bannerbanner
Жемчужница. Рассказы
Жемчужница. Рассказы

Полная версия

Жемчужница. Рассказы

Язык: Русский
Год издания: 2018
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

…Рейн возился с мотоциклом.

– С добрым утром, Солнышко! Выспалась? Теперь – пора домой.

Почему-то необходимость возвращаться уже не вызывала такого панического страха у Рыжей. Что-то изменилось, что-то внутри выросло и окрепло…


…Влажное утреннее шоссе извивалось под колесами, как будто пыталось вырваться.

Клочья тумана облаками сползали на дорогу…

В одном из них возник грузовик…

Столкновение оказалось неизбежным…


…Рыжая долго не могла понять – спит она или нет. Если это был сон, то следовало скорее просыпаться, потому что это был кошмар. В голове шумело. Тело казалось каким-то чужим. Любая попытка пошевелиться приводила к боли.

– Тихо, тихо…. Не надо двигаться. Вы еще не оправились от наркоза. Я – Ваш врач, я Вам помогу…

«Опять врачи…» – пронеслось у Рыжей в голове. И от этого стало хуже, чем от непонятной тупой боли.

Сознание понемногу возвращалось. Но проявляющаяся реальность не радовала. Все ее атрибуты – звуки, запахи, предметы – все говорило о том, что это была больница. Привычная и ненавистная.

Но что-то было не так. Это не было похоже на дежурное обследование. И откуда эта слабость и боль?..


…Какое-то время сон и реальность поочередно морочили ей голову. Но пришел момент, когда она кое-как начала осознавать свое тело и смогла пошевелиться.

Подключенная аппаратура ограничивала движения, но кое-что новое о своем положении Рыжая все-таки узнала. Правда, это «кое-что» поставило больше вопросов, чем дало ответов.

На теле было много повязок. По-видимому, она была ранена. Но основное беспокойство вызывала повязка на груди.

Это не была боль.

Это было что-то иное.…

Не физическое…

Ощущение странности, инородности, присутствие чего-то чужого, но, в то же время, близкого. Как часть чужого опыта, чужого чувства, чужой души…


…Врачи приходили, что-то объясняли, утешали…

Рыжая выуживала осколки информации, пытаясь сложить полную картину.

Она попала в аварию, ее оперировали. Но брешь оставалась. Врачи чего-то не договаривали.

И вдруг…

Рейн!

Что с ним?

Где он?

Так вот о чем молчат врачи.

Все попытки выяснить это разбивались о вежливое молчание и настоятельные просьбы не волноваться…


…Она совсем потеряла чувство времени и отчаялась добиться правды. Дни слились для Рыжей в одно тягучее ощущение глухой безысходности. Время текло по кругу между промежутками серого сна и такой же действительности…


…Рыжую разбудил громкий звук и порыв ветра.

Сильный сквозняк распахнул окно в палате, и холодный воздух вихрем закружил в белых стенах.

За окном шел дождь. Гремел по карнизам. Стучал в стекла и расклеивал по ним желтые листья. Такой же листок влетел и в палату к Рыжей.

Она попыталась его достать. Но чей-то голос ее остановил:

– Подожди, деточка, я тебе помогу.

На пороге появилась пожилая женщина в форме медработника. Она спокойно подошла к окну и закрыла раму. Подняла, повертела в руках и протянула листок Рыжей.

– Держи.

Рыжая приняла его, как великую ценность. Потерла в ладонях и поднесла к лицу. Острый запах ударил в нос.

– Спасибо.

– Не за что. Это ты – Рыжая?

– Я…

Это имя казалось таким далеким, как из другой жизни.

– Хорошо… – интригующе произнесла женщина.

Но Рыжая не заметила интриги. Она очень хотела остаться одна, чтобы надышаться этим далеким запахом осени, грусти и прощания.

Женщина вышла.

Листок лег на ладошку. Жесткий, хрупкий. Рыжая разглядывала каждую черточку, каждую жилку. Искала тайные знаки, но тайнопись не поддавалась. И ей оставался только аромат. И этого было очень много.

Запах будил воспоминания. Такие далекие и нереальные. События всплывали в памяти, обостряя чувство одиночества. Но какая-то незавершенность нашептывала: еще не вечер…


…Погрузившись в грезы прошлого, Рыжая уснула.

Вернуло ее к реальности вчерашняя женщина с ласковой улыбкой.

– Это – для тебя, – она протянула конверт.

Рыжая дрожащей рукой взяла письмо и не решалась его открыть.

– Не трусь, – гостья закрыла за собой дверь.

Сердце билось и глухо ныло.

Но она достала из конверта листок бумаги и прочла:

«Малышка!

С Днем рождения!

Теперь твоя жизнь начинается заново. И ничто не сможет тебя остановить в твоем стремлении в небо.

У тебя – новое сердце.

Но оно не выживет без любви.

Любви к моей Рыжей.

К моей Шехерезаде.

К моему Чуду.

Это просто. Ты только прислушайся к нему, и оно тебе подскажет. Любую сказку сделает реальностью. Оно наполнит тебя такой любовью, на какую способно лишь сердце Сказочника»…


…Рыжая прикоснулась к груди, пытаясь унять этот сильный стук, пытаясь прикоснуться к этой частичке чужого, но такого родного человека.

Ощущение инородности потихоньку растворялось. Она без страха раскрылась навстречу частичке чужого опыта, чужой боли, чужой души.

Она сделала ее своей…


…Дверь открылась. Появилось уже знакомое женское лицо.

– Как это случилось? – всхлипывала Рыжая.

– У него было немного времени, и совсем не было шансов… – женский голос запнулся, – Он просто решил поделиться…

Какое-то время в палате висела тишина.

– Какое сегодня число?

– Первое ноября.

Рыжая поднесла к лицу кленовый лист.

В его аромате сильно выделилась нота прощания…


…За окном вместе с ней плакал дождь…


…Рыжая брела по улице, временами перепрыгивая через лужи. Зима в этом году так и не наступила. Утром подмораживало, но день приносил тепло. Изморозь истлевала туманом, и к обеду он набухал дождем. А иногда сквозь сывороточную бледность прорывалось солнце, и тогда все шептало: весна!

– Осень не хочет уходить… – подумала Рыжая и вздохнула, – ждет весны.

Снова брызнул мелкий дождь. Рыжая подняла воротник: бр! Очередная лужа оказалась большой, и пришлось обходить ее по краю тротуара. Она ступила на бордюр, балансируя одной рукой. Но нога соскользнула, и Рыжая уже летела в воду, когда чья-то рука вынырнула из мокрого ветра и ее подхватила.

– Дождь наливает лужи не для купания! – прозвучало рядом с ухом.

Рыжая оглянулась. Рядом улыбался молодой парень, поправляя ей шарф. Она и верила и не верила своим глазам.

– Рейн…

– Простите?.. Вы англичанка? Ду ю спик инглиш?

– Рейн, это ты?..

– Ага… Ну, вообще-то меня зовут по-другому, но раз это имя Вам так нравится…

СОЧЕЛЬНИК

– Дедушка, расскажи сказку.

– Поздно уже. В рождественскую ночь нужно спать. А то Санта не принесет подарки.

– Мы уже взрослые. Расскажи.

– Ну хорошо. Только это будет не сказка…

– А что?

– Это будет правдивая история.

– Страшная?

– Не знаю. Решите сами.

Началась она давно, когда я еще стоял у стойки нашей старой гостиницы. Вы знаете старый дом за городом?

– Там еще произошла, говорят, какая-то загадочная история?

– Именно эту историю я собираюсь вам рассказать.

В этом доме жил старик. Со странностями. Говорят, он верил, что является потомком Гамлета, Принца Датского. Да-да, того самого.

Так вот. Деньжата у него водились, и он не скупился на свои чудачества. Он основал театр. Каждое Рождество в нем играли «Гамлета». Почему именно в Рождество – никто не знал. А роль Офелии в нем играла его внучка.

Так было много лет. Но однажды перед Рождеством в нашей гостинице появился постоялец. Он приехал по каким-то делам. Молодой, уверенный. Все выдавало в нем преуспевающего дельца. Он скучал. И я посоветовал ему сходить в театр. Он подивился столь нерождественскому репертуару, но пошел. Спектакль ему не понравился. Но одна актриса очень заинтересовала. Та самая Офелия. Он долго расспрашивал меня о ней. Что-то говорил о редком даре перевоплощения, выделявшем ее из откровенно серой провинциальной труппы…. Еще что-то…. Говорил, что надеялся увидеть ее поклоне, но она не вышла. А за кулисы его грубо не пустили…. Что-то еще о ней…. В общем, он мне запомнился. А через день он уехал.

В следующем году умер старый чудак. И его внучка осталась одна.

Они всегда были добры ко мне, и я искренне беспокоился о судьбе девушки.

Надо отметить, она тоже была не от мира сего. Она так верила в свою роль, что пыталась покончить с собой, как истинная Офелия. Потому-то она и не выходила на поклон. Но это держалось в строжайшей тайне, и только старик знал секрет, как уберечь ее от самой себя.

Но он умер. А Рождество приближалось. А с ним и спектакль. Угрожая стать последним в карьере Офелии.

Я не знал, как помочь бедной девушке. И вспомнил того парня, что так ею заинтересовался. Я написал ему. Благо, в регистрационной книге остался его адрес. Я не особо надеялся, но он приехал. И я рассказал ему все, что знал сам. Он очень удивился, но казалось, поверил. Он решил попытаться помочь. Возможно, ей просто нужно сменить обстановку, уехать, отвлечься. А если это не поможет, он покажет ее лучшим врачам. Он обязательно найдет выход. Отступать – не в его правилах. Он был так убедителен, что я проникся его оптимизмом и почувствовал облегчение.

Спектакль, по его просьбе, отменили. Никто особо не возражал. Ведь все это было лишь причудой Старого Гамлета. А он умер. Упокой, Господь, его душу!

Они уехали. И три года, проведенные в неизвестности, только укрепили мою надежду на счастливое завершение этой истории.

Но потом по городу поползли слухи о новом хозяине старого Дома Гамлетов. Я навел справки, и оказалось, что этот новый хозяин и есть мой старый знакомый.

Я навестил их. И увиденное мною изрядно поколебало мою надежду на лучшее.

Девушка выглядела отсутствующей. Выражение бледного лица напоминало увядающую лилию. Опекун ее тоже не производил былого впечатления успешного парня. В глазах его поселилась тревога, и какая-то неизбывная тоска пронизывала все его существо.

Он неохотно, словно превозмогая боль, поведал мне о том, как все эти годы боролся с ее недугом. Как возил по лучшим клиникам и известным врачам. Как удерживал от игры на сцене. Как пытался спрятать от очередного Рождества в дальних странах. Пытался даже придумать ей другой спектакль с другой ролью. Но все тщетно. Врачи разводили руками. К другим ролям она оставалась равнодушной, и казалось, просто не способна к перевоплощению в какую-то иную роль. Признаки приближающегося Рождества все равно пробивались сквозь охранные запреты. Да и сама она как-то чувствовала его приближение. Все в ней менялось. Как будто год она не жила, а копила силы для выхода на сцену Офелии. И если этого не случалось, она безмерно страдала, уходила в себя, и казалось, ничто в этом мире не имело смысла для нее, кроме этой жизни и смерти на сцене.

Но ее опекун не терял надежды. Им завладел очередной безумный проект. И ради его осуществления он купил старый дом. Ради этого он перестроил крыло под театральные подмостки. В тайне от нее пригласил старую труппу и начал репетиции.

Приготовления подходили к концу. Приближалось Рождество.

Меня очень интересовала его новая затея. Но слушать городские сплетни и верить слухам мне не хотелось. И я попытался разговорить этого парня.

Он долго отказывался, все боялся сглазить…. Но потом как-то обмяк и сбивчиво рассказал мне о своей идее. Он говорил долго. Лихорадочно блестели его глаза, вглядываясь в пустоту…

Он попытался изменить сюжет «Гамлета». Для девушки были приготовлены объяснения, что, якобы в действительности все было по-другому. Что Гамлет и Офелия счастливо полюбили друг друга и прожили долгую жизнь вместе. Основав тем самым династию, потомками которой и являются она и ее предки. А иначе просто и быть не могло. Ведь мертвый Принц Датский не мог бы оставить после себя потомства…. А Шекспир, якобы, умышленно изменил исторические события для придания своему произведению трагического звучания…

…Он говорил, говорил…. А я слушал и не мог отделаться от ощущения, что он сам свято верит в эту историю. И он верил. Как Офелия верила в свою роль. Он говорил. И весь его рассказ был призван питать эту святую веру, придавать ей сил и мужества. Потому что только ей, Его Вере, было под силу победить Безумие Офелии. И к этому бою он готовился…

…Приближалось Рождество.

Незадолго до премьеры он уехал. Что-то по хозяйственной части театра…

Но не успел.

То ли Рождество прорвалось сквозь кордоны его запретов. То ли жизнь в Доме Гамлетов сыграла с ней злую шутку. То ли сглазил кто…. Никто не знает.

…Венок из лилий и вуаль вынесло на берег пруда. Офелия доиграла, дожила свою роль…. Говорят, она была счастлива…. Бедная девочка…

…Эти лилии, эту вуаль нашли у него под камзолом. Когда он, играя Гамлета в новом спектакле, кстати, по-шекспировски, налетел на шпагу партнера и… не вышел на поклон в конце…


…Дети спали. Свечи догорали. Близилась полночь.

– Вильям, поди сюда, – донеслось из столовой.

– Иду, – старик спустился по скрипучей лестнице.

– Да что же ты детей пугаешь?!

– Почему сразу «пугаешь»? Никому не дано изменить историю. И судьбу…. А за каждую Офелию должен умереть свой Гамлет.

…Часы били полночь…

Очередное Рождество наступало в доме Шекспиров.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ БУДДЫ

– Твоя?

На стол перед Машей легла книга. Ее последний роман, изрядно нашумевший. Бестселлер.

– Моя, – Маша старалась ответить нейтрально, тон вопроса ей показался странным. Она медленно поднимала глаза, готовясь к неожиданности.

Но такой неожиданности ожидать не приходилось.

– Привет,.. Иван, – она почему-то испугалась и… – Читаешь женские романы? – напала первой.

– Нет, это жене. Ей нравится. Подпишешь?

– Пожалуйста…

Маша склонилась над книгой, рука автоматически поставила росчерк, пока мозги тушили панику.

Почему она испугалась? Что такого случилось? Этот человек ни сделал ей ни какого зла, скорее наоборот. Годы их отношений остались теплым пятном в ее памяти. Что же тогда?…

Остается нечистая совесть…

– Поговорить бы… – тон начал проясняться.

– Хорошо, я постараюсь найти время… – засуетилась Маша.

– Марья! – мужские руки мягко, но крепко взяли ее за плечи, – Надо. Поговорить.

– Ну хорошо, хорошо… – Марья опешила, но охранника все же остановила. – Через четверть часа я освобожусь. Дождись. Но не здесь. В кафе, напротив.

Презентация закончилась вовремя. Но Марья не спешила уходить, какое-то время она всматривалась в зеркало в дамской комнате. Все пыталась увидеть себя отстраненно, понять, в чем разница между успешной Марьей-писательницей и той, прежней бесбашенной Машкой… А может, искала подходящую маску, чтобы спрятаться…

Пятнадцать-двадцать минут прошли, но так ничем и не помогли. Маша так и не пришла в норму, и не нашла повода удрать. Значит – судьба!

Она неторопливо шла к месту встречи. Как Штирлиц. Надеясь последним взглядом осознать и оценить происходящее… За столиком сидел хорошо известный ей человек, сидел спокойно, с интересом разглядывая подписанную ею книгу. И выглядел уверенно, так выглядят спасающие мир герои перед решающей битвой. Человек на своем месте… Но от его покоя Машке было не по себе… Будто что-то утоптанное и прирученное вдруг взбунтовалось и рвется из-под ног.

– Говори. – Маша присела рядом.

– Да я, собственно… – Иван оторвал взгляд от книги, – Как живешь?

– Ты же видишь. Успешно.

– Марья, чего кидаешься? Укусить хочешь?

– Ага. Только кого?… – Маша дрожащими пальцами пыталась закурить. Врать? Снова врать ей не хотелось. И она тянула время изо всех сил. Но ответ не шел.

– Машка, ты же не курила? – Иван отобрал у нее сигареты. – Давай потом. А то мне неприятно на тебя такую смотреть.

– Да мне самой противно… – как-то вырвалось, и Машке полегчало. Решение принялось само собой.

– А что так?

– В том-то и дело… Сама не пойму! Вот тебя увидела, и… накрыло…

– Ну, так давай разберемся?

– Нет уж, я сама. Ты хотел о чем-то говорить? У меня, действительно, немного времени.

– Да роман этот твой… Классно пишешь! Жена в восторге.

– Ты из-за этого пришел?

– Да я шел за книгой. А тут ты…

– Не поняла…

– Жена читала этот роман, у подруги брала. А купить прошлое издание не успела. Вот узнала, что переиздали и… Ну, я решил ей подарок сделать. Она собиралась через время перечитать… Вот, пришел в магазин, а здесь, оказывается, презентация… – Иван длинно посмотрел на опущенные Машкины ресницы и добавил: – Я не знал, что это твои книги…

– Мне посоветовали взять псевдоним,… не надо было светиться… Но жизнь заставила…

– Я сам хотел прочитать. До-читать… Я заглянул как-то, там все про мою жизнь,… ну, теперь-то понятно почему… А тогда меня… зацепило, в общем…

– Ну, и на чем остановился?

– После Купальской ночи.

– Вот и достаточно. Не нужно тебе дальше читать… – Машка все сильнее нервничала, – Дальше уже не твоя жизнь.

– А чья?

– Ничья. Дальше – художественный вымысел, – Маша выговорила каждую букву. – Вранье, одним словом… Хотя, вранье, это, как раз, про нас…

– Стоп! Маш, давай без вот этих вот завлекалочек! Говори нормально!…

– Что тебе еще?! – Машка первый раз осмелилась поднять на него глаза. – Чего ты пристал ко мне?!

– Маш, утихомирься… а? Я же знаю, что ты другая.

– Нет уже той Машки, Марьи твоей! Кончилась! На чернила изошла… На вот это «бабье мыло», будь оно не ладно!

– Так, мне это надоело! Я тебя жду в машине. Едем, поговорим спокойно. – Иван встал.

– Да-а-а… Иван тоже изменился… – Маша горько улыбнулась, – Черт с тобой! Жди. Скоро буду.

Ехали молча. Каждый думал о своем. Но в общем, об одном и том же…

Приехали за город. Вечерело.

– Узнаешь?

– Это что, тот самый лес?

– Ага. Только его начали застраивать. Вот я и вписался… Вовремя…

– Так это твой дом?!… А жена узнает – что скажешь? – съехидничала Машка.

– Я слишком хороший муж… Проходи. Сегодня – это наше пристанище.

Прошла…

«Есть у жизни чувство юмора, ничего не скажешь…» – мелькнуло у Машки в голове.

Это был дом ее мечты…

Вот как оно бывает… Мечтаешь о доме в лесу, а получаешь – квартиру в центре со всеми удобствами, кроме покоя и счастья… Проектом не предусмотрено.

– Выпьешь? Или просто чай-кофе? – Иван хозяйничал за кухонной стойкой.

– Выпью. Чуточку…

– Вот… Ты это когда-то любила.

– И сейчас люблю.

– Ну и замечательно. Ты отдыхай, а я ужин придумаю…

«Спасибо тебе, Ванька… Все-то ты понимаешь…» – Машка потягивала вино.

Иван возился с ужином, что-то рассказывал ненавязчивое, короче, не мешал ей думать. Но ужин поспел, Иван сел рядом, и его глаза требовали ответа.

– С чего начинать? – спросила Машкина обреченность.

– Ну с начала – я уже знаю… Давай с Купальской ночи. С нее, кажется, все началось?.. вернее, закончилось…

– С ночи… Хорошая была ночь, волшебная… Колдовская! – Маша запнулась, – Я после той ночи сама не своя была. От всего. От счастья, от любви… И еще от чего-то… Это потом уже прояснилось от чего… Врач сказал… Ну, в общем, наколдовали мы с тобой тогда…

– Подожди, ты что…

– Не перебивай! Я сама все расскажу. Только не перебивай,… мне еще и самой разобраться надо… – Маша потянулась за сигаретами, – Прости, но я закурю… Да, я была беременна. Да, я тебе не сказала… А как мне было тебе сказать?! Мы с тобой один раз всего виделись после Купалы. И разговор ты с чего начал? С того, что надо завязывать с «этим» делом, потому что страдает твой сын… У меня язык и не повернулся… Хотя я рассчитывала на тебя тогда… Надеялась на что-то…

– Значит, вот, что ты мне тогда не сказала… Я что-то чувствовал. Меня мучило, грызло, но я списал все на больную совесть за мои походы «налево»… Не правильно…

– Чего уж теперь…

– А где ребенок?

– А его и не было… Я тогда перепугалась в усмерть, поревела, подумала… и избавилась, – Маша замолчала.

Иван смотрел в пол, катал желваки…

– А дальше?

– А дальше – жизнь закончилась. Ты же меня о жизни спрашивал? Дальше – началась ра-бо-та.

– Началась? И с чего она началась? – в голосе Ивана звучала сталь.

– Вот с этого и началась… – Маша сделала большой глоток, – Вань, я знаю, что виновата, но не мучь меня, мне сложно рассказывать, тем более что я сама очень старалась это забыть.

– Мань, не ври. Себе не ври. Тебе. Нужно. Это. Мне. Сказать. Давай! Считай, что это терапия…

– Да я этой терапией все эти годы занимаюсь! Мне за нее неплохие «бабки» платят! На «Книгу года» номинируют! Только толку от нее – фиг!

– И тем не менее…

– Тогда подлей немного… Для вдохновения… Эх… Слушай, раз просил… – наиграла Машка, – только предупреждаю, это похоже на глупый роман!

– Давай уже… А то, можно подумать, ты умные пишешь?…

Машка горько усмехнулась, забралась в кресло с ногами, выпустила дым и продолжила…

– Я после… процедуры, жила, как в тумане. От тебя пряталась. Себя грызла. Потом наоборот… А весной, в начале апреля, что-то со мной происходить начало. Я пару дней из дому не выходила – рыдала, белугой выла, остановиться не могла! Думала – все, крыша уехала! А потом,… я даже не помню как мне это пришло,…в общем, я посчитала… В эти дни должен был ребенок родиться… Вот меня и рвало в клочья… А потом я зачем-то в календарь полезла и прочла – на Востоке этот день считают Днем рождения Будды… Вот так… – Машка глотнула из бокала, – Не состоялся мой Будда. А мог бы…

Я, когда еще решение принимала, много всяких глупостей натворила, в том числе и к гадалке ходила… Матерая такая тетка попалась… Так меня взглядом сверлила! Только не послушала я ее. А она, все равно, права оказалась…

– В смысле?

– Она меня уговаривала оставить ребенка. Много всего предсказывала… Новую жизнь, семью, любовь…

– Машка, брось! Ты же знаешь, как это работает! Это же психология…

– Вань, это – РАБОТАЕТ! Как, это другой вопрос. Тут всего хватает…

– Да ты пойми, будущее многовариантно! Каждую секунду мы находимся в комнате тысячи дверей. Какую откроешь, то и получишь. А гадалки, даже если они действительно что-то видят, дают только один вариант, и ты на нем якоришься!

– Вот-вот… Двери, двери, снова двери… И все закрыты… И никогда не знаешь, что там… а она смотрит, и все эти двери перед ней в одну линию выстраиваются, и сквозь замочные скважины закрытых дверей она видит туда… вперед… И дает хоть какую-то почву под ногами… Дает веру в пол… А мне тогда эта вера очень нужна была. Я прыгала в пустоту и боялась в ней раствориться.

Знаешь,… женщина без мужчины, как вода без сосуда… Растекается, теряет смысл… А эта тетка мне сохранила хоть какую-то иллюзию целостности…

Я помню одну фразу, слышу ее с тех пор… «То, что родится, изменит твою жизнь.» Вот оно и изменило… Я после тех апрельских дней стала писать. Сначала просто, как ты говоришь, терапия была… Мне подруга-психолог подсказала, метод есть такой… Сначала боль выписываешь, а потом пытаешься переписать сценарий ситуации… Вот я и выплескивала, выплевывала все из себя на бумагу, чтобы не жгло внутри. Поделиться не с кем было, да и кому такое доверишь?… Вот и писала, писала… Все ситуацию перерисовывала, хороший конец придумывала… Такого наворотила… А потом стала придумывать истории всякие душещипательные… И со временем стало получаться… Товарищ один помог издать. Так и пишу… Дамам нравится… Вот и выходит, своего счастья нет, а другим рассказываю, – Машка горько рассмеялась, – Как кукушка, кому-то годы считаю и собственные яйца в чужие гнезда подбрасываю…

Повисла тишина.

– А на личном фронте как?

– А так же… Все, что появляется – все в топку, все выписывается. А на человеческие отношения сил уже не остается. А может, я их, просто, боюсь?.. Надорвалась тогда, вот и шарахаюсь… Не хочу больше пепел изнутри вытряхивать, больно очень.

– Да-а-а… Марья, и правда, изменилась… Трусихой раньше ты не была. Скорее наоборот. Лезла, куда непопадя. Только успевал тебя ловить…

– Теперь ловить некому. Вот и стала трусихой… Знаешь, без страховки становишься осторожной и пугливой… Вот я и сижу в норке тихо-тихо и графоманю потихонечку… – Машка рассматривала дно своего стакана. – Ой… Устала я что-то… Хватит меня пытать. Сам колись, как она, жизнь-то, складывается? – спряталась за наигранностью Машка.

– Ага, уже сложилась… Как карточный домик. Строил, строил… А потом – одно неверное движение и он – сложился… – горько подыграл Иван.

– Ну-ка, ну-ка, поподробнее… – придвинулась Машкина хитрая усмешка.

– Да ну… Это не интересно.

– Ага. Значит, мне душу потрошить – интересно, я сам – в кусты!? Колись, гад… – Марья плеснула из бутылки в каждый стакан и присела рядом с Иваном. – Давай… Для храбрости… – притворная бравада начинала ее тяготить.

– Да дело не в храбрости… Я вот тут тебя слушал, а свое складывал… – он прямо посмотрел Машке в глаза, искал в них свою Марью… – Для меня тоже Купальская ночь непростой была…

На страницу:
2 из 3