Седьмая рота

«Сводный отряд 81-го МСП, сформированный из подразделений, оставшихся за пределами «вокзального» кольца, сумел закрепиться на перекрестке улиц Богдана Хмельницкого и Маяковского. Командование отрядом принял на себя заместитель командира полка подполковник Игорь Станкевич. Двое суток его группа, находясь в полуокружении, оставаясь фактически на голом и простреливаемом насквозь месте – перекрестке двух главных городских улиц, удерживала этот стратегически важный участок.

Станкевич грамотно разместил 9 БМП, организовал «привязку» огня приданных минометчиков по наиболее угрожающим участкам. При организации обороны были приняты нестандартные меры. С окрестных грозненских дворов сняли стальные ворота и прикрыли ими боевые машины по бокам и спереди. «Ноу-хау» оказалось удачным: выстрел РПГ «проскальзывал» по листу металла, не задевая машину. Люди после кровавой новогодней ночи постепенно начали приходить в себя. В отряд постепенно стягивались вырвавшиеся из окружения бойцы. Обустраивались как могли, организовывали отдых в перерыве между атаками противника.

Ни 31 декабря, ни 1 января, ни в последующие дни 81-й полк не покинул города, оставался на передовой и продолжал участвовать в боевых действиях. Бои в Грозном вели отряд Игоря Станкевича, а также 4-я мотострелковая рота капитана Яровицкого, которая находилась в больничном комплексе. Первые двое суток в центре Грозного других организованных сил фактически не было. Была еще одна небольшая группа от штаба генерала Рохлина, она держалась неподалеку. Если бы бандиты точно знали это, они наверняка бросили бы все свои резервы, чтобы раздавить горстку смельчаков. Бандиты уничтожили бы их так же, как и те подразделения, что оказались в огненном кольце в районе вокзала. Но отряд не собирался сдаваться на милость врагу. Были оперативно зачищены окрестные дворы, ликвидированы возможные позиции вражеских гранатометчиков. Здесь же мотострелки начали открывать для себя жестокую правду о том, что в действительности представлял из себя город, в который они вошли. Так, в кирпичных заборах и стенах большинства домов на перекрестке Хмельницкого-Маяковского были обнаружены оборудованные проемы, возле которых были складированы выстрелы к гранатометам. Во дворах стояли заботливо подготовленные бутылки с «коктейлями Молотова» – зажигательной смесью. А в одном из гаражей были найдены десятки пустых ящиков из-под гранатометных выстрелов: здесь, видимо, находился один из пунктов снабжения. Уже 3 января начали выставлять блокпосты вдоль улицы Лермонтова во взаимодействии с бойцами спецназа МВД. Посты позволяли хотя бы проскочить по улице Лермонтова, иначе всё расстреливалось на ходу. Полк выжил. Выжил вопреки тем, кто пытался его уничтожить в Грозном. Восстал из пепла назло тем, кто в это время заочно «хоронил» и его, и другие оказавшиеся в эпицентре грозненских сражений российские части».

Вспоминаю сейчас полковую песню, которую мы исполняли на плацу всем полком в мирной жизни когда казалось, что главное это красиво промаршировать и спеть песню – « Гвардейский восемьдесят первый полк – овеян гордостью и славой! Пять орденов на знамени твоём – сияют родины награды!». «При исполнении песни рот открывать на ширину приклада!» – это говорил уже следующий, за Ярославцевым, командир полка полковник Айдаров. Он был в период новогоднего штурма в Грозном заместителем командира полка. Не знаю почему не он, первый зам, а именно замполит полка подполковник Станкевич, первый месяц 1995 года был фактическим командиром полка. Мы так все и считали, что подполковник Станкевич теперь будет командиром полка. Замечу специально для тех кто пытается пренебрежительно отнестись к работе замов. по воспитательной работе (замполитам), не первые замы командира 81 полка, а замполит полка Герой России. Замполит полка полковник Станкевич оказался именно тем человеком, кто смог собрать под своё командование разрозненные, разбегающиеся подразделения и одиночных запаниковавших, испуганных солдат. Он сформировал сводный отряд, организовал оборону и приступил к расширению территории контролируемой его отрядом. Про таких говорят -офицер с большой буквы, я до сих пор горд тем, что мне посчастливилось служить с таким человеком и учиться у него.

Точно сейчас не вспомню, какого числа января, вырвавшись ненадолго из города, к нам на наши «тыловые» позиции ТПУ, «верхом» на БМП приехал полковник Станкевич. Я тогда его спросил – « Товарищ полковник, я же замполит непрофессиональный, я окончил танковое командное училище и мне до не до конца ясны мои задачи в нашей теперешней боевой обстановке. Какие мои особые обязанности как зама по воспитательной? Проводить ли мне воспитательно душещипательные беседы с солдатами о «любви к Родине и патриотизме»? На основании каких материалов и где их взять в нашей сложной ситуации? Чем мне в соответствии с обязанностями конкретно замполита, именно по воспитательной линии заниматься? Он мне ответил – « Твой ротный тебя как зама по воспитательной ценит и твоей работой доволен, похоже ты « человек и офицер на своём месте». Значит, со своими задачами как его зам по воспитательной, справляешься. По сути, ты просто ещё один офицер в роте, ты заместитель командира т.е. его правая рука, выполняйте все задачи дружно и сообща с командиром роты, если с ним, что случится то ты возьмёшь знамя из его рук и понесёшь в том же направлении».

Перед моим отъездом в Чечню, жена осталась у моей матери. Никто кроме моих Самарских друзей-сослуживцев не знал, что я убыл в Чечню. Уезжая с полком, я не давал телеграмм в письмах не писал, не звонил (мобильников тогда ещё не было в природе). Я договорился с другом, оставшимся в военном городке в Самаре, что буду присылать письма ему, а он переложит в новый конверт и перешлёт моей жене или матери. Решение было правильным, жене не стоило расстраиваться в связи с тем, что в то время она была кормящей матерью нашего двухмесячного сына. Всего два месяца назад, в октябре у нас родился первый сын. Все мои письма из Чечни начинались примерно так – « Здравствуйте дорогие любимые женушка и сынулька. Ты не представляешь, как я по тебе и сыну скучаю. К этой скуке, ещё большей скукоты добавляет скучная, комнатная служба. Сижу целыми днями в канцелярии, щёлкаю линейкой мух, в общем маюсь от безделья…» Обратно письма шли таким же путём. Но примерно в феврале я сглупил, решив ускорить обмен письмами и написал такие строки « Женушка, меня временно перевели в другую часть и поэтому присылай письма по адресу – 103400, Москва- 400, в/ч 65349….. Тут они и догадались т.к во всех газетах тех дней крупными буквами были написаны индекс и Москва-400 и ужасы про те части, что находятся по этому адресу полевой почты. Про наш 81 полк писали, что осталось не больше роты и т. п. В общем я серьёзно лопухнулся и перепугал мать и жену. Но их испуг длился недолго, нас уже в середине апреля 1995 года вывели из Чечни так, что я им быстро перезвонил из Самары и успокоил.

Уходя в сторону, отмечу, что многие гражданские « комнатные воины», « киборги диванные» не понимают как непросто на войне солдату повару или водителю. Основная часть, тех кто «пороха не нюхал» кричит, что (повар) тыловой, прятался за кухней и т. п. Но никто из подобных «критиков», не пробовал, вставая в пять часов утра в мороз, снег, вьюгу или грязь, наколоть дрова для полевой кухни, растопить печь походной кухни. Не пробовал наносить воды, начистить картошки, моркови, лука в армейскую полевую кухню на пару сотен порций. При том, чтобы завтрак и зимой или под дождём был готов к семи ноль- ноль и не позже! Никто из этих «критиканов» не делал этого после несения, ночной службы часовым по охране ПХД (пунк хозяйственного довольствия) полка. Это лишь тем, кто не воевал, кажется, что пацаны, военные повара, «тыловые крысы» не вносившие своей прямой лепты в победу. На самом деле на них ложится такая физическая и моральная нагрузка, что и не каждый «боевой солдат» выдержит. Если на гражданке говорят « как полопаешь – так и потопаешь!», то там эти слова обретают тройное значение и потому любой « военный повар, военный водитель, военный ремонтник вызывает у меня гораздо больше уважения чем любой самый крутой и подготовленный спецназёр не «нюхавший» пороха и не испытавший « военно окопной жизни». А сколько водителей погибало при нападении боевиков на колонны? Даже не стоит искать ответ на вопрос-« кто на марше в колонне, чувствует себя защищённее и увереннее, механик -водитель танка за бронёй танка или водитель автомобиля в жестяной кабинке простреливаемой насквозь из пистолета?!»

Основную часть января 1995 года, я с сержантом Эдуардом Киргизовым, львиную долю дня и как правило ночи занимался тем, что обеспечивал полк водой, а с водителем Евгением на бортовом Урале, тем что вывозил раненых и погибших на вертолётный полевой аэродром в Толстой —Юрт. Ежедневно ездил на водовозке ЗИЛ-131 и грузовиках Урал, через Терский хребет, то в Толстой Юрт, то в какую то Кумыкскую деревню, то в Червлёную. В общем как пишут на сайтах о вакансиях на трудоустройство – «характер работы разъездной, в дружном сплоченном коллективе. Питание, проживание и проезд к месту работы за счёт работодателя, командировочные оплачиваются», саркастически добавлю «тем работникам, что доживут до майора, оркестр от работодателя бесплатно при погребении»

Каждое утро при переезде горными дорогами через Терский хребет, мы наблюдали завораживающую и неописуемую словами картину- « Мы едем по самой макушке хребта, с восточной стороны гор чуть выглядывает утреннее солнце. В центре чаши образованной хребтами город Грозный, но его не видно он покрыт густым туманом словно накрыт белым одеялом. Под нами, туман ровной гладью от нашего хребта до противоположного. Мы на горной дороге едем выше тумана, а из центра этого тумана поднимается, густой и чёрный столб дыма диаметром в сотни метров – это горит Грозный. Горит всё: дома, бронетехника, люди и животные. Иногда, по ночам на самой дороге, туман был настолько плотным, что мы не видели капота собственного ЗИЛа! Тогда я опускал пассажирское стекло, высовывал голову и по тонкому боковому отсвету от фары освещающему обочину, край дороги или обрыв, руководил действиями водителя Эдика подавая команды «прямо»«правее», «левее»«тормози». Конечно в таких условиях скорость наша была 3—4 километра в час не больше. Это сейчас я могу легко и без последствий спутать, где право, а где лево, но тогда 23 года назад на горной дороге, видимо не разу не оговорился, а то бы сейчас не писал этих строк. Наверно, со стороны наш одинокий ЗИЛ водовоз едущий по самой макушке горы, тоже выглядел достаточно интересно.

Многие воинские части отправляли свои водовозки под прикрытием БМП, БТР или хотя бы МТЛБ. А у нас как то так повелось, что лейтенант Гареев и водитель Киргизов одни, сами справятся. Коллеги из других частей на «водопое» удивлялись, когда я им рассказывал, что каждый день, в пять утра, езжу по горным дорогам через Терский хребет без прикрытия. Видимо наш прямой шеф, зам по тылу полка п-п-к Волчков считал, что нам «татарским шайтанам» местные коллеги не страшны и засада на нас будет иметь печальные последствия для самой засады. Мой постоянный водитель Эдик, тоже татарин и тоже из Башкирии. Мы с Эдиком были молодые, почти ровесники и не верили в смерть, а перед выездом всегда говорили « Бисмилля рахмай рахим» и «Алла бирса!». Садились с ним в его ЗИЛ, вешали бронники на дверь и вперёд, сначала «лечебные грязи» по бампер, а потом в горы «на воздушные процедуры» подышать свежим утренним Кавказским воздухом. Сам чёрт нас не остановит т.к. вода это самый главный элемент пищи, подвести полк и воюющие подразделения мы не могли.

Как то раз, случился такой случай. Выехали мы в Толстой —Юрт за водой. Нас еле ползущих по грязи на ЗИЛе к перевалу, обогнал один шустрый УРАЛ, не нашего полка. Мы удивились его резвости. Примерно минут через десять впереди прогремел взрыв. Нас тогда это совершенно не удивляло, взрывы и разрывы были кругом с утра до вечера и потому мы «без задней мысли» продолжили движение. Уже на хребте смотрим, стоит тот «шустрый» УРАЛ. Остановились, насторожились, приготовились к неожиданностям. Аккуратно обошли и осмотрели УРАЛ. Оказалось, он подорвался на мине, переднего правого колеса не было, в кабине никого не было, но и крови тоже не было. Мы негромко покричали в надежде, что кто-то откликнется, хорошенько осмотрели прилегающую местность но никого не нашли и никто не отозвался. Постояли минут двадцать и поехали дальше. По дороге в Горячеисточненское, мы также никого не догнали. Видимо водитель и старший, с перепугу ломонулись в лес и бегают по лесу.

Говоря о морально -психологической обстановке в роте, без ложной скромности замечу, что многие мои водители просили меня, командира роты и командование полка напрямую перевести их в мотострелки и отправить в передовые роты ведущие бои в Грозном. Даже пару своих бойцов пришлось снимать с БМП идущих в город на передовую. Поехали они «подвиги совершать» поймав «попутку» бросив свои автомобили. Что ж, поматерил я их по хорошему, но без перегибов и растолковал, что они совершенно не правы так как не подумали о том -" а кто же им «Героям освободителям» боеприпасы то привезёт на передовую на ихних грузовиках пока не прибудут новые водители из Самары?!.В общем ругаю их, а сам немного им завидую. Что им, они всего лишь солдаты, закипел адреналин закапал из ушей тостестерон, бросили автомобили и поехали «воевать». Как будто и ругать то не за что, ведь не в тыл же пацаны рвутся, а на передовую под пули. Если солдат и сержантов я как то отговаривал, объяснял, что брошенный ими автомобиль некому будет передислоцировать, некому будет возить ГСМ, боеприпасы и продукты. Но вот прапорщик нашей роты, Вадим Лозовский, в состоянии этого же «душевного порыва», всё таки сбежал в Грозный, уехав на «попутке» вместе со старшиной роты связи, бросив ротное хозяйство. Как водится в таких «непутёвых» случаях тут же был ранен в результате попадания выстрела из РПГ в ту «попутную» БМП и отправлен в госпиталь. Рота осталась без старшины. Какой великий подвиг прапорщик успел совершить пока ехал 30 минут в БМП к передовой? Это загадка.

Я тоже будучи молодым и дерзким, чувствовал дискомфорт от того, что не участвую непосредственно в боях, не совершаю ничего « стоящего», как мне тогда казалось. Я сам, в тайне от ротного, собрал вещ мешок патронов, гранат, запасных магазинов и планировал «сорваться» ближайшим «дележансом» в Грозный для исполнения своего воинского подвига. Думал, что я не меньше других офицеров имею право на «подвиг» и хочу стать именно боевым офицером. Своевременная встреча с полковником Станкевичем осадила «души моей порывы», он доходчиво пояснил, что так офицерам поступать нельзя, не имеет право офицер руководствоваться эмоциями. Офицеру надлежит испонять должностные обязанности в соответствии с должностью, а в нашей боевой ситуации ещё и в соответствии с боевым уставом. Кто за меня мою работу в РМО будет делать? Кто будет заниматься подвозом если все будут воевать? Чем тогда «все герои» будут воевать? В тот день до меня дошло, я понял, что успех полка как команды и слаженного механизма как раз и достигается тем, что каждый хорошо исполняет свои должностные обязанности на своём месте. Иначе это не армия, а стадо в котором все как «лебедь, рак и щука».

Бывали и крайне неприятные моменты. Как то вечером зашёл я в палатку к солдатам взвода подвоза имущества и обнаружил, что заместитель командира взвода, сержант Леонтеев очень сильно пьян. Такое иногда случалось т. к. водители, категория разъездная, постоянно выезжали за пределы Чечни, ездили и в Моздок и в Прохладное, имели возможность приобрести спиртное. Пока я разбирался с причинами, которые Леонтьев пояснял так – «меня не отправляют на передовую, а теперь в качестве наказания за пьянку может отправите!», подошёл командир этого взвода подвоза боеприпасов прапорщик Борис Бедарев. Как то так случилось, что наша ссора разгорелась сильнее и Леонтеев достал гранату и вырвал из неё чеку со словами – «Ща все тут останемся!». Замечу, что в палатке было ещё человек семь солдат.. Сначала мы его уговаривали отдать гранату. Он угрожал и отказывался это сделать. Тут уже проявил свой опыт бывшего разведчика Борис Бедарев. Он ловко схватил Леонтеева за кисть и как то хитро вырвал гранату так, что лапка от гранаты не отлетала и профессионально ударил Леонтеева в челюсть, что тот потерял сознание. Я вынул кольцо от гранаты из рук Леонтеева и мы с Борисом вставили его обратно в гранату. К утру отрезвев, Леотеев извинился и более не позволял себе подобного.

Были и другие неприятные случайности оставшиеся в моей замполитовской памяти, например: сижу я в своей палатке, составляю списки личного состава роты для ознакомления с мерами безопасности при обращении с оружием. Сочиняю все мыслимые и почти фантастические варианты получения каких либо травм и ранений, записываю их в один из десяти столбцов в с списке личного состава. В палатку забегает, точнее спускается ефрейтор Попов и сообщает мне, что у нас ЧП, ранен солдат Мельников. Спросил, что случилось и где раненый? Попов пояснил-«Мельников сидит в своём Урале, кричит, что ногу прострелил, зовёт медика». Я тут же побежал к машине Мельникова. А там и правда, ранение в ногу. Помог я ему слезть с машины и взяв его на руки и как девушку понёс на руках в санчасть. Как назло никого рядом не оказалось, грязюка по колено, скользко да и путь метров 200 не близок. Донёс я его успешно, слава аллаху были силы в молодости, по пути конечно же выяснил у потерпевшего обстоятельства происшествия. Оказывается Мельников, видимо, забыл придя с ночного караула разрядить автомат и поставить на предохранитель. По ночам на постах мы не запрещали досылать патрон в патронник. Каким то образом в ту секунду в цепи случайностей для Мельникова случилось короткое, но очень неприятное замыкание. Спускался он со ступеньки Урала, спешил в столовую на обед. Ложка торчащая из кармана зацепилась за спусковой крючёк и автомат висевший на плече стволом вниз совершил выстрел – короткую очередь из двух патронов. А там, на пути у пары пуль оказалась подножка Урала с которой Мельников ещё не успел убрать ногу. Вот и случилась неожиданная встреча пуль, стопы и подножки Урала. Успешно пройдя через стопу солдата и подножку Урала, две пули близняшки 5,45 нырнули в Чеченскую грязь и скрылись там навека. Как обязательныое последствие ЧП я провел разъяснительную беседу-занятие с личным составом роты и внес данный курьёзный случай с ложкой в меры безопасности при обращении с оружием.

В середине января меня отправили в дом печати в Грозный. Наши, какойто из наших батальонов, его только что отбили у Дудаевцев. Там я повстречал своего бывшего танкового ротного, вчерашнего прямого командира, капитана Николая Косача, он в те дни исполнял обязанности ЗНШ одного из МСБ на период боёв. Невдалеке от нас, в одном из помещений Дома печати, какой то весёлый старшина роты выдавал зарплату своим солдатам деньгами обнаруженными в доме печати. Это были еще советские деньги с Лениным, распечатанные на листе размера А-1, но лишь с одной стороны, с другой стороны лист был чист. Псевдо деньги он резал ножницами и шутливо выдавал своим солдатам как зарплату. Рядом с домом печати расположено мед. училище и мы конечно осуществили экскурсию по его учебным классам заставленным всякими пробирками с зародышами и мутантами. За мед. Училищем видимо когда-то стояла какая-то воинская часть, её мы тоже с любопытством обследовали.

Во второй половине января, мы т.е. наша рота, медики и другие подразделения перебрались уже в сам Грозный, в частности на территорию Консервного завода. Где то невдалеке от нашего нового места дислокации был « завод коньячный». Некоторые мои водители в связи с отсутствием воды или другой жидкости для мытья машин, мыли автомобили коньяком, вином и спиртом, пока там не выставили охрану от МВД.

В один из солнечных февральских дней меня с парой водителей и автомобилей назначили в подчинение подполковнику Захряпину, командиру танкового батальона, приданного нашему полку. Задача стояла такая « собрать как можно больше тел или остатков тел погибших бойцов в центре города, вокруг зданий правительства, Президентского дворца». Одели мы защитные костюмы ОЗК (общевойсковой защитный комплект), перчатки и поехали на эту траурную миссию. Подполковник Захряпин пытался найти один танк Т-80 или останки экипажа этого танка. Тот танк в новогоднюю ночь у дворца Дудаева разорвало в клочья от детонации всего боекомплекта. Мы с трудом нашли передний наклонный броневой лист с заводским номером, но больше ничего и ни каких солдат или останков. Он говорил:

– « от всех танков и экипажей хоть, что то да осталось. Как правило, хоть один член экипажа жив. Этот же экипаж, возможно, просто испарился в миг детонации боекомплекта. Нет никого и ничего, совершенно ничего. Даже от танка самого вот видишь лишь один небольшой кусок»

Везде валялись человеческие останки обглоданные собаками, кошками и крысами среди них попадались и останки поменьше т.е. детские. Конечности торчали из под руин, из обгорелой боевой и гражданской техники. Я велел солдатам собирать всех, за исключением откровенно гражданских. А как там их поймешь, если у многих одежда обгорела, кости обуглились или обглоданы животными. Как понять, чью обгорелую и оторванную ногу на моих глазах, таскает по улице и обгладывает собака? Даже пол по останкам не всегда можно было определить.

Ко мне обратился мой водитель Женя -« товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант, отойдите в сторону!». Я удивился и подумал не стою ли я на мине, такой он был взволнованный? -« Вы на человеке стоите!» – продолжил он.

Я отошел, присмотрелся и понял, что чьё то тело так сильно раскатано в грязи и закатано в асфальт, что я и правда имел неосторожность на нём стоять, не посмотрев под ноги.

К нам подошла бабушка, местный житель. Мы спросили-« как вы здесь живёте?». Она ответила -«голодаем- вышиваем как можем». Я ей пояснил, что на консервном заводе, в нашей полковой санчасти, организован приём больных горожан. Скажите всем кого увидите, пусть приходят, мед. помощь окажут всем желающим и продуктами помогут. В автомобилях бойцы всегда возили по нескольку банок тушенки, хлебцы из сухпайков и т. п. еду. Женя отдал все продукты этой бабушке и она ушла.

Возвращаясь обратно на «базу» на консервный завод, мы почему то остановились около, я подумал кладбища. Там ходили невооруженные горожане, оттаскивали из куч тела, опознанных ими граждан. Экскаватором и бцльдозером захоранивали тех, кого никто не опознал и тех, кого в принципе уже опознать невозможно.

Перед выводом полка из Чечни «в связи с огромными потерями», в марте 1995 года, нас вывели на стоянку в тыл в станицу «Горячеисточненское». Там на какой то машинно-тракторной станции мы простояли около месяца, затем погрузились на платформы и в конце апреля уехали домой.

Отвлекаясь от темы, и с учётом теперешних моих знаний, моего личного участия, моего боевого и жизненного опыта отмечу, что у меня вызывает непонимание постоянные изречения» Псевдо патриотов России» о том, что вот такие гадкие, жестокие Чеченцы, воевали против нас, убивали наших парней и приводят примеры жестокости, типа Норд-Оста, Буденовска, Волгодонска, Бислана. Националисты говорят, что всех Чеченцев поголовн, заодно и лиц Кавказских национальностей, необходимо ненавидеть и уничтожать за убитых Российских солдат, мстить. Безусловно террористы подлежат уничтожению везде и всегда. Оправдания терроризму нет и не может быть. Но, я сам несколько лет был тем, кого могли убить в каждую секунду, отрезать голову и выпотрошить кишки. А кто нибудь, из этих «патриотов» подумал про ту страшнейшую жестокость которую совершило командование ВС РФ введя 31 декабря 1994 года войска в г. Грозный. Я имею ввиду жестокость в отношении мирного населения, проявленную не напрямую солдатами танкистами и пехотинцами вступившими в бой с Дудаевскими боевиками, а массовую гибель Грозненцев под авиа бомбами, снарядами, Градами и Ураганами? Ведь никто ни Грачёв ни Дудаев тогда не дали времени и возможности женщинам и детям покинуть город. Да и куда бы они его покинули зимой, если, к примеру, за городом нет родни и друзей? И я спрашиваю этих, сердобольных «патриотов России», Вам когда нибудь Российские СМИ доводили информацию о количестве случайно (под авиабомбами и снарядами) погибших в Грозном детей? Вам когда нибудь по телевизору показывали улицы Грозного (как Сталинград) на которых валяются и обгладываются собаками и кошками трупики детей и женщин, торчащие из руин ноги, руки мирных граждан. Вы представляете себе конечности своих жен и детей торчащими из под руин многоэтажек Пензы, Челябинска или Самары? Никогда вам такого не показывали и не покажут, а если и покажут то так прокомментируют, что получится, что погибшие « сами виноваты». По принципу « кто не спрятался, я не виноват!». А может показывали «экскурсию» по братскому кладбищу (недалеко от консервного завода) размером с пару футбольных полей на котором в зимой 1995 года людей, то что от них осталось сотнями закапывали бульдозеры и экскаваторы. Простой обыватель и половины правды не знает, совершенно себе не представляет глубину трагедии и мучения жителей Чечни в те месяцы. Но я то всё это видел и участвовал в этом. Поэтому рассказывая о мужестве и героизме наших солдат, вспоминая о потерях наших войск и скорбя о них, я, никогда не забуду скорбить и по мирным безвины убиенным горожанам Грозного и всей Чечни. Да, раз уж Дудаев, как главнокомандующий, приказал своей орде стрелять по армии России, то эта орда, вне всякого сомнения, подлежала уничтожению. Но ведь Дудаев с сотоварищами далеко не весь Чеченский народ. Любой человек, потерявший мирную мать, отца, сына, дочь, друга, невесту под нашими бомбами и снарядами вправе спросить – а их то за что? Они разве стреляли в Российских солдат? Они- то чем виноваты? Как их теперь вернуть, воскресить? Как вернуть отцу и матери смех погибшего от Российской бомбы ребёнка?