Страна Тантала

Тринадцать лиц, девять белых и четыре черных повернулись к пришедшим с немым вопросом. Мбонга лишь криво ухмыльнулся и, отойдя в сторону, опустился на корточки, предоставляя право говорить старшему. Артур, выдержав театральную паузу, и дождавшись, когда некоторые из бойцов уже нетерпеливо задвигались, широко улыбнулся и сообщил:

– Порядок, мы нашли их. Все в лучшем виде.

– Ну?! – прямо-таки взвыл Карабас. – Дальше-то что? Рассказывай, что видели, не томи!

Наслаждаясь всеобщим повышенным вниманием, Артур не спеша, потянулся, выбрал местечко посуше на выпирающем из земли древесном корне и удобно устроился на его узловатом теле. Максиму отчего-то показалось, что вот сейчас командир все так же неторопливо вытянет из кармана огромную курительную трубку, набьет ее табачком и заведет долгий обстоятельный рассказ о морских небылицах. Уж так начальник в этот момент походил не то на старого продувного боцмана, не то на мультяшного капитана Врунгеля. Никакой трубки, конечно, Артур не достал, но довольно долго мостился на корне пристраиваясь поудобнее и лишь достигнув максимально возможного комфорта начал рассказ.

– Короче, парни, ситуация такая. Эти уроды стоят лагерем прямо перед нами, меньше сотни метров отсюда, потому всем соблюдать тишину. Лагерь состоит из пяти больших шалашей, ну там еще всякая ерунда: кострище, идол какой-то вкопан, шест с разной хренью, короче не суть. Судя по размерам, в каждом шалаше может поместиться человек пять-шесть, не больше. Будем исходить из худшего, так что считаем, что против нас тридцать рыл. На каждого примерно трое выходит.

– Что значит примерно?! – не утерпев, вклинился Карабас. – Чего вы тогда там делали столько времени, если точно посчитать не смогли?

Артур лишь осуждающе посмотрел на него, не удостоив ответом, а остальные наемники тут же зашикали на выскочку, принуждая немедленно заткнуться и слушать, что скажет старшой. Подождав, пока все успокоятся, и вновь установится полная тишина, Артур продолжал:

– Судя по всему, они только что пообедали…

Карабас опять было дернулся что-то сказать, но поперхнулся, заработав довольно чувствительный тычок локтем под дых от сидевшего рядом Компостера. Артур нарочито горестно вздохнул и деланно жалостливым тоном пояснил, обращаясь к одному только Карабасу:

– Там остатки пищи были, свежие потроха в стороне лежали, и угли костра еще дымились. Поэтому мы решили, что они только что поели. Это хотел спросить, горе мое?

Все еще не могущий толком вдохнуть Карабас быстро закивал в ответ на вопрос командира.

– Ну, слава Богу, – демонстративно вздохнул с облегчением Артур. – Сейчас у них, похоже, послеобеденный отдых. Все дрыхнут по шалашам, оттого и посчитать, сколько там точно народу мы не смогли. Только возле костра ошивается какой-то клоун, видимо дозорный. Хотя он там больше мух ловит, чем реально караулит. Кстати, не факт, что он один, так что, Мбонга, надо будет твоим ребятам покрутиться вокруг лагеря, посмотреть, может, где еще секреты расставлены. Вот такая в двух словах наша диспозиция. Теперь поехали, кто что думает?

Макс за месяц пребывания на прииске уже привык к заведенному среди наемников порядку принятия важных решений. Если позволяли время и обстановка бойцы всегда собирались на совет, где каждый мог высказать свое мнение по обсуждаемому вопросу. Говорить обычно начинал младший, чтобы на него не давил авторитет ранее высказавшихся ветеранов, и так по старшинству, до того, кто в данный момент командовал отрядом. Командир, выслушав всех и обобщив все сказанное, принимал решение, и оно уже исполнялось неукоснительно, не зависимо от того, совпадало с личным мнением того или иного наемника либо нет. Такая вот демократия. Младшим в группе был как раз Макс и по сроку пребывания в отряде, и по общим заслугам. Так что первое слово по праву принадлежало ему.

– По-моему все просто, – чувствуя, как помимо воли мучительно краснеет от направленных со всех сторон на него взглядов и, заикаясь от волнения, начал Макс. – Выдвигаемся к лагерю, проверяем, нет ли вокруг охраны. Потом распределяемся вокруг кольцом и по сигналу одновременно расстреливаем шалаши. Добиваем оставшихся, вот собственно и все.

– Так просто, – иронично усмехнулся Артур.

Остальные наемники тоже заулыбались.

– А чего усложнять?! – запальчиво удивился Макс.

– Вдесятером слишком жидкое оцепление получится. К тому же от того места, с которого ты сможешь стрелять до шалашей, поди, всего метров пять-десять. А этих тварей там три десятка. Верняком кто-нибудь прорвется в лес и, быстрее всего, не один, а это не есть гуд, – хлопнув его по плечу, пояснил Компостер.

Макс пристыжено замолчал и лишь внимательно слушал соображения остальных бойцов, коря себя за допущенные промахи, будучи абсолютно уверенным, что занятые обсуждением предлагаемых планов наемники в душе над ним потешаются, несмотря на то, что, на самом деле, о его неудачных высказываниях давно уже забыли. Обстановку несколько разрядил Карабас, решивший взять людоедов лихой атакой, пользуясь внезапностью ворваться в лагерь и довершить начатое в штыковом бою, чем вызвал общий приступ безудержного нервного веселья. Артур, услышав столь «дельное» предложение, не вдаваясь в дискуссию, лишь покрутил пальцем у виска и передал слово следующему.

В конце концов, с существенными корректировками и дополнениями был принят план Компостера. Он заключался в бесшумном устранении охраны лагеря, с последующим входом на его территорию. Там заранее разбитые на двойки бойцы должны были уничтожить автоматным огнем в упор каждый свою предварительно оговоренную цель, не дав никому из людоедов уйти в лес. Следопыты Мбонги, контролировали ситуацию со стороны в готовности тут же начать преследование, если паче чаяния кому-то из кигани все же удастся прорваться в джунгли. Здесь главной загвоздкой стал торчащий у костра посреди лагеря караульщик. Его надо было снять тихо, так, чтобы он не успел поднять тревогу и всполошить отдыхающих людоедов. Только при этом условии оставался шанс без проблем расстрелять такое количество спящих, гарантированно не дав никому из них уйти. Артур вопросительно глянул в сторону горбоносого контрактника по прозвищу Носорог:

– Ну, чего молчим? Есть, нет?

– Зачэм спрашиваешь? Конечно, есть. Всэгда с собой, да! – смешно коверкая русские слова гортанным акцентом, отозвался тот.

– Постоянно с собой ПББС таскает, – шепотом пояснил Максу ситуацию Карабас. – Даже спит с ним. Говорит он счастливый. Талисман, или что-то в этом роде, короче удачу приносит.

– Может и правильно говорит, – так же тихо отозвался Максим. – Видишь, как пригодился. Чтобы сейчас делали?

– Сможешь шлепнуть караульщика так, чтобы даже не пискнул? – внимательно глядя в глаза Носорогу, спросил Артур.

– Вай ме! Тоже сказал, командыр! Конечно, смогу! Вано Гертишвили был лучшим снайпером в «Белых орлах»! Лучше него в Грузии никто не стреляет.

– Ну-ну, – недоверчиво качнув головой, процедил сквозь зубы Артур. – Смотри, снайпер, если испортишь дело, в Грузии может появиться новый лучший стрелок. Эти ребята вовсю мажут свои стрелы ядом, от которого сыворотки еще не придумали. Так что они не такие уж беззащитные, как может показаться, особенно на дистанции в десяток метров. Тут, я сказал бы, шансы у тебя с автоматом и у этого голозадого получаются примерно равные.

– Вах! Пугать не надо, пуганные!

– Ладно, короче делаем так. Мбонга, со своими аккуратно обойди стоянку, проверьте и обратно сюда. Мы будем тут, пока вы ходите, приготовимся. Всем пока разбиться на двойки, шалашей всего пять, значит, каждой паре достанется один. Какой конкретно, решим на месте. Макс, ты со мной вторым номером. Остальные делитесь, как хотите.

Максима слегка кольнуло такое особое отношение к собственной персоне, лишний раз подчеркивающее его неопытность в местных делах и то, что пока он еще не стал полноправным членом коллектива солдат удачи. С другой стороны иметь напарником скупого на слова, но скорого на дело, абсолютно уверенного в себе и, судя по всему, прошедшего огонь, воду и медные трубы Артура гораздо предпочтительнее, чем, к примеру, болтуна Карабаса, или мрачного нелюдимого Компостера у которого никогда не знаешь, что на уме. К тому же, Макс достаточно обоснованно надеялся, что после этой операции его уж всяко должны окончательно признать в отряде за своего, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А пока он для наемников остается темной лошадкой, от которой непонятно чего ждать, желание командира иметь его под присмотром можно считать вполне справедливым и вряд ли стоит на подобную предусмотрительность обижаться.

Занятый этими размышлениями он даже не заметил, как бесплотными тенями растворились в окружающих джунглях следопыты. Вот вроде бы только что стояли здесь, о чем-то тихонько переговариваясь на своем птичьем наречии и вот уже их нет. Казалось бы невозможно незамеченным исчезнуть, продираясь через обступившие людей заросли, однако, ни один листик не шелохнулся, ни одна ветка не вздрогнула, малейший шорох не выдал человеческий шаг, а там где только что стояла четверка бамбалов, никого уже не было, будто следопыты просто растаяли в затхлом насыщенном влагой воздухе.

Оглянувшись на остальных, Макс сообразил, что лишь он один бестолково лупает по сторонам глазами, его товарищи, не теряя времени даром, готовились к бою. В последний раз проверяли оружие, подтягивали ремни снаряжения, поправляли в карманах разгрузок тяжелые шары гранат. Только Карабас по всегдашнему обыкновению валял дурака. Стянув презерватив, закрывающий ствол автомата, предохраняя от попадания влаги, он надул его до размеров баскетбольного мяча, и теперь что-то выводил на нем красным маркером, от старания прикусив зубами кончик высунутого изо рта языка. Макс, обернувшись через плечо, с интересом следил за Карабасом, силясь разобрать его каракули, это никак не удавалось, потому что наемник, пытаясь ловчее ухватить выскальзывающий из рук шар, закрывал половину презерватива рукавом. Наконец писатель справился со своей задачей и предъявил текст на всеобщее обозрение. «Вкусным черным девочкам от 22 бригады СпН ГРУ ГШ», – гласили кроваво-красные буквы.

– Написал бы уж от вольных стрелков. К ГРУ ты теперь имеешь такое же отношение, как пингвины к гонкам на верблюдах, – ворчливо прокомментировал творчество подчиненного Артур.

– Э нет! – многозначительно покрутил в воздухе пальцем Карабас. – Разведчик, он и в Африке разведчик. К тому же представьте, какая хохма будет, если этот гондон обнаружит кто-нибудь из наших «невероятных» противников. Панику подымут, мол, русские и сюда уже добрались! То-то смеху выйдет!

– Что-то я не пойму, так ты кому подарок оставляешь? Черным девочкам или штатовским морпехам? – качнул головой Артур.

– Лучше бы, конечно, девочкам… – с показной задумчивостью изрек Карабас. – Они мне больше по нраву… Но морпехи если что, тоже сойдут!

С этими словами он проделал несколько недвусмысленных движений тазом, помогая себе руками и состроив такую плотоядную гримасу, что наемники невольно покатились со смеху. Не поддержал общего веселья только Компостер.

– Клоун ты, – мрачно проговорил он, осуждающе глядя на Карабаса. – Какие тут тебе бабы, здесь разве что обезьяны по веткам скачут…

– Да не вопрос! – тут же подхватил рыжий наемник.

И под общее придушенное ржание одним росчерком маркера вымарал «черных девочек», быстро написав поверх «ОБЕЗЯНАМ».

– С мягким знаком, грамотей! – изнемогал от придушенного хохота Макс.

– Да ты что! Не может быть! – притворно удивился в ответ Карабас. – А я в книжке видел, без мягкого знака было написано!

– Ты? В книжке?! Брось заливать! Да ты кроме букваря и устава хоть что-нибудь читал в жизни?! – клокотал, еле сдерживаясь, Артур.

– Во! Точно, вот там и видел!

– Где? В букваре?!

– Не… Зачем в букваре, в уставе, – важно заявил Карабас. – Там что ни статья, то про обезьян. Военнослужащий обезьян, командир (начальник) обезьян, дневальный обезьян, одни обезьяны короче. И мягкого знака точно не было…

– Обязан! – уже рыдал в голос Максим. – Военнослужащий ОБЯЗАН, а не ОБЕЗЬЯН!

– Ну, надо же! – развел руками Карабас. – То-то я всегда думал, причем здесь обезьяны, а оно вона как вышло…

Вернувшиеся с обхода разведчики, как обычно, внезапно материализовавшиеся на поляне прямо из воздуха, с искренним удивлением смотрели на хохотавших до упада перед боем белых, цокали языками, качали курчавыми головами, думая о том, насколько все же силен дух белых людей, раз даже предстоящая схватка с таким опасным противником, как кигани не мешает им веселиться.

Тошнотворная сладкая вонь сгоревшего человеческого мяса, принесенная со стороны лагеря людоедов легким, едва колыхнувшим заросли ветерком, заставила Максима болезненно сморщиться, мучительно сглатывая подкатившийся к горлу комок. К тому же он еще вовсе не ко времени вспомнил о том, что запах это, собственно говоря, попадающие в ноздри мельчайшие частицы самого вещества, и тут ему стало по-настоящему плохо. Стараясь глубоко дышать ртом, и поминутно с усилием проглатывая накопившуюся слюну, он старался отвлечься, сосредоточившись лишь на спине крадущегося впереди Компостера, сейчас в мире не существовало ничего кроме этой спины и расплывшегося по ней темного пятна пота с белыми кристаллами выступившей по краям соли. Ничего больше: ни запаха паленой человечины и разлагающихся внутренностей, ни жужжащих на все лады москитов, ни этих пропитанных влагой джунглей, ничего, только мерно колышущаяся впереди в такт движению спина.

Сотню метров, отделяющую их от стоянки людоедов они преодолевали уже несколько минут, шли медленно с предельной осторожностью, ступая след в след за возглавлявшим колонну Мбонгой. То и дело замирая на месте и чутко прислушиваясь, в непроглядном зеленом море окружающих зарослей, где видимость ограничивалась несколькими метрами, а порой и расстоянием вытянутой руки, слух был куда как надежнее в плане обнаружения опасности, чем все равно практически бесполезное зрение. Остальные бамбалы двигались по бокам широкой цепью, бдительно следя за окружающей обстановкой, каждый миг готовые обнаружить любые поджидающие маленький отряд неожиданности и вовремя о них предупредить стрелков.

Наконец впереди замаячили сквозь поредевшие лианы, залитые солнцем просветы, обещавшие скорый выход на относительно открытую поляну. Проглянули крытые пожухлой травой конусовидные постройки.

– А в избушке людоед! Заходи-ка на обед! – свистящим шепотом прошипел где-то за спиной неугомонный Карабас.

Шедший впереди Артур, развернувшись, молча показал ему кулак. В этот момент Мбонга, застыв на месте, поднял согнутую в локте левую руку, пальцы были плотно сжаты. Максим, сердце которого по мере приближения к цели похода начало все сильнее биться в груди, стремительным водопадом гоня бурлящую от адреналина кровь по венам, к счастью вовремя вспомнил, что этот сигнал означает требование остановиться и замереть там, где стоишь. Хорош бы он был, если продолжил бы, как ни в чем не бывало топать себе дальше! Черт, надо собраться, надо быть внимательнее, нельзя отвлекаться! Ну же! Ну! Да, легко говорить, соберись и не волнуйся. А если это твой первый реальный бой? Если ты уже через несколько минут должен будешь впервые в жизни убить живого человека? Пусть он другой расы и вообще кровожадный дикарь и каннибал, но, тем не менее, он такой же человек из плоти и крови. Как тут не впасть в ступор, как ни трястись от переживаний? Хорошо тем, кто идет рядом, они давно уже преодолели этот рубеж, перейдя на другую сторону грани под названием: «Не убий!», разделяющей всех людей на две абсолютно разные категории. Ему же еще только предстояло сделать этот роковой шаг вперед, туда, за грань…

Несмотря на то, что в прошлом Максим много лет был кадровым офицером в раздираемой гражданской войной стране, реально участвовать в боевых действиях ему никогда не доводилось. Помня старое правило: «На войну не просись, от войны не бегай!», он не слишком комплексовал по этому поводу, весьма иронично относясь к «матерым воякам», любившим тяпнув сто грамм демонстрировать к месту и ни к месту свою крутизну, разрывая на груди тельники и размазывая по опухшей морде пьяные сопли. Настоящих, понюхавших пороха и повидавших кровь бойцов уважал, те, как правило, вели себя намного скромнее, о войне вспоминать не любили, а уж если когда срывались, то разорванными тельняшками не ограничивались, но такого на памяти Максима практически не случалось. Разве что один раз, когда отмотавший две ходки в Чечню прапорщик-разведчик почти час терпеливо слушал бредни двух зеленых только с дерева лейтенантов, корчивших из себя перед девками в кабаке крутых вояк, а потом, после очень уж неудачного высказывания одного из них, молча встал из-за столика и отправил обоих героев на больничные койки. Макс был в тот день в патруле и первым оказался на месте происшествия, поразило его тогда, то, что прапорщик хоть и был пьян, вел себя абсолютно адекватно, не наглел, не оказывал сопротивления, а причины вызвавшие драку пришлось вытягивать из него прямо таки клещами.

Отчего-то Максим никогда не считал, что люди, которым пришлось в свое время где-то повоевать, становятся необратимо другими, это расхожее мнение ему казалось надуманным и высосанным из пальца досужими репортерами, будто стервятники раздувавшими тему то афганского, то чеченского синдромов. Вместе с Максом служили многие нюхнувшие пороху, и никаких особых отличий в них не замечалось, люди, как люди, с такими же, как у всех сильными и слабыми сторонами, если вглядеться пристальнее, ни чеканного медального облика не получается, ни наоборот кровожадного злодейского. Самые обычные вояки, как и остальные изо дня в день тянущие нелегкую лямку действительной службы. Может и существовали какие-то там синдромы и тяжелые психические травмы, но, должно быть, это в большей мере относилось к насильно мобилизованным и необученными брошенным в смертельную мясорубку срочникам, не имеющим ни идеологической базы для того, чтобы преодолеть выпавшее на их долю испытание, ни четкой мотивации объясняющей, зачем и почему все с ними происходящее. Тут, конечно, молодой пластичный ум, еще не закаленный житейскими битвами, не сформировавший четких жизненных установок, легко мог дать сбой, порождая те самые отклонения психики, что так смачно расписывали досужие журналюги. С умудренными жизнью, взрослыми мужиками, такие срывы, должно быть, не случались. Или они просто лучше мальчишек умели их прятать и маскировать? Скоро Максиму предстояло на личном опыте проверить правильность своих измышлений. А пока, надо было все же попытаться сосредоточиться на том, что предстояло сделать. Вон уже Артур машет рукой, призывным жестом подзывая своего напарника.

– Наш шалаш второй слева, – одними губами произнес командир, когда Макс присел с ним рядом, осторожно выглядывая на поляну из-за острых зленных стрел непонятного растения. – Идешь за мной и держишь левую сторону и спину, понял?

Макс торопливо кивнул в ответ.

– Хорошо, доходим до шалаша и по сигналу гасим всех кто внутри, твоя сторона левая от входа.

Макс чувствуя, как неприятно взмокли сжимающие деревянное цевье «калаша» ладони, вновь согласно закивал, понял, мол.

– Носорог, – окликнул тем временем грузинского снайпера Артур больше не обращающий внимания на напарника. – Видишь его?

Горбоносый наемник, чуть приподняв закрывающую обзор ветку, согласно мотнул головой.

– Сделаешь его отсюда?

– Легко!

– Тогда давай, только аккуратно. Остальные приготовились. Как только Носорог стреляет, все вперед без команды.

– Даже если промажет? – скептически пробормотал Компостер.

– Особенно если промажет, – с нажимом ответил Артур, успокаивающе положив руку на плечо вскинувшегося было грузина. – Не отвлекайся, стреляй…

Максим пристальнее всмотрелся в видимый с его позиции кусок лагеря. Ничего особенно пугающего не заметил. Собранные на скорую руку из связанных между собой тонких ветвей, крытые травой и тростником шалаши, обращенные входами к центру лагеря, откуда тонкой почти неразличимой струйкой поднимается вверх к небу легкий дымок. Тишина, даже неугомонные птицы, кажется, примолкли в ветвях окружающих деревьев. Оставленный на охране дикарь Максиму был не виден. А очень хотелось, наконец, глянуть хоть одним глазком на столь разрекламированного противника. Он чуть подвинулся вперед, отодвигая мясистый, налитый соком лист неизвестного растения бывший размером с хороший лопух и закрывавший половину поля зрения, и тут же увидел ЕГО. Кигани сидел у костра, задумчиво глядя в чуть мерцающие затянутые серой пленкой золы угли. Был он костист и жилист, а из одежды признавал лишь набедренную повязку. Все тело дикаря было размалевано широкими белыми полосами, а лицо, сплошь выкрашенное в белый цвет, напоминало выбеленный временем череп. Черные провалы вокруг глаз довершали впечатление. Максим замер, с жадным болезненным любопытством впитывая в себя малейшие черты человека, которому уже через несколько секунд предстояло умереть на его глазах. Умереть насильственной смертью, той, которой Макс никогда не видел вживую. Вживую не видел смерть, каков каламбур, а? Мысли летели в голове лихорадочной чехардой, путались, натыкались друг на друга, звеня назойливым, раздражающим хором.

Резкой заливистой трелью прямо над головой Максима заверещала какая-то лесная птица. Дикарь, мгновенно развернувшись, вскинул голову, встретившись взглядом с неосмотрительно высунувшимся из-за прикрытия наемником. Их разделял какой-то десяток метров, может чуть больше, и Макс совершенно отчетливо мог рассмотреть людоеда, внезапно обострившимся зрением различая даже неровные мазки белой краски на его теле и сложный извив ритуальной татуировки, испятнавший кожу. Людоед тоже видел его, в этом не было ни малейшего сомнения, но ни удивления, ни страха в глазах кигани Макс не заметил, только звериная ярость и жажда убийства кровавым огнем полыхала в них. Поединок взглядов продолжался всего несколько секунд, превратившихся для наемника в целую вечность, он был буквально парализован светившейся в глазах противника первобытной жестокостью, не знающей ни страха наказания, ни наложенных цивилизацией запретов. Руки тискали такое привычное, такое надежное железное тело автомата, но Макс не мог заставить себя вскинуть его к плечу. Неизвестно чем бы все закончилось, продлись эта дуэль взглядов, еще хотя бы несколько мгновений, не исключено, что Максим, бросив оружие, в ужасе кинулся бы бежать от страшного врага, но тут левая скула кигани будто взорвалась изнутри, выплеснув наружу щедрый мазок темной крови. Дикарь покачнулся и медленно, как в кошмарном сне начал валиться набок. Из невероятной дали, глухо, будто сквозь вату до Макса долетел металлический лязг автоматного затвора. Хлопка выстрела он так и не услышал, видно не зря так нянчил свой ПББС Носорог, тот и впрямь оказался вещью уникальной.

Дальше события завертелись с калейдоскопической быстротой.

– Давай, давай! Пошел! – шепотом рявкнул ему прямо в ухо Артур, сопроводив свои слова несильным пинком. – Левую сторону и спину! Не забыл? Давай, давай!

Он поднялся на ноги, как во сне, с четким ощущением нереальности всего происходящего. Невысокий кривоногий казах, смешно переваливаясь и косолапя, уже преодолел половину отделяющего их от шалашей расстояния, и Макс поспешил следом, бестолково озираясь по сторонам. Быстрые пятнистые фигуры бесшумно и плавно возникали тут и там из зажавших маленькую полянку в кольцо зарослей, пригибаясь, рвались к заранее намеченным для них целям, сторожко рыская по сторонам автоматными стволами. Продолжала надрываться где-то высоко в ветвях злополучная птица.

Заглядевшись по сторонам, Максим с маху ткнулся в спину застывшего у предназначенного им шалаша Артура. Тот, обернувшись, окинул его таким красноречивым взглядом, что Макс вдруг почувствовал, как стал минимум вдвое меньше ростом. Страшное лицо в тот момент было у командира отряда, не лицо, а жуткая маска африканского колдуна: вздернувшаяся в волчьем оскале верхняя губа целиком обнажила мелкие покрытые желтым никотиновым налетом зубы, глаза – узкие щели, кожа бледная как мел, а левое веко к тому же мелко подрагивает, отсчитывая злой пульс частого нервного тика.

– На свою сторону, сука! Пристрелю! – жарко выдохнуло это незнакомое чужое лицо прямо в ухо Максиму и тот полупарализованный обрушившимся на него ужасом, спотыкаясь на каждом шагу, поспешил выполнить эту команду.

Оббегая шалаш, он с хлюпом ступил ботинком во что-то мерзкое и скользкое, отчего нога подломилась в колене и поехала в сторону, перед лицом взметнулся целый рой огромных изумрудно-зеленых мух, шибануло в нос нестерпимой вонью, бросив сжавшийся желудок к гортани. Уже понимая, что именно сейчас увидит, он, осторожно опустил глаза, рассматривая покрытую жирными белесыми червями кучу вываленных на землю внутренностей. Человеческих внутренностей… Ну или может быть какого-нибудь животного, мало ли кого они тут потрошили, попытался уговорить себя Максим с содроганием скребя изляпанным багрово-зеленоватой слизью ботинком о землю. Чтобы не видеть эту жуткую дрянь, он отвернулся и тут же поймал бешеный взгляд трясущегося от злобы Артура. Сообразил, что слишком долго и шумно возится, еще больше испугался и, прихрамывая на подвернувшуюся все-таки ногу, поспешил дальше, уже без лишних эмоций миновав заляпанную кровью конструкцию из связанных между собой жердей, на которой людоеды растягивали пленников перед потрошением. Точнее будет сказать, что охваченный стыдом, за свою неловкость, Максим ее попросту не заметил.