Замуж – не напасть. Любовный роман

Игорь улыбнулся угрюмой улыбкой, – разве ты не видишь, кого я люблю? Его голос звучал взволнованно. Он взял ее за руки, все еще не веря себе, что они расстаются, и сейчас же прильнул к ней.

Она закрыла глаза, чтобы дольше ощутить и почувствовать его любимое тело.

От прикосновения к любимой к нему нахлынули, незабываемые чувства, которые он испытал с этой прекрасной и нежной девушкой. Ему хотелось прижать ее крепче к своей груди и никогда не расставаться, но рядом стояла свадебная карета, где его ждала другая не любимая девушка. Он мог бы все изменить, оставить невесту, и никакой свадьбы не было бы, но не мог, пойти против воли своей матери и жалости к ней. – Прости меня, Рая, – у него навернулись слезы, он привлек её к себе, но Рая мягко высвободилась из его объятий.

– Не надо, Игорь, похоже, мы не были созданы друг для друга, и какой теперь смысл пытаться, пробудить в твоем сердце то, что уже умерло?

– Нет, Раечка, не умерло, я люблю тебя больше своей жизни, поверь!

– К сожалению, Игорь, я ничего не могу с этим поделать, а ты бы мог!

– Прости меня, любимая, но уже ничего изменить невозможно, прости!

– Мне незачто тебя прощать, – и глядя в его влажные серые глаза уверенно сказала: – А то, что между нами было, я нисколько не жалею и искренне желаю тебе счастья!

– Лучше бы я получил от тебя горячую пощечину! – сказал он, – мне было бы легче уйти!

Она дернула плечами, – от этого никому легче не станет.

– Не проклинай меня, Раюша. – глядя в ее глаза полные слез, он сам еле сдерживал слезы, – прости меня, любимая! – он осторожно отпустил ее руки и запрыгнул на ступеньку кареты.

Лошади сорвались с места и галопом понеслись за горизонт.

Рая смотрела в след удаляющей кареты и смахивала слезы с румяных щек. Дорога, на которой она только что распрощалась с Игорем, опустела.

– Как я могу проклинать отца своего ребенка? – она приложила руки к животу и нежно погладила его. – Ничего, мой хороший, я ношу тебя под сердцем, ты воплощение моей любви. – Она злилась на себя и упрекала в своей нерешительности сказать Игорю о своей беременности. Горячие слезы еще больше застилали ее глаза. Она детским жестом вытянула перед собой руки, и, глядя в голубое небо, сказала: – Господи, почему же я не сумела удержать свою любовь?

Сдерживая рыдания, она вышла за околицу. Над полями, нагретыми солнцем поднимался пар, и вокруг неугомонно щебетали птицы. – Как бы я хотела превратиться в одну из вас, и забыть обо всем на свете, приглушить свою боль! Она шла вдоль бесконечного поля навстречу яркому солнечному дню, чтобы никто не помешал ей быть незамеченной. А ей самой не слышать доносившиеся свадебные церемонии. – Как я хочу снова увидеть его и услышать сладкий голос, почувствовать жаркий поцелуй. Но ничего в этой жизни мне не осталось кроме пустоты в душе и горького привкуса пепла на губах. Видно не судьба, ах, тетя Сина, что же ты наделала? Из-за тебя вся моя жизнь обречена на одиночество! А может, Игорь, никогда не любил меня! Он любил другую женщину, другуюююю, другуюююю! – Эти слова она не говорила, а кричала с такой силой, что сидевшие птицы на деревьях покинули свои гнезда. Раздавленная ужасной болью в груди, она со стоном рухнула на землю. И дала волю подступившим к горлу рыданиям. А вокруг стоял такой птичий гомон, будто стараясь, перекричать, друг друга, они пытались помочь ей заглушить в ней ее ни с чем не сравнимую боль из-за украденного счастья.

На свадьбу Игоря съехались гости со всего района.

Потапиха вышла встречать, – проходите, гости дорогие, присаживайтесь к столу!

– Погоди, сватьюшка, – проговорил голосом женщины мужчина отец невесты, лицом один в один с дочерью, – мы к вам с хозяйством для молодых! Вот принимай гусей, кур, телят и поросят!

Потапиха развела руками, – ой, сватушка, да на чем, ты столько довез?

– Своим ходом, сватьюшка, своим, вот с самого утра и идем! – засмеялся он тонким голосом.

Потапиха поверила ему, удивленно смотрела на него, ты, что, сват? Мы бы сами приехали и забрали!

– Да не переживай ты, сватья, видишь машина стоит крытая брезентом?

– Ну, да вижу, эта не машина, а караван!

– Вот на ней и приехали наши новоселы!

Потапиха разлилась в улыбке, – поросятки, какие хорошие, розовенькие, да длинноухие!

– Они, сватья, породистые, мы у себя плохих не держим!

– Да уж, я вижу, и телята у вас породистые!

– У нас все породистое! – хвастался сват, улыбаясь, и показывая при этом редкие и гнилые зубы.

Игорь, постоянно находился в окружении друзей. С невестой не общался, был сам по себе, она одна. Из его головы не выходила любимая, ему виделись ее глаза наполнившие слезами, и от этого ему становилось еще тяжелее. А тут еще друзья подсыпали соль на рану: – Игорь, где ты такую красавицу нашел? Видно всё вокруг объездил! А у нее сестра есть, может, ты нас познакомишь?

Ребята смеялись от души, а Игорь отмалчивался, он и не слышал их насмешек, не переставал думать о любимой.

– А как же Рая? Она знает, что ты женишься? – не унимались друзья.

– Сегодня узнала и узнала от меня, мы случайно встретились.

– И как она восприняла?

– Пожелала мне счастья, – отведя глаза в сторону, ответил он. Он не мог сказать им правду и с грустью сказал: – Рая разлюбила меня, – при этом глубоко затянул в себя дым горящей сигареты и смотрел в сторону дома любимой.

Друзья в недоумении переглянулись.

– Этого не может, быть! Вы такая чудесная пара и так долго встречались!

– Может, ребята, может! – с тяжелым вздохом сказал Игорь.

– Ты не переживай, Игорь, конечно, таких красавиц, как Рая здесь нет, да и красивые жены, ты же знаешь, они чужие! А Нина, у тебя будет всю жизнь, как недоступная гора! – с насмешкой утешали его друзья.

Игорь понимал, что друзья насмехаются, но до него не доходило, что они насмехаются над ним и все, что происходит тоже не с ним, и он вместе с друзьями смеялся.

Они смотрели на него и не могли понять, что с ним происходит. Его будто опоили. На крики гостей «горько», он не в силах был изображать счастливого жениха и делал вид, что прикасается к губам невесты. Он не пригласил ее на свадебный танец, и за весь вечер, ни взглядом ни словом ни обмолвился с ней.

Обделенная вниманием жениха, невеста чувствовала себя обиженной, но виду не показывала, хотя держала его под прицелом двух огромных светло-зеленых глаз, в которых пылала неприкрытая ярость. Необычное, суживающееся к низу и сильно расширяющееся к вискам лицо, с тонкими ярко-красными губами и редкими белыми зубами напоминало молодую козу. Она знала о любви Игоря с Раей, но никогда не видела ее. Слышала, что она красива, но не настолько, как та оказалась. Поэтому настроение Игоря понимала, не мог он не любить ее! – Тогда почему женился на мне?.. Ничего, Нина, – успокаивала она себя, – когда стану его женой, растворю его в себе, он забудет о ней и будет счастлив со мной. Недаром говорится, не родись красивой, а родись счастливой, так это обо мне, вот так-то, дорогой!

Потапиха наблюдала за сыном, понимала его, как он переживает разлуку с любимой девушкой, и казнила себя, что собственными руками разрушила счастье сына, но ее больше волновало свое личное благополучие и спокойная жизнь. Если бы Игорь женился на Рае, она не смогла бы видеть ее в своей семье, так как она напоминала бы ей свою соперницу Аксинью. Поэтому приложила максимум усилий женить сына на другой девушке.

Невеста с вытянутым лицом и потухшими глазами сидела за столом и уже ни на кого не обращала внимания, смотрела в одну точку, видно строила планы на будущее.

– Ничего, Нина, – садясь рядом с невестой, сказала Потапиха, – все образумится, не переживай! Только пойми его. Игорь серьезный парень, ты потерпи немного, дети дай Бог пойдут, от ребенка он никуда не денется! Все будет зависеть от тебя. Будь с ним ласковей! Мужики, они ведь, как цветочки, головку клонят туда, где солнышко больше греет.

Невеста ничего не говорила свекрови, а лишь кивала головой.

Михаил был высок спортивного телосложения в прекрасной форме. Наиболее примечательным в его лице были суровый взгляд черных глаз под нависшими над ними густыми, кустистыми бровями и большой прямой нос. В отличие от сына он вел себя развязано и ни одной рюмки спиртного не пропустил, был весел, пел и даже плясал на спор, кто перепляшет его из приглашенных гостей. И это у него, как ему казалось, хорошо получалось.

Ребята поддавались ему, делая вид, что проспорили, аплодировали и восхищались им: – Молодец, дядя Миша! – выкрикивали они.

Потапиха в светло-голубом костюме из парчи казалась еще полнее. Английский ворот больше придавал ей строгости и солидности. Темные волосы туго заплетены в косы и короной уложены на голове. Смуглый цвет лица и слегка розовые щеки от выпитого вина придавали ей нежность. Большой ровный нос постоянно находился в движении, как у ищейки, будто искал запах. Серые большие глаза неутомимо следили за мужем, но ничего в его поведении в этот вечер не увидела, к тому же, он был изрядно пьян, и никуда уже не уйдет, она успокоилась и продолжала, беседовать с невестой.

В самый разгар свадьбы, гости расслабились, вышли из-за столов. Кто-то, соблазнял понравившихся чужих женщин и, захватив с собой бутылку спиртного, уходили к реке, где ивочный берег укрывал всех от случайных глаз.

Михаил чувствовал себя победителем в соревнованиях, громко смеялся, – ну, что, молодежь, не смогли вы осилить старика и не осилите, слабаки вы, ребята, слабаки! – он подошел к Игорю похлопал его по плечу, – видал, сынок, как я их обставил?

Игорь взглянул на отца мрачным взглядом, а ведь совсем недавно в них сияла лучезарная улыбка, он был горд и сиял от счастья, а сейчас он просто раздавлен и женитьба для него была скорее трауром. Он ненавидел отца за разлуку с любимой и в то же время любил. Ему не хотелось сейчас с ним разговаривать, и он попросил его: – Отец, не пей больше и иди спать!

– Да, сынок, я так и сделаю! Сейчас только подышу свежим воздухом и пойду спать! – пошатываясь, он вышел во двор, снял с себя пиджак, белоснежная рубашка сексуально обтягивала его спортивную фигуру, он скорее был похож на жениха чем на мужчину преклонных лет.

Гости почти все успели напиться до беспамятства, а те, что еще не свалились, уже ничего не видели и не замечали.

Михаил незаметно оставил гостей и крадучись направился к Аксинье.

ГЛАВА 17

Любовь под огнём

Аксинья помнила угрозу Потапихи. Чтобы не дать, застать себя врасплох, она сходила на сеновал, проделала в крыше дыру и подставила к ней стремянку, мало ли, что взбредет в голову этой жабе, с ней надо быть на чеку! Убедившись, что теперь ничто не угрожает, она спокойно и долго крутилась перед зеркалом, перемеряла все свои наряды. Но не на одном из них не остановилась, была придирчива ко всяким мелочам и безделушкам. Ей не хотелось перед Михаилом, как-нибудь показаться. И, наконец, выбрала, хотя не по возрасту слишком откровенное шелковое, красно-коричневое платье с интригирующим вырезом. Она прикладывала его к себе несколько раз, затем втиснулась в него и с усилием закрыла молнию. Все что она хотела показать Михаилу, было на виду, она даже воскликнула: – Вот это платье, что надо! А, как я в нем неотразима! – некоторое время она смотрелась в зеркало, строила как ребенок рожицы и восхищалась собой. Ее высокая грудь сохранила упругость, а тело эластичность, она приподняла руками свою грудь, и, глядя на свое отражение в зеркале, шепотом сказала: – Ты сегодня покажешь Михаилу то, что он никогда не видел! А после посмотрим, как он будет жить со своей толстушкой! Она ждала Михаила, часто выходила на улицу подолгу смотрела в сторону его дома.

И вот, наконец, она услышала шаги, он пришел, как обещал, но от излишне выпитого вина еле держался на ногах.

Аксинья обвила его шею, – я думала, ты забыл обо мне!

Он выдохнул на нее струю спиртного перегара.

– Не забыл! Как я могу забыть? – коверкая слова, сказал он.

– Ох, какой ты веселый, Миша!

– А, что нельзя? Сегодня мне сам Боженька велел, сына женил, понимаешь?

– Понимаю, Миша, да ты сам в пору как жених, хоть сейчас под венец!

– А я не против, пойдешь за меня, Ксюша?

– А ты попробуй, позови меня и узнаешь тогда, пойду я за тебя или нет! Посмотри, чем я тебе не невеста? – она покрутилась перед ним.

– Да, Ксюша, при виде тебя я всегда схожу с ума, но сегодня ты Богиня! – он смотрел на ее округлые плечи, погладил их шелковистую кожу и, затаив дыхание, широко раскрыл свои черные глаза, – я никогда тебя такой не видел! – Грудь его вздымалась, как кузнечные мехи, а глаза пожирали ее обнаженную грудь.

Видя, что он от нее без ума, она кокетливо спросила: – Ну, так что берешь меня в жены?

– Да, Ксюша, беру прямо сейчас, только дойдем до сеновала, и сразу женюсь без всяких свидетелей!

– Я так и думала, Миша, – она прижалась к его груди и довольно рассмеялась. – Хорошо, жених, пойдем, держись за меня, в сеновале до утра проспишься, а после сыграем свадьбу!

– Ха, – рассмеялся он, – ты что, Ксюш? Я не спать пришел, эту ночь буду любить тебя до утра! – он произносил все фразы, ломая слова и то, что он говорил, можно было, только лишь догадаться.

Аксинья ехидно съязвила, – ну-ну, Миш, сейчас посмотрим на твою любовь!

– Ты ещё сомневаешься? – и чтобы доказать ей, что из-за спиртного, он не потерял мужскую прыть, взял ее на руки и понес на сеновал. Рука его коснулась обнаженной шелковистой спины, а губы произвольно оказались на ее упругих грудях. От ее тела исходил сладкий запах ромашковой пыльцы, он страстно целовал их, будто никогда этого не делал, и был готов жениться на ней, не доходя до сеновала. Он как медведь, с силой прижал ее к своей груди, от него исходил запах хмельного и пота с привкусом горькой полыни.

Аксинья попыталась высвободиться от него, – Миш, ну, что ты такой нетерпеливый? Пойдем в сеновал, здесь я не могу!

Но это было нелегко. Он был далеко не слабым человеком, а спиртное, казалось, еще и удвоило его силы. Они лежали в пяти метрах от сеновала.

Она почувствовала на своей шее прикосновение горячих губ, отчего на миг потеряла самообладание.

В следующее мгновение Михаил поднял ее и занес в сеновал.

Через секунды они были уже в костюмах Адама и Евы. Аксиньи сразу бросился в глаза мощный перц, сплошь покрытый густыми, черными волосами. Лицо Михаила побагровело и придало ему чудовищный вид, в его черных глазах горел огонек неудержимого желания. Одним рывком Михаил подмял ее под себя, с силой прижал к своей волосатой груди.

Аксинья, никогда в жизни не испытывала такой любви полностью растворилась в ней. Пьянея от счастья, она чувствовала себя счастливой, и этому счастью казалось, не было конца.

– Миша, – восхищенно сказала она после паузы, – я тебя таким не знала!

– Каким таким, Ксюш?

– Сильным, настоящим мужиком! Сегодня ты был, как никогда!

– Спасибо, Ксюша, но я здесь не причем, ты меня таким сделала, – задыхаясь от только что пережитой страсти, сказал он, выдыхая на неё перегар спиртного.

Она перевернула его с себя на спину и прильнула к груди. Прислушиваясь к его сердцебиению, спросила: – Миша, если бы ты раньше меня встретил, женился бы на мне? – ей хотелось услышать от него, что он скажет, ведь что у трезвого на уме то у пьяного на языке.

– Опять ты об этом, Ксюш! Конечно, женился бы, ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Я прям сейчас бы, женился, если бы не сын. Он за мать горой стоит, мне угрожает, убью, говорит, если мать обидишь!

– А ты любишь свою жену?

– Любил когда-то, а теперь просто живу, она как вещь, которая принадлежит мне, и я не могу обойтись без неё.

– Значит, любишь, – разочаровавшись ответом, обижено произнесла она.

– Тебя люблю я, Ксюш, и давай будем, любить друг друга, забудем обо всех и обо всём! – он привлек ее к себе и они заново погрузились в свою страстную и глубокую любовь.

Потапиха заметила отсутствие Михаила, в голову сразу нахлынули плохие мысли. Не теряя ни секунды, она пошла, искать его. Ни в саду, ни во дворе среди гостей его не было.

– Так, – подумала она: – Опять ушел к Аксинье! Значит, она греет больше чем я. Ну, держитесь, любовники, сейчас я вас погрею! – От ревности она задыхалась, – ничего, ничего, недолго вам осталось, тешьтесь пока, а я сейчас! – Смачивая тряпку в солярке, она злорадно приговаривала: – Ничего, дорогой мой, сейчас ты увидишь фейерверк! Сейчас я тебя согрею за все года! – Обмотала смоченной тряпкой обломанный голик от веника, положила в жестяную банку и незамеченной вышла со двора. По пути взяла палку, которой подпирала свой сеновал и направилась к сопернице. Отойдя от дома несколько шагов, остановилась, – все ли я взяла? – спросила она себя. – Спички! – она пощупала в карманах и смачно выругалась, – самое основное и забыла! – она вернулась в дом, взяла коробок спичек и как девчонка побежала до дома соперницы. Ноги ее не слушались, она запиналась и падала, вставала и снова падала, будто кто-то путался у нее под ногами. Наконец, она стояла у двери сеновала, внимательно осмотрелась по сторонам, нет ли свидетелей. В голове будто звонил церковный колокол в такт со стуком ее сердца. Казалось, оно разорвется на части от отчаяния, ревности, ненависти и злости. Но у нее хватило силы прислониться ухом к двери, и слушать, затаив дыхание, чтобы не пропустить ни звука. Но было тихо. Ее лицо покрыли капельки холодного пота. Отчаянные мысли подгоняли ее, зайди в сеновал, чего ты ждешь? И она готова была открыть дверь и войти, но услышала пьяный голос мужа, и ненавистное хихиканье Аксиньи, она затрепетала как лепесток на ветру. – Посмотрим, как вы сейчас засмеетесь! – она достала коробок со спичками, пыталась открыть, но руки тряслись, и коробок выпал из рук в солому. Она почти ползала, искала его, проклиная при этом всех, что всё против нее. Наконец, ей удалось нащупать злосчастный коробок и зажечь факел. Не думая о последствиях, а только о мести, она приоткрыла дверь и бросила факел на кучу соломы, которая лежала у самой двери, затем подперла палкой дверь.

Огонь быстро охватил сухую солому, дым заполнял сеновал и во все щели повалил наружу.

Убедившись, что огонь набрал силу, Потапиха почувствовала удовлетворение и так же крадучись, незаметно вернулась домой.

– Ксюш, мне кажется или на самом деле здесь дым? – спросил Михаил.

Аксинья подскочила и ахнула. От самой двери горело сено, и огонь мгновенно распространялся по всему сеновалу.

– Вот тварь, все-таки выследила! – выругалась Аксинья.

– Нет, Миша, тебе не кажется! Здесь не только дым, но и пламя. Зажарить нас хотят заживо!

Михаил рассмеялся, – что к свадебному столу?

– Да ты посмотри, Миша сено горит, нас подожгли!

– Ксюша, пусть все сгорит, нам ничто не помешает, любить друг друга.

– Миша, черт тебя подери! Приди в себя, я не шучу, мы горим! Это Варька твоя подожгла нас! Она обещала мне поджечь сеновал, если ты еще хоть раз ко мне придешь! Давай быстро отсюда выбираться! К дверям не ходи, вылезай через крышу, видишь дыру в конце сеновала? Иди туда, там стремянка, я специально ее притащила, знала, что она подожжет. Возьми свою одежду, оденемся на улице.

Михаил быстро сориентировался, на ходу натянул брюки. Вылезти наружу и скатиться по пологой стене сеновала не составило труда.

– Убью стерву, – выругался он, – пусть лучше на глаза мне не попадается, ишь, чего удумала!

– Ничего, Миш, успокойся! Все обошлось, иди домой никого не трогай, ложись, отдыхать, понял?

– Понял, Ксюш, понял! Да я, эту гадюку! – он поднял руки вверх, сжав огромные кулаки, потряс ими в воздухе, – прибью, как бешеную собаку прибью!

– Все это ерунда, Миша, а вот, что мне делать? Без сена я в зиму осталась, скотину нечем кормить. Надо срочно вызывать пожарных, может, что-то успеют затушить!

– Без толку их вызывать, они все равно все зальют и сено пропадет, где его просушивать, обратно в поле везти? Ксюш, сено я тебе привезу, а сеновал сыновья твои быстро поставят, так что не волнуйся!

У Аксиньи все отлегло от сердца, она прильнула к нему.

Он приподнял ее, как маленькую и крепко поцеловал, – ничего, Ксюш, любовь тоже требует жертв. А уж, как наша любовь с тобой, ни с какой потерей не сравнишь! Пусть все нас осуждают, а мы на зло всем будем любить друг друга!

Аксинья закрыла глаза, – Миша, я хочу, чтобы ты мне говорил такие слова до конца дней моих!

– А так и будет! Я вот сейчас думаю, как я мог, не разглядеть, где мое счастье? А счастье это ты, Ксюша, ты всегда была рядом, а я не видел, слепец!

Она обвила его шею, его руки крепко сжались у нее за спиной.

– О, Господи! Ксюша! Как я люблю тебя! Ты создана для меня!

От такого признания у Аксиньи кружилась голова, она приподнялась на цыпочки, прижалась к его волосатой мощной груди и нежно поцеловала.

– С тобой, Миш, мне ничего не страшно, – она слышала, как сильно бьется его сердце и высоко вздымается грудь.

Он все еще ощущал ее и его разум склонился перед страстью.

– Всё, всё, всё, Миша, тебе нужно уходить, пока народ не собрался!

Он нехотя согласился с ее отказом, – да, Ксюш, и, правда, мне пора, я пошел, а ты не переживай за сено, сделаю как обещал! Ты мне веришь?

– Верю, Миша, как себе!

– Я так и думал! – довольно сказал он и шаткой походкой пошел в сторону дороги.

Аксинья проводила его взглядом, а сама незаметно прошла домой, переоделась, распустила волосы, и улеглась в постель.

Ближе к Аксинье жил ее сын Александр, он первым увидел пожар. – Что это? – он подбежал к окну и увидел горящим сеновал матери.

– Вера! – крикнул он жене, – сеновал матери горит! Беги к ней, она, наверное, уже спит, разбуди ее, а я вызову пожарных!

Запыхавшись, Вера забежала к Аксинье, – мама, твой сеновал горит!

Аксинья изобразила из себя по-настоящему напуганной, не могла сразу сосредоточиться, что делать. Затем подбежала к окну, открыла занавеску и увидела, как полыхает её сеновал. – Ох, Вера, что же делать? – заголосила она так, что на голове волос зашевелился. – Господи, чем же я буду кормить скотину зимой? И за что меня люди ненавидят, и кому я сделала плохо? – собрав волосы в пучок, она выбежала на улицу.

– Мама, ты хоть халат на себя набрось, а то совсем голая! – крикнула в след Вера.

Аксинья вернулась, сняла с вешалки шелковый сиреневый халат и уже на ходу застегнула пуговицы.

На пожар сбежалось много народа, из-за дыма и темной ночи невозможно было, разглядеть лица людей.

Никто из присутствующих даже и пальцем не пошевелил, чтобы помочь затушить.

Аксинья проталкиваясь через толпу собравшихся людей, увидела сына Сашу, обхватила его руками и заплакала.

Он обнял ее, – ну, что теперь поделаешь, мам? Слезами не поможешь. Я никак в толк не возьму, почему он загорелся, или кто специально поджог?

– Откуда мне знать, сынок! Тушить надо, там столько сена, если не затушим, чем скотину кормить будем?

– Пожарных я уже вызвал, что-то долго их нет! Да, и что с этого сена будет? Водой зальют, оно только и пойдет скоту на подстилку и то, сколько времени нужно будет, чтобы просушить его. Пусть бы лучше сгорело все, только страшно огонь дальше перекинется. Ничего, пожарные должны уже прибыть с минуты на минуту, затушат, а ты, мам, не расстраивайся, без корму не останемся!

Аксинья была рада, что все идет гладко, и хвалила себя, какая она умная, обвела всех во круг пальца и вся семья поддерживают её.

Люди не скрывали своих эмоций. У них была своя версия на этот счет.

– Так ей и надо! Молодец Потапиха, все-тки захватила своего Мишку, сколько веревочка не вьется, а конец, будет! И Аксинье пришел конец, теперь сгорит заживо! – переговаривались между собой соседки.

– Ты что такая кровожадная, Евдокия?

– А ты поставь себя на место Потапихи!

– При чем здесь Потапиха, Евдокия?

– А притом, что ее Михаил с Аксиньей любовники!

– Ты, что над ними свечку держала?

– Зачем держать? Они не скрывали своих отношений! Вон недели три назад Потапиха приходила к ней домой, всю морду ей расцарапала за мужа! А Аксинья с нее блузку содрала, и Потапиха в одной юбке бежала огородами до своего дома и угрожала Аксинье поджечь сеновал!

– А ты прям слышала?

– Не только слышала, но и видела, я зря не скажу! Совсем потерял совесть, у сына свадьба, а он к любовнице! Вот, наконец, жена подкараулила и подожгла, молодец Потапиха!

– Тебя, Евдокия, послушать так ты все про всех знаешь, может, ты видела их на сеновале?

– Нет, не видела!

– И никто не видел! – вступилась подруга Потапихи. И Аксинья только что была здесь. Так зачем наговаривать зря? Может, и не жена вовсе подожгла!

– А кроме Потапихи больше некому! – утверждала Евдокия.