил ему ультиматум – или принимаешь ислам, или забываешь о Чини навсегда…

Мальчик ислам не принял. А уж забыл ли о Чини – поди узнай. Но больше они не встречались.

Когда любимая дочь представила отцу мужчину своей мечты, Искандера, он был разочарован. Хотя избранник Чини на первый взгляд во всем соответствовал представлению об идеальном спутнике. Красивый таджик тридцати двух лет, у которого водились деньги. Он приехал, весь разодетый, на дорогой машине, привез подарков каждому члену семьи и сообщил Юсупу, что имеет серьезные намерения. Но с родителями своими познакомить не мог, поскольку они жили далеко. И о том, чем зарабатывает на жизнь, говорил как-то невнятно. А еще он собирался уехать в Россию и взять жену с собой.

– Мне он не нравится, – честно признался дочери Юсуп, когда она спросила, что он думает о ее женихе.

– Но почему? – удивилась тогда Чини. – Он мусульманин, подходит по возрасту. Ты ведь всегда считал, что супруг должен быть чуть постарше, но не годиться в отцы. Искандер хорошо зарабатывает и мечтает о крепкой семье… И хочет образовать ее со мной, а не с кем-то еще.

– Ты – лучшая, – упрямо проговорил отец.

– Для тебя.

– Не только.

– Да, возможно, в нашем поселке я считаюсь завидной невестой, но он из Душанбе. В столице таких, как я, тысячи. А сотни – лучше меня. Они изысканны, лучше образованны, за них дают большое приданое. Не две подушки и фарфоровый сервиз, как за меня, а квартиры и машины.

– Вот пусть они, столичные, между собой и женятся. А мы тебе хорошего парня в поселке найдем.

– Поздно, папа.

– Ты что, уже отдалась ему? – гневно вскричал Юсуп и замахнулся. Он никогда не поднимал руку ни на жену, ни на дочек, чем вызывал недоумение односельчан, но есть вещи, за которые даже он побил бы.

– Нет, что ты, – поспешила успокоить его Чини. – Я берегу себя, как и положено. Просто если я не выйду за него, то останусь старой девой. Как наша Барфи.

Так звали старшую дочь Юсупа. Старшая его дочь в свои тридцать до сих пор жила с родителями. А все потому, что договорной брак сорвался. Ее еще в колыбели просватали сыну троюродного брата матери. Но когда он вырос, то заявил, что не те времена, чтобы жениться по воле предков и непонятно на ком. В итоге сочетался узами брака с этнической немкой, когда служил в Казахстане, и уехал с ней в Германию. А Барфи осталась верной уговору. Ждала, когда жених одумается… Вот уже восемь лет.

И отцу ничего не осталось, как дать согласие на брак Чини и Искандера. Потому что Чини слов на ветер не бросала.

Была скромная свадьба, на которой со стороны жениха присутствовали только два друга. Зато за Чини заплатили большущий калым. А пресловутые подушки и фарфоровые тарелки жених не взял. Сказал, другим дочкам оставьте.

Молодые уехали в Душанбе спустя сутки. Там провели месяц. Жили на съемной квартире, и обживать ее Чини муж запретил. Как и устраиваться на работу – потому что скоро уезжать.

Весь день Искандер где-то пропадал: занимался делами. Чини ждала его, готовя вкусный ужин и вылизывая до блеска арендованное жилье. Ей было тоскливо, поэтому известие о переезде она восприняла радостно – в Москве она никогда не была. Но, как учитель русского языка и литературы, всегда мечтала об этом. Хотелось познавать культуру и историю, ходить по музеям, галереям, театрам, просто прогуливаться по улицам, наблюдая за людьми и беседуя с ними, пробовать неведомые продукты: маринованные грибы, квашеную капусту, копченые щучьи головы – эти вкусности со смаком описывали в своих произведениях и Толстой, и Гоголь, и Салтыков-Щедрин. Чини составила список мест, которые хотела бы посетить в Москве. Начиная от Третьяковской галереи, заканчивая подвалом, где собирались первые советские панки.

Но ее даже на Красную площадь не отвезли. На московском вокзале сразу пересадили из поезда в поезд и отправили в другой город.

Он тоже был большим, старинным и красивым. И в нем имелся кремль, не говоря уже о музеях и театрах, но Чини не разрешали выходить из квартиры без повода. Повода было два: поход в магазин и доставка пакета с отходами до мусорного бака. Однажды Чини ослушалась и отправилась на прогулку. Всего-то лишь прошлась по пешеходной улице и заглянула в Музей народных промыслов. Но когда возвращалась домой, ее остановила милиция для проверки документов. Когда оказалось, что их при Чини нет, а те, что она имеет, не дают ей права проживания на территории Российской Федерации, она поняла, что муж ее не самодур, который хочет засадить ее в клетку, – он пытается оградить ее от неприятностей.

Прозрела Чини спустя год, когда родился Саид. Мальчика нужно было регистрировать, и супруг сделал это самостоятельно. Взял справку из роддома, паспорт Чини и оформил свидетельство, не подключив к этому жену. Оказалось, у него имеется не просто временный вид на жительство, а российское гражданство. То есть Чини была той самой птичкой в клетке. Пусть и любимой. В том, что супруг обожает ее и не видит рядом с собой никакую другую женщину, Чини по-прежнему не сомневалась. Но она нужна была ему не просто послушной – бесправной.